и излияния токов,
      Они, преобразуясь, исходят с концов его пальцев,
      Они идут от него с запахом его тела и дыхания, они истекают
           из взора его глаз.

                                   40

      Сусальное солнце, проваливай, - не нуждаюсь в твоем
           обманчивом блеске,
      Ты лишь верхи озаряешь, а я добираюсь до самых глубин.

      Земля! ты будто за подачкою смотришь мне в руки,
      Скажи, старая карга, что тебе нужно?

      Мужчина или женщина, я мог бы сказать вам, как я люблю вас,
           но я не умею,
      Я мог бы сказать, что во мне и что в вас, но я не умею,
      Я  мог бы  сказать, как томлюсь я от горя и  какими пульсами
           бьются мои ночи и дни.

      Видите, я не читаю вам лекций, я не подаю скудной  милостыни:
      Когда я даю, я даю себя.

      Эй ты, импотент с развинченными коленями,
      Открой замотанную тряпками  глотку, я  вдуну в  тебя  новую
           силу,
      Шире держи ладони и  вздерни  клапаны  у себя на карманах,
      От моих подарков  отказаться нельзя, я даю их насильно, у меня
      большие запасы, с избытком,
      И я отдаю все, что  имею.

      Я не спрашиваю, кто ты, это для меня все равно,
      Ведь ты  ничто, и у тебя нет  ничего, пока ты не станешь тем,
      что я вложу в тебя.

      Меня тянет  к рабу на  хлопковых полях  и к тому, кто чистит
           отхожие места,
      Я целую его, как родного, в правую щеку,
      И в сердце своем я клянусь, что никогда не отрину его.

      Женщины, пригодные к  зачатию, отныне станут рожать от меня
           более крупных и смышленых детей
      (То, что я вливаю в них сегодня, станет самой горделивой
           республикой).

      Если кто умирает, я спешу туда и крепко нажимаю ручку двери,
      Отверните одеяло и простыни к ногам,
      А врач и священник пусть уходят домой.

      Я хватаю умирающего и поднимаю его с несокрушимым
           упорством,
      Ты, отчаявшийся, вот моя шея,
      Клянусь, ты останешься жив!  всей  тяжестью повисни на  мне.

      Мощным дыханьем я надуваю тебя и заставляю тебя всплыть
           на поверхность,
      Каждую комнату в доме я наполняю войсками,
      Теми, кто любит меня, теми, кто побеждает могилы.

      Спи, - я и они будем всю ночь на страже,
      Ни сомнение, ни хворь пальцем не тронут тебя,
      Я обнял тебя, и отныне ты мой,
      И, вставши завтра утром, ты увидишь, что все так и есть,
           как я говорил тебе.

                                   41

      Я тот, кто приносит облегчение больным, когда они, задыхаясь,
           лежат на спине,
      А сильным, твердо стоящим мужчинам я  приношу  еще  более
           нужную помощь.

