рия царским послом.
     Велел он боярину Матвееву и думному дьяку поспешно  отписать  грамоту
китайскому богдыхану и дорожный наказ посланнику.
     Через месяц боярин Матвеев  и  Спафарий  подобрали  людей,  пригодных
ехать в Китай. В свиту Спафария  для  помощи  в  делах  книжных  и  ученых
определили двух новокрещенных иноземцев. Для дел  письменных  -  подъячего
государева посольства Никифора Венюкова и его помощника Николку  Лопухова.
Взял Спафарий еще двух ученых греков: Спиридона - для опознания  и  записи
каменьев драгоценных, руд серебряных и иных;  Ивана  -  для  лекарственных
нужд и записи корней и  цветов  целебных.  Остальных  людей  для  свиты  и
провожатых Спафарий решил набрать в Тобольске.
     В четверг, после  заздравной  обедни,  собрал  царь  Спафария  с  его
людьми, бояр, дворцовых помощников и советчиков.
     Думный дьяк читал наказ Спафарию и его свите:
     - "...Чести русского  царя  не  ронять,  держаться  степенно,  чинно,
гордо, но обходиться отменно ласково.
     ...Привезти из Китая в Москву природного китайца и подарки  Китайской
земли.
     ...Торговым людям чтоб в обе стороны свободно ездить.
     ...Отпускать из Китая на Русь ежегодно по четыре тысячи пудов серебра
для покупки русских товаров, какие им, китайцам, будут потребны.
     ...Если есть дорогие каменья - менять на товары русские.
     ...Если отыщутся в Китае искусные мастера каменных мостов лучше,  чем
в иных землях, - взять. Или отыщет посол там добрые семена  огородные  или
зверей небольших и птиц, от которых плод  на  Руси  можно  иметь,  -  тоже
взять.
     ...Отыскать пути в Китай ближние и податные, особливо морем,  реками,
минуя пустыни и разбойные монгольские степи. Новые владения русского  царя
в Сибири помечать в книгу доподлинно.
     ...О грамоте богдыхана, о Гантимуре молвить так: "Не читана, ибо  нет
разумеющего письмена китайские".
     ...Если русские пленники в Китае объявятся - о  них  договор  писать,
чтоб их без цены отпустили или сказали бы, что за них дать надобно.
     ...О рубежах восточных речей не заводить; о разбоях, чинимых русскими
беглыми людишками, отговариваться незнанием. Однако ж места  удобные  близ
рубежа китайского, где можно крепость поставить, осмотреть со старанием  и
о том договор с китайцами подписать.
     ...Помнить, что все наши пометы  приняты  должны  быть  дружественно;
великий государь Руси с  величеством  богдыхановым  желает,  мол,  быть  в
дружбе и мире постоянно".
     Царь взял в руки кованый ларчик с грамотой богдыхану  и  обратился  к
Спафарию:
     - Грамоту не только пограничным китайским воеводам, но и иным ближним
богдыхановым людям отнюдь не отдавать; больших речей с ними, спаси бог, не
заводить. Обо всем поведать самому китайскому владетелю.
     Спафарий пал на колени. Царь передал в руки  посла  ларчик,  ключ  от
него с золотым крестом и иконкой надел ему на шею.
     Думный дьяк зачитал наказный лист:
     - "...Взойдя на двор к богдыхану, ни хоромам его, никакому порогу или
престолу, хотя бы и золотому, поклонов не  отбивать;  отговариваться  тем,
что требуете, мол, невозможного - поклонения камням... Так же и  во  время
встречи у богдыхана в ногу его отнюдь не целовать, но если позван будешь к
руке, то не отговариваться".
     Думный дьяк  объявил  список  даров  богдыхану:  меха,  сукна,  часы,
зеркала, янтарь, рыбья кость, живые кречеты и многое другое. Объявил казну
посланника: четыре мешка серебра да короб разменной меди  на  прогонные  и
кормовые.
     Спафарию вручили икону Спаса святого с  золотым  окладом  и  парчовой
оторочкой. Он низко откланялся царю и всем присутствующим и вышел.
     Рано утром 4 марта 1675 года двадцать  саней  царского  посла,  минуя
Замоскворечье, повернули в сторону Ярославля и по последнему санному  пути
выехали из Москвы.



                               ПУТЬ В КИТАЙ

     Таял снег, чернели дороги, рушился санный путь.  Посольство  Спафария
после месячного пути прибыло в Тобольский городок. Ожидая  конца  ледохода
на Иртыше, Спафарий задержался в Тобольском городке ненадолго.
