манипуляций  с
  человеческой жизнью  //  Глобальные
  проблемы     и     общечеловеческие
  ценности. М., 1990. С. 496.

116

спать  "идеологические   страшилища"?
Кто  нас   "обнимет"  и  переведет  в
другое состояние  сознания? Остался и
мешает   объятиям    один   кумир   -
"человек",    без     трансцендентных
установок, такой,  как он  есть, т.е.
голый.
  Ничто уже не связывает людей. Чтобы
быть собой,  теперь  требуется  одно:
преодолеть   себя   в   отношении   к
другому. Симптоматично  в этом смысле
звучат слова  нового гуманиста Тейяра
"Господи,   -    говорит   Тейяр,   -
признаюсь Тебе,  что долгое время мне
трудно  давалась   и  поныне   трудно
дается   любовь   к   ближнему...   Я
чувствую себя  по естеству враждебным
и замкнутым  перед большинством  тех,
кого Ты  велишь мне  любить. Я  легко
принимаю в  свою внутреннюю жизнь то,
что во  Вселенной стоит выше или ниже
меня:  материю,  растения,  животных,
Силы, Власти,  Ангелов, -  и радуюсь,
чувствуя, что включен в их иерархию и
она поддерживает  меня. Но  "другой",
Господи, - не только "бедный, хромой,
горбатый, слабоумный",  - но  просто-
напросто другой...  - имею ли я право
сказать Тебе,  что моим первым побуж-
дением не  будет оттолкнуть его и что
одна  лишь   мысль  войти   с  ним  в
духовное   общение   не   будет   мне


                                  117

отвратительна?"18. Многие  ли из  нас
переболели  этой   болезнью  века   и
преодолели отвращение к другому?
  Самые  простые   вещи   оказываются
сегодня чрезвычайно  сложными,  почти
невыполнимыми.     Нельзя     простым
приложением своей  (или  чужой)  воли
заставить себя  полюбить другого,  не
образ другого,  а его самого. Но этим
"нельзя" мы обнаруживает в себе то, в
чем сознание  не может  обмануть нас.
Никто   нас   не   может   ввести   в
заблуждение относительно таких вещей,
которые  нельзя   ни   выдумать,   ни
забыть. Но человек, приравнявший себя
к богу,  т.е.  воспринимающий  мир  в
качестве своего представления о мире,
живет  в  выдуманном  мире  и  теряет
контакт с простыми "вещами".
  Современная   философия    -    это
философия,   изгоняющая    последнего
бога, т.е.  оголенного свободой чело-
века. Но  делает она это оригинальным
способом.
  О существовании  "идолов"  сознания
знали давно.  Но этот  факт мало кого
беспокоил, ибо была еще и уверенность
в том,  что по  мере развития науки и
просвещения масс,  иллюзии рассеются.
____________________
18   Тейяр де  Шарден П. Божественная
  среда  //   Глобальные  проблемы  и
  общечеловеческие ценности. С. 136.

118

Все  знают,  что  есть  опыт  и  есть
иллюзия.  Опыт,   уверял  нас   Локк,
исключает   иллюзии,    он   их    не
оправдывает. Наука  развивалась, про-
свещение   росло,   а   "чудища"   не
исчезали.   И   вот   осознавая   эту
"чудовищную"   прочность,   философия
сделала  одно   из   открытий.   Если
иллюзии онтологически неистребимы, то
и истреблять  их не  нужно.  Их  надо
использовать   по   назначению.   Они
должны  быть  эффективно  встроены  в
социальную систему.  И в  этом смысле
не так  уж и важно, истинны ли какие-
то идеи в нашем идейном "корпусе" или
не истинны.  Важно,  чтобы  они  были
эффективными. Например,  объединят ли
они  массу   в  одно   целое  или  не
объединят,    удерживают    ли    они
"рассеянные" человеческие  головы  (и
жизни) в  собранном состоянии  или не
удерживают.     Все     корпоративные
организации      и       политические
ассоциации, пишет  А.Швейцер,  "видят
сегодня  свою  силу...  в  достижении
максимально     возможной     степени
сплоченности   и   обособленности"19.
____________________
19   Швейцер А.  Принцип благоговения
  перед жизнью  как  основа  этики  и
  жизнеутверждения   //    Глобальные
  проблемы     и     общечеловеческие
  ценности. С. 329.

