аббата  Амбрия,
некогда основавшего эту обитель. Ведь все бритты явились  сюда  без  оружия,
считая, что речь пойдет лишь о заключении мира. Вот почему саксы,  прибывшие
туда ради предательского деяния, смогли с такой легкостью убить безоружных.
     105. Однако злодеяние это все же не прошло для язычников  безнаказанно;
многие из них были умерщвлены при попытке зарезать обреченных ими на смерть,
ибо, защищаясь подобранными с земли камнями и кольями, бритты  поражали  ими
коварных предателей. Среди присутствовавших  тут  бриттов  был  и  правитель
Клавдиоцестрии Элдол, который, увидев предательские действия саксов, схватил
случайно подвернувшийся кол и использовал его для самозащиты; кого только он
мог им настигнуть, тому, нанося удары, он переламывал члены и отправлял  его
незамедлительно в Тартар; одному он  расшибал  голову,  другому  переламывал
руки, третьему - спину, многим - голени и  сеял  вокруг  себя  невообразимый
ужас. И он удалился оттуда не прежде, чем перебил своим колом семь  десятков
мужей. Но так как сопротивляться такому множеству саксов ему  было  невмочь,
он скрылся от них и достиг своего города. С обеих  сторон  пали  многие,  но
победа все же досталась саксам. Ведь бритты,  ничего  не  предвидя,  прибыли
сюда безоружными, из-за чего почти не имели  возможности  сопротивляться.  И
хотя саксы совершили нечестивое дело, они тем не  менее  не  пожелали  убить
Вортегирна, но, непрестанно грозя ему смертью, связали его по рукам и ногам,
требуя для себя в обмен на его жизнь города и крепости. Он уступил  им  все,
чего они домогались, лишь бы  его  отпустили  живым.  После  того  как  свои
уступки он подтвердил клятвенно, с него сняли оковы, и  саксы  прежде  всего
захватили Лондон. Вслед за тем они  заняли  Эборак  и  Линдоколин,  а  также
Винтонию и принялись разорять  все  области  государства.  Они  нападали  на
жителей, точно волки на покинутых  пастухом  овец.  Наблюдая  повсюду  такие
бедствия, Вортегирн удалился в Камбрию, не  зная,  что  же  ему  предпринять
против столь нечестивого племени.
     106. Призвав затем своих прорицателей, он с ними посовещался и  повелел
им наставить его, что ему подобает делать. Они ответили, что, раз он лишился
всех своих крепостей, ему надлежит построить для себя мощную башню, дабы  он
располагал ею  как  своею  твердыней.  Осмотрев  несколько  мест  в  поисках
подходящего для возведения башни, он прибыл, наконец, к горе Эрир и,  собрав
туда отовсюду работников, приказал воздвигнуть  там  башню.  Собранные  ради
этого каменотесы и каменщики принялись класть ее основание. Но все, что  они
наработали за день, назавтра поглощала земля, так что  они  никак  не  могли
взять в толк, куда девались плоды их трудов. Когда Вортегирна  уведомили  об
этом, он снова обратился к своим прорицателям, дабы  те  разъяснили  причину
происходящего. А они на это ответили, что ему  следует  разыскать  юношу,  у
которого нет и не было никогда  отца,  и,  разыскав  такового,  предать  его
смерти, дабы кровью убитого окропить щебень и  камни.  Они  утверждали,  что
через это будет обеспечена устойчивость основания башни. Немедленно  во  все
области  государства  рассылают  гонцов,  чтобы  те   отыскали   подходящего
человека. Прибыв в город, который  позднее  был  назван  Каермердином,  они,
заметив у городских ворот увлеченных игрой юношей, подошли к ним. Усталые  с
дороги, они присели возле ристалища, собираясь узнать, не отыщется ли  среди
них тот, кто им нужен. По миновании большой части дня, между двумя  юношами,
которых звали Мерлин и  Динабуций,  вспыхнула  ссора.  И  вот  в  разгар  их
препирательств Динабуций крикнул Мерлину: "Что ты  равняешь  себя  со  мною,
глупец? Тебе далеко до меня. Ведь я и со стороны отца и  со  стороны  матери
происхожу из королевского рода, а кто ты, никому неведомо, ибо  нет  у  тебя
отца".  Услышав  эти  слова,  гонцы  встрепенулись  и  стали   расспрашивать
окружающих, кто этот юноша. Те  ответили,  что  кому  он  обязан  рождением,
неизвестно, а его мать - дочь короля Деметии и проживает в их  городе  среди
монахинь в церкви святого Петра.