      Я слышал, что было говорено о вселенной,
      Слышал и слышал о множестве тысяч лет.
      Это, пожалуй, неплохо, - но разве это все?
      Я прихожу, увеличивая и находя соответствия,
      Я с самого начала даю большую цену, чем старые
           сквалыги-торгаши,
      Я сам принимаю размеры Иеговы,
      Я литографирую Кроноса, его сына Зевса и его внука Геракла,
      Я скупаю изображения  Озириса, Изиды, Ваала, Брамы и Будды,
      В мой портфель я сую Манито, и Аллаха на бумажном листе,
           и гравюру распятия.
      Вместе с Одином, с безобразным Мекситли и с каждым идолом,
           с каждым фетишем,
      Платя за этих богов и пророков столько, сколько  они  стоят,
           и ни одного цента больше,
      Соглашаясь, что  они  были живы и сделали  то, что  надлежало
           им сделать в свой срок
      (Да,  они принесли кое-что  для неоперенных  птенцов, которые
           должны теперь сами встать, полететь и запеть).
      Принимая черновые наброски всевозможных богов, чтобы
           заполнить их лучше собою,
      Щедро раздавая их каждому, и мужчине и женщине,
      Открывая столько же  или больше  божественности в плотнике,
           который ставит сруб,
      Требуя,  чтобы перед ним преклонялись больше, чем перед всеми
           богами, когда он, засучив рукава, орудует молотком
           и стамеской,
      Не споря, что  бог  посылал  откровения, считая, что ничтожный
           дымок или  волос  у меня на руке непостижимы, как любое
           из  них,
      Пожарные,  качающие воду насосом  или взбирающиеся
           по  лестнице, приставленной к дому, для  меня не менее
           величавы, чем боги античных сражений,
      Я слышу, как звенят их голоса сквозь грохот  обвалов,
      Их мускулистые ноги несут их в целости над обугленной дранкой,
      их  белые лбы невредимы средь пламени;
      Жене машиниста с младенцем у сосков я молюсь о каждом, кто
           родился на свет,
      Рядом свистят три косы на покосе в руках у дородных ангелов
           со вздутыми на поясницах рубахами;
      Клыкастый и рыжий конюх искупил все свои грехи, настоящие
           и будущие,
      Когда распродал все, что имел, и пошел пешком, чтобы заплатить
           адвокатам, защищающим брата его, и  сидел рядом  с ним,
      пока того судили за подлог,
      И быку и букашке еще не молились, как нужно,
      Никому  и не снилось,  как восхитительны  грязь и навоз.
      Сверхъестественное - не такое уж чудо, я сам жду, чтобы
           пришло мое время, когда я сделаюсь одним из богов,
      Уже близится день для меня, когда я стану творить чудеса
           не хуже, чем наилучшее из них.
      Клянусь жизнью!  Я  сделаюсь вскоре творцом всего мира,
      Уже и сейчас полагая себя в лоно теней, которые таятся в засаде.

                                   42

      Чей-то призыв из толпы,
      Мой  собственный голос, звонкий, решительный,  зычный.

      Придите, мои дети,
      Придите, мои мальчики и девочки, мои женщины, мои
           домочадцы и близкие,
      Органист уже  разжигает  свой пыл,  он  уже  сыграл  прелюдию.

      Легкие и бойкие аккорды, я чувствую гул ваших взлетов.
      Голову мою так и завертело на шее,
      Волнами катится музыка, но не из органа она,
      Люди окружают меня, но они не мои домочадцы.

      Вечно твердая, неоседающая почва,
      Вечно те, что едят и пьют, вечно солнце то  вверх, то вниз, вечно
      воздух, вечно неустанные приливы-отливы.
      Вечно я сам и все прочие люди, непостижимые, порочные, живые,
      Вечно старый, неизъяснимый  вопрос,  вечно  этот  палец с занозой,
      Вечно назойливый гик "улю-лю!" - покуда  мы не отыщем,
           где скрылся хитрец, и не вытащим его на расправу,
      Вечно любовь, вечно всхлипывающая влага жизни,
      Вечно повязка под нижнею  челюстью, вечно стол,  на котором
           покойник.

      Блуждают то там, то здесь, а глаза прикрыты медяками.
      Чтобы  голодное брюхо насытить, щедро  черпают ложкой мозги,
      Покупают билеты  на праздник,  но  на  праздник не попадают
           ни разу,
      Большинство пашет, молотит, обливается  потом и мякину
           получает за труд,
      А меньшинство, не трудясь, богатеет и требует пшеницу для себя.

      Это - город, и я - гражданин,
      Что занимает других, то  занимает меня, - политика,  войны,
           рынки, газеты и школы,
      Мэр, заседания, банки, тарифы, пароходы, заводы, акции,
           недвижимости, движимости.

      Малютки-человечки  во  множестве  прыгают там и здесь
           в  хвостатых пиджачках, в воротничках,
      Кто они, я знаю хорошо (нет, они не черви и не блохи),
      Я признаю в них  моих двойников, самый пошлый и самый
           ничтожный так же бессмертен, как я,
      То, что я делаю и что говорю, то же самое ждет и их,
      Всякая мысль, что бьется во мне, бьется точно так же и в них.

      Я слишком много говорю о себе,
      Эти мои строки всеядны, но других я не должен писать,
      Каждого, кто бы  он ни был, я хочу  заполнить собой целиком.

