таким  уж  и
большим, чтобы  у него  нашлось место
для всех  желающих.  Решением  Ордена
игра   в    методологический    бисер
определялась     онтологией      ума,
сообщенного   с   внутренним   планом
строения вещи, а также вводились пра-
вила, выполнение которых давало право
на   созерцание   истины.   Например,
утверждалось, что  для одних и тех же
фактов  существуют   одни  и   те  же
теории. Если  теории разные,  а факты
одни, то  теории совместимы и соизме-
римы.    Между    ними    сохраняются
отношения   дедукции    и   редукции.
Значение     терминов      наблюдения
инвариантно и  т.д. К  миру сущностей
был оборудован  один  проход  и  этот
____________________
13   Аристотель. Соч. М., 1976. Т. 1.
  С. 71.

                                  229

проход   контролировался   парадигмой
позитивистской    Касталии.    Всякие
обходные  движения   запрещались.  Но
если      теории      строятся      о
прямолинейности,  а   прямолинейность
свойственна геометрии,  но отнюдь  не
жизни   и    природе,    то    теории
контрфактуальны  или,   как   говорит
П.Фейерабенд, контриндуктивны.  Такие
теории  запрещается  запрещать,  если
даже они несовместимы. Иными словами,
все дозволено,  и с  миром  сущностей
сообщены  не   только  ученые,  но  и
колдуны.    П.Фейерабенду    особенно
дорого то  обстоятельство, что каждый
из них заглядывает в этот мир на свой
манер и  видит свою  истину. Все, что
дозволено теории,  дозволено  мифу  и
натуральной    магии,     церкви    и
экстрасенсам. Все  дозволено,  но  не
всем. Если всем, то не все дозволено.
Скрытое         удвоение         мира
(П.Фейерабендом)  становится   явным.
Описательно-предписательная  двусмыс-
ленность      методологии      Т.Куна
дополняется          двусмысленностью
методологии веселого дадаиста.
  Т.Кун отделяет ученого от колдуна и
противопоставляет соизмеримые  теории
мифам.  П.Фейерабенд  выдвигает  идею
несовместимости научных  теорий и со-
вместимости теории  и мифа, ученого и
представителей натуральной  магии.  В

230

одном  случае  сужается  круг  людей,
знающих     истину,      до     одной
универсальной теории и ее поверенных,
в другом  - он расширяется так, что в
него      попадают      представители
оккультных  наук.   В  первом  случае
выдвигается  идея   парадигмы  и   ее
смены,  во  втором  -  обосновывается
перманентная пролиферация  теорий.  В
чем здесь  дело? Как  это ни странно,
но  суть  дела  может  быть  выражена
довольно просто,  если мы поймем, что
Фейерабенд   -   это   вовсе   и   не
Фейерабенд, а  Секст  Эмпирик.  Имена
разные, а  феномен  один  и  тот  же:
скептицизм  и   сопряженный   с   ним
нигилизм.  Скептицизм   порождает   и
воспроизводит  философское  понимание
того, что  все наше познание основано
в   общем-то   на   довольно   зыбких
основаниях, т.е.  на том,  что нельзя
ни доказать, ни опровергнуть. Скепсис
Секста Эмпирика  метафизичен, скепсис
П.   Фейерабенда   -   политизирован.
Координированность идей Фейерабенда и
Секста  Эмпирика   требует,   однако,
особого исследования.
  "Я  пытался   показать,   -   пишет
П.Фейерабенд,  -   что  разум...   не
годится  для   науки"14.   Наука   не
____________________
14   Фейерабенд П. Избранные труды по
  методологии науки. С. 477.

