бисер достигли  такого  совершенства,
таких  высот   духа,  с  которых  они
видели не только "мир на самом деле",
но и  представления об  этом  мире  в
головах  людей.  Различие  одного  от
другого  было   положено   в   основу
онтологии   ума,    наблюдающего   за
строительством  моста.   Несмотря  на
успехи,  строительство   моста  между
духом и  телом затянулось. И будет ли

36

он когда-нибудь  построен -  никто  в
точности не знает. Идея единой науки,
целостности  и  гармонии  по-прежнему
остается  недосягаемым   идеалом,  на
пути к которому и возникает онтология
экологического умонастроения.

                       

                  * * *

                       
  Всякое  существование  предполагает
то,  что   существует.  Но   ни  одно
суждение, формулируемое  относительно
человека, не  может содержать  в себе
отсылку  к  его  себетождественности.
Тождественных   себе    людей    нет.
Нетождественные  же   себе  вещи   не
существуют.   Например,    существует
стол. У  него есть  свойства и  каче-
ства. Они  (к нашему удовольствию или
неудовольствию)    раскрываются.    У
людей,  как   заметил  Р.Музиль,  нет
свойств. Они принадлежат символам.
  Но у предметов, наряду с их многими
свойствами,  мы  не  найдем  свойства
"быть  завтра".  Без  признака,  ука-
зывающего на  то, что  нечто есть  (а
этого-то признака  как  раз  и  нет),
трудно понять, что именно существует,
а  что   не  существует.   Без   него
совершенно    невозможно     отделить

                                   37

сновидение  от  реальности,  то,  что
явлено во  сне (и нами переживается),
от того,  что  дано  бытием  (и  тоже
переживается). Существование - это не
свойство предмета,  а  его  качество.
Это изначальное бытие, чтобы раскрыть
свойства,     а     не     свойствами
раскрываемое бытие.  От существования
мы не перейдем логически однородным и
непрерывным     преобразованием     к
предмету,  а  от  предмета  -  к  его
существованию.  Предметы   конечны  и
завершены,      а       существование
бесконечно. Процесс  его описания  не
может завершиться  в какой-то момент.
И в  этом смысле всякое существование
"выговаривает"  себя  предметами,  до
конца так никогда и не "выговорив". В
противном случае, т.е. выговорившись,
оно превратилось бы в ничто.
  Невыговоренное  бытие   непрозрачно
для   сознания.   Для   того,   чтобы
построить   о   нем   знание,   нужно
"обойти" проблему  перехода от  того,
что есть,  к тому, чего нет. Вот этот
"обход"   проблемы    и    составляет
премудрость             классического
рационализма, сводящего  бытие к зна-
нию о сущности бытия.
  Прозрачно  не   бытие,  а  сущность
бытия. Она  (т.е. сущность) - это как
бы   уже   пройденная   бесконечность
существования, то, что уже было и еще

38

будет повторяться. Например, действие
равно противодействию. Это уже было и
по форме  бывшего будет  до скончания
мира.
  Выбирая свое существование, люди не
выбирают  тот   мир,  в  котором  они
живут. В  угадывании недоговоренности
рождается      его       ноуменальное
восприятие.   Иными   словами,   зная
сущность, нам не обязательно знать ее
осуществление. Законченных  изменений
в этом  прекрасном мире  еще не  было
(они не  успели осуществиться),  а мы
ведем  себя   так,  как  если  бы  их
сущность нам  была уже  известна  вне
зависимости от их осуществления, т.е.
дана   нам    по   форме   пройденной
сознанием              бесконечности.
Существование каких-то  вещей еще  не
осуществилось и  собой ничего  вокруг
не  держит,   а  его  содержание  уже
просматривается  нами   из  трансцен-
дентной  перспективы  мира.  Какие-то
вещи еще  не пришли  в движение  и не
установились относительно  порядка, и
нами еще  он  не  воспринят,  а  суть
восприятия  уже   встроена   нами   в
объектную структуру  мира. Содержание
восприятия  становится  идеологически
известным  до   восприятия  и  помимо
восприятия.   Тем   самым   создается
мыслительная ситуация,  в которую  мы
входим  с   единичным  предметом,   а