     В городок ежегодно съезжались  купцы  из  далекой  Бухары,  калмыцких
степей, остяцких стойбищ. Попадали  в  Тобольский  городок  люди  даже  из
Китая. Спафарий терпеливо расспрашивал бывальцев о коротких путях в Китай,
старательно заносил в дорожный дневник их вести.
     В  начале  мая  Иртыш  очистился  ото  льда.  Спафарий  подобрал  для
посольства провожатых, гребцов и иных, потребных в пути, умелых людей.
     Посольство погрузилось на три плоскодонных больших дощаника и поплыло
рекой  Иртышом.  При  малых  задержках  Спафарий  плыл  около  месяца   до
Енисейского волока. Одолев  с  большими  муками  волок,  плыл  Енисеем  до
впадения в него Ангары.
     Буйная Ангара принесла множество хлопот и мучений. Спафарий сделал  в
дневнике пометку: "Август. День седьмой. На левой стороне  бык,  и  в  том
месте горы высокие и каменья во  всю  реку.  О  те  каменья  воды  бьют  с
безудержной силой и буйством, от того шум и  рев  страшенный  по  лесам  и
горам проносится. Того же числа  приплыли  на  Шаманский  порог.  Пристав,
выгружали все на берег, чтобы обойти по  горам  тот  сердитый  не  в  меру
порог, иначе дощаники побьет, порушит, потопит.  Тянули  дощаники  заводом
шесть верст. Каменья на реке самые крутые, вода бьет, и волны, будто горы,
а от пены белы, словно снегом обильным посыпаны".
     Жилых мест не встречалось. Люди посольства  срывали  с  голов  шапки,
размашисто крестились на частые могильные кресты. Те кресты  ставились  на
могилах погибших и утонувших на переправах через пороги и буйные перекаты.
     С большими трудами и помехами одолели многие сердитые пороги  Ангары:
Пьяный, Гребень,  Похмельный,  Падун.  В  сентябре  приплыли  в  Иркутский
острог.
     Оглядели острог: и нов, и крепок, и люден...
     Спафарий занес в дневник: "А острог Иркутский стоит на берегу Ангары,
на ровном,  угодном  месте...  Строением  зело  пригож,  обнесен  высокими
бревенчатым частоколом с деревянными башнями.  А  жилых  казацких  и  иных
дворов боле сорока, а места окрест острога самые хлебопашные и травные".
     В Иркутском остроге чинили побитые дощаники, грузили запасы,  сбирали
снасть и многое иное - готовились к переходу через великий Байкал.
     Ангарой плыли недолго. Ширилась  река  гладкой  синью  и  терялась  в
тумане. Сумрачно вглядывался Спафарий в густой  холодный  туман.  Вышли  к
Байкалу в яркий день. Синяя зыбь озера  тянулась  бесконечно,  вдали  едва
заметным очертанием  вырисовывались  пики  гор.  Нехоженные,  дикие  леса,
каменистые утесы плотно оцепили Байкал.  Было  озеро  заковано  в  камень.
Многие из людей посольства,  боясь  свирепости  Байкала,  молили  Спафария
отпустить их.
     - Студена вода, черна и бездонна, -  плакали  они,  -  несет  от  нее
могилою...
     Спафарий отвечал спокойно:
     - На всем всесилен господь... Молитвами государя минуем угрозу.
     Едва дощаники отплыли  от  берега,  с  Байкала  подул  ветер.  Волны,
взлетая зелеными брызгами, бились  о  скалы  и  пенились.  Спафарий  велел
вернуться, ждать доброй погоды и попутного ветра. К  вечеру  над  Байкалом
повисли тучи, синие воды стали  черными.  Свирепел,  выл,  метался  ветер.
Байкал вздымался огромными горами и бешено рвался  из  каменных  оков.  От
рокота и гудения воды дрожала земля, люди посольства в страхе смотрели  на
обезумевший Байкал. Вглядываясь в густую темень, дозорный казак кутался  в
долгополую шубу и при каждом ударе волн об утес шептал молитву.
     Даже Спафарий, объехавший многие  земли,  познавший  немало  чудес  и
претерпевший тяжкие невзгоды, сидя в корабельной каморе, затеплил  лампаду
перед иконой Спаса, просил о заступничестве и спасении.
     Три дня стояли дощаники, ожидая затишья.
