стам на полупенсовом трамвае, я никакой  горы не приметил; но
это  вздор,  она непременно  там,  и недаром  некий  поэт  наделил  ее столь
поэтическим именем. И уж во всяком случае этого предостаточно, чтобы обязать
всех  в окрестностях Клэпамского железнодорожного узла носить пышные лиловые
плюмажи (в напоминанье о растительной ипостаси лаванды). У  меня в  конце-то
концов везде так. На юге Лондона, в Саутфилдз, я и вовсе не бывал, но думаю,
что  символические  изображения  лимонов  и  олив  под  стать субтропическим
наклонностям   тамошних  обывателей.  Или  взять  тот  же  Пасторский   Луг:
опять-таки не  довелось мне там побывать, повидать Луг или хотя бы  Пастора,
однако  же  бледно-зеленая пасторская  шляпа  с  загнутыми полями  наверняка
придется  ко  двору.  Нет,  работать  надо  вслепую,  надо  больше  доверять
собственным инстинктам.  Нешуточная любовь, которую я питаю к своим народам,
разумеется  же,  не  позволит мне нанести урон их  вышним  устремленьям  или
оскорбить их великие традиции.
     Пока он вслух размышлял  в  этом духе,  двери  растворились и  глашатай
возвестил о прибытии мистера Баркера и мистера Ламберта.
     Мистер Баркер  и мистер Ламберт не слишком удивились, увидев  короля на
полу  посреди кипы акварельных эскизов. Они не слишком удивились, потому что
прошлый раз он тоже сидел на полу посреди  груды кубиков, а в позапрошлый --
среди  вороха   никуда  не  годных  бумажных  голубков.   Однако  бормотанье
царственного  инфанта, ползавшего  средь  инфантильного хаоса,  на этот  раз
настораживало.
     Поначалу-то  они пропускали  его  мимо  ушей,  понимая, что  вздор этот
ровным  счетом ничего не значит. Но  потом Джеймса  Баркера исподволь обуяла
ужасная  мысль.  Он  подумал -- а вдруг да  его бормотанье  на  этот раз  не
пустяковое.
     --   Ради  Бога,  Оберон,--  внезапно  выкрикнул  он,   нарушая  тишину
королевских покоев,-- ты что же, взаправду хочешь завести городскую  стражу,
выстроить городские стены и тому подобное?
     --  Конечно,  взаправду,-- отвечало  более чем  безмятежное  дитя.--  А
почему бы  мне  этого  и  не сделать? Я в точности  руководствовался  твоими
политическими принципами. Знаешь ли,  что я совершил, Баркер? Я вел себя как
подлинный баркерианец. Я... но, пожалуй, тебя едва ли заинтересует повесть о
моем баркерианстве.
     -- Да ну же, ну, говори! -- воскликнул Баркер.
     -- Ага,  оказывается, повесть о моем баркерианстве,-- спокойно повторил
Оберон,-- тебя  не только заинтересовала, но растревожила. А  тревожиться-то
нечего, все очень просто.  Дело  в том, что лорд-мэров отныне будут избирать
по тому же принципу, который вы утвердили для избрания  самодержца. Согласно
моей хартии, всякий лорд-мэр всякого града назначается  алфавитно-лотерейным
порядком. Так что спите и далее, о мой Баркер, все тем же младенческим сном.
     Взор Баркера вспыхнул негодованием.
     -- Но Господи же,  Квин, ты  неужели  не  понимаешь, что это совершенно
разные  вещи? На самом верху  это не так  уж и существенно,  потому что весь
смысл самодержавия --  просто-напросто некоторое единение! Но  если везде  и
повсюду, черт побери, у власти окажутся, черт бы их взял...