      Не рутинные фразы - эта песня моя,
      Но внезапно  задать вопрос,  прыгнуть далеко за предел,
           и все-таки привести еще ближе;

      Что эта печатная и переплетенная книга, как не наборщик
           и типографский мальчишка?
      И что  эти удачные фотографии, как не ваша  жена или  друг
           в  ваших объятьях, таких нежных и крепких,
      И что этот черный корабль,  обитый железом, и его могучие
           орудия в башнях, как не храбрость капитана и машинистов?
      А посуда, и мебель, и угощение в домах
           - что они, как не хозяин
           и хозяйка и взгляды их глаз?
      И небо  там, наверху - оно же и здесь, и над домом соседа,
           и над домами напротив,
      И что  такое святые и мудрые,  о которых мы  читаем в истории,
           как не ты сам?
      И  что  такое проповеди, богословие, религии,  как не бездонный
           человеческий мозг?
      И что есть разум? и что есть любовь? и что есть жизнь?

                                   43

      Я не отвергаю вас, священники всех времен и народов,
      Величайшая вера - моя, и самая малая - моя,
      Я вмещаю древнюю религию, и новую, и те, что между древней
           и новой,
      Я верю, что я снова приду на землю  через пять тысяч лет,
      Я  ожидаю  ответа  оракулов, я чту  богов,  я кланяюсь  солнцу,
      Я делаю себе фетиша из первого  камня или пня, я шаманствую
           палками в волшебном кругу амулета,
      Я помогаю  ламе  или брамину, когда тот поправляет  светильник
           перед кумиром,
      В фаллическом шествии я танцую на улицах, я одержимый
      гимнософист, суровый, в дебрях лесов,
      Я пью из черепа  дикий  мед,  я  чту Веды,  я  держусь Корана,
      Я вхожу в теокалли в пятнах крови от  ножа и камня,  я бью
           в барабан из змеиной кожи,
      Я принимаю Евангелие, принимаю того, кто был распят,
           я наверное знаю, что он божество,
      Я стою всю мессу на коленях, я пуританин, я встаю для
      молитвы или недвижно сижу на церковной скамье,
      С пеной у рта, исступленный, я бьюсь в припадке безумия или
           сижу мертвецом и жду, чтобы дух мой воспрянул,
      Я смотрю вперед на мостовую, на землю  или в сторону
           от мостовой и земли,
      Я из тех, что вращают колеса колес.

      Один из этой  центростремительной и  центробежной толпы,
           я говорю, как говорит  человек,  оставляющий друзьям
           поручения, перед тем как отправиться  в путь.
      Упавшие духом, одинокие и мрачные скептики,
      Легкомысленные, унылые, злые безбожники,
      Я  знаю каждого  из вас, я знаю  море сомнения,  тоски, неверия,
           отчаяния, муки.

      Как плещутся камбалы!
      Как они бьются,  быстро,  как  молния, содрогаясь  и брызгая
           кровью!

      Будьте спокойны, угрюмцы  и окровавленные маловерные
           камбалы,
      Я ваш, я с вами, как и со всеми другими,
      У вас, у меня, у всех нас было равное прошлое,
      И вас, и меня, и всех ждет равное будущее.
      Я не знаю, каково наше будущее,
      Но  я  знаю, что оно в свой черед окажется вполне подходящим
           и что оно непременно придет.

      Оно уготовано всем: и тому, кто проходит мимо, и тому, кто
           стоит, оно не обойдет никого.
      Оно суждено и тому молодому мужчине, который умер и
           похоронен на кладбище,
      И той молодой женщине, которая умерла и погребена рядом
           с ним,
      И тому ребенку,  который глянул на миг из-за двери и скрылся
           за нею навеки,
      И тому  старику, что прожил  без  цели  и  смысла  и теперь
           томится в тоске, которая горче,  чем желчь,
      И тому несчастному, что лежит в богадельне, изъеденный
           скверной болезнью от разнузданной жизни и пьянства,
      И бесчисленным убитым и  погибшим, и диким кобу,
           именуемым навозом человечества,
      И простейшим амебам, которые просто плывут по воде
           с открытыми ртами, чтобы пища вливалась  им в рот,
      И всякому предмету на земле или в древнейших могилах
           земли,
      И всему,  что в мириадах планет, и мириадам  мириад, которые
           обитают на них,
      И настоящему, и самой малой соломинке.