                                   39

выходим  с   его  сущностью.  Принцип
однородности преобразований  при этом
не нарушается. Сущность позволяет нам
знать заранее.
  Прогуливаясь  к   сущностям  разных
степеней, мы  не заметим  то,  что  в
этом мире  из сущностей  не вытекает,
что не определено его трансцендентной
перспективой. Например,  мы можем  не
заметить бабочку.  Потому что смотрим
на бабочку,  а видим-то  ее сущность,
то,     что     не     доопределяется
случайностью существования.  Хотя ка-
кой-то частью  своего сознания  мы  и
понимаем,  что  сущности  не  летают.
Летают  бабочки.   И   этим   полетом
осуществлена  их  индивидность,  т.е.
то,  что   в  терминах  универсальной
сущности не описывается.
  Внешним наблюдением мы не обнаружим
возможную реальность. Она существует,
но    для     нее     нет     заранее
предуготовленного места в объективной
структуре  мира.   Например,  внешним
наблюдением    мы     не    обнаружим
искусственное.    Оставленное     без
присмотра, искусственное уводит нас к
проблемам экологии.
  Конечно, ни  одно явление не являет
свою натуру. Оно не указывает на себя
и не  говорит:  посмотри  на  меня  и
опиши мою  сущность. Тем  не менее мы
смотрим  и   описываем  явление   как

40

видимость    бытия,     за    которой
скрывается сущность.  Но за  явлением
искусственного     скрывается      не
сущность, а  существование, в  зазоре
недоговоренности                 (или
незавершенности) которого  скрывается
человек в  качестве существа,  мысля-
щего сущность  этой недоговоренности.
У    сущности     нет    собственного
осуществления. В совершенной сущности
(согласно  классическому   разумению)
нет зазоров и пропусков. Она полна. С
опорой  на  совершенные  сущности  мы
живем в  далеко  несовершенном  мире.
Экология    потому     и     образует
своеобразие стиля  современного  мыш-
ления,   что    на   нее   замкнулось
понимание   несовершенства    научных
истин,    проглядывание     в     них
непрозрачности  не   ими  положенного
бытия.    Предметом     экологических
размышлений становятся  те перемены в
мире, о  которых мы  узнаем из  самих
перемен,   а   не   из   их   внешней
перспективы.
  Казалось бы,  что все  вещи в  мире
существуют дважды:  один раз на самом
деле, а  другой раз  - в  сознании, в
нашем головном  представлении. Однако
когда  мы   видим   стол,   мы   ведь
понимаем, что он (как, впрочем, и все
вещи) существует  не в  сознании, а в
пространстве.   Например,   рядом   с

                                   41

окном, т.е. он существует один раз, а
не два.  Но из  понятия стола, из его
сущности не следует его место у окна;
из   сущности   вообще   не   следует
существование,   если,   конечно,   в
расчет  не   принимать   богоподобные
предметы,  у   которых  сущность  со-
впадает с существованием.
  Другими словами,  в мире есть нечто
такое,  что   не   подобно   богу   и
одновременно не  описывается в терми-
нах существования.  И это нечто стало
предметом знания  классической науки,
экологизация   которой    связана   с
пониманием довольно простых вещей. 1.
Осознанием того,  что погибает сущее.
Сущности же остаются, они бессмертны.
Умирает,   допустим,    не   сущность
человека, умирают  люди. Сущности,  к
сожалению,     не     умирают.     2.
Существования не вытекают из понятия.
Например,   из   сущности   леса   не
вытекает существование  лесоруба.  Но
лесорубы существуют и вопреки понятию
вырубают   лес.    3.   Законы   выше
человека, но выше законов их порожда-
ющая случайность.  Всеобщее рождается
единичным. Например, жучки-короеды не
вытекают  из   сущности  дерева,   но
существование дерева в чем-то зависит
от случайности  жизни  жучка-короеда,
от того, есть он или нет.


42

  Все  это   и  составляет  онтологию
экологического   умонастроения.    Но
технический  прогресс   требует  иной
онтологии. Он принуждает нас к погоне
за ускользающей от нас сущностью.