     107. Получив эти сведения, гонцы поторопились к правителю города  и  от
имени их короля потребовали доставить к ним Мерлина  с  матерью.  Правитель,
узнав  о  возложенном  на  них  поручении,  направил  Мерлина  с  матерью  к
Вортегирну, дабы тот поступил с  ними  по  своему  усмотрению.  И  когда  их
привели перед королевские  очи,  государь  принял  мать  Мерлина  с  должной
почтительностью, так как знал, что  она  происходит  от  знатных  родителей.
Затем он начал ее расспрашивать, от кого зачала она Мерлина. Та ответила: "У
тебя живая душа и живая душа у меня, владыка мой король, но я и  вправду  не
знаю, от кого я его понесла. Мне ведомо только  то,  что  однажды,  когда  я
находилась вместе со своими  приближенными  в  спальном  покое,  предо  мной
предстал некто в облике прелестного  юноши  и,  сжимая  в  цепких  объятиях,
осыпал меня поцелуями; пробыв со мною совсем  недолго,  он  внезапно  изник,
точно его вовсе и не было. Позднее он многократно обращался ко мне с речами,
когда я бывала одна, но я его ни разу не видела. И он долгое  время  посещал
меня таким образом, как я рассказала, и  часто  сочетался  со  мною,  словно
человек во плоти и крови, и покинул меня с бременем в чреве. Да будет ведомо
твоей мудрости, что по-иному я не сходилась с этим юношей, породившим  моего
сына". Пораженный  король  приказал  вызвать  к  нему  Мауганция,  дабы  тот
разъяснил, возможно ли то, о чем поведала женщина. Доставленный к Вортегирну
Мауганций, выслушав все по порядку, сказал ему так: "Из книг наших философов
и многих исторических сочинений я узнал, что немало людей появилось на  свет
именно так. Ибо, говоря о божестве Сократа, Апулей сообщает, что между луной
и землей обитают бесплотные духи, которых мы именуем инкубами. Частично  они
обладают  естеством  человека,  частично  -  ангелов  и,   когда   пожелают,
присваивают себе человеческое обличив и сочетаются с нашими женщинами.  Один
из них, быть может, и предстал пред этою женщиной и породил в ней вот  этого
юношу".
     108. Внимательно выслушав Мауганция, Мерлин подошел к королю и  сказал:
"Для чего меня и мою мать  доставили  к  тебе  и  сюда  привели?"  Вортегирн
ответил: "Мои прорицатели подали мне совет разыскать человека,  появившегося
на свет без отца и окропить  его  кровью  мою  постройку,  дабы  она  обрела
устойчивость". Тогда Мерлин  молвил:  "Прикажи  твоим  прорицателям  явиться
сюда, и я изобличу их в том, что они измыслили ложь". Озадаченный  тем,  что
сказал юноша, король повелел прорицателям явиться  безотлагательно  и  сесть
перед Мерлином, и тот обратился к ним с такими  словами:  "Не  разумея,  что
препятствует устойчивости основания начатой башни, вы заявили королю,  будто
нужно обрызгать щебень моею кровью. Но скажите, что, по-вашему, сокрыто  под
основанием?  Ведь  под  ним  находится  нечто  мешающее  его  устойчивости".
Оробевшие прорицатели промолчали. Тогда Мерлин, прозывавшийся  и  Амброзием,
проговорил: "Владыка король, призови строителей  и  прикажи  им  выкопать  в
земле яму поглубже, и ты обнаружишь озеро, которое  не  дает  башне  должной
опоры". Когда это было исполнено, под землей действительно оказалось  озеро,
в котором и крылась истинная причина неустойчивости основания  башни.  Вслед
за тем Амброзий-Мерлин подошел  к  прорицателям  и  сказал:  "Ответьте  мне,
лживые вы льстецы, что находится на дне озера?"  Не  промолвив  ни  слова  в
ответ, они промолчали,  словно  немые.  "Распорядись,  властитель,  спустить
озеро по канавкам, и ты увидишь на его дне два полых изнутри камня и  в  них
двух спящих драконов". Король поверил и этому предвещанию  юноши,  ибо  все,
что тот говорил об озере, полностью оправдалось,  и  приказал  его  осушить,
пораженный больше, чем всем остальным, самим Мерлином. Да и  все  окружающие
были поражены его мудростью и сочли, что в нем обитает божественный Дух.