                                  119

Метафизика стала  практикой. В  пове-
стке дня  теперь стоит один серьезный
вопрос:   "Преодоление    метафизики"
(Хайдеггер).
  Но для этого нужно разрушить какие-
то очень  дорогие  для  нас  посылки.
Например, нас  уверяют, что  мышление
не делает  ошибок, если оно свободно,
что достоин  мысли  тот,  кто  мыслит
сам. Но  вот  вопрос:  что  из  всего
этого  получается   тогда,  когда  мы
часть  целого,   элемент   в   боевом
порядке эффективно собранной "массы"?
Не означает  ли "мыслить  самому"  то
же,  что   и  "свободно   мыслить   в
соответствии   с    правилами    игры
идеологов" (Фромм).
  Что же  за радость  мыслить самому,
если  выгода   безмыслия   растет   и
множится, если  эта  привилегия  дает
только  одно  право:  самому  вводить
себя в  заблуждение.  Сколько  бы  не
призывали человека  смотреть на  свое
дело глазами  другого человека,  т.е.
как бы  со стороны  иного мира, этими
призывами не избавить нас от сомнений
в том,  что если здесь нет истины, то
почему она  должна быть  видна с той,
другой  стороны.  Сколько  бы  мы  ни
ныряли в  тот (иной)  мир,  из  этого
ведь не  следует, что когда-нибудь мы
вынырнем  с  истиной  здесь,  в  этом


120

мире. То,  что будет завтра, это ведь
будет не сегодня.
  Иными словами, существует опасность
того,   что    "истина",   "свобода",
"самость"  и  "разум"  -  всего  лишь
прикрытие   практически   оправдавшей
себя иллюзии. Человек как часть массы
теряет веру  в свое сознание, ибо это
сознание уже вовлечено в игру, правил
которой оно не знает. В каждом из нас
звучит    "чужой     голос".    Разум
безнадежно заражен иллюзией и на него
нельзя  опереться   как  на   твердое
основание.   Путь    самостоятельного
размышления  ведет   нас  к   истине,
которую нельзя отличить от лжи.
  На свет мысли легла тень безмыслия.
Избавляясь от  этой  тени,  рассеивая
туман иллюзий  и заблуждений,  мы  не
пришли к  истине  в  ее  божественном
сиянии. Тень исчезла, мрак рассеялся,
иллюзии не испарились.
  Для   того,    чтобы   иллюзии   не
разрушили  сами   себя,  они,  как  и
истина, не должны противоречить самим
себе.  И   этой   непротиворечивостью
устраняется  всякое   различие  между
заблуждением и истиной: "Правильность
мысли   губит   мысль   окончательно"
(Хайдеггер). Ни  о чем  нельзя судить
по тому,  что оно  о себе думает. Все
подлежит пересмотру и уточнению.


                                  121

  Когда-то философия,  упиваясь чудом
человека,  наговорила  много  слов  о
том, что есть люди и есть "комары". И
есть еще принципы и убеждения, следуя
которым  мы  отличаем  себя  от  тучи
комаров. Почему  отличаем? Потому что
действуем и мыслим вне зависимости от
давления быстро  меняющихся ситуаций.
Но  "мыслящие   принципы"  и  твердые
убеждения    очень     легко,     как
выяснилось,   превращаются   в   нашу
зависимость от  выдуманного мира. Они
втягивают  нас  в  его  неблаговидные
дела: под  музыку слов  знающее  себя
"Я" легко марширует.
  В  XX   столетии  освобожденные  от
традиционных связей  люди  нажали  на
спусковой      крючок      критически
проверенных    предпосылок     своего
мышления и  действия. И  на "обочине"
истории появились  миллионы трупов, а
вместе с  ними появилось  и осознание
того, что  в определяющем самого себя
человеке не оказалось каких-то важных
вещей. Что-то  в  нем  не  сработало.
Разрушенными оказались  вяжущие связи
человеческой природы:  то, что  мы не
можем  определить  в  качестве  своей
сущности. Ведь  сущность или  все то,
что мы  называем сущностью, указывает
на предел,  за которым  теряется себе
тождественное  "я".   Наши   сущности
коренятся  в   тех   обстоятельствах,