                                   44

      Встанем - пора мне открыться!

      Все, что изведано, я отвергаю,
      Риньтесь, мужчины и  женщины,  вместе  со мною  в  Неведомое.

      Часы отмечают минуты, но где же часы для вечности?

      Триллионы весен и зим мы уже давно истощили,
      Но в запасе  у  нас есть еще триллионы и еще и еще триллионы.

      Те, кто прежде рождались, принесли нам  столько богатств,
      И те, кто родятся потом, принесут нам новые богатства.
      Все вещи равны между собой: ни одна не больше и не меньше!

      То, что заняло свое место и время, таково же, как и все
           остальное.

      Люди были  жестоки  к  тебе или  завистливы,  мой  брат,  моя
           сестра?
      Я очень жалею тебя, но я не встречал среди людей ни  врагов,
           ни завистников,
      Все вокруг были добры ко мне, мне не на что жаловаться.
      (В самом деле, на что же мне жаловаться?)


      Я вершина всего, что уже свершено, я начало будущих времен.
      Я дошел до верхних ступеней,
      На каждой ступени века, и между ступенями тоже века,
      Пройдя все, не пропустив ни  одной, я карабкаюсь выше и
           выше.

      Выше и выше иду, и призраки остаются у меня за спиной,
      Внизу, в глубине, я вижу изначальное  огромное Ничто, я знаю,
           что был и там,
      Невидимый, я долго там таился и спал  в летаргической мгле,
      И ждал, чтобы наступил мой  черед, и не сгинул от углеродного
           смрада.

      Долго пребывал я под спудом  - долго-предолго.

      Долго трудилась вселенная, чтобы создать меня.
      Ласковы и преданны были  те руки,  которые направляли меня.

      Вихри миров, кружась, носили мою колыбель, они гребли
           и гребли, как лихие гребцы.
      Сами звезды   уступали  мне  место,  вращаясь  в  своих  кругах,
      Они  посылали  свои лучи для  присмотра  за тем,  что  должно
           было делаться со мною.

      Покуда   я не  вышел  из матери, поколения  направляли  мой
           путь.

      Мой зародыш в веках не ленился,
      Ничто не могло задержать его.

      Для  него сгустились в планету мировые туманности,
      Длинные пласты наслоялись,  чтобы стать для него опорой,

      Гиганты-растенья давали ему себя в пищу,
      И  чудища-ящеры  лелеяли его  в своей пасти и бережно несли
           его дальше.

      Все мировые силы  трудились надо мною от века, чтобы создать
           и радовать меня,
      И  вот я стою на этом месте, и со мною моя крепкая душа.

                                   45

      О мгновенная юность!  о гибкость, которую вечно толкают
           вперед!
      О уравновешенная, пышно цветущая зрелость!

      Мои возлюбленные душат меня,
      Теснятся к моим губам, тискаются в поры моей кожи,
      Волокут меня по улицам и людным местам, голые приходят
           ко мне ночью,
      Днем  они  кричат мне:  "Эгой",  со  скалы над  рекою,  качаясь
           и щебеча наверху,
      Они кличут меня по имени из цветников, виноградников,
           из чащи густых кустов,
      Они слетаются ко мне каждый миг,
      Целуют мое тело поцелуями, нежащими, словно бальзам,
      И горсти своих сердец бесшумно дают мне в подарок.
      О величавый восход старости! Здравствуй, несказанная
           прелесть дней моего умирания!

      Все сущее утверждает не только себя, но и то, что растет
           из него,
      И у темного беззвучия смерти есть тоже свои ростки.

      Ночью я открываю мой люк и смотрю,  как далеко  разбрызганы
           в небе миры,
      И  все, что я  вижу, умноженное  на  сколько хотите, есть только
           граница новых и новых вселенных.

