аконец-то осознал всю  бессмысленность  этого
вопроса.
     Но и учение Хуэйнэна, говорит Ван Вэй,  не  может  дать  исчерпывающего
ответа  о  высшей  буддийской  мудрости:  "Уйти  от  мирских  желаний  и  не
суетиться... выгребет в море житейский кормчий (т. е. Хуэйнэн), но и  он  не
знает действия высшей буддийской мудрости". Вступительная часть произведения
заканчивается мыслью: "[Можно] достичь освобождения от суетных мыслей, но не
полностью. Спасать следует тех, кто находится в  деянии  и  не  думает,  что
означает не-деяние. Все это  разве  [не  присуще]  чаньскому  наставнику  из
монастыря Цаоси?"
     Следующая часть  содержит  краткое  жизнеописание  Хуэйнэна:  "Чаньский
наставник с мирской фамилией из рода Лу, из некоего  места,  некоего  уезда.
Имя - это нереальность и фальшь, и он не  родился  в  какой-то  определенной
семье {То есть происхождение Хуэйнэна неизвестно.}. У дхармы нет середины  и
нет края, и он не  жил  на  землях  Китая.  Его  добродетельные  наклонности
проявились еще в детских забавах, семена  мудрости  обнаружились  в  сердце,
когда он был еще подростком, он не был эгоистичен по отношению к  себе.  Дух
среды, в которой он  рос,  близок  духу  пахарей  и  шелководов.  Когда  это
соответствовало его дао, он бродил по селениям  мань  и  мо  {Мань  и  мо  -
народности, обитавшие и южных  районах  Китая.},  близких  ему  по  духу.  В
соответствующем возрасте он стал учиться у  великого  наставника  Хунжэня  в
Хуанмае, на что был готов положить все силы".
     В "Люцзу  таньцзин"  -  "Алтарной  сутре  шестого  патриарха"  -  можно
прочесть, что Хуэйнэн был дровосеком, родом с юга,  и  это  было  неодолимым
препятствием для Хуэйнэыа в постижении буддийской истины и просветления, как
полагал вначале пятый патриарх Хунжэнь. Но, выслушав возражения неграмотного
дровосека о том, что у Будды ничего не сказано по поводу различия в  природе
человека,  Хунжэнь  вынужден  был  позволить  Хуэйнэну  жить  в   монастыре,
наставником которого он был. Хуэйнэна определили на черную работу  -  ступой
размалывать зерно в муку. Так, не  прерывая  изнурительного  труда,  Хуэйнэн
"...постоянно очищал свое сердце от мирских  дум  и  обрел  просветление  по
отношению к мякине" {Намек на известную притчу трактата "Чжуанцзы".}.
     Далее Ван Вэй обстоятельно описывает  процесс  обучения  последователей
Хунжэня: "Всякий раз, когда  Великий  Наставник  возвышался  на  алтаре,  он
наставлял учеников, заполнявших храмовый двор. Среди них были лишь  те,  кто
обладал корнями трех колесниц {Корнями трех колесниц обладали лишь  те,  кто
способен был воспринимать учение Будды.}. Они  все  вместе  внимают  единому
голосу дхармы {В данном  случае  имеется  в  виду  пятый  патриарх  Хунжэнь,
читавший проповедь своим ученикам.  Намек  на  буддийскую  легенду,  которая
гласит, что в тот момент, когда Будда  прочел  свою  знаменитую  бенаресскую
проповедь, она была понятна не только ученикам, но и всем разноязыким,  всем
тем, у кого "две ноги, много ног или вовсе их нет". Настолько  универсальным
и исключительным свойством отличался голос  Будды  -  "единый  голос"  -  "у
ин".}, а чаньский наставник [Хуэйнэн) безмолвствовал, но учение воспринимал.
Никогда не спрашивал, а когда  возвращался  [в  келью],  все  самостоятельно
обдумывал. Мысли его были  заняты  понятием  "не-я""  {Одна  из  центральных
категорий буддизма, занимавшая Ван Вэя (см., напр., [55, с. 25]).}.
     В  "Алтарной  сутре"  в  стихотворной  форме  {Цитируемые  переводы  из
"Алтарной  сутры  шестого  патриарха"  даются  по  книге  Е.  В.   Завадской
"Эстетические проблемы живописи старого  Китая"  (М,  1975).}  высказывается
кредо пятого чаньского патриарха Хунжэня, наверняка знакомая Ван Вэю гатха:

                 Живые существа приходят и бросают семена,
                 И неодушевленные цветы вырастают.
                 И если есть неодушевленность и нет семян,
                 То земля-дух ничего не вырастит.