122

которыми обставляет человека общество
и культура.  А  они  преходящи,  т.е.
меняются. И  у нас с ними нет вяжущей
связи изначального  смысла, если  под
"вяжущей связью"  понимать те  состо-
яния бытия, действие и смысл действия
которых совпадают, в которых мы можем
быть. Не обладать, не опробовать вещи
и обстоятельства, а быть вне делания,
вне границ между внешним и внутренним
миром.
  Иными словами,  "сущность человека"
оказывается   ширмой    истории,   за
которой автономная  личность  одевает
на себя меняющиеся одежды рационально
рассчитывающего             человека.
Самоопределение  человека   оказалось
фикцией, ибо  он себя  загоняет туда,
куда  ему   указывает  рассчитывающее
сознание.
  Но ведь  существуют же  еще и связи
между  людьми,  которые  не  заражены
заразой   рассчитывающего   сознания.
Например,  когда   какие-то  призраки
идей овладевают  массами,  в  них  (в
этих   массах)   остается   то,   чем
овладеть   нельзя,    т.е.   остается
природа как  условие того, чтобы люди
вообще   могли   жить   вместе.   Она
остается и сопротивляется сознанию.
  Наша  природа   -  это  не  продукт
сознательного выбора  или  отлаженной
системы   производства.   Это   бытие

                                  123

первофеноменов, перед  которыми у нас
нет никаких  заслуг, ибо  оно  в  нас
действует без  нашего на то согласия.
Его   действованием   устанавливается
либо ум,  либо глупость.  Но как  то,
так и  другое  имеет  один  источник,
одну причину.  Ведь что такое ум? Это
не то,  что мы  выдумываем, а то, что
приходит к  нам в  рассеянные головы,
когда мы  удерживаем себя  на одном и
том же принципе. А единое - это бытие
первофактов. Ум  вне произвола.  Но и
глупость  -   это  ведь  тоже  что-то
непроизвольное.  Все,  следовательно,
зависит от  того,  удерживаем  ли  мы
себя  на   прямой  мышления   или  не
удерживаем. "Существует, - пишет Юнг,
-  большое   число   людей,   которые
никогда  не  используют  свой  разум,
если могут  этого избежать,  и равное
число людей,  которые используют свой
ум,    но     поразительно     глупым
образом"20. Вообще-то ум есть, но вот
сейчас  и   здесь  у  какой-то  части
нестойких людей  его нет.  Он покинул
их головы.  И вместо  ума  появляется
глупость,  неестественное   состояние
ума.
____________________
20   Юнг     К.     Приближаясь     к
  бессознательному   //    Глобальные
  проблемы     и     общечеловеческие
  ценности. С. 370.

124

  Если    разум    вводит    нас    в
заблуждение,  а   сознание  перестает
говорить нам правду, то ведь есть еще
и понимающая себя жизнь, а в ней есть
и  бессознательное,   Случается,  что
люди еще  и сегодня видят сны. И при-
слушавшись к  тому, что  они говорят,
может быть,  мы узнаем  о том, что мы
подумали и что сделали, т.е. проясним
себе свои же собственные состояния.
  Вот   этот    радикальный   поворот
философии к "природе человека" делает
ее современной.  "Человек не является
больше человеком, - замечает Фромм. -
Он  им   становится".  Вернее,  может
стать на  пути к самому себе, к своей
изначальной      природе.      Вечным
возвращением  к  себе,  повторяющемся
всякий раз  заново,  рождается  новое
сознание, изобретается новый опыт.


         5. Непубличная душа

  "Каждый человек,  говорил  когда-то
Экхарт, должен  исполнить свое  дело,
выполнить   свое    назначение".   Но
"амфора  разбита".   Человек  уже  не
может    использовать     себя     по
назначению. Но  если нет  назначения,
то  нет  и  значения.  Следовательно,
какие-то   привычные    значения    и
смысловые  связки  нужно  сдвинуть  в