     109.  Я  еще  не  дошел  до  этой  части  моего  изложения,  как  из-за
распространившейся  повсюду  молвы  о  Мерлине  меня  стали  побуждать   мои
современники и в особенности епископ линкольнский Александр, муж величайшего
благочестия и премудрости, предать пророчества этого юноши гласности. Ни  во
всем духовенстве, ни между мирянами не было никого, кому так  стремились  бы
угодить все те, кого неизменная доброта и  благосклонная  щедрость  епископа
Александра склоняли к повиновению его воле. И вот, решив  удовлетворить  его
пожелание, я перевел упомянутые пророчества  и  отослал  их  ему  вместе  со
следующим посланием.
     110. "Преосвященный Александр  Линкольнский,  преклонение  перед  твоей
беспорочностью повелело  мне  перевести  с  бриттского  языка  на  латинский
пророчества Мерлина прежде, чем я довел  до  конца  мой  рассказ  о  деяниях
бриттских королей. Ведь я предполагал завершить  его  раньше,  а  упомянутые
пророчества привести впоследствии, дабы, занятый одновременно тем и  другим,
мой ум не  запамятовал  некоторых  подробностей.  Однако  будучи  убежден  в
снисходительности, каковой подарит меня твой свободный от надменности тонкий
разум,  я  окунул  в  чернила  мое  чуждое  велеречию  незатейливое  перо  и
по-простецки, не мудрствуя, перевел  эти  пророчества  с  неизвестного  тебе
языка. И немало меня удивляет, что ты  соизволил  поручить  этот  труд  перу
жалкому и убогому, хотя бразды твоей власти держат у тебя в подчинении такое
множество более просвещенных и более искусных  мужей,  которые  в  состоянии
обласкать  слух  Минервы  твоей   наслаждением,   проистекающим   от   более
возвышенных строк. И опережая философов  нашего  острова,  заявляю,  что  ты
единственный, в чем не обинуюсь признаться, мог бы превзойти всех остальных,
бряцая  на  твоей  исполненной  вдохновения  лире,  когда  бы  твое  высокое
предназначение не призывало тебя к совершенно иным трудам. По  этой  причине
тебе и было угодно, чтобы Гальфрид Монмутский прогнусил  прорицание  это  на
своей дудке, причем его жалким потугам ты  отнюдь  не  отказываешь  в  твоем
благосклонном внимании, и, буде он передал что-либо беспорядочно и ошибочно,
исправь его промахи, прибегнув к розге твоих Камен, и  придай  переведенному
им стройное и правильное звучание".
     111. Вортегирн, король бриттов, сидел на берегу  осушенного  озера,  из
которого вышли внезапно два дракона, один белый, а второй - красный. Сойдясь
вплотную друг с другом, они вступили в  ожесточенную  схватку,  извергая  из
ноздрей языки пламени. Одолевал белый дракон, и он уже прогнал  красного  до
самого края озера, но тот, раздосадованный, что белый дракон берет  над  ним
верх, бросился на него и заставил противника  податься  назад.  И  пока  они
бились подобным образом, король  повелел  Амброзию-Мерлину  разъяснить,  что
предвещает  эта  битва  драконов.  И  тот,  обливаясь  слезами,   исполнился
пророческого наития и возгласил:
     112. "Горе дракону красному, ибо  близится  его  унижение.  Пещеру  его
займет белый дракон, который олицетворяет призванных тобой саксов, тогда как
красный - исконное племя бриттов, каковое  будет  утеснено  белым  драконом.
Горы Британии сравняются с ее долами, и реки в  долах  ее  станут  струиться
кровью. Почитание истинной веры  иссякнет,  и  взорам  предстанут  развалины
Господних церквей.
     И все же вера, гонимая и утесняемая, в  конце  концов  возьмет  верх  и
устоит перед свирепостью иноземцев. Придет на подмогу и вепрь из Корнубии  и
своими копытцами растопчет их выи. Господству его подпадут на океане лежащие
острова, и он овладеет Галльскими лесами и рощами. Вострепещет  дом  Ромулов
пред его свирепостью, и будущее римской державы  станет  сомнительным.  Уста
народов станут его прославлять, и его деяния доставят пищу  повествователям.
После него будет еще шесть венценосцев, но затем воспрянет германский змий.
