его его по
пятам. Вняв ему, каждый уничтожает одного из преследователей. А римляне, все
же продолжавшие гнаться за ними, обрушивали на них когда мечи, когда  копья,
но им так и не удалось ни остановить кого-либо из несшихся  перед  ними,  ни
свалить кого-либо наземь. И вот, когда, не прекращая, как сказано, погони за
беглецами, они домчались до леса, оттуда вдруг появляется около шести  тысяч
бриттов, которые, заметив бегство послов с их охраною, укрылись в лесу, дабы
прийти тем на выручку. Выскочив из засады и пришпорив коней, они разражаются
огласившими  воздух  громкими  кликами  и,  закрывшись  щитами,   неожиданно
налетают на римлян и сразу же обращают тех в бегство. В  единодушном  порыве
устремившись за ними, иных  они  сбрасывают  с  коней  ударами  копий,  иных
останавливают, иных убивают. Извещенный об этом  сенатор  Петрей  с  десятью
тысячами воинов поспешил на  помощь  своим  сотоварищам  и  вынудил  бриттов
отойти в тот самый лес, из которого  они  вышли,  не  без  урона  для  своих
воинов, ибо в теснинах бритты оборачивались назад и наносили огромные потери
преследующим.
     Когда бритты описанным образом отступали,  Хидер,  сын  Нуна,  с  пятью
тысячами воинов бросился им на помощь. Отступавшие бритты снова  мужественно
сопротивляются и, недавно подставлявшие спины противнику, теперь, наскакивая
на него грудью, изо всех сил стараются наносить  мощные  удары.  Мужественно
дерутся также и римляне, то сокрушая врагов, то ими сокрушаемые.  Но  бритты
рвались в  бой  с  такой  неудержимостью,  что  их  мало  заботило,  чем  он
закончится, лишь бы только они  приняли  в  нем  участие.  Римляне,  однако,
действовали осмотрительно. Петрей Котта, как полагается хорошему полководцу,
то благоразумно увещевал их нападать, то устремляться в бегство и  благодаря
этому причинял огромный урон неприятелю.
     Когда это понял Бозон, он отобрал некоторое число из тех, чья храбрость
была ему хорошо известна, и обратился к ним с такими словами: "Так  как  эту
битву мы затеяли самовольно,  без  ведома  и  приказа  Артура,  нам  следует
принять должные меры, чтобы наша затея не обернулась бедой.  Ибо,  если  это
произойдет, мы нанесем  огромный  урон  нашим  воинам  и  навлечем  на  себя
проклятия нашего повелителя. Возродите в себе былую вашу отвагу и  вслед  за
мною ворвитесь в плотные ряды римлян, и,  если  счастье  нам  улыбнется,  мы
убьем или захватим Петрея". И вот, пришпорив коней, они все вместе врезались
в боевые порядки врагов и проникли сквозь них  до  того  места,  где  Петрей
наставлял своих сотоварищей. Стремительно налетев на Петрея,  Бозон  хватает
его за шею, как им было задумано, и, не выпуская ее  из  рук,  спрыгивает  с
коня. Сбегаются римляне, чтобы отбить у  врагов  Петрея,  сбегаются  бритты,
чтобы помочь Бозону. Между противниками завязывается  ожесточенная  схватка,
повсюду слышатся крики и возникает сумятица, когда одни пытаются  освободить
своего полководца, а другие его не выпустить. Бритты наносят римлянам  раны,
те - им; бритты убивают римлян,  те  -  их.  Там  можно  было  увидеть,  кто
искуснее поражает копьем, кто - мечом,  кто  -  дротиком.  Наконец,  бритты,
наступая сомкнутыми рядами и отражая наседающих  римлян,  выходят  вместе  с
Петреем из боя. Но они тут же снова устремились на  римлян,  уже  потерявших
своего  начальника,  по  большей  части   уже   обессилевших,   разбитых   и
обратившихся в  бегство.  Бритты  рубят  их,  настигая  сзади,  приканчивают
изрубленных, обирают приконченных, спешат покинуть обобранных, чтобы не дать
ускользнуть другим. Но и многих берут они в плен, горя желанием привести  их
пред очи короля.