                                  125

сторону и  посмотреть, что  выступает
за видимой  упорядоченностью мира, за
кажущимся порядком  в душе  человека.
Если   мы    хотим   понять   природу
человека, то  нам нужно будет увидеть
в  нем  что-то  такое,  что  вне  его
назначения,     вне      связи      с
гуманистически          подкрашенными
идеалами.
  Важным становится  знать не  только
то, что человек говорит, но и то, что
в нем  этим  говорением  себя  выска-
зывает.  Для   этого  требуется   два
правила:  1.   Не   вводить   никаких
предположений. 2. Принимать это "что-
то" в его собственных границах.
  Прорываясь      к       подлинности
человеческой        природы,        к
непосредственному   ее    созерцанию,
современная  философия,  пробуждаясь,
видит "Ничто", "Пустоту", "Молчание".
  В момент  встречи с ничто мы такие,
какие мы  есть. То есть не определены
значениями   ритуально    выполняемых
действий, сцеплениями коммуникативных
смыслов. Быть  в этот  момент  значит
"быть   в    возвышенном   состоянии"
(Кастанеда),   когда    не   на   что
опереться и  нет ничего такого, чтобы
мы могли  положить в  основание своих
действий. Ничто  как способ  редукции
(блокирования)  "что"   существования
дает     возможность      высказаться

126

спонтанным    актам     жизни,     ее
бессловесной речи.
  В момент,  когда мы  "подвешены над
пропастью"    собственной    пустоты,
обессмысливаются кантовские  вопросы:
во что  нам верить?  на что  мы можем
надеяться? и  что мы можем знать? Эти
вопросы  имеют   смысл,  если  колесо
истории  крутится,   и  мы   на  этом
колесе. Когда  мы верим,  что у жизни
есть логика,  нам есть во что верить,
есть на  что  надеяться  и  есть  что
знать. Но  если мы  соскочили с этого
колеса, то  мы видим  лишь следы  ус-
кользающей   истории.   То   есть   в
современном    мире    создаются    и
воспроизводятся  в  массовом  порядке
такие ситуации,  попадая в которые мы
успеваем    лишь    заметить    хвост
ускользающего "что".  Уже поздно.  Мы
опоздали и этим запаздыванием привели
скрытые силы  истории в  движение.  И
что-то в  этом мире  разрешилось  без
нашего участия. Понимание того, что в
мире  нет   места,  которое  было  бы
предназначено только  для нас, что он
уже заполнен  чьими-то  действиями  и
мышлением,  приводит   к  тому,   что
называется   "быть    во   взвешенном
состоянии",   т.е.    к    негативной
вовлеченности в ход вещей.
  Юнг рассказывает о бушмене, который
в момент  ярости и  досады, вызванной

                                  127

неудачной  рыбалкой,  задушил  своего
любимого единственного  сына и  после
этого был  охвачен величайшим  горем,
когда  держал   маленькое  тельце   в
руках.    Такой     момент    человек
запоминает   навечно:   людям   нужны
какие-то вещи,  которые бы заставляли
их выходить  из себя  для того, чтобы
чем-то овладеть  в себе  и затем  уже
воспроизводить      и      передавать
приобретенный опыт как опыт культуры.
  Криком отчаяния  рождается  природа
человека.  И   пока  в   нас   кричит
"бушмен", мы  люди до окончания мира.
Ибо  конец   мира  -  это  разрушение
первоактов, забвения  того, что живет
в нас,  когда мы  бодрствуем и слышим
вопль  отчаяния  или  ликующий  голос
радости.    Прекращающимся     криком
бессловесного    бытия    бытийствует
человек.  А   это  уже  другой  опыт,
который легче  выразить  словами  "не
могу иначе".  Почему? Потому  что уже
есть вяжущая  сила. Или,  что  то  же
самое, в  форме культуры  срабатывает
человеческая природа.  Но  для  того,
чтобы   она   сработала,   необходимо
выпасть за  последовательность причин
и действий.  "Выпадаем" и  появляется
честь, выйдем  и рождается совесть, а
вместе с  ней рождаемся  и мы  в этом
мире,    располагаясь    на    линиях
связности  человеческой  природы  вне

128

зависимости от  представлений об этой
природе.  В   момент,  когда   в  нас
говорит нечто  независимое от нас, мы
проделываем опыт, известный мистикам.
Например, Серафиму  Саровскому. Дело,
конечно, не  в том,  чтобы кто-то  из
нас "томил  томящее мя"  и на коленях
стоял на камне три года. Если кому-то
"повезло" и к нему пришла совесть, то
ведь уже  "стоит".  И  нет  для  него
правил  последовательного   сцепления
связей. Внутри такого опыта рождается
человеческая  природа   и  что-то  уж
нельзя сделать, если она есть. А если
ее нет,  то последовательность  куль-
турных и социальных связей прикрывает
нашу пустоту.  И тогда прав Ортега-и-
Гассет. Нет сущности внутри человека,
но нет  ее и  в  социуме.  Есть  лишь
последовательность          действий,
выполняемых человеком вне зависимости
от природы  или, что  то же самое, от
его  немой  совести.  В  раскачивании
колеса истории  встреча с  ничто  по-
лучает отсрочку.  Если, конечно,  под
ничто понимать не абстракцию от "что-
то", а то, что "ничтожит".
  Нет ничего  страшнее человека, если
он полностью определен, если в нем не
осталось места спонтанным актам жизни
и    мысли.     Неопределенность    -
фундаментальное свойство человеческой
природы.