     -- Я понял, о чем ты  печешься,-- спокойно проговорил король  Оберон.--
Ты опасаешься, что  твоими дарованиями пренебрегут. Так  внимай же! --  И он
выпрямился   донельзя   величаво.--   Сим   я   торжественно   дарую   моему
верноподданному вассалу Джеймсу Баркеру  особую и сугубую милость -- вопреки
букве и  духу Хартии Предместий я  назначаю  его  полномочным и  несменяемым
лорд-мэром Южного Кенсингтона. Вот так, любезный Джеймс, получи по заслугам.
Засим -- всего доброго.
     -- Однако...-- начал Баркер.
     -- Аудиенция окончена, лорд-мэр,-- с улыбкой прервал его король.
     Видно, он был уверен в будущем, но оправдало ли будущее его уверенность
--  вопрос  сложный.  "Великая  декларация   Хартии   Свободных  Предместий"
состоялась  своим  чередом в  то  же  утро, и афиши  с  текстом  Хартии были
расклеены  по  стенам  дворца,   и  сам  король  воодушевленно   помогал  их
расклеивать,  отбегал на мостовую, свешивал голову  набок и оценивал, какова
афиша.  Ее,  Хартию, носили по главным улицам рекламщики, и короля едва-едва
удержали  от  соучастия,  когда  он  уже  влез  между  двух  щитов,  Главный
Постельничий  и  капитан  Баулер. Его приходилось  успокаивать буквально как
ребенка.
     Принята была Хартия Предместий, мягко  говоря, неоднозначно. В каком-то
смысле она стала  довольно  популярной.  Во  многих  счастливых  семьях  это
достопримечательное   законоуложение  читали  вслух  зимними   вечерами  под
радостный хохот  --  после того,  разумеется, как были изучены  до последней
буквы сочинения нашего  странного,  но бессмертного древнего  классика У.-У.
Джекобса. Но когда  обнаружилось, что король самым серьезным образом требует
исполнения   своих  предписаний  и  настаивает,  чтобы  эти   фантастические
предместья с набатами и городской стражей  были воистину  воссозданы,--  тут
воцарилось сердитое замешательство. Лондонцы в общем ничего не  имели против
того,  чтобы их король валял дурака;  но дурака-то  надлежало валять им -- и
посыпались возмущенные протесты.
     Лорд-мэр Достодоблестного Града  Западного  Кенсингтона направил королю
почтительное послание, где разъяснялось, что он, конечно же,  готов по  мере
государственной   надобности   во   всех  торжественных  случаях   соблюдать
предписанный королем церемониал, однако  же  ему,  скромному  домовладельцу,
как-то не к лицу опускать  открытку  в  почтовый  ящик в  сопровождении пяти
герольдов,  с   трубными  звуками   возглашающих,  что  лорд-мэр  благоволит
прибегнуть к услугам почты.
     Лорд-мэр Северного Кенсингтона, преуспевающий сукнодел, прислал краткую
деловую записку, точно  жалобу в железнодорожную компанию:  он  извещал, что
постоянное  сопровождение  приставленных к нему алебардщиков  в  ряде случае
чревато неудобствами. Так, лично он без труда садится в омнибус, следующий в
Сити, алебардщики  же испытывают  при этом затруднения -- с чем  имею  честь
кланяться и т. д.
     Лорд-мэр  Шепердс-Буша сетовал от лица супруги на  то, что  в кухне все
время толкутся посторонние мужчины.
     Монарх  с  неизменным  удовольствием  выслушивал сообщения  о  подобных
неурядицах,  вынося  милостивые,  истинно  королевские  решения;  однако  он
совершенно  категорически настаивал,  дабы  жалобы приносились ему с  полною
помпой -- с алебардами, плюмажами, под звуки труб -- и лишь немногие сильные
духом осмеливались выдерживать восторги уличных мальчишек.