4. В погоне за ускользающей сущностью

  История, как  правило, сама  ничего
не делает. Она никуда не спешит, ни к
чему не  стремится.  У  нее  нет  ин-
тересов.  Интересы   есть  у   людей.
Преследуя свои интересы, люди создают
вещи, к  которым они  в  общем-то  не
стремились.   Например,    никто   не
стремился к  тому,  чтобы  автомобиль
заменил  лошадь.  Тем  не  менее  эта
замена произошла.
  Объясняя случившееся  замещение, мы
ссылаемся  на  технический  прогресс,
который происходит вне зависимости от
того, заинтересованы  мы в нем или не
заинтересованы.    Если    в    наших
квартирах появились  телефоны, то  не
потому, что  мы перестали ходить друг
к  другу   в  гости   (в   гости   мы
перестанем    ходить    попозже,    с
телефонами), а  потому,  что  в  1876
году  Д.Белл  соединил  две  катушки,
надел  их   на  магнит   и,   встроив
мембрану, догадался пропустить ток. А
дальше  началась   эра  практического

                                   43

приложения  этого  (как,  впрочем,  и
других) изобретения.
  Для того,  чтобы произвести  стакан
молока,  нам   нужно  сжечь   сегодня
полстакана  дизельного  топлива.  Это
тоже не очень радостный, но прогресс.
В  результате   прогресса  количество
жертв автомобильных  катастроф  стало
сопоставимо  с   жертвами   стихийных
бедствий.  Однако   прогресс   нельзя
рассматривать по частям. В него нужно
верить  в   целом.  Мы   не  верим  в
загробный  мир,   но  мы  верим,  что
прогресс приведет  нас к земному раю.
Правда, прогресс  бесконечен и земной
рай   находится    в    конце    этой
бесконечности. Но наша задача состоит
в   том,   чтобы   конечными   шагами
приближать к  себе  бесконечность.  И
если на  этом пути  случаются жертвы,
то входные  билеты в  технический рай
сдавать не надо. Бесконечный прогресс
придает смысл нашей жизни. Этот смысл
состоит  в   погоне  за  ускользающей
сущностью.
                    
                 * * *
                    
  Между тем,  что люди делают, и тем,
что    они     понимают    сделанным,
существует  какая-то   соразмерность.
Например, с  изобретением машины люди


44

поняли, что  мир -  это не  более чем
явление.
  Для того,  чтобы  увидеть  мир  как
явление, нужно поместить себя рядом с
сущностью.  Но  для  того,  чтобы  ее
узнать, нужно знать как она выглядит.
Для  того,  чтобы  она  выглянула  из
бытия,   его    (бытие)    необходимо
подвергнуть      испытанию,      т.е.
преднамеренным  приложением  каких-то
сил   и    действий   заставить   его
повторить  одну   и  ту   же   связь.
Сущность  выдает   себя   действиями,
подобными   машине.    Вот   в   этом
предположении и  уподоблении мы  ее и
узнаем. Вокруг  машиноподобных связей
и    действий    складывается    наша
цивилизация.
  Все  то,   что  мы   видим  изнутри
машинной  цивилизации,   теперь   уже
вопрошает  нас   о   нецивилизованной
среде. Чудес больше нет, их исключает
каузальность мира. Но одновременность
существования не  каузальна.  Она  не
явлена машиноподобными  действиями. У
этого  факта   есть  свои  следствия.
Например, в  неявленном мире удвоение
труда  не  удваивает  продукта.  Если
земля заселена,  а среда  жизни людей
не меняется,  то качество жизни людей
зависит уже  не от количества рабочих
мест.  Люди   рождаются.  Растет   их
численность. А это значит, что растет