     Наконец, достаточно потешившись  над  противником,  они  с  пленными  и
добычею  возвратились  в  лагерь;  охваченные  радостным  возбуждением,  они
рассказали Артуру обо всем случившемся с ними и передали ему Петрея Котту  и
остальных пленных. Король  поздравил  вернувшихся  и  обещал  пожаловать  им
угодья и увеличить владения, так как они свершили  в  его  отсутствие  столь
доблестные деяния. Решив содержать пленных в надежной темнице, он призвал  к
себе тех, с кем намеревался отправить их на следующий  день  в  Паризий  для
передачи городской страже, каковой предписывал содержать и стеречь  узников,
пока он не распорядится, как с  ними  надлежит  поступить.  Сопровождать  их
охрану, покуда она не выберется в безопасные от  римлян  места,  он  повелел
военачальнику Кадору и виночерпию Бедуеру, а также военачальникам Бореллу  и
Рикерию с их подчиненными.
     167. Но римляне, когда случайно узнали об этом, отобрали по  приказанию
императора пятнадцать тысяч своих, дабы, опередив за ночь бриттов, эти воины
напали на  них  и  отбили  пленников.  Командовать  этим  отрядом  назначили
сенаторов Вультея Кателла и Квинта Каруция, а также  царя  Сирии  Эвандра  и
Сертория, царя Ливии, которые с наступлением темноты  выступили  в  поход  с
упомянутым числом воинов и, приискав пригодное для засады место, укрылись  в
нем, полагая, что мимо них должны проследовать бритты. Те вместе с пленными,
едва рассвело, пускаются в путь и, ничего не подозревая, уже почти  подходят
к засаде, в которой коварные враги их поджидали.  Когда  они  поравнялись  с
ними, из засады неожиданно появились  римляне  и,  кинувшись  на  ни  о  чем
подобном не помышлявших, врываются  в  их  ряды.  Но  бритты,  хоть  и  были
застигнуты врагами врасплох и ими рассеяны, снова объединяются и мужественно
дерутся и, оставив  часть  воинов  возле  пленных,  распределяют  других  по
отрядам, дабы те  оттеснили  противника.  Начальниками  охраны  пленных  они
поставили Рикерия и Бедуера, тогда как Кадор, наместник Корнубии,  и  Борелл
возглавляли прочих. Римляне сражаются  беспорядочно,  не  заботятся  о  том,
чтобы расставить своих в боевые порядки,  но,  яростно  напирая,  истребляли
бриттов, пока те старались  одновременно  и  расставить,  как  должно,  свои
отряды, и защищаться. Чрезмерно ослабев, они позорно лишились бы  тех,  кого
стерегли, если бы судьба не ускорила прибытия к ним желанной подмоги.  Вождь
пиктавов Гвитард, проведав о подстроенной  римлянами  ловушке,  своевременно
подошел с тремя тысячами своих к уже изнемогавшим бриттам,  и  те,  окрепшие
благодаря этой помощи, наконец взяли верх  и,  в  свою  очередь,  разгромили
ночных разбойников и отметили  за  учиненную  ими  резню.  Однако  в  первом
столкновении они все  же  понесли  большие  потери.  Потеряли  они  славного
наместника ценоманов Борелла, который, сойдясь с сирийским царем Эвандром  и
пораженный его копьем в горло,  изошел  вместе  с  кровью  и  самой  жизнью.
Потеряли  они  также  четырех  знатных  сановников:  Хирельгаса  из  Перира.
Маврикия Кадорканского, Алидука из Тинтаголя, а  также  Гера,  сына  Гидера,
доблестнее которых нелегко было  сыскать.  Они  не  щадили  себя  не  только
увлекаемые своею отвагой,  но  изо  всех  сил  стараясь  уберечь  пленных  и
поразить врагов. Римляне, которым было невмоготу  дольше  сражаться,  вскоре
покинули поле боя и начали отходить к  своему  лагерю.  Но  бритты,  идя  по
пятам,  беспощадно  их  истребляли  и  брали  в   плен   и   не   прекратили
преследования, пока, убив Вультея Кателла и Эвандра,  царя  сирийцев,  почти
полностью не рассеяли всех остальных. Одержав верх, они отослали  в  Паризий
порученных их надзору пленников, и,  отведя  к  королю  только  что  взятых,
укрепили его надежды  на  окончательную  победу  в  этой  войне,  ибо  столь
немногие  при  таком   численном   превосходстве   врагов   добились   столь
блистательного успеха.
     168. Луций Гиберий  тяжело  переносил  эти  постигшие  его  неудачи  и,
одолеваемый  треволнениями  души,  принимал  то  одно,  то  другое  решение,
колеблясь,  продолжать  ли  начатые  против  Артура  военные  действия   или
удалиться  в  Августодун  и  там  дожидаться  помощи  от  императора   Льва.