     Байкал стих внезапно. Поутру Спафарий и его  люди  не  узнали  в  нем
свирепого буяна. Воды хрустальной чистоты сверкали на солнце, отражались в
них голубизна небес и очертания гор. Подул легкий попутный  ветер.  Слегка
заморщинилась гладкая поверхность. В  прозрачной,  чуть  голубой  воде  на
огромной глубиине видны были  камни,  водоросли,  косяки  рыб.  В  заводях
беспечно кувыркались утки, купались лебеди. По склонам гор свистели птицы,
пахло смолой кедров, сосен,  лиственниц.  По  узкой  тропе  спускались  на
водопой горные косули.
     Дощаники отплыли от берега, гребцы дружно ударили веслами и, разрезая
водную гладь Байкала, дощаники понеслись вдаль, на противоположный  берег,
в сторону едва синеющих гор.
     Спафарий вышел на помост,  дивился  красоте  и  спокойствию  Байкала.
Однако спокойствие длилось недолго: подул резкий боковой ветер. С  востока
полнеба  охватила  тень.  Черными   гребнями   волн   ощетинился   Байкал.
Темно-синяя пучина заклокотала, запенилась. Дощаники взлетали  на  громады
волн, подобно подбитым  чайкам.  Гребцы  налегли  на  весла,  но  дощаники
относило в сторону. Бросая по волнам, дощаник  Спафария  прибило  к  устью
реки Переемной, едва не разбив его о каменистый берег. Второй отбросило на
много верст дальше, третий выбросило на берег, выломав борт.
     Ночью закрутили вихри, выпал глубокий снег.
     Буря на Байкале свирепела. Спафарий посылал людей  по  берегу  искать
обжитые места, просить подмогу.  Посланцы  возвращались,  не  встретив  ни
жилых мест, ни обитателей. В  такой  беде  посольство  находилось  неделю.
Воспользовавшись затишьем,  поспешно  погнали  дощаники,  держась  берегов
Байкала. Так доплыли до устья реки Селенги, а по ней  -  до  Селенгинского
острога.
     В дальнейший путь Спафарий собирался идти сушей. Разослал  гонцов  по
окрестным  эвенкийским  стойбищам  и  бурятским  улусам,   чтоб   закупали
верблюдов, лошадей, быков, готовили вьюки.
     Караван в сто двадцать верблюдов растянулся далеко. Шел левым берегом
Селенги. За Селенгой раскинулись бескрайные монгольские степи, а  за  ними
лежало царство китайцев.
     Монгольские степи всполошились; огромный караван,  а  с  ним  люди  в
кольчугах,  с  самопалами  и  саблями  наводили  страх  и   смятение.   По
монгольским кочевьям разнеслась весть: русские идут в степь войной.
     На одно из становищ к каравану Спафария  из  степи  прискакало  более
сотни вооруженных монголов. Они окружили  караван,  оглядывали  русских  с
любопытством и тревогой. На холме  остановил  лошадь  молодой  монгольский
хан. Лошадь его вихрила землю, мотала  головой,  раздувая  ноздри.  Хан  в
красном халате, в расшитых войлочных сапогах с  загнутыми  кверху  носками
сидел в седле с серебряной чеканной оторочкой, ветер  трепал  кисточку  на
меховой, китайского покроя шапке. Хан поднялся на стременах:
     - Какие вы люди? Мы таких не видели! Зачем в степь идете?  Не  войной
ли?!
     Спафарий отвечал:
     - Только воры идут войной, не сказав о том заранее... Мы же не  воры,
а царя русского посланцы к китайскому богдыхану.
     Монгольский хан кричал:
     - Разве с китайским богдыханом говорить пиками и самопалами будешь?
     Спафарий прищурил глаза:
     - Когда охотник идет на лисицу, разве не имеет стрелу на волка?
     Хан смеялся. Спафарий просил хана дать провожатых, привести верблюдов
и лошадей для замены уставших. В обмен обещал русские товары и серебро.
     Хан говорил:
     - Не видел твоих товаров. Не знаю, какие они есть...
     Спафарий послал своих людей; они поднесли хану подарок:  отрез  сукна
желтого, горсть серебра да связку табаку. Хан принял подарки, не  сходя  с
коня; остался доволен. Воинов увел,  обещал  послу  подмогу  верблюдами  и
лошадьми. Спафарий  ждал  обещанного  три  дня.  Лукавый  монгольский  хан
обещанного не выполнил. Монголы, побросав облюбованные места, сняли юрты и
откочевали в китайскую степь.
     Шел караван малым шагом.  Терпел  большие  невзгоды.  До  Нерчинского
острога пути шли по бестравным степям и горным перевалам. Многие  верблюды
и лошади пали.