     На это Хуэйнэн откликнулся следующим стихом:

                 Земля-дух воспринимает семена живых существ,
                 Когда дождь дхармы поливает цветы, он дает им силу.
                 Когда вы сами достигнете состояния живых семян цветов,
                 Плоды просветленности созреют сами по себе.

     А вот еще два стиха, и,  если  вы  отступите  в  каком-либо  деянии  от
согласия с этими стихами, вы не узрите своей изначальной природы:

                 Грешные цветы поднялись в моем духе-земле:
                 Пять лепестков цветка поднялись из стебля,
                 Вместе они образуют карму невежества,
                 И ныне мой дух-земля погряз в различных кармах.
                 Подлинные цветы в моем духе-земле:
                 Пять лепестков цветка на стебле.
                 Вместе они претворяют мудрость праджня.
                 И в будущем я достигну просветленности Будды.

     Стихотворение Шэньсю,  написанное  им  на  средней  части  стены  южной
галереи:

                 Тело и есть древо просветления Бодхи.
                 Сердце же подобно подставке светлого зеркала,
                 Все время мы усердно обметаем и вытираем его,
                 Не позволяя собираться пыли мирской.

     На что пятый патриарх Хунжэнь сказал: "Из написанной тобой гатхи вижу -
еще не достиг ты прозрения, только вступил в преддверие, но не проник внутрь
великой истины. Если все будут действовать сообразно с твоим  стихотворением
- они не погрязнут во грехе... Но  необходимо  проникнуть  внутрь  учения  и
узреть собственную изначальную природу".

     Весь последующий абзац направлен на толкование с помощью  буддийских  и
традиционных  китайских  притч  молчания  Хунжэня  в  отношениях  со  своими
последователями (истоки знаменитого "гробового молчания"), Ван Вэй проявляет
себя большим знатоком различных легенд,  преданий,  притч:  "Иногда  у  него
(Хуэйнэна. - Г. Д.) появлялись думы об оленях, захотевших испить воды, а еще
стремился обнаружить  след  улетевшей  птицы.  Ароматная  каша  нескончаема,
бедным людям по-прежнему нечем прикрыть свое тело. Все ученики говорят,  что
близки к наставнику, а на деле же это все  равно,  что  [ракушкой]  измерить
море и [тростниковой трубкой]  исследовать  небо.  Они  толкуют,  что  нашли
жемчужину Хуанди, что могут получить печать царя закона" (т. е. Будды. -  Г.
Д.). Ван Вэй обращается к буддийской притче о стаде  оленей,  страдавшем  от
жажды и принявшем весенние испарения  от  земли  за  вожделенную  воду.  Под
жемчужиной Ван Вэй, по всей видимости, имеет в виду буддийское вероучение  с
одновременным намеком на притчу "Чжуанцзы" о Хуанди, обронившем  однажды  во
время  прогулки  по  берегу  моря  жемчужину,  которая  была  найдена  неким
Вансяном, имя которого означает "пустой облик, пустоту". Хуанди  недоумевал,
когда ему доложили, что жемчужина найдена: как это возможно, что "вансян"  -
"пустота" - может что-то найти?!  Оправдание  молчания  Хунжэня  завершается
ссылкой на один из основных принципов чань-буддизма {Речь  идет  о  принципе
передачи учения "от  сердца  к  сердцу"  -  одного  из  требований  чаньских
наставников.} и авторитетные китайские источники: "Великий наставник сердцем
сам все понимал, Триграмма "нянь" сама по себе ничего не  произносит.  "Небо
как может  говорить?"  {Вопрос,  заданный  Конфуцием  ученику.}  Мудрец  или
гуманный человек разве посмеют [об этом рассуждать]? Конфуций говорил: "Мы с
тобой ничего не знаем"" {Конфуций говорил об этом своему ученику  Цзыгуну.}.
Из "Алтарной сутры" известно, что Хуэйнэн своей гатхой  {Стихи,  метрическая
часть  буддийских  сутр.  Надо  сказать,  китайские  буддисты  порой  вольно
обращались  с  буддийскими  терминами.  Так,  понятие  "цзи",  принятое  для
обозначения санскритского "сутра", стало применяться в  сочетании  "чаньские
сутры".  Сутра  же  (букв,  "нить"),  согласно  буддизму,  это  -  поучения,
вкладываемые в уста самого Будды, - один из девяти (или  двенадцати)  видов,
на которые разделяют  каноническую  литературу.}  о  просветлении  вызвал  у
Хунжэня уверенность в истинном просветлении Хуэйнэна, который и  должен  был
стать его преемником.
     Ответная гатха Хуэйнэна, после которой он наследует  платье  и  великое
учение пятого патриарха:

               "Просветленность изначально лишена древа,
               Она, как светлое зеркало, не является опорой.
               Природа Будды неизменно чиста и светла.
               И где же в ней место для пыли мирской?
               Сердце наше и есть древо Бодхи,
               А тело - подставка светлого зеркала.
               Светлое зеркало изначально чисто.
               И где же может оно загрязниться пылью мирской?

     Учитель сказал:  "Ученики  мои,  прощайте,  я  оставляю  вам  гимн  под
названием "Наш истинный Будда  дарует  освобождение".  Если  заблудшие  люди
последующих поколений прочтут этот стих, они узрят Будду в собственном  духе
своем и в собственной природе своей. И в этом  стихотворении  я  прощаюсь  с
вами. Стих гласит:

                Истинная реальность, чистота природы и есть
                                                    истинный Будда.
                Ложные взгляды и три зла и есть истинный демон.
                Для людей ложных взглядов - демон и есть их дом.
                Для людей правильных взглядов - Будду можно
                                                       назвать домом.
                Если ложные взгляды внутри нашей природы, то они
                                                       рождают три зла,
                Это значит, что демон-правитель царит в доме.
                Если же правильные взгляды, то три зла сами
                                                       разрушаются.
                Демон изменяется и становится Буддой.
                И есть только истина и нет лжи.
                Нирманакайя, Самбхогакайя и Дхармакайя - это три
                                             тела, пребывающие в одном.
                Если внутри вашей природы вы узрите самих себя,
                То вы и станете Буддой и достигнете просветления.
                Отправляясь от Нирманакайя, претворяйте чистоту
                                                          природы,
                И эта чистая природа уже связана с Нирманакайя.
                И если ваша природа пребывает в Нирманакайе
                в деяниях на правильном пути,
                В будущем появится совершенная истина без границ.
                Греховная природа сама по себе есть причина чистоты.
                Отстраненность от греховности не есть чистота.
                Если же внутри вашей природы вы отрешитесь
                                                 от ваших страстей,
                То вы сразу же узрите собственную природу, а это
                                                    и есть истинный Будда.
                Если же вы достигнете учения о внезапном
                                                   просветлении,
                Достигнув, вы увидите перед глазами возвышенный
                                                              мир.
                Если же вы стремитесь уловить истину вовне
                                            и говорите, что ищете Будду,
                Кто знает, где вы найдете эту единственную истину?
                Если же внутри вас самих есть великая Истина,
                То обладать истиной [внутри себя] - это и значит
                                                       стать Буддой.
                Если же вы не ищете Будду в самих себе, а ищете
                                                             вовне,
                Значит, вы уподобились заблудшим людям.
                Учение о внезапном просветлении пришло с Запада.
                Служа людям, вы должны воспитывать себя.
                Ныне я говорю всем изучающим чань в мире:
                Если вы не находитесь на этом пути,
                Вы ведете никчемную жизнь"".