Успокоившись после приступа страха и намереваясь выступить следующей ночью в
названный город, он занимает со  своими  войсками  Ленгрии.  Когда  об  этом
извещают  Артура,  тот  загорается  желанием  преградить  ему   путь   и   с
наступлением темноты, обойдя Ленгрии слева,  входит  в  долину,  по  которой
предстояло пройти Луцию и которая прозывалась Сиезией.
     Намереваясь расставить своих соратников отрядами,  он  приказал  одному
легиону, который возглавлял военачальник Хоел, остаться на месте, дабы, если
в этом окажется  надобность,  знать,  куда  отойти,  и,  приведя  в  порядок
расстроенные ряды, возобновить битву с врагами. Разбив всех прочих  на  семь
отрядов, он положил каждому из них состоять из пяти тысяч пятисот пятидесяти
пяти человек, полностью оснащенных оружием. Часть этих созданных им  отрядов
он располагает в конном строю, часть - в пешем и  отдает  приказание,  чтобы
конный отряд, пока пеший будет готовиться к  натиску,  обойдя  пеших  воинов
сбоку и сомкнутыми рядами налетев на врага,  старался  его  рассеять.  Пешие
отряды, как  повелось  у  бриттов,  были  расставлены  четырехугольниками  с
крыльями справа и слева. Одним из  отрядов  командовали  наместник  Альбании
Ангусель и Кадор, наместник Корнубии, первый  на  правом  крыле,  второй  на
левом; другим - два выдающихся военачальника, а именно, Герин Карнот-ский  и
Бозон из Ридикена, который на языке саксов называется Оксенфорд;  третьим  -
Асхилл, король данов, и норвежский король  Лот;  четвертым  -  Хо-ел,  вождь
армориканских бриттов, и Вальваний,  племянник  короля.  За  этими  четырьмя
отрядами были поставлены позади другие четыре,  первый  из  них  возглавляли
кравчий Кай и виночерпий Бедуер; второй находился под началом вождя  рутенов
Хольдина и вождя пиктавов Гвитарда, третий - Югена из Легецестрии и Ионатала
Дорецестрий-ского, а также Курсалема из Кайцестрии, четвертый - Урбгения  из
Бадона. Вслед за этим Артур избрал для себя и для того легиона, который, как
он пожелал, находился при нем, удобное место, где водрузил золотого дракона,
каковой был у него вместо знамени и к каковому надлежало стекаться раненым и
обессиленным, если им это понадобится, точно в лагерь.  Насчитывалось  же  в
том легионе, что был при нем, шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть человек.
     169.  Расставив  описанным  образом  войско,  он  обращается  к   своим
сотоварищам со  следующими  словами:  "Соотечественники  мои,  возвеличившие
Британию и повергшие к ее стопам тридцать различных  государств,  поздравляю
вас с вашей отвагою, недостатка в которой в вас отнюдь не заметно и которая,
как  я  считаю,  превыше  всяких  похвал.  Хотя  в  течение  пяти   лет   вы
бездействовали, хотя до сего  времени  предавались  в  большей  мере  утехам
праздности, чем упражнениям в ратном труде, тем не  менее  вы  не  растеряли
врожденной доблести, но, сохранив ее, принудили беспорядочно бежать  римлян,
которые, подстрекаемые своею надменностью, возжаждали лишить нас свободы  и,
наступая на нас с численным превосходством, начали навязывать нам  сражения,
однако, будучи не в силах остановить  ваш  натиск,  позорно  отошли  в  этот
город, из коего ныне собираются выступить и направиться в Августодун по этой
самой долине, где вы сможете сойтись с ними в битве и перерезать их,  ничего
не подозревающих, словно овец. Пока они тщились  превратить  вашу  родину  в
свою данницу, а вас - в подъяремных рабов, им мнилось,  что  вам  и  вправду
свойственны вялость и леность восточных народов. Ужели ничему их не  научили
войны, которые вели с данами, норвежцами и вождями галлов, каковые народы вы
подчинили моему господству и избавили от  постыдного  римского  владычества?
Одолев в более тяжелой борьбе, мы несомненно возьмем верх и в более  легкой,
если вы с равным рвением  постараетесь  раздавить  этих  полумужчин.  Какими
только угодьями не завладеет каждый из  вас,  если  вы,  как  подобает  моим
верным соратникам, будете оказывать полное  повиновение  моей  воле  и  моим
приказаниям! Разгромив врагов, с  которыми  нам  предстоит  столкнуться,  вы
дойдете до самого Рима, а дойдя до него, мы им овладеем, а овладев, захватим
в нем, как победители, золото, серебро,  дворцы,  башни,  крепостные  стены,
принадлежащие ему города и бесчисленные другие богатства".