     Среди  таковых  выделялся  немногословный  и   деловой  джентльмен   --
правитель  Северного  Кенсингтона,  и  долго  ли,  коротко,  а  довелось ему
обратиться  к  королю по  вопросу не столь частному и даже более  насущному,
нежели размещение  алебардщиков  в омнибусе.  На долгие  годы  этот  великий
вопрос лишил покоя и сна всех подрядчиков и комиссионеров от Шепердс-Буша до
Марбл-Арч,  от  Уэстборн-Гроув   до  кенсингтонской   Хай-стрит.  Я  говорю,
разумеется, о грандиозном замысле реконструкции Ноттинг-Хилла, разработанном
под  началом  мистера  Бака,  хваткого  северокенсингтонского   текстильного
магната, и мистера Уилсона,  лорд-мэра Бейзуотера.  Планировалось  проложить
широченную магистраль через  три района, через Западный Кенсингтон, Северный
Кенсингтон  и  Ноттинг-Хилл, соединив  тем  самым Хаммерсмитский  Бродвей  с
Уэстборн-Гроув. Десять лет потребовалось на сговоры и сделки, куплю-продажу,
запугивания и подкупы, и к  концу  десятилетия  Бак,  который занимался всем
этим  чуть  ли  не  в  одиночку,  выказал  себя  подлинным  хозяином  жизни,
великолепным  дельцом и поразительным предпринимателем. И вот, как раз когда
его завидное  терпение  и  еще более завидное нетерпение увенчались успехом,
когда рабочие  уже  рушили  дома  и стены, пролагая  хаммерсмитскую  трассу,
возникло  внезапное препятствие,  ни сном ни  духом  никому  не  чудившееся,
препятствие   маленькое  и  нелепое,  которое,  точно  песчинка  в   смазке,
затормозило  весь  грандиозный  проект;  и  мистер  Бак,  сукнодел,  сердито
облачившись в свои  официальные одежды и  призвав с зубовным скрежетом своих
алебардщиков, поспешил на прием к королю.
     За  десять лет король не пресытился дурачеством. Все новые и новые лица
глядели  на  него  из-под  когда-то  нарисованных  плюмажей   --  пастушьего
убранства  Шепердс-Буша или мрачных  клобуков Блэкфрайерз-роуд. И аудиенцию,
испрошенную  лорд-мэром  Северного  Кенсингтона   он   предвкушал  с  особым
наслаждением --  ибо,  говаривал он, "по-настоящему оцениваешь  всю пышность
средневековых  одеяний, лишь когда  те,  кто облекся в них  поневоле,  очень
сердиты и сверхделовиты".
     Мистер  Бак отвечал обоим  условиям. По мановению  короля  распахнулись
двери приемной  палаты, и на  пороге  появился  лиловый  глашатай  из  краев
мистера Бака, изукрашенный большим серебряным орлом, которого король даровал
в герб Северному  Кенсингтону, смутно памятуя о России: он  твердо стоял  на
том, что Северный  Кенсингтон -- это полуарктическая провинция  королевства.
Глашатай  возвестил,  что  прибывший  оттуда  лорд-мэр   просит  королевской
аудиенции.
     --  Мэр   Северного   Кенсингтона?   --   переспросил   король,  изящно
приосанившись.-- Какие же вести принес  он из высокогорного  края прекрасных
дев? Мы рады его приветствовать.
     Глашатай  взошел в палату,  и  за  ним  немедля  последовали двенадцать
лиловых стражей, а за  ними -- свитский, несший хоругвь с орлом, а за ним --
другой свитский  с ключами города  на лиловой подушке  и,  наконец,-- мистер
Бак,  отнюдь не  настроенный  терять  время попусту.  Увидев  его  массивную
физиономию  и  суровый  взор,  король  понял,  что перед ним стоит  истинный
бизнесмен, и пришел в тихий восторг.
     -- Ну что же,--  сказал  он, чуть не вприпрыжку спустившись на  две-три
ступени с помоста и прихлопнув в ладоши,-- счастлив видеть вас. Не важно, не
важно, не волнуйтесь. Подумаешь, большое дело -- церемонии!
