посредственно обращаться к бессознательному, и это означает,
что они должны быть практиками языка бессознательного _
языка поэзии, каламбура, внутренних рифм. В игре слов причин-
ные связи распадаются и изобилуют ассоциации" (261, с. 9).
Последние заявления Сарупа как раз и проливают свет на
тот факт, почему Лакан -- психолог, начинавший свою деятель-
ность как психиатр, оказал столь значительное влияние на совре-
менную теорию искусства. Это нас возвращает к тому тезису,
который был высказан в первой главе, об особой роли художест-
венного творчества, и в первую очередь литературы, практически
для всех областей современного научного знания, увидевшего в
художественном постижении мысли не только особую форму зна-
ния, но и специфический метод познания, который может быть
взят на вооружение самыми различными естественными науками,
такими как физика и химия, и даже такими логически строгими,
как математика. Недаром среди математиков столь часть! выска-
зывания о глубинном родстве высшей математики и поэзии. Осо-
бенно часто такие сравнения возникают, когда речь заходит об
интуитивизме, -- философском направлении в математике и логи-
ке. Любопытно, что и сам Лакан, особенно в последних своих
работах, вернее было бы сказать, в своей манере письма, пытался
соединить математическую логику и поэзию и выразить концеп-
ции бессознательного в терминах математических высказываний,
называя их "матемами". В целом же необходимо отметить, что
83
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
его теории в основном основываются на открытиях структурной
антропологии и лингвистики, недаром такое значение для него
всегда имел Леви-Стросс. В частности, вслед за Леви-Строссом,
он рассматривал эдипов комплекс как поворотный пункт в гума-
низации человечества, как переход от природного регистра жизни
к культурному регистру с его различными формами символиче-
ского культурно-торгового обмена и, следовательно, как переход
к языку законов и организации.
При всех своих неизбежно сексуальных обертонах и соответ-
ствующей терминологии, как подчеркивает А. Лемер, эдипов
комплекс для Лакана -- это прежде всего тот момент, когда
ребенок "гуманизирует себя", начиная осознавать свое "Я" и его
отличие от внешнего мира и других людей, прежде всего от мате-
ри и отца (215, с. 92).



Эдипов комплекс как "лингвистическая трансакция"
Другой специфической чер-
той понимания Лаканом эдипова
комплекса, в духе все той же
лингвистической дебиологизации
фрейдизма, является то обстоя-
тельство, что он отказывается от
его буквальной интерпретации. Если у Фрейда эдипов отец вы-
ступает в роли реального, биологического отца, то у Лакана он
замещается своим символом -- "именем отца", т. е. опять же
ученый стремится вывести его за пределы фрейдовского психосек-
суализма. Таким образом, он переводит проблему в область язы-
ка, подчеркивая при этом, что символ имени отца приобретает
значение закона, поскольку при усвоении имени, т. е. фамилии
отца у ребенка тем самым кончается период неуверенности в лич-
ности своего отца.
Важно отметить, что Лакан концептуализирует эдипов ком-
плекс как лингвистическую трансакцию, утверждая, что табу,
накладываемое на инцест, может быть закреплено и соответст-
венно выражено только лишь через лингвистические категории
"отец" и "мать". Отсюда и то значение, которое у него приобре-
тает "патернальное означающее", обозначаемое им как
"имя-отца" и наделяемое им сверхважным значением не только
для становления человека как субъекта, но и как главного орга-
низующего принципа символиче-
ского порядка.



"Мир вещей создается миром слов"
Для Лакана недостаток
Фрейда заключается в том, что
тот исходит из влечений индиви-
84
ГЛАВА II
дов и потребностей в их удовлетворении, тем самым игнорируя
социальное измерение человека. С точки зрения французского
ученого, субъективно-объективные отношения проявляются с са-
мого начала в становлении сознания. Правда, не следует забы-
вать, что у него они в основном ограничиваются интерсубъектив-
ностью, так как отношение субъекта с "реальным" (и здесь Ла-
кан более идеалистически субъективен, нежели Фрейд) постули-
руются лишь в опосредованном языком виде и поэтому недоступ-
ны восприятию в непосредственно "чистом состоянии". В связи с
этим Саруп отмечает философский идеализм Лакана: "Он заяв-
ляет: "Именно мир слов создает мир вещей". Это аксиома явля-
ется фундаментальной для его мысли, поскольку она отдает при-
оритет языку перед социальной
структурой" (261, с. 33).



Субъективность как лингвистический продукт
Сама субъективность как
таковая, с точки зрения Лакана,
полностью реляционна, т. е. ис-
ходит исключительно из практики
взаимоотношений субъектов (или,
в интериоризированном состоянии, из практики соотношения
представления о себе и других) и выявляется в результате дейст-
вия принципа различия, посредством оппозиции "другого" по
отношению ко "мне". Фактически субъективность здесь характе-
ризуется как действие означающей системы, существующей до
индивида и определяющей его культурную идентичность. Таким
образом, субъект полагается лишь лингвистически, само его по-
рождение и существование предопределяется и поддерживается
речью, дискурсом. Иными словами, вне языка человека быть не
может.