     Возвеличит его водный волк в  сопровождении  африканских  лесов.  Снова
иссякнет вера, и переместятся епархии. Лондонский  епископат  украсит  собой
Доробернию, и седьмой эборакский пастырь будет собирать вокруг себя толпы  в
Арморике.  Меневия  облачится  в   мантию   Города   Легионов,   и   онемеет
проповедник-просветитель Ибернии из-за чада, растущего в материнском  чреве.
Будет низвергаться  кровавый  дождь,  и  свирепый  голод  изнурит  смертных.
Красный дракон будет охвачен скорбью, претерпевая все это, но,  перестрадав,
снова окрепнет.
     Тогда белого дракона постигнут бедствия, и в садах его  рухнут  здания.
Погибнут семь венценосцев и один из  них  будет  причислен  к  лику  святых.
Материнские чрева будут иссечены, и младенцев извлекут из них недоношенными.
Случится великое истребление сынов  человеческих,  дабы  восстали  из  праха
исконные обитатели острова. Кто это свершит, того облекут бронзовым мужем, и
он на таком же коне долгие годы будет стеречь врата Лондона.
     Затем красный дракон вернется к прежним делам своим и  примется  упорно
вредить себе самому. И вот обрушится мщение Вседержителя,  ибо  всякое  поле
обманет упования  земледельцев.  Смерть  накинется  на  людей  и  произведет
опустошения среди всех народов. Пощаженные ею покинут родные края  и  станут
засевать чужеземные пашни. Благословенный король снарядит флот, и во  дворце
двенадцатого святителя будет сопричислен  к  лику  святых.  Горестным  будет
опустошение царства, и поля, с которых снимали жатву, превратятся в поросшие
кустарником пустоши. Снова восстанет белый дракон и призовет дочь  Германии.
Сады наши снова заполнятся иноземным семенем, а красный дракон будет чахнуть
на краю болота.  Вслед  за  тем  будет  увенчан  короною  змий  Германии,  а
бронзовый государь низвержен. Змию предуказан  срок,  превысить  каковой  он
бессилен.
     113. В течение ста пятидесяти  лет  он  будет  пребывать  в  тревоге  и
унижении, в течение следующих трехсот -  в  покое.  Вслед  за  тем  на  него
обрушится северный ветер и вырвет с  корнем  цветы,  взлелеянные  дуновением
весны, произойдет осквернение храмов, не затупятся острия  мечей,  с  трудом
будет удерживать пещеры свои германский дракон, ибо грядет отмщение  за  его
предательство.
     Он постепенно окрепнет, но  его  ослабит  беспощадное  изничтожение  со
стороны неустрийцев-завоевателей, ибо нагрянет народ в ладьях и  в  железных
доспехах, который ему воздаст за его мерзостные деяния.  Этот  народ  вернет
коренным жителям их пепелища и на чужеземцев придет управа.  Поросль  белого
дракона будет выкорчевана из наших садов и остатки его потомков  истреблены.
На их выи будет возложено ярмо вековечного рабства, и свою мать изранят  они
сохами и мотыгами.
     Появятся два дракона, из коих один  задохнется  от  жала  ненависти,  а
другой станет тенью своего имени.
     Появится лев правосудия, от рыкания коего затрясутся галльские башни  и
драконы на острове. В его дни золото станут добывать из лилий и  крапивы,  а
серебро потечет из  копыт  тех,  что  мычат.  Люди  с  убранными  по-особому
волосами облачатся в одежды различные, и их облик будет свидетельствовать об
их внутренней сущности. Лапы дающих будут отрублены, и дикие  звери  обретут
мир и  покой,  человечество  же  будет  удручено  казнями.  Ценность  монеты
изменится, половина станет круглою. Коршуны перестанут быть хищными, и  зубы
волков затупятся. Детеныши льва  превратятся  в  морских  рыб,  а  его  орел
построит себе гнездо на горе Аравии. Венедотия заалеет от материнской крови,
а дом Коринея умертвит шестерых  братьев.  Ночными  слезами  будет  сочиться
остров, из-за чего все будут готовы на все.