      Дальше  и дальше уходят они, расширяясь, всегда  расширяясь,
      За грани, за грани, вечно за грани миров.

      У  моего  солнца  есть солнце, и  мое солнце  покорно  колесит
           вкруг него,

      А  то со своими соратниками примыкает к высшему  кругу,

      А  за ними  еще  более  великие,  перед которыми  величайшие
           становятся точками.
      Нет ни на миг остановки, и не может быть остановки,
      Если бы я, и вы, и все миры, сколько есть, и  все,  что  на них
           и под ними, снова в эту минуту свелись к бледной  текучей
           туманности,  это  была  бы безделица  при нашем  долгом
           пути,
      Мы вернулись бы снова сюда, где мы стоим сейчас,
      И отсюда пошли бы дальше, все дальше и дальше.

      Несколько квадрильонов веков, несколько  октильонов
           кубических миль  не задержат этой минуты, не  заставят  ее
           торопиться;
      Они - только часть, и все - только часть.

      Как далеко ни смотри, за твоею далью есть дали.
      Считай, сколько хочешь, неисчислимы года.

      Мое рандеву назначено, сомнения нет,
      Бог непременно придет и подождет меня, мы с ним такие
           друзья,
      Великий товарищ, верный возлюбленный, о  ком я томлюсь
           и мечтаю, он будет там непременно.

                                   46

      Я знаю, что  лучшее место - мое,  и лучшее  время - мое, еще
           никто не измерил меня и никогда не измерит.

      Я всегда налегке, в дороге (придите все  и послушайте!),
      Мои приметы - дождевой плащ, и добрая обувь, и палка,
           срезанная в лесу,
      Друзья не придут ко мне и не рассядутся в креслах,
      Кресел нет у меня, нет ни философии, ни церкви,
      Я никого не веду к обеду, в библиотеку, на биржу,
      Но  каждого  из  вас, мужчин и женщин, я  возвожу на вершину
           горы,
      Левой рукой  я обнимаю ваш стан,
      А правой рукой указываю на окрестные дали и на большую
           дорогу.

      Ни  я, ни кто другой не может пройти эту дорогу за вас,
      Вы  должны пройти ее сами.

      Она недалеко, она здесь, под рукой,
      Может быть, с тех  пор как вы родились, вы уже бывали на ней,
           сами не зная о том,
      Может быть, она проложена всюду, по земле, по воде.
      Возьмем свои пожитки, сынок, - ты свои,  я свои, - и  поспешим
           в путь,
      В чудесных городах и свободных странах  мы побываем с тобой.

      Если ты устал, возложи на меня твою ношу, обопрись о  мое
           бедро,
      А когда наступит мой черед, ты отплатишь мне такой же
           услугой,
      Ибо с той  минуты, как мы двинемся в путь, отдыха не будет
           у нас.

      Сегодня перед рассветом я взошел  на  вершину  горы, и увидел
           усыпанное звездами небо,
      И сказал моей душе: "Когда мы овладеем всеми этими шарами
           вселенной, и  всеми  их усладами, и всеми их  знаниями,
           будет ли с нас довольно?"
      И моя душа сказала: "Нет, этого мало для нас, мы пойдем
           мимо - и дальше".

      Ты также задаешь мне вопросы, и я слышу тебя,
      Я отвечаю, что не в силах ответить, ты сам должен ответить
           себе.
      Присядь на минуту, сынок,
      Вот сухари для еды, молоко для питья,
      Но когда ты поспишь, и обновишь свои силы, и наденешь
           лучшие одежды, я поцелую тебя на прощание  и  распахну
           пред  тобою ворота, чтобы ты ушел от меня.
      Слишком долго тебе снились презренные сны,
      Я смываю  гной с твоих глаз,
      Ты должен приучить свои глаза к ослепительной яркости
           света и каждого мгновенья твоей жизни.
      Слишком долго ты копошился у берега, робко держась
           за доску,
      Теперь я хочу, чтобы ты был бесстрашным пловцом,
      Чтобы ты вынырнул в открытом море, крича и кивая мне,
           и со смехом окунулся опять.

                                   47

      Я учитель атлетов.