Фаллос как речевой символ власти
В условиях подобной панъя-
зыковой постановки вопроса осо-
бое значение приобретает у Ла-
кана понятие "фаллоса", более
или менее приблизительную ана-
логию которому можно найти в индуистском понятии "линга"
(207, с. 281). Переводя все в область символического, француз-
ский ученый заменяет анатомический орган "пенис", на наличии
или отсутствии которого Фрейд выстраивал свои теории психо-
логической дифференциации представителей разных полов, т. е.
на доктрине психосексуальности, символическим понятием фалло-
са, интерпретируя его как атрибут власти, недоступной во всей
своей полноте ни мужчинам, ни женщинам, ибо фаллос в его
85
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
представлении -- это прежде всего означающее той целостности,
которой лишены люди, это символическая репрезентация изна-
чального желания, жажды гармоничного союза, полного слияния с
Другим. При этом как всегда Лакан стремится обосновать рече-
вой, дискурсивный, "диалоговый" характер этого означающего.
Разумеется, он в этом не всегда остается последовательным,
тем не менее символизирующая тенденция превращение фаллоса в
центральное для его учения понятие неизменно сохраняется. В то
же время в общей теории Лакана это понятие как бы двоится,
обозначая две не во всем перекрывающие друг друга сферы. С
одной стороны, он выступает как означающее всей той же орга-
нической реальности, или потребностей, от которых отказывается
субъект, чтобы обрести смысл, чтобы получить доступ к символи-
ческому, -- т. е. означает все то, утрата чего порождает жела-
ние. С другой стороны, фаллос -- это "означающее тех культур-
ных привилегий и позитивных ценностей, которые определяют
мужскую субъективность внутри патриархального общества, од-
нако в котором женский субъект остается изолированным" (261,
с. 29).



Критика лакановской теории фаллоса
Саруп здесь довольно четко
зафиксировал тот факт, что во-
преки всем стараниям Лакана его
теория фаллоса отражает симво-
лику патриархального общества,
и из его рассуждений вытекает, что за любой повседневной прак-
тикой кроется фаллоцентризм человеческого мышления. Фактиче-
ски фаллос превратился у него из означающего во все то же са-
мое трансцендентальное означаемое, критика которого легла в
основу концепции Дерриды. Именно это толкование и дал ему
Деррида, заявив, что за этим означающим скрывается фаллолого-
центризм (или "фаллоцентризм"), за что впоследствии Лакан
подвергся суровой критике со стороны феминистских теоретиков.
Возвращаясь к вопросу, удалось ли Лакану настолько де-
биологизировать и символически сублимировать исходные тезисы
фрейдизма, чтобы вырваться за пределы в общем довольно жест-
ко детерминированной фрейдистской психосексуальности, мне
приходится дать на него отрицательный ответ. Я согласен с мне-
нием Уэсли Морриса, когда он говорит о "переоценке попытки
Лакана дебиологизировать Фрейда" (243, с. 123). Фактически с
гораздо большей радикальностью эта тенденция была осуществ-
лена радикально-деконструктивистскими его последователями, в
основном явно социологической ориентации.
86
ГЛАВА II
В то же время он смог расшатать сверхдетерминированность
фрейдовской модели личности, определенную ограниченность
структурности мышления ученого, вызванную прежде всего от-
четливой ориентацией на пансексуализированность как основной
объяснительный принцип поведения человека. Нет сомнения. Ла-
кан существенно трансформировал фрейдизм, предложив его
лингвистически опосредованную модель, к тому же попутно пере-
осмыслив и традиционную структуру знака, восходящую к теори-
ям Соссюра. Таким образом, он наметил и пути отхода от прямо-
линейной опоры на лингвистику, что было характерно для струк-
турализма.