                                  231

священна,  а   "тупоумное  применение
"рациональных   процедур"...   вообще
ничего не дает". Существуют различные
способы  производства  знания.  Наука
лишь один  из них  и  не  обязательно
лучший. Мы  не думаем, что кто-нибудь
всерьез будет  оспаривать эти  (как и
многие другие) слова П.Фейерабенда.
  Анархизм   П.Фейерабенда    и   его
заявления,  шокирующие  позитивистски
настроенного обывателя,  - это  всего
лишь "грубая"  рыночная упаковка  для
чрезвычайно "тонких"  вещей,  которые
едва  ли  выражаются  лозунгами  типа
"делай,  что   хочешь".  Ведь  каждый
знает, что  он  может,  а  что  -  не
может. И  ничего с этим не поделаешь.
Мы вряд ли ошибемся, если скажем, что
позитивную часть  анархистской теории
познания  (утонувшую   в  критических
пассажах)   П.Фейерабенд   обозначает
довольно скромно  и отстраненно: "...
Галилей  изобрел   опыт,   содержащий
метафизические  составные   части"15.
Галилей изобрел,  а Фейерабенд увидел
метафизические части  опыта, т.е.  те
части, существованием которых мы обя-
заны Игре в бисер.
  Наука  имеет   дело  с   предметами
опыта. Это  обстоятельство  запрещает
____________________
15   Фейерабенд П. Избранные труды по
  методологии науки. С. 477.

232

ученым  "заглядывать"   в  мир  тран-
сцендентных  сущностей.   Но  это  же
обстоятельство  не   запрещает  того,
чтобы опыт  сознательной жизни реаль-
ных    людей     эксплицировался    и
организовывался   в   трансцендентных
терминах.    В     каком-то    смысле
сознательная жизнь  людей зависит  от
опыта, от  того, извлечен он или нет,
явлен или  не явлен.  Но  неявленного
опыта  не   бывает,  т.е.  если  опыт
извлечен, то  это и  есть опыт. И по-
этому он  явлен. Если  нет, то  нет и
опыта, и  нет зависимости сознания от
опыта (при  условии, конечно, что со-
знательная жизнь  есть нечто большее,
чем жизнь,  с извлеченным  опытом  из
этой жизни).  П.Фейерабенд возрождает
философское   понимание    опыта    и
сознания,  утраченное   методологами-
позитивистами. И тем самым показывает
бессмысленность формулируемой Орденом
позитивистов проблемы связей терминов
наблюдения и  теоретических терминов,
фактов и законов и т.д.
  Внеопытное сознание  (а встречается
оно, по  замечанию Гегеля,  не только
среди   методологов,   но   и   среди
торговок на  базаре) удваивает мир. В
ситуации  же  удвоения  каждый  волен
превратить себя  либо в колдуна, либо
в   ученого.   Правда,   чтобы   быть
мистиком, нужна  особая  одаренность.

                                  233

Для того,  чтобы стать  ученым, нужна
специальная           (академическая)
подготовленность     к     восприятию
"второго"  мира,   т.е.  к  умозрению
внеопытных сущностей.
  Однажды люди извлекли опыт из своей
сознательной   жизни,    и   в   мире
появились    "демоны".    Т.е.    они
"сделали"  демона   и  этим   демоном
вытянули опыт.  "Демоны"  и  "ведьмы"
существуют не потому, что их изобрели
мистики, развлекаясь Игрой в бисер, а
потому, что  у людей появился опыт. И
этот опыт  (не знания,  которые в нем
содержались,  а  опыт)  иным  образом
получить нельзя.  Доопытных "демонов"
не  существует.   В  другом  опыте  -
другие "демоны", т.е. то, вокруг чего
откристаллизовываются  наблюдения   и
размышления людей.
  "Позитивно"  настроенный  методолог
непременно начнет  искать  в  природе
нечто такое,  чему бы соответствовали
демоны,  а   также,  используя  метод
критического            рационализма,
исследовать вопрос  о  том:  подтвер-
ждаются они  опытом или нет, отражают
ли существенные связи и отношения или
не отражают.  Но дело  в том, что все
эти  вопросы   (и  П.Фейерабенд   это
прекрасно   понимает)   бессмысленны,
хотя бы потому что они внеисторичны.


234

  Люди  живут,  а  не  отражают.  Они
создают формы  своей жизни,  решая  в
том  числе   и  проблемы  своего  со-
вместного существования (мы надеемся,
что эти  проблемы  и  сегодня  решены
далеко не всеми). Миф "соединял людей
в  племя   и  наполнял   смыслом   их
жизнь"16.    Методолог    же,    т.е.
специалист      по       рациональной
реконструкции,  пытается  установить:
истинным смыслом наполнилась их жизнь
или не истинным.
  "Метафизическое"     ядро     опыта
устанавливалось жизнью  людей,  а  не
логическими   правилами.   Т.е.   аб-
страктные сущности  извлекались не из
опыта. Извлекался опыт. Точно так же,
как ученые индуктивно не выводят свои
законы  из   опыта.  Они   "законами"
извлекают опыт.  Другое дело: повезет
или  не   повезет.  Если  повезет  (а
гарантий  нет,  ибо  методологическое
сознание    так    и    не    создало
рациональных процедур, обеспечивающих
стопроцентный  успех),   то   законы,
формулируемые  относительно  природы,
будут одновременно  и  законами,  по-
рождающими опыт, опытными законами.
  Иными  словами,   законы   мира   и
законы, порождающие  опыт, - это одни
____________________
16   Фейерабенд П. Избранные труды по
  методологии науки. С. 138.