     Спафарий послал вперед двух казаков, чтоб добрались легким  ходом  до
Нерчинского острога, именем царя просили скорую подмогу людьми и скотом.
     Ударили морозы, льдом  сковало  Селенгу.  Караван  пошел  рекой,  лед
треснул, несколько верблюдов  и  лошадей  потонуло.  Караван  вернулся  на
старую стоянку и ждал, пока окрепнет лед.
     К этому времени вернулись посланцы. До  Нерчинского  острога  они  не
дошли. Острог осадили степные разбойники.
     Караван  вернулся  от  Селенги  к  югу.  Непроходимые  горы  и  утесы
загородили путь. Караван возвратился на Селенгу и шел ею неделю,  пока  не
встретил двадцать казаков и сотника Нерчинского острога. Они вырвались  из
осады, бежали ночью, минуя монгольские засадные ямы.
     Спафарий созвал всех  людей,  велел  идти  озираясь,  с  бердышами  и
самопалами наготове, чтоб бой принять, спастись  от  разбоя  монголов.  По
ночам велел ставить дозорных вокруг каравана;  верблюдов,  лошадей,  быков
держать в табуне подле становища; костров не разжигать, чтоб не  открывать
монголам места ночной стоянки.
     Караван двигался, не встречая юрт монголов и бурят. Степь притаилась,
притихла... Вблизи Нерчинского  острога  в  стан  Спафария  приехали  пять
монголов. Спафарий счел их за лазутчиков, которые привели монгольскую рать
и держат ее в потаенном месте.
     Монголы отвечали:
     - Идем с поклоном. Проведали о великой силе русских, идущих в степь.
     Спафарий монголов  обласкал,  одарил  подарками,  отпустил  в  степь,
поучая твердым словом:
     - Идет рать многолюдна. И тех  воров  и  грабежников,  кой  шалят  по
степям и русского царя людей изводят, побьет, скот и юрты захватит.
     Становище Спафария и его людей показалось монголам большой  ратью,  а
угрозы царского посла внушили страх.
     Осаду Нерчинского острога монголы сняли,  поспешно  бежали  в  степь.
Осаду держали только монголы разбойного хана Талоя. Но с  востока  на  них
напал эвенкийский князь Гантимур. Степных разбойников разогнал, тем оказал
славную ратную подмогу острогу и заслужил достойную  выслугу  и  почет  от
воеводы.
     Посольство Спафария  встретил  воевода  Даршинский  с  тремя  сотнями
казаков под двумя знаменами. Ради встречи русского посла казаки острога  и
люди посольства стреляли из самопалов. Выстрелы грохотали перебойно, гулко
и тонули в степи, нагоняя на перепуганные монгольские кочевья, смятение  и
страх. Боялись монголы: расправится русский царь с ними  за  их  разбойные
набеги и воровские дела.
     Гантимур и его родичи, прослышав о приезде царского посла,  раскинули
юрты подле Нерчинского острога. Споры между русскими и китайцами о  беглом
Гантимуре и ратная  доблесть  князя  разжигали  любопытство  Спафария.  Он
послал именем царя Гантимуру подарки и  позвал  его  на  посольский  двор.
Гантимур пришел со своими братьями и сыновьями, бил челом царскому  послу,
клал  перед  ним  дорогие  подарки:  кучу  соболей,  лисиц,  куски   шелка
китайского, а для каравана посла привел верблюдов, лошадей, быков.
     - Посол русского царя усмирил разбойную степь. Установил мир.
     Спафарий удивился, отвечал уклончиво:
     - Речи твоей, князец, не пойму, войной не шел...
     Гантимур сказал:
     - Разбойные монголы и воровские буряты, прослышав о  твоем,  царского
посла, караване, перепугались, признав твоих людей за воинов.
     Спафарий улыбнулся.
     Гантимур говорил послу:
     - Пути в Китайщину  мне  ведомы.  Пошлю  с  твоим  караваном  лучшего
вожака. Дай ему потребное жалованье.
     Спафарий удивился уму  и  храбрости  Гантимура,  в  дорожный  дневник
записал: "Сей князец - муж достойный: и богат, и родовит, и храбр. И  хоть
веры не христианской, имя царя русского чтит, в изменниках Руси не бывал".
     Гантимур и его родичи низко откланялись Спафарию, ускакали в степь.
