шего ему разом уничтожить как старое,
так и новое дворянство. Если не ошибаюсь, именно Реньо
посоветовал ему назвать новую данную им конституцию
"Дополнительным актом". В то утро он отдалил от себя сердца
десяти миллионов французов - тех десяти миллионов, которые во
Франции сражаются и мыслят. С этого момента его приближенные
увидели, что гибель его неотвратима. Как победить миллион сто
тысяч солдат, двинутых на Францию? Наполеону нужна была негласная
политическая сделка с австрийским домом, и по мере того, как он
удалял от себя талантливых людей, союзники делали их своими
советниками.
На острове св. Елены он в свое оправдание ссылается на
чрезвычайную бездарность членов своей семьи. В дарованиях никогда
не бывает недостатка; они возникают в изобилии, как только на них
появляется спрос. Прежде всего он удалил Люсьена; он в
недостаточной мере использовал Сульта, Лезе-Марнезиа,
Левуайе-д'Аржансона, Тибодо, графа Лапарана, Жана де Бри и тысячу
других, готовых ему служить. Кто во времена Империи подозревал о
талантах графа Деказа? Следовательно, ничтожество семьи Наполеона
- жалкая отговорка; талантливых людей у него не оказалось потому,
что он не захотел их иметь. Одного присутствия Реньо было
достаточно, чтобы все, кто чего-нибудь стоил, впали в уныние.
Счастье для всех этих людей, что у них оказались такие
преемники[2].

[1] У Макиавелли, а еще лучше - у авторов той эпохи, см.
сокращенное изложение у Пиньотти.
[2] Разумно, но стиль холоден и сух.



                          ГЛАВА LXXXVII

Мы воспроизвели здесь те черты Наполеона, которые кажутся нам
достоверными, на основании самых правдивых свидетельств; нам
лично пришлось провести несколько лет при его дворе.
Это человек, наделенный необычайными способностями и опаснейшим
честолюбием, самый изумительный по своей даровитости человек,
живший со времен Юлия Цезаря, которого он, думается нам,
превзошел. Он был скорее создан для того, чтобы стойко и величаво
переносить несчастье, нежели для того, чтобы пребывать в
благоденствии, не поддаваясь опьянению. Доходя в своем гневе до
бешенства, когда противились его страстям, он, однако, был более
способен к дружбе, нежели к длительной ненависти; обладая
некоторыми из тех пороков, которые необходимы завоевателю, он,
однако, был не более склонен проливать кровь и быть безучастным к
человечеству, нежели Цезари, Александры, Фридрихи, - все те, с
кем его поставят рядом и чья слава будет меркнуть с каждым днем.
Наполеон вел множество войн, в которых были пролиты потоки крови,
но за исключением испанской войны он не был зачинщиком ни одной
из них. Ему почти удалось превратить европейский континент в одну
огромную монархию. Этот замысел, если он действительно
существовал, является единственным оправданием тому, что Наполеон
не произвел революции в завоеванных им государствах и не создал
из них, путем приобщении их к началам, воодушевлявшим Францию,
опоры для нее. Будущие поколения скажут, что расширение им своей
империи явилось следствием необходимости отражать нападения
соседей. "Обстоятельства, вынуждавшие меня воевать, - говорит он,
- доставили мне ряд возможностей расширить мою империю, и я ими
воспользовался". По величию души и покорности судьбе, которые он
проявил в несчастье, лишь немногие равны ему, и никто его в этом
не превзошел. Г-н Уорден нередко отдает должное этим
добродетелям, и мы можем добавить, что в них не было ничего
показательного. Его поведение на острове св. Елены исполнено
естественности. Быть может, оно является тем, что в наши дни
более всего напоминает героев Плутарха. Когда одно из лиц,
посетивших его на острове св. Елены, выразило ему свое удивление
по поводу величавого спокойствия, с которым он перенес перемену в
своей судьбе, он ответил: "Дело в том, что - так мне думается -
все были этим более удивлены, чем я. Я не слишком хорошего мнения
о людях и никогда не доверял удаче; впрочем, я мало ею
воспользовался. Мои братья имели гораздо больше выгод от своего
королевского сана, чем я. Им достались наслаждения, с ним
связанные, а мне - почти одни только тяготы".