                                   45

не только  число рук, но и количество
желудков.   Новым    желудкам   нужно
столько же  пищи, сколько  и прежним,
но   их   руки   производят   меньше.
Производить больше  среда  мешает.  А
среда     -     это     одномоментная
скоординированность связей. Изменение
природной  среды,   создание   второй
природы снимает эту проблему. Вернее,
оно придает  ей  новый  смысл.  Есте-
ственные      проблемы       решаются
искусственными     средствами.      В
результате   появляются   машины.   У
машины нет  желудка, однако  ее  тоже
нужно кормить,  только не  хлебом,  а
углем и  металлами, нефтью и газом. С
возвышением  машины   возвышаются   и
потребности   человека.   Но   машина
держится    искусственным    порядком
вещей. Искусственное проблематизирует
понятие       среды,        прерывает
осуществление   того,   что   в   ней
предоставлено  самому   себе,  а   не
человеку. Нами порванные органические
связи возвращаются  к нам же в образе
"экологии". Экология соразмерна жизни
человека в  ситуации порванных связей
бытия и  замещающего  бытия  действия
машинной цивилизации.
  Сумеем ли мы восстановить эти связи
или   они    сами    возродят    свою
упорядоченную целостность  - ответ на
этот вопрос  формулируется сегодня  в

46

терминах  утопического   сознания.  В
иных  исторических   ситуациях   люди
извлекали   опыт   и   понимали   мир
соразмерно  с   тем,  что  они  умели
делать с собой. Например, если в лесу
мы  когда-то  видели  лешего,  то  не
потому,  что  мы  были  глупы,  и  не
потому, что  он  действительно  суще-
ствовал. По лесу лешие не бродят так,
как бродят  в нем  медведи.  Но  наши
предки его  знали, потому  что содер-
жанием их  действий  еще  допускалось
существование              предметов,
предоставленных   самим   себе.   Эти
предметы  входили   в  состав   среды
человеческой  жизни,  т.е.  в  состав
одного с ними целого, хотя источником
их     было      какое-то      другое
(несоизмеримое  с  человеком)  целое.
Люди понимали это, и разными словами,
образами и знаками предупреждали себя
о  том,  что  неведомое  целое  может
водить нас  за  нос,  подставляя  нам
видимость  и   кажимость.  А   мы  их
принимаем за  реальность, что само по
себе уже опасно.
  Явления самим себе не представлены.
Они вне  нас, но их сущности выявлены
и они  у нас  в руках. Внутри явлений
русалкам   не   спрятаться.   Знающим
сущность они уже не угрожают. Явления
мы можем  менять и  перестраивать, не
опасаясь  суда.   В  горизонте   этих

                                   47

возможностей       и        возникает
искусственное. Ведь  искусственное  -
это как  раз и  есть все  то, что мы,
размещая себя  в мире,  успели в  нем
изменить до полного выявления истины.
Выявляя     сущность     мира,     мы
высматриваем,   чтобы   в   нем   еще
изменить  и   с  пользой   для   себя
перестроить.  Но  мир  бесконечен,  а
наши действия  в нем конечны. И нет у
нас полного знания всех обстоятельств
дела,   всей    цепочки   причин    и
следствий: мы  не можем  в  основание
своих  действий   положить   продукты
понимания  бесконечно   мощного  ума.
Полного понимания  нет, а действовать
надо, несмотря  на то, что нет ничего
такого, на  что  бы  мы  могли  своим
действием опереться. Мы ведь выбираем
свое существование,  не ожидая, когда
прояснятся   все    его    основания.
Горизонтностью      нашего      бытия
отменяется   последняя   и   решающая
встреча    с    истиной.    И    хотя
несостоявшиеся  встречи   существуют,
они (как  и истина) всегда существуют
чуть впереди,  за горизонтом, который
столь   же    показывает,   сколь   и
скрывает.     Перебором     сущностей
испытывается наша судьба.
  Когда красавица  Пандора, испытывая
судьбу,   открыла    сосуд,   который
открывать  никак  нельзя,  она  стала

48

свободной.  Но   беды  и   несчастия,
хранившиеся    в     этом     сосуде,
разлетелись по  всему миру. Захлопнув
крышку, Пандора оставила людям нужду,
а вместе  с ней осталась и надежда на
то,  что   когда-нибудь  им   удастся
собрать все свои беды и спрятать их в
каком-нибудь надежном месте.
  Создавая технику (а не создавать ее
мы  не  можем),  люди  открыли  сосуд
Пандоры. В этом сосуде не было ничего
интересного.    В    нем    хранились
"тяжелые" элементы биосферы. Биосфера
ориентирована   в    сторону   легких
химических элементов,  а техника  - в
сторону тяжелых химических элементов.
Избыток этих  элементов был спрятан в
подвалах биосферы. Когда атомы железа
(свинца, ртути и т.д.) разлетелись по
биосфере,  люди   стали  говорить   о
загрязнении   окружающей    среды   и
безотходных              технологиях.
Представленные   самим    себе   вещи
оказались поставленными на постав.
  Если в мире еще существуют бедные и
люди   умирают    от    голода,    то
ответственность за это несут социаль-
ные  системы   и  политики.   Но  кто
отвечает  за   то,  что  в  атмосфере
появились  окислы   серы?   Кислотные
дожди -  это, к сожалению, не продукт
социальных отношений.  На них  нет ни
рынка,  ни  спроса,  ни  предложений.