     Выслушав его речь, все как один  громкими  кликами  выражают  ему  свое
одобрение, готовые скорее расстаться с жизнью, чем бежать с  поля  сражения,
пока он жив.
     170. Узнав о готовившейся ему западне, Луций Гиберий все  же  решил  не
уклоняться от битвы, которую он страстно  желал,  и,  набравшись  решимости,
вошел в названную долину; и,  собрав  своих  военачальников,  он  сказал  им
нижеследующее: "Достопочтенные  отцы,  чьей  воле  должно  повиноваться  как
восточным, так и  западным  королевствам,  не  забывайте  о  предках  ваших,
которые,  дабы  одолеть  противников  нашего  государства,   не   страшились
проливать  свою  кровь,  но  оставив  потомкам  образцы  доблести  и  боевых
подвигов, дрались так,  словно  Бог  сотворил  их  бессмертными.  Они  часто
одерживали победы и, побеждая, уходили от смерти, ибо она  настигает  только
того, кому предназначил ее божественный промысел. Государство наше  росло  и
крепло, росла и крепла их доблесть, а добропорядочность, честь  и  щедрость,
обычно  свойственные  благородным  мужам,  пребывали  в  них   неизменно   и
обеспечили как им самим, так и потомкам их господство  над  миром.  Стремясь
оживить в ваших душах память об  этом,  увещеваю  вас  преисполниться  вашим
обычным мужеством и, упорствуя в нем, кинуться на ваших  врагов,  устроивших
нам в долине засаду, и самоотверженно  отстаивать  то,  что  является  нашей
неотъемлемой собственностью. Никоим образом не подумайте, что я вошел в этот
город, опасаясь бриттов или сражения с ними; я это сделал в надежде, что они
легкомысленно поспешат вслед за нами, а мы, выступив им  навстречу,  нападем
на них, отделившихся от своего войска, и их разгромим.  Но  ныне,  поскольку
они поступили иначе, чем мы ожидали, поступим иначе и мы.  Итак,  устремимся
вперед и смело на них нападем, а буде они  нас  упредят,  необходимо  стойко
сопротивляться, отразить  первый  их  натиск,  и  тогда,  вне  сомнения,  мы
восторжествуем над ними. Ведь в большинстве  битв  случалось  так,  что  кто
устоял в первой схватке, тот чаще всего выходил победителем".
     По окончании его речи, в которой он говорил и о многом другом, все  как
один, выразив ему свое одобрение  и  клятвенно  заверив  его  в  преданности
союзных отрядов,  торопятся  вооружиться.  Вооружившись,  они  выступают  из
Ленгрий и входят в вышеназванную долину,  в  которой  Артур  расставил  свои
отряды. Вскоре  и  римляне  тоже  распределили  свою  конницу  и  пехоту  на
двенадцать клинообразных соединений, причем в каждом легионе, построенном по
их обыкновению  клином,  состояло  шесть  тысяч  шестьсот  шестьдесят  шесть
воинов. Одно из этих соединений они отдали под начало Луция Кателла  и  царя
Испании Алифатимы, другое - Гиртация, царя парфян, и сенатора Мария  Лепида;
третье - Бокха, царя мидян и Гая Метелла, сенатора;  четвертое  -  Сертория,
царя Ливии, и сенатора Квинта Мильвия. Эти четыре соединения были поставлены
впереди. За ними находились другие четыре,  из  которых  одно  они  поручили
Сарсу, царю итурейцев; другое - Пандрасу,  царю  Египта;  третье  -  Тевкру,
наместнику Фригии; четвертое  -  наместнику  Вифинии  Политету.  Позади  них
располагались последние четыре соединения, первым из коих командовал сенатор
Квинт Каруций; вторым  -  Лелий  Остийский;  третьим  -  Сульпиций  Субукул;
четвертым - Маврикий Сильван.  Сам  Лунин  Гиберий  переходил  из  одного  в
другое, внушая и разъясняя, как им надлежит действовать. Посредине он  велел
поставить и закрепить золотого орла,  который  был  ему  вместо  знамени,  и
наказал, чтобы всякий, кого превратности битвы оторвут  от  своих,  старался
пробраться к его орлу.