                                  235

и те  же законы.  Конечно,  мы  можем
предположить,  что   существуют   еще
какие-то другие  законы  природы,  но
знать эти  законы мы  не  можем.  Нет
опыта.  И   поэтому  двоящемуся  миру
нужны колдуны (а иногда и ученые).
  Итак,  если   изобретением  демонов
люди     извлекали      опыт,      то
воспроизводство  этого  опыта  уже  с
естественной           необходимостью
воспроизводило  в   головах  людей  и
демонов,  и   демонят,  т.е.  условия
опыта.  Конечно,   никто  всерьез  не
пытался   разгадать    природу   этих
существ.  Ведь   люди   понимали   не
субстанцию    демонов,     а     этой
субстанцией понимался  мир.  Не  зная
ничего определенного  о ней, они что-
то узнавали  о природе  и о себе. Это
знание не только воспроизводилось, но
и   расширялось,   захватывая   новые
области и  материи. Появлялись  раци-
онализаторы   демонического   знания.
Совершенствовалась            система
аргументов, фактов,  проблем и  т.д.,
т.е. нечто  такое, что  Т.Кун  назвал
нормальной наукой. Изобретались новые
и часто  конкурирующие  демоны,  т.е.
происходила,       если        верить
П.Фейерабенду, пролиферация  идей. Но
ни смена  парадигм,  ни  пролиферация
идей не  гарантирует того, что какие-
то    знания    обладают    беспечным

236

свойством расширения  и  развития  до
бесконечности.  Пленка  знания  может
лопнуть, ибо  опыт меняется. В пользу
этой возможности  свидетельствуют, по
крайней мере, два обстоятельства. Во-
первых, у любого знания (и понимания)
есть      некоторый       собственный
(метафизический)  предел  или  порог,
ниже  которого   или  выше   которого
нельзя ни  знать, ни  понимать.  Этот
порог -  опыт. Но  опыт не  в  смысле
предметной деятельности, совокупности
фактов, возможностей эксперимента или
разрешающей  способности   сенсорного
(как и  ментального)  аппарата,  а  в
смысле извлечения  опыта. Ведь вполне
возможно (а  чаще  всего  оно  так  и
бывает), что  и сенсорный  аппарат  в
порядке, и  ментальные способности  в
норме, и много с предметами работаем,
и  даже   факты  есть,   и   проблемы
напрашиваются,  и   теории  в   конце
концов без изъянов, а опыта нет. Т.е.
опыт не  извлекается или,  что то  же
самое, мысли  не приходят и законы не
понимаются. Вернее,  мысли  есть,  но
они чужие.  Опыт свой, а мысли общие,
т.е. опять-таки  (если  быть  точным)
чужие. Общего опыта не бывает, как не
бывает общего,  т.е. одного  на всех,
"Я" (без "Я", по мнению специалистов,
существовали целые культуры, но никто
еще не  описал  традиции,  в  которой

                                  237

вместо своего  "Я" использовалось  бы
чужое "Я", чтобы кто-то нашу тень вы-
дал за свою).
  Нельзя  сделать   так,  чтобы  опыт
помещался в одной точке пространства,
а извлекался  бы он  в  другой,  т.е.
производился  бы   без  нас.  В  этом
случае любое  знание (и понимание) по
мере расширения и прогресса преврати-
лось   бы   в   полное   незнание   и
непонимание, т.е.  люди  утратили  бы
всякий порог  и разучились  бы вообще
что   бы   то   ни   было   понимать.
Следовательно,    если    люди    еще
понимают,  то,  видимо,  потому,  что
есть предел их пониманию.
  Во-вторых,    существует    большая
разница между  тем, извлекают ли люди
опыт сами,  или  за  них  это  кто-то
делает. В  данном случае  не так уж и
важно, что  они это  делают и  что их
направляет: парадигма  или пролифера-
ция идей.  Важно другое:  сами или не
сами.  Если   не  сами,   то  они  не
субъектны и  окружающий их  мир опре-
делен на  основаниях, воспроизводящих
бессубъективность           человека.
Субъектность, отделенная от человека,
получает  место   прописки  в   новом
опыте.
  Иными       словами,       проблема
субъектности       указывает       на
онтологические   посылки   знания   и