                                  129

  На этом  уровне  бытия  и  сознания
возникает  идентификация  человека  с
миром.
  Конечно, мир  - загадка, которую не
объяснить. Объяснимый мир - это образ
мира, его  картина, т.е. то, что мы в
нем увидели, когда совместилась мысль
о причине  мысли и  мысль  о  причине
вещей. Но этим совмещением показывает
себя ителлигибельный  мир, а  не  ре-
альный. Реальный мир полон страданий,
т.е. вещей непроницаемых для ума.
  Интеллигибельный    мир    заполнен
причинами и  поэтому в  нем  покоится
прозрачность.  Для   того,  чтобы  ее
достигнуть, нужно отказаться мыслить,
ибо разум  есть первое и, может быть,
главное страдание, которое приходится
испытывать человеку с тех пор, как он
стал человеком.  В ХХ  веке, судя  по
всему,    люди    решили    жить    в
интеллигибельном   мире,   т.е.   без
страданий, а значит, и без ума. Мысль
стала     знанием,     а     значение
превратилось в  выгодный товар. Иными
словами, преходящее  мы даем  себе  в
качестве закона,  внутри которого нет
причин для  того,  чтобы  кто-то  был
человеком.  Причины   нет,   а   люди
бывают,  и   добываемое  ими   каждый
подгоняет   по   своему   социальному
росту. Но  не для  того, чтобы объяс-
нить мир, а для того, чтобы сохранить

130

в нем  свою идентичность,  свое  "Я".
Ведь "Я"  тождественно представлениям
о том,  кто я.  И нужно  продлить эту
тождественность,  изобретая  какие-то
слова  и   вещи.  Но   тем  самым  мы
попадаем в  мир воли и представлений.
Становимся его  невольниками. Почему?
Потому, что  в этом мире "сновидения"
обычного человека ничего не значат. В
нем   высоко   ценятся   "сновидения"
вождей и  шаманов. Они видят "большие
сны", а мы их толкуем, каждый на свой
лад.     В     качестве     подданных
представления  об  обществе,  которым
существует    само    общество,    мы
сохраняем    верность     эмпирически
подтвержденным иллюзиям.  Но  что  же
делать  с   практически  оправданными
иллюзиями,     благодаря      которым
сохраняет  свою  идентичность  "Я"  и
какое-то   общество?   Лучше   всего,
конечно,   отождествлять    опыт    и
осознание  опыта,   т.е.   извлечение
сознания  из   того,   что   с   нами
случается в  этом мире.  На этом пути
формируется научный  опыт,  та  сила,
которая сегодня  поддерживает  нас  в
нашем бытии.
  Но продолжением  этой  силы  мы  не
придем   к    человеческому    бытию,
рождающему в  нас  связность  целого.
Сколько бы  мы не  пытались  ухватить
целое, мы  будем на  основе  научного

                                  131

опыта располагать  его  в  правильной
последовательности частей.  Для того,
чтобы  прийти   к  связности  целого,
нужно  выйти  за  пределы  последова-
тельности. Выйти  и посмотреть на эту
последовательность   "во   взвешенном
состоянии",  возможности   реализации
которого  задаются   тем,   что   Юнг
называл первоактом.


   6. Забвение избыточности бытия

  Промышленная  революция   XVIII-XIX
вв. разрушает  "ячейки"  традиционной
социальной   структуры   общества   и
выталкивает  в  пространство  истории
огромные  массы  людей.  Традиционное
общество  имело  какую-то  личностную
размерность рабочей  силы,  моральную
подкладку своей  истории. В  нем  еще
сохранялась     зависимость     между
содержанием  того,  что  делается,  и
личностью    того,     кто    делает.
Современное  общество  разлагает  эти
зависимости. Спрос  на работу рабочей
силы  возрос   неимоверно.  Мораль