                                   49

Уничтожение плодородного  слоя  земли
(например,   российского   чернозема)
обусловлено не метаморфозами "деньги-
товар-деньги".  Плуг   и  трактор   -
элементы цивилизации, а не социальной
системы.  Для  того,  чтобы  изменить
цивилизацию, нужны  не  революции,  а
изобретения.     Например,      нужна
сверхпроводимость    при    комнатной
температуре. Это изобретение могло бы
породить  цивилизацию,   которая   не
знает ни колеса, ни пробок.
  В погоне  за ускользающей сущностью
мы не  останавливаемся перед тем, что
изменить нельзя  и нельзя переделать.
Вещи предоставлены  самим себе,  если
они  являются   частями   целого,   к
истокам   которого   наша   воля   не
принадлежит. Внутри  волевого  целого
(а мы  живем  в  искусственном  мире)
существуют  связи,   возникающие   по
законам какого-то другого целого. Эти
связи    выбирать     нельзя.     Они
естественны. Нами  не выбранные связи
- это  и есть все то, что мы изменить
не можем. Только эта невозможность не
подвешенна  к  нашему  сознанию.  Она
нашим сознанием  не держится.  В  его
содержании    (скажем     так)    нет
"русалок", которые  бы  сообщили  нам
эту невозможность.  Другими  словами,
мы  что-то   изменить  не  можем,  но
меняем, ибо  не знаем  о том,  что не

50

можем. Нет  сознания. Вернее,  оно  у
нас есть,  но вовлечено  в погоню  за
ускользающей сущностью  мира,  занято
выявлением истины  мира и  изменением
его явлений.  Не знаем не потому, что
что-то  вообще   знать  не  можем,  а
потому, что  выбрали существование, с
которым  что-то  забываем,  превращая
память  в  модус  нашего  выбирающего
бытия. Ведь  память -  это не  только
то, что мы помним, но и условие того,
чтобы  мы  что-то  забыли.  Например,
люди  забыли,  что  они  свободны  не
потому,  что   выбирают,  а  выбирают
потому,  что  свободны.  Предвыборная
свобода  возможна   только  в   мире,
сущность которого ускользает от нас в
недоговоренности  бытия.  Забывая  об
этом,   мы    попадаем   в   ситуацию
сказочного персонажа,  перед  которым
много дорог, но каждая из них ведет к
небытию.
  Свобода   -    это    необходимость
договаривания  бытия   человеком  под
знаком  ускользающей  истины.  Дорога
истины ведет  не к раю и выгоде. Свет
истины выводит  нас из  тьмы небытия.
При этом  свете мы  видим нечто, а не
ничто. Но  не потому,  что оно  есть.
Например, мы  видим звезды не потому,
что   они    существуют   (хотя   они
существуют), и  не потому,  что у нас
есть глаза  (хотя они у нас имеются),

                                   51

а    потому,     что    был    синтез
человеческого  в   человеке  и   была
истина, которую люди когда-то увидели
и этим  видением изменили свое бытие,
собрали его  под знаком  истины. Дело
не в  том, что до этого у них не было
жизни. Она  была, но  была другой,  и
звезд  они   не  видели.   Истина  не
предмет. Ускользая, она оставляет нам
явления и  предметы (в  том  числе  и
звезды),  на   которые   мы   смотрим
сегодня с  недоумением. Можем  ли  мы
пройти  бесконечность,   т.е.   выйти
"из", чтобы прийти "в", если источник
света у  нас за  спиной, а перед нами
предметы-явления, которые подсовывает
наше  выгадывающее   мышление.  Этими
явлениями