     114. Потомки будут силиться взлететь на высоты, но благорасположение  к
новым усилится. Властителю из нечестивых будет вредить его доброта, пока  он
не обретет для себя отца. Наделенный  клыками  вепря,  он  перешагнет  через
горные вершины и тень того, на ком шлем.  Вознегодует  Альбания  и,  призвав
сопредельных с ней,  примется  проливать  кровь.  Челюсть  ее  стянет  узда,
выкованная в лоне Арморики. Позлатит ее  орел  разорванного  союза  и  будет
обрадован своим третьим гнездовьем. Детеныши рыкающего пробудятся от сна  и,
покинув леса, примутся  за  ловитву  внутри  стен  городских.  Немалый  урон
нанесут они тем, кто потщится им воспрепятствовать, и оторвут языки у быков.
На выи мычащих возложат они бремя цепей, и дедовские времена возвратятся.
     Затем большой палец, омоченный миром, прикоснется  сначала  к  первому,
после него к четвертому, после четвертого  к  третьему,  после  третьего  ко
второму. Шестой властитель порушит стены Ибернии и леса обратит  в  равнину.
Различные части он сведет воедино и увенчает себя  львиною  головой.  Начало
его будет подвластно смутным влечениям, но конец вознесет его к вышним.  Ибо
он обновит родительские святилища и расставит  пастырей  в  должных  местах.
Двум городам даст он епископскую епитрахиль и одарит девственниц подобающими
их девству дарами. Он заслужит благоволение Вседержителя и будет причислен к
лику святых.
     115. Из него выйдет  обладающая  всепроникающим  взором  рысь,  которая
будет угрожать гибелью собственному народу. Ведь именно из-за  нее  Неустрия
лишится и того и другого острова  и  утратит  былое  достоинство.  Затем  на
остров вернутся исконные  его  обитатели,  ибо  между  чужеземцами  вспыхнет
раздор. Белоснежный  старец  на  белоснежном  коне  запрудит  реку  Пирон  и
ослепительно белой тростью разметит место,  на  котором  поставит  мельницу.
Кадвалладр призовет Конана  и  примет  в  союз  Альбанию.  Тогда  произойдет
избиение чужеземцев, тогда реки потекут  кровью,  тогда  в  Арморике  наружу
вырвутся родники и  будут  увенчаны  короною  Брута.  Камбрия  преисполнится
радости и зазеленеют дубы Корнубии. Остров будет наречен по  имени  Брута  и
изникнет название, данное ему чужеземцами.
     От Конана  произойдет  доблестный  вепрь,  который  в  Галльских  лесах
покажет, до чего остры его клыки. Он подсечет  самые  могучие  из  дубов,  а
меньшие станет оберегать. Арабы и африканцы вострепещут пред ним,  ибо  свой
безудержный бег он устремит в Испанию Дальнюю.
     Явится  козел  из  чертогов  Венеры;  будет  он  с  золотыми  рогами  и
серебряною бородкой и станет из ноздрей выпускать  настолько  густой  туман,
что тот окутает собою весь остров. Нерушимый мир будет царить в его время, и
благодаря плодородию почвы умножатся  урожаи.  Уподобившись  змеям,  женщины
обретут плавность в движениях, и всякий их шаг будет  исполнен  высокомерия.
Обновятся чертоги Венерины, и Купидоновы стрелы не перестанут наносить раны.
Источник Амне станет бить кровью, и два короля сойдутся в единоборстве из-за
львицы с Брода Дубинки. Вся земля погрязнет в разврате,  и  человечество  не
прекратит предаваться распутству.
     Все это увидят  три  века,  пока  не  будут  отысканы  могилы  королей,
погребенных в Лондоне. Снова вернется  голод,  снова  начнет  свирепствовать
смерть, и граждане будут скорбеть о разорении городов.
     Явится вепрь торговли, который возвратит рассеянные стада на  позабытое
пастбище. Грудь его будет пищей для алчущих, а язык его утолит жаждущих.  Из
пасти его изольются реки, которые увлажнят иссохшие глотки людей.  Затем  на
Лондонской башне вырастет дерево, которое, удовольствовавшись  только  тремя
ветвями, своею густою листвой погрузит в тень лик всего острова.  На  дерево
налетит враждебный Борей и своими неистовыми порывами  обломает  его  третью
ветвь; место уничтоженной займут две оставшиеся невредимыми,  пока  одна  из
них не задушит другую неисчислимым множеством своих листьев и  не  завладеет
местом обеих; она приютит на себе  птиц  из  заморских  стран,  но  окажется
вредоносной для отечественных пернатых, ибо те, страшась царящей здесь тьмы,
утратят свободу полета. Затем явится осел беспутства, быстрый  возле  кующих
золото и медлительный при нападении жадных волков.