     --  Не  понял,  о  чем толкует  Ваше Величество,  --  угрюмо  отозвался
лорд-мэр.
     --  Да  не важно, не важно все  это,-- весело повторил король.-- Этикет
этикетом, но не в нем же в конце концов дело -- другой-то  раз, я уверен, не
оплошаете!
     Бизнесмен мрачно взглянул на короля  из-под насупленных черных бровей и
снова спросил без малейшей учтивости:
     -- Опять-таки не понял?
     --  Да ладно,  ладно уж,--  добродушно ответствовал  король, -- раз  вы
спрашиваете  --  пожалуйста,  хотя  лично  я  не  придаю   особого  значения
церемониям,  для меня  важнее  простосердечие. Но обычно --  так уж принято,
ничего не поделаешь,--  являясь пред  царственные очи, положено опрокинуться
навзничь, задрав  пятки  к  небесам  (ко  всевышнему  источнику  королевской
власти),   и  троекратно  возгласить:  "Монархические   меры  совершенствуют
манеры". Но чего там, ладно -- ваша прямота и душевность стоят дороже всякой
помпы.
     Лорд-мэр был красен от злости, однако же смолчал.
     --  Ну  что мы, право, о  пустяках,  -- сказал король,  как  бы  отводя
разговор в сторону и  снисходительно улещивая грубияна,-- ведь  какие дивные
стоят погоды! Должно быть, вам, милорд, тепловато в служебном облаченье: оно
скорее пристало для ваших снеговых просторов.
     -- Да, в  нем  черт  знает  как жарко,--  отозвался Бак.--  Я, впрочем,
пришел по делу.
     --   Вот-вот,--  сказал  король  и   по-идиотски  внушительно   закивал
головой,-- вот-вот-вот. Как сказал старый добрый грустный персиянин,  -- да,
дела-делишки. Не отлынивай. Вставай  с  рассветом.  Держи хвост  пистолетом.
Пистолетом держи хвост, ибо не ведаешь  ни откуда  явишися,  ни зачем. Держи
пистолетом хвост, ибо неведомо тебе ни когда отыдешь, ниже куда.
     Лорд-мэр вытащил из кармана ворох бумаг и яростно их расправил.
     -- Может, Ваше Величество когда-нибудь  слышали,--  саркастически начал
он,-- про  Хаммерсмит и про такую штуку, называемую шоссе. Мы тут десять лет
копаемся -- покупаем, откупаем, выкупаем и  перекупаем земельные  участки, и
вот наконец, когда все почти что покончено, дело застопорилось  из-за одного
болвана. Старина Прут, бывший лорд-мэр Ноттинг-Хилла, был человек деловой, и
с  ним мы поладили в два  счета. Но он умер, и лорд-мэром по жребию, черт бы
его взял,  стал один юнец по имени Уэйн, и пропади я пропадом, если понимаю,
куда он клонит. Мы ему предлагаем цену немыслимую, а он тормозит все дело --
заодно вроде бы со своим советом. Чокнулся, да и только!
     Король,  который  отошел  к окну  и  рассеянно  рисовал  на стекле  нос
лорд-мэра, при этих словах встрепенулся.
     -- Нет, как сказано, а? -- восхитился он.-- "Чокнулся, да и только!"
     -- Тут суть дела в чем,-- упорно продолжал Бак,-- тут единственно о чем
речь -- это об одной поганой улочке, о  Насосном переулке, там ничего и нет,
только пивная,  магазинчик  игрушек, и  тому  подобное. Все  добропорядочные
ноттингхилльцы  согласны на компенсацию, один этот обалделый Уэйн  цепляется
за  свой  Насосный переулок. Тоже  мне,  лорд-мэр Ноттинг-Хилла!  Если на то
пошло, так он -- лорд-мэр Насосного переулка!
     -- Неплохая  мысль,--  одобрил  Оберон.--  Мне  нравится  эта  идея  --
назначить лорд-мэра Насосного переулка. А что бы вам оставить его в покое?