     171. После того как, изготовившись к бою, бритты и римляне  стали  друг
против друга и внезапно, по поданному трубами знаку,  соединение,  что  вели
царь  Испании  и  Луций  Кателл,  смело  кинулось  на  тот  отряд,   которым
командовали наместники Скот-тии и Корнубии, но, стремительно  бросившись  на
него, как ни старались, не могли  расчленить.  Навстречу  этому  ожесточенно
наседавшему соединению поспешно вышел отряд, во главе коего стояли  Герин  и
Бозон, и пока первый отряд отражал, как сказано, нападавших, внезапно бросил
на врагов свою конницу,  прорвавшую  их  ряды  и  налетевшую  на  соединение
парфянского царя, которое тот вел против отряда Асхилла, короля данов. И вот
уже повсюду несутся воины обеих сторон, прорывая  вражеские  ряды,  и  всюду
закипает свирепый бой. Противники беспощадно  разят  друг  друга;  раздаются
предсмертные вопли, головы и пятки умирающих судорожно бьются о землю, жизнь
из них отлетает вместе с  вытекающей  кровью.  Но  жестокий  урон  потерпели
сначала бритты, так как был убит Бедуер, виночерпий, и смертельно ранен Кай,
кравчий. Бедуер, пронзенный копьем Бокха, на которого собирался наброситься,
рухнул мертвым среди  неприятельских  воинов,  а  кравчий  Кай,  намереваясь
отметить за него и проникнув ради этого в гущу врагов,  получил  смертельную
рану. Как подобает доброму воину, он пробился со своим конным отрядом сквозь
вражеские ряды, рассеивая и рубя мидян,  и  вывел  бы  свой  отряд  целым  и
невредимым,  если  бы  не  наткнулся  на  соединение  царя  Ливии,  которое,
обрушившись на него, разметало и раскидало его доблестных всадников; тем  не
менее, вырвавшись из окружения с немногими  воинами,  Кай  с  телом  Бедуера
добрался до золотого дракона. О сколь горестны  были  стенания  эструзийцев,
когда они увидели тело своего вождя, истерзанное столькими ранами!  О  сколь
безудержны  были  рыдания  андекавов,  старавшихся  всевозможными  способами
облегчить раны своего наместника! Но было тогда не  до  жалоб,  ибо  повсюду
набрасывались друг на друга противники с окровавленными  мечами  и  остриями
копий и не  оставляли  времени  на  скорбные  вопли,  так  как  настоятельно
требовалось позаботиться и о защите себя самих.
     172. И вот племянник Бедуера  Хирельгас,  потрясенный  гибелью  дяди  и
обуреваемый жаждою мести, собрав вокруг себя триста своих, заприметил место,
где находилось знамя царя мидян и, пробиваясь сквозь  гущу  врагов,  ринулся
туда со своими всадниками, словно вепрь на стаю собак, не  помышляя  о  том,
чем это может для него обернуться. Прорвавшись к месту, которого  так  пылко
желал достигнуть, он убил названного  царя,  убитого  доставил  к  своим  и,
положив возле виночерпия труп доставленного, искромсал его ножевыми ударами.
Затем, воодушевив громким кличем отряды  своих  соотечественников,  он  стал
призывать их кинуться на врагов и неустанно наносить тем удары, пока  в  них
самих не остыла доблесть, пока у врагов,  объятых  ужасом,  трепещет  грудь,
пока  бритты,  составляя  единое  целое,  расставлены  разумнее,  чем  воины
противника, сражающегося толпами, и в состоянии непрерывно бросаться на  них
и причинять им жестокий урон. Воодушевленные  его  увещанием,  они  отовсюду
кидаются на врагов, и в происшедшем побоище погибло множество как одних, так
и других. Со стороны римлян, не говоря уже о бесчисленных прочих, пали  царь
Испании Алифатима, Миципса Вавилонский, а также сенаторы Марий Лепид и Квинт
Мильвий. Со стороны бриттов  были  убиты  Хольдин,  предводитель  рутенов  и
Леодегарий  Болонский,  а  также   три   британских   наместника:   Курсалем
Кайцестерский, Гвалаук Солесберийский и Урбгений из Бадона.
     173.  По  этой  причине  отряды,  чьи  вожди  были  перебиты,   изрядно
ослабленные  и  потрепанные,  отступили  к  своим  и  добрались   до   строя
армориканских бриттов, коими начальствовали Хоел  и  Вальваний.  Пылая,  как
пламя,  армориканские  бритты  кинулись  на  врагов  и,  увлекши  за   собой
отступивших и искавших у  них  под