238

познания.      Субъектность       или
бессубъектность              человека
устанавливается   не    рациональными
методологическими    правилами,     а
испытанием  и   уяснением   мира,   в
котором мы живем. А оно всегда одно и
то же. Мир нужно испытать самим собой
и тогда  выяснится: он  уже определен
или еще  определяется. "Определен или
не определен" - это не высказывание о
том, как устроен мир на самом деле, а
косвенный  способ   выражения  нашего
участия в этом мире.
  Испытанием   мира   люди   получают
знание,  которое   иным  образом  они
получить не  могут. Определили себя в
мире и  что-то о нем узнали, не могли
не узнать.
  Но узнали  не потому, что подумали,
а потому,  что испытали.  Не головой,
а, если  так можно  сказать, "телом",
т.е. самими собой. И это знание более
устойчиво, чем парадигма и ее истины,
ибо в  нем нет  упования на  то,  что
когда-то  мир   был  понят,   и   это
понимание малыми  дозами  расширяется
на   любой    опыт.   Малыми   дозами
расширяется   непонимание.   Конечно,
было испытание  и было  (не могло  не
быть) понимание  мира, после которого
осталось знание и сохранились идеи. И
мы можем  жить этим  знанием и  этими
идеями. Но  будем-то мы  жить в мире,

                                  239

который нами не испытан, использовать
опыт, который  нами не  извлечен,  и,
следовательно, видеть вещи не такими,
какими они  есть, а такими, какими их
когда-то знали.  Поэтому нельзя  упо-
вать и  надеяться на то, что мы живем
в прежнем мире. Это не значит, что мы
попали в другой мир. Просто мы его не
испытали. И  поэтому не думали, а уже
что-то знаем, т.е. знаем по традиции,
а не по опыту.
  В традиции  же  были  и  демоны,  и
идеальные объекты.  И все  это как-то
связано с  тем, что  людям всякий раз
заново приходится  испытывать мир,  в
котором  они  живут.  Т.е.  демоны  и
материальные  точки   связаны  не   с
миром, не  с природой, а с испытанием
природы.
  Но связаны ли они между собой, т.е.
можем ли мы говорить о том, что наука
мифоподобна? Известно,  что демоны по
улицам не  гуляют. Но  и материальные
точки с  башни не  бросают. Ни то, ни
другое не  существует само  по  себе.
Они изобретаются  и  ими  открываются
какие-то  реальные   свойства   мира,
объективные  истины.  В  этом  смысле
материальная  точка   как  абстракция
научного сознания  не  имеет  никаких
преимуществ по отношению к абстракции
натуральной магии.  И в данном смысле
наука мифоподобна.  Тем не менее мифы

240

не перерастают  в научное  знание, не
превращаются  по   мере  развития   в
науку. Между ними сохраняется разрыв,
который    нельзя     объяснить    ни
пролиферацией   теорий,   ни   сменой
парадигм,    ибо    все    это    уже
предполагает  объяснение  причин,  по
которым  демоны  превратились  в  ма-
териальную      точку.       Описание
внеэпистемологических условий  знания
в    терминах    "испытания    мира",
"извлечения опыта",  т.е. в  терминах
практики,  обнаруживает   не   только
безобъектное  знание  типа  "живем  и
знаем", или  "испытали и знаем", но и
странный тип  существования некоторых
вещей. Например,  всем известно,  что
существуют короли.  Но существуют они
не  так,   как   существуют   звезды.
Короли,   как    остроумно    заметил
К.Маркс,  существуют,   если  к   ним
относятся  как  к  королям.  Т.е.  мы
подданные короля  не потому,  что  он
король, а  он король  потому, что  мы
относимся к  нему как  подданные.  Но
точно так  же (как  и  короли)  суще-
ствует  истина.   Людей  искушают  не
только демоны,  но и  истина, если  к
ней относятся  как к чему-то действи-
тельно  существующему.   Материальные
точки  нас   не   искушают.   Мы   не
относимся к  ним как  к чему-то суще-
ствующему.       Истина       поэтому