     -- И завалить все дело? --  выкрикнул Бак, теряя всякую сдержанность.--
Да будь я проклят! Черта с два. Надо послать туда рабочих -- и пусть  сносят
все как есть, направо и налево!
     -- Кенсингтонский орел  пощады не знает! -- воскликнул  король, как  бы
припоминая историю.
     -- Я вот что вам скажу,-- заявил вконец  обозленный Бак.-- Если бы Ваше
Величество  соизволило  не тратить время попусту  на  оскорбление подданных,
порядочных  людей  всякими  там, черт  его  знает,  гербами,  а  занялись бы
серьезными государственными делами...
     Король задумчиво насупил брови.
     -- Кому как, а мне  нравится,-- сказал он.-- Надменный  бюргер  бросает
вызов  королю в его королевском дворце. Бюргеру  надлежит  откинуть  голову,
простерши правую длань; левую надо бы  воздеть к небесам, но  это уж как вам
подсказывает  какое  ни  на  есть  религиозное  чувство. А  я,  погодите-ка,
откинусь на троне в недоуменной ярости. Вот теперь давайте, еще раз.
     Бак приготовился что-то  рявкнуть, но не успел  промолвить ни слова:  в
дверях появился новый глашатай.
     -- Лорд-мэр Бейзуотера,-- объявил он,-- просит аудиенции.
     -- Впустите,-- повелел Оберон.-- Надо же -- какой удачный день.
     Алебардщики  Бейзуотера были облачены в  зеленое, и знамя, внесенное за
ними, украшал лавровый венок на серебряном поле, ибо король, посоветовавшись
с  бутылкой  шампанского,  решил,  что  именно таким  гербом должно наделить
древний град Бейзуотер.
     -- Да, это вам подходит,-- задумчиво промолвил король.-- Носите, носите
свой  лавровый венок. Фулему,  может статься,  нужно богачество,  Кенсингтон
притязает на изящество, но что нужно людям Бейзуотера, кроме славы?
     Следом за знаменем,  выбравшись  из  его складок, появился  лорд-мэр  в
лавровом  венке  и  роскошном зелено-серебряном облачении  с  белой  меховой
опушкой. Он  был суетливый человечек, носил рыжие баки  и  владел  маленькой
кондитерской.
     --  О, наш  кузен из Бейзуотера!  -- восхищенно вымолвил король.--  Чем
обязаны?  Бейзуотерским  только дай,--  пробормотал  он  во  всеуслышание,--
слопают так, что ай! -- и примолк.
     -- Я, это, явился к Вашему Величеству,-- сообщил лорд-мэр Бейзуотера по
фамилии Уилсон,-- насчет Насосного переулка.
     -- А я только  что имел случай  разъяснить наше дело Его Величеству, --
сухо заметил Бак, вновь обретая подобие вежливости.-- Я, впрочем, не уверен,
насколько понятно Его Величеству, что дело и вас касается.
     -- Касается  нас обоих, знаете  ли, Ваше Величество, всей  округе будет
хорошо, и нам тоже. Мы тут, я и мистер Бак, на пару пораскинули мозгами...
     Король хлопнул в ладоши.
     -- Великолепно!  -- воскликнул он.--  Мозгами  -- на  пару! Как  сейчас
вижу! А теперь можете на пару пораскинуть? Пораскиньте, прошу вас!
     Алебардщики  изо  всех   сил  старались  не  смеяться,   мистер  Уилсон
просто-напросто растерялся, а мистер Бак ощерился.
     -- Ну, если на  то  пошло,-- начал он, но король прервал его мановением
руки.
     -- Спокойно,-- сказал он,-- кажется, это не конец. Вот еще кто-то идет,
уже не глашатай ли, ишь как сапоги скрипят!
     И в это время в дверях возгласили:
     -- Лорд-мэр Южного Кенсингтона просит аудиенции.