     В следующей части Ван  Вэй  описывает  сцену  передачи  сана  патриарха
Хунжэнем Хуэйнэну: "На смертном одре, когда  Хунжэнь  тайно  передавал  рясу
первоучителя {Речь идет о Бодхидхарме, платье  которого  вместе  с  посохом,
чашей  для  подаяний  и  другими  атрибутами  сана   буддийского   патриарха
передавались от учителя к ученику, становившемуся преемником. Таким  образом
вещи Бодхидхармы дошли и до Хуэйнэна.}, он сказал ему (Хуэйнэну. -  Г.  Д.):
"Все живые существа ненавидят того, кто отличается [от них] талантом, а люди
ненавидят того, кто их превосходит. Я вот-вот умру, не лучше  ли  тебе  уйти
отсюда?" Чаньский наставник тогда спрятал у себя за пазухой рясу, скрылся из
того места и безвестно жил в других  краях".  Ван  Вэй  достаточно  подробно
описывает этот период жизни Хуэйнэна, когда он  вынужден  был  скрываться  в
чужих краях: "Хуэйнэн жил то здесь, то там у людей, приписанных [властями] к
своим местам. Там, где мирская жизнь, там есть и Ворота спасения {Имеется  в
виду буддийское учение.}, поэтому он передвигался  среди  крестьян,  купцов,
работников. И вот таким образом в общей сложности минуло  шестнадцать  лет".
Хуэйнэн за эти шестнадцать лет сумел привлечь много сторонников из различных
слоев населения, и даже буддийские проповедники, осваивавшие те края  в  эти
годы,  вынуждены  были  склониться  перед  силой  учения  нового   чаньского
патриарха: "В южных морях жил  наставник  Ин  Цзунфа,  который  проповедовал
"Нирвана-сутру". Чаньский наставник  слушал  [проповедь],  оставаясь  сидеть
перед алтарем, и спросил затем  о  великом  принципе  буддизма,  спросил  об
истинном буддизме. Ин Цзунфа  не  смог  ответить,  спустился  [с  алтаря]  и
попросил поучать, затем  вздохнул  и  сказал:  "Хуэйнэн  живой  бодхисаттва,
Нирманакайя существует в этом  облике.  Глаза  простых  людей  желают,  чтоб
раскрылся широко глаз мудрости [Хуэйнэна]"...  Ин  Цзунфа  поднес  платье  и
собственноручно срезал волосы"" {Признав  главенство  направления  Хуэйнэна,
совершил официальный, постриг.}.
     Далее  Ван  Вэй  описывает  события,  происходившие   после   признания
чаньского наставника Ин Цзунфой. "И  с  тех  пор  широко  распространяющийся
дождь дхарм {Имеется в виду учение Хуэйнэна.} повсюду капает в этом  бренном
мире". Началом буддийского  учения  Хуэйнэн  считает  постижение  понятия  о
терпении, постижение принципа "у-во", когда появляется  начальное  осознание
высочайшей истины Будды.
     Далее Ван Вэй  излагает  следующий  этап  совершенствования  буддистов:
"Достигнешь  самадхи,  и  никакая  мысль  не  сможет  войти  [в  сознание]".
Действительно,  достижение  самадхи,   т.   е.   состояния   самоуглубления,
сосредоточения, рассматривалось в буддизме  не  как  конечная  цель,  а  как
необходимое  условие  на  тернистом  пути  к  уничтожению   любых   желаний,
являющихся  помехой  в  достижении  высшей   буддийской   истины,   которая,
продолжает Ван Вэй, "ни на что не опирается, великое тело [Будды]  пребывает
во всех десяти направлениях, чувства Будды существуют  вне  трех  миров"  {В
данном случае "существуют вне времени".}.
     Ван Вэй, по всей вероятности, не считал себя правоверным буддистом, ибо
слишком много уз связывало его с суетным  миром.  Возможно,  для  оправдания
собственной  привязанности  к  миру  он  говорил:   "Семена   пыли   мирской
неуничтожимы, [в людях] нет облика, нет и пустоты {Ван Вэй употребляет  "фэй
сэ", что означает "не иметь облика, цвета", являющийся синонимом "Пустоты" -
"шуньяты".}. В осуществлении желаний нет  завершения.  Как  раз  находясь  в
мире, и превратишься в мудреца". Последним высказыванием Ван  Вэй  оставляет
за собой право все-таки добиться достижения буддийской истины, полагая,  что
человек для этого должен быть соответствующим образом подготовлен: "Если кто
не взрастил основы  добродетели,  ему  нелегко  войти  в  Ворота  внезапного