                                  241

демоноподобна.  Но  разговоры  о  ней
вызывают     у     ученых     меньшее
негодование, чем демоны.
  Вот   этот    тип    существования,
условием  действительности   которого
является человек,  образует  природу,
по отношению  к которой все остальные
проблемы  эпистемологии  идут  рангом
ниже.  Фундаментальный  разрыв  между
магией  и   наукой  породил  феномен,
внутри которого  возникла современная
цивилизация. Между  магией  и  наукой
"лежит" радикально  изменившееся  от-
ношение человека  к действительности,
извлеченный опыт, т.е. бытие, которое
нельзя     заменить     конструкциями
сознания. А  это значит,  что  мы  не
можем какими-то логически однородными
и    непрерывными    преобразованиями
сознания перейти  от науки к мифу, от
демона    к    материальной    точке.
Извлеченный  опыт   запрещает,  бытие
мешает. Для того, чтобы сделать такой
переход,  нужно   было  бы   изменить
бытие.  И   на  место   естественного
поставить  искусственное.   Но   ведь
бытие - это как раз и есть то, что мы
не можем изменить искусственно.
  Отношение к  демонам как  к чему-то
действительно          существующему,
вплеталось в  ткань бытия людей. Этим
отношением  извлекалось   знание,   в
терминах   которого    строилась    и

242

необратимо           эволюционировала
человеческая   жизнь.   "Демоном"   в
человеке  изобреталось  человеческое.
Но этим  же изобретением  они  что-то
узнавали  о  себе  и  не  узнавали  о
природе. Люди не могут знать все, так
как  они   конечны  и   есть  пределы
понимания   бытия,   задаваемые   его
испытанием. Без  этих пределов ничего
нельзя узнать  о мире,  но  если  они
существуют,  то   мы  не   все  можем
узнать. Не  зная что-либо  о природе,
мы можем строить знания о человеке. И
наоборот,  незнание   человека  может
стать условием  знания о природе. Ре-
ализация этой  возможности и породила
разрыв  между   магией  и  наукой.  В
первом случае  извлекалось знание, на
основе   которого    эволюционировали
люди,  во   втором  -   производилось
знание, на  основе которого  эволюци-
онирует технология. Вопрос о том, кто
лучше знает человека: магия или наука
- не  имеет смысла.  Резоннее было бы
спросить, знаем ли мы себя лучше, чем
знали  себя  люди  эпохи  натуральной
магии и волшебства.
  "Демоны" превращались  в абстракции
научного   познания    потому,    что
появился  опыт   бытия,  растворивший
отношение  к   ним  как   к   чему-то
действительно существующему.


                                  243

  Возникает новая ситуация, в которой
элементы языка  науки не  могут стать
частью существующего опыта людей.
  Можем  ли   мы  в   ней   логически
однородным       и        непрерывным
преобразованием сознания  перейти  из
точки А  в пункт  В, т.е.  от Ивана к
Петру, от  Эйнштейна  к  Ньютону,  от
Галилея к Копернику и наоборот? Такой
переход возможен в предположении, что
существует   одно   и   универсальное
сознание.  Это   сознание  не   может
совпадать ни  с Иваном,  ни с Петром,
т.е. оно должно быть абсолютным.
  В какой-то мере призрак абсолютного
сознания   допускается    в    корпус
научного  (во   всяком  случае  есте-
ственнонаучного)    исследования    и
служит  методологической  "подпоркой"
позиции  так   называемого   внешнего
наблюдателя.
  Внешнее  наблюдение   -   одно   из
возможных   состояний   человеческого
сознания, в  котором  его  содержание
преобразовывается и  перемещается вне
зависимости от  случайности того, что
оно  произведено  Коперником,  а  не,
допустим,    Ньютоном.    Без    этой
предпосылки  невозможна  формулировка
ни  одного  утверждения  относительно
природы.  Немыслима   преемственность
знания и уж тем более его прогресс.


244

  Преобразовывая  сознание,  совершая
"переход", мы  столкнемся с  тем, что
не пре