     -- Как, лорд-мэр Южного Кенсингтона! -- воскликнул король. -- Да это же
мой  старый приятель Джеймс Баркер! Чего  ему  надо,  хотел бы  я знать? Как
подсказывает мне  -- надеюсь, неложно -- память о дружбе юных лет, зря он не
явится: ему, наверно, деньги нужны. А, Джеймс, вот и вы!
     За пышносиней стражей и синим знаменем с тремя золотыми Певчими птахами
в  палату  ворвался  синий  с  золотом  мистер  Баркер.  Облачение  его   --
несуразное,  как и  у прочих --  было ему  столь же омерзительно, однако  же
гляделось  на  нем  не  в  пример  лучше.  Будучи  джентльменом, а  вдобавок
красавцем  и  щеголем, он невольно носил свой  нелепый наряд именно так, как
его следовало  носить.  Заговорил он  сразу,  но поначалу запнулся, едва  не
адресовавшись к старому знакомцу на прежний манер.
     --  Ваше...  э-э... Величество, извините  мое  вторжение.  Я  -- насчет
одного типа с Насосного переулка. Ага, Бак здесь, так что все, что надо, вам
уже, наверно, сказали. Я должен...
     Король настороженно  окинул  взором  палату  -- пестрое  смешение  трех
одеяний.
     -- Вот что надобно,-- сказал он.
     -- Да-да,  Ваше  Величество,--  поспешно  подхватил  владыка Бейзуотера
мистер   Уилсон.--  Ваше  Величество  изволили  сказать  "надобно"   --  что
надобно-то?
     --  Надобно  подбавить  желтого,--  молвил  король.  --  Пошлите-ка  за
лорд-мэром Западного Кенсингтона.
     Невзирая  на слегка недоуменный ропот, за ним было послано, и он явился
--  со  своими  канареечными  алебардщиками, в своем  шафрановом  облачении,
отирая  лоб  платком. Да  и то сказать,  все-таки шоссе пролегало через  его
район, не мешало б и его выслушать.
     -- Добро пожаловать, Западный Кенсингтон,-- обратился к нему король. --
Давно, давно  желал я повидать вас касательно Хаммерсмитского пустыря -- ну,
той самой спорной земли южнее ночлежки Раутона. А что бы вам арендовать ее у
лорд-мэра Хаммерсмита на вассальных началах?  Невелик поклон, как подумаешь:
поможете ему  надеть  пальто в левый  рукав  -- и шествуйте себе восвояси  с
развернутыми знаменами.
     --   Нет,   Ваше  Величество;   это,   собственно   говоря,  совершенно
необязательно,-- отвечал  лорд-мэр  Западного Кенсингтона,  бледный  молодой
человек с белокурыми усами и бакенбардами, владелец превосходной сыроварни.
     Король крепко хлопнул его по плечу.
     -- Ох, и горяча кровь у вашего брата, западного кенсингтонца! -- сказал
он.-- Да, уж вам лучше не предлагай кому-нибудь поклониться!
     И он  снова оглядел палату. Она пылала закатным многоцветием, и отрадно
было  ему  это  зрелище,   доступное  столь   немногим  художникам:  зрелище
собственных  грез,  блещущих во  плоти. Желтые  наряды стражников  Западного
Кенсингтона  казались  еще  желтее  на  фоне  темно-синего  убранства  южных
кенсингтонцев, а густая  синева  вдруг светлела, разливалась  зеленью  почти
лесной:  за ними  стояли бейзуотерцы.  И  поверх  прочих  высились  и угрюмо
чернели лиловые плюмажи Северного Кенсингтона.
     -- А все ж таки чего-то  как  будто  не хватает, -- сказал король,-- не
хватает, и все тут. Чего бы это... Ах, вот чего! Вот чего не хватало!
     В дверях появилась новая фигура, ярко-алый глашатай. Он зычно возгласил
со спокойным достоинством:
     -- Лор