     Караван Спафария готовился к походу: кричали верблюды,  мычали  быки,
скрип арб заглушал людской гам. Кибитка  Спафария  с  запряженными  в  нее
десятью быками стояла посередине каравана. С боку кибитки за длинный повод
был привязан оседланный гнедой конь; то конь царского  посла  для  скорого
объезда длинного каравана в пути.
     Спафарий подошел к кибитке, отвязал коня, легко поднялся на седло. От
воеводы прибежал гонец. Просил он посла  обождать,  ибо  надобно  грамотку
важную и скорую разобрать. Спафарий повернул коня и поскакал к острогу.  У
резного крыльца стоял воевода.
     Спафарий вошел в приказную избу.
     Воевода сказал:
     - Не прогневаю царского посла, коль скажу ему  о  грамотке,  писанной
воровскими людишками Албазинского острога? О той грамотке я запамятовал...
     - Молви, какие вести?
     - От воров -  воровские  и  вести.  Послал  грабежник  Ярошка  своего
дружка, тоже лиходея и грабежника, Пашку Минина  и  с  ним  добра  разного
десять возков да полонянку черных кровей с дитем.
     Спафарий удивился:
     - Каким добром хвастают грабежники? Какая причина?
     Воевода заторопился:
     - Возки туго  набиты  отборными  соболями,  лисицами,  а  сверх  того
серебром и каменьями. Грабежники все это на Москву царю-батюшке норовят  с
грамоткой отправить, чтоб возымел пресветлый  государь  к  ним  милость  и
пощаду.
     Спафарий оглядел воеводу:
     - Какова воля воеводы?
     Воевода гордо ответил:
     - Именем царя пресветлого того вора -  Пашку  Минина  и  его  людишек
велел я забить в колодки и бросить  в  тюремную  яму.  Добро  же,  которое
грабежники нарекли дарами царскими, отобрал.
     Лицом Спафарий стал строг, краской запылали щеки, воеводе  он  сказал
сурово:
     - Сотворил, воевода, негодное, ложное дело. Те люди стоят на  рубежах
Росии крепко. Принимают муки и раны, а многие за те рубежи обрели  смерть.
Пусть и вперед на берегах великого Амура русские люди ногой стоят твердо.
     - То не русские люди, то грабежники...
     - Крест на груди носят. Руси землю защищают!
     - А прежние разбои и шалости воровские ужели прощены?
     - Надобно тех людей, Пашку Минина и иных, отпустить с миром.  Оказать
ратную подмогу Албазинской крепости. Дары албазинцев  с  грамотой-отпиской
скорым гонцом отправить в Москву. Суд и расправу чинить над ними, коль  на
то будет воля самого царя пресветлого, не иначе...
     Воевода сокрушался. Упреки царского посла  принял,  сказанное  послом
обещал исполнить и, грамоту царю отписав, перед  рождеством  отправил  при
надежном гонце с подарками в Москву.
     Передал воевода Спафарию  и  грамоту  китайского  богдыхана  русскому
царю. Это была вторичная грамота о беглеце  Гантимуре  и  его  происках  и
набегах казаков на Амуре.
     Караван вышел из Нерчинского острога, растянулся длинной вереницей.
     За острогом, минуя реку Аргунь, раскинулись степи и горы, подвластные
Китайскому царству.
     Две недели шел караван по людным степям, богатым кормовищами и водой.
За Аргунью раскинулись малоснежные, безлюдные степи и горные хребты. Узкая
тропка бесцветных кочевников извивалась по пустынным местам. Стояла стужа.
Жгучие степные ветры гнали пески. Часто  проводник,  потеряв  тропку,  вел
караван  по  замерзшим  кочковатым  болотам,  по  кромкам  горных  утесов.
Верблюды и лошади шли короткой ступью, караван двигался тихо.
     Не дойдя до китайских рубежей, караван впал  в  нужду:  кормовищ  для
скота и дров для костров нельзя было отыскать. Падали лошади  и  верблюды.
Надвигалась неминуемая гибель. Со  многими  людьми  приключились  болезни,
многие  проморозились  и  покалечились.  Люди  зароптали:   стали   ругать
Спафария, обвинив его в нерадении и неудачах.
     Спафарий послал к китайским рубежам сына боярского Телешова, а с  ним
Гантимурова  проводника,  знающего  китайский   язык.   Наказал   Спафарий
настрого: просить китайцев  оказать  посольству  скорую  помощь  скотом  и
людьми, за услуги обещать щедрые подарки.
     Китайцы пригнали лошадей, верблюдов, а для охраны  каравана  прислали
воинов.
     Ранней весной  подошел  караван  к  пограничном