просветления". Из утверждения Ван Вэя совершенно  ясно,  что  поэт  разделял
идею Хуэйнэна о  внезапном  просветлении.  Это  положение  коренным  образом
отличало учение  шестого  патриарха  от  учений  предшественников,  например
Хунжэня,  придерживавшегося  идеи  постепенного  просветления.   Эту   часть
эпитафии Ван Вэй завершает мыслью о том, что лишь  обращение  к  буддийскому
учению есть единственно верный путь, ибо "...милосердие (Будды] не встречает
препятствий, оказывает великое спасение всем рожденным  четырьмя  способами,
широко  покровительствует  трем  мирам"  {В  буддизме  мир  делится  на  мир
чувственных ощущений (камалока) и мир,  свободный  от  чувственных  ощущений
(брахмалока), китайские "ю цзин" и "у цзин". Первый включает людей,  асуров,
претов, животных и адских существ, кроме  того,  шесть  низших  божественных
миров;  второй   делится   на   шестнадцать   миров.   Представителей   трех
сансаричсских миров (людей, божеств, асуров) называют существами  "покойного
рождения", способных повлиять на свою  индивидуальную  карму.  Представители
остальных миров - "непокойного рождения" -  не  в  силах  изменить  карму  и
вынуждены рассчитываться за результат всех своих прошлых рождений.  Рождение
в мире брахмалока достигается путем накопления  добродетелей  и  достижением
совершенства в созерцании.}.
     Следующая часть эпитафии - прославление силы учения Хуэйнэна,  слава  о
котором со временем разнеслась по всему краю, где население прежде не ведало
о буддизме и  находилось  на  стадии  первобытных  представлений.  Все  они,
говорит Ван Вэй,  потянулись  к  чаньскому  наставнику,  жадно  внимали  его
проповедям и "...вернулись домой с подлинной  буддийской  истиной  и  отошли
многие от  напрасных  мирских  дум".  Ван  Вэй  не  забывает  подчеркнуть  и
уважительное отношение  к  Хуэйнэну  императора  и  императрицы:  "Император
задумался [о Хуэйнэне] и издалека выражает [ему] свою искренность. Он  готов
был  встречать  [его]  с  почестями,  желал  сложить  ладони  в   буддийском
приветствии и совершить обряд.  Цзэтянь  {Императрица  У  Цзэтянь  (648-765)
оказывала  покровительство  буддизму  и   его   адептам.}   -   вдовствующая
мать-императрица - и  император  Сяоха  издали  указ  с  просьбой-повелением
прибыть в столицу" {В те  времена  столицей  Китая  был  Чанъань.}.  Хуэйнэн
отверг это предложение императора: "Живет он  далеко  и  не  выходит  дальше
Тигрового ручья, твердо отказался от повеления и  не  принял  императорского
указа". Однако императорская  семья  не  оставляла  намерения  заполучить  к
своему двору Хуэйнэна, чья  популярность  в  Китае  росла  год  от  года,  и
император с императрицей "...отправили ему белую монашескую  рясу,  а  также
деньги, шелк и прочее  в  качестве  подношения.  Щедры  дары  императоров  -
поднесли яшмовое платье святому, даровали деньги нирманическому  Будде".  Но
Хуэйнэн вновь отверг приглашение, даже после поднесения столь щедрых даров и
до самой смерти своей, продолжает Ван  Вэй,  так  и  не  согласился  служить
императорскому двору, отвергнув не просто чье-то приглашение, а  приглашение
самих императоров, вольных казнить или помиловать любого из своих подданных.
     Следующая часть произведения повествует о моменте кончины Хуэйнэна:  "В
некий день некоего месяца некоего года [Хуэйнэн] неожиданно сказал ученикам:
"Я вот-вот уйду", - и вскоре удивительные ароматы заполнили зал и над землей
появилась белая радуга". Ван Вэй для большей образности и  придания  величия
Хуэйнэну  прибег  к  буддийскому  преданию  о  смерти  Будды  -   в   момент
"исчезновения" Будды происходили описываемые  Ван  Вэем  удивительные  вещи.
После этих прощальных слов Хуэйнэн "...завершил трапезу,  выкупался,  сменил
платье и более ни на мгновение не собирался задерживаться  [в  этом  мире]".
Затем Ван Вэй вновь прибегает к буддийскому преданию, повествующему о смерти
Будды, когда все и вся