Дальнейшее развитие идей Лакана
Тем не менее пансексуаль-
ность, хотя и в сильно сублими-
рованной форме, осталась незыб-
лемым фундаментом, на котором
он строил свои теоретические
конструкции. Поэтому дальнейшее развитие его идей шло как бы
двумя путями. С одной стороны, разрабатывались способы куль-
турологической символизации изначально либидозного бессозна-
тельного (частично у Дерриды, более заметно у Джеймсона), с
другой -- на первый план выходил либидозный его аспект (у
Кристевой, Делеза, феминистской критики). Например, фемини-
стская критика, хотя и через Дерриду, подхватила лакановскую
концепцию фаллоса, сделав ее краеугольным камнем своего тео-
ретического кредо.
Как бы то ни было, значение Лакана для формирования
постструктуралистской доктрины трудно переоценить, ибо, не-
смотря на ту критику, которой он постоянно подвергался и под-
вергается сначала в трудах постструктуралистов (Дерриды, Фуко,
Делеза, Гваттари), а затем и постмодернистов (Лиотара, Джейм-
сона, феминистов), нельзя отрицать тот факт, что все они в той
или иной мере основываются на его постулатах, исходят из них и
практически развивают их. Что же касается критики, то она
вполне объяснима и закономерна, поскольку теория Лакана скла-
дывалась еще в 50-х годах и, как уже отмечалось, в определен-
ной степени сохраняет переходный характер между структурализ-
мом и постструктурализмом.
Разумеется, влияние Лакана на такое разношерстное и раз-
ноликое течение, каким выступает постструктуралист -
ско-постмодернистский комплекс, при всей своей константности
никогда не было однозначной и равновеликой величиной. Его
воздействие гораздо более ощутимо во французском и английском
87
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
вариантах постструктурализма, почти сходит на нет в йельском
деконструктивизме и, напротив, сильно возрастает в постмодер-
нистской и феминистской критике, в то время как в так называе-
мом левом деконструктивизме существенно варьируется в зависи-
мости от индивидуальных пристрастий и ориентации.
Заметим попутно, что выводы, которые делают исследовате-
ли из лакановского наследия, бывают прямо противоположными:
если Кристева, например, десоциализирует и радикально биологи-
зирует сознание человека и его личность, то английские пост-
структуралисты (К. Белей, Р. Кауард, Э. Истхоуп), напротив,
подчеркивают социальный характер становления субъекта как
такового.
Разумеется, проблема теоретической аннигиляции субъекта
не сводима лишь к одному Лакану -- это давняя и почтенная
традиция, прочно закрепившаяся в теоретическом сознании за-
падной мысли с начала нашего века, как об этом свидетельствует
хотя бы та концепция личности, которая получила определение
"модернистской". Это связано в первую очередь с кризисом
буржуазного индивидуализма, и из всей обширной литературы на
эту тему меня здесь интересует лишь та ее часть, что непосредст-
венно касается постструктуралистской проблематики. Пожалуй,
социальный аспект этой темы более детально разработан англий-
скими постструктуралистами -- это было преимущественной сфе-
рой их интересов, и фактически именно эта черта является опре-
деляющей для специфики английского постструктурализма при
всей его неоднородности как целостного явления.
Примечательным фактором, объединяющим столь разных
английских исследователей, как Розалинду Кауард и Джона Эл-
лиса (86), Кэтрин Белси (66), а также таких сотрудников жур-
нала "С крин", как Колина МакКейба (230) и Стивена Хита
(178), было их обращение к авторитету не только Дерриды, ут-
верждающего, что субъект вписан в язык или является его функ-
цией, но и Лакана, пытавшегося теоретически оправдать (или
описать) процесс растворения или децентрации индивидуального
субъекта действия.



Трактовка английских постструктуралистов: бессознательное
угрожает символическому
В частности, К. Батлер от-
мечает, что "в терминах Лакана
противоречия внутри индивида
возникают из бессознательного
(порождаются действием бессоз-
нательного) по мере того, как
оно пытается разрушить симво-
88
ГЛАВА II
лическии порядок в том виде, в каком он налагается семьей и в
конечном счете обществом" (76, с. 128). На этом основании
делаются выводы, что существуют "диалектические" противоре-
чия между индивидами и языком, в котором "конструируется" их
субъективность, и поэтому "в моменты кризиса или переходного
состояния в социальной формации" внутри субъекта возникают
противоречия: "В процессе того, как мы инициируемся в
(соссюровскую) символическую систему... мы берем на себя
"роль субъекта" и в результате этого занимаем внутри ее идео-
логически предписываемую позицию" (там же, с. 128).
Сам Батлер с подобной позицией не соглашается, отнюдь не
считая, что выбор человека, его мышление и, следовательно, по-
ведение ("социальная роль") жестко социально запрограммиро-
ваны: "Мы способны принимать рациональные решения на гра-
ницах между этими дискурсами (имеются в виду господствующие
дискурсы различной, в том числе и полярно противоположной,
социальной ориентации, синхронно сосуществующие в историче-
ски конкретном обществе. -- И. И.), если мы осознаем их нали-
чие" (там же, с. 129). Подробнее о позиции самого Батлера не-
сколько ниже, здесь же необходимо отметить, что он совершенно
верно зафиксировал общую тенденцию: в интерпретации многих
английских постструктуралистов лакановская структура субъекта
действительно рассматривается как весьма хрупкое сооружение, в
котором символическое, как сфера действия культуры (или, вер-
нее, культурного социума), постоянно находится под угрозой под-
рыва со стороны бессознательного.



Двойная детерминированность субъекта...
Любопытно сравнить с этой
точкой зрения мнение Г. Ко-
сикова: "Символическое" -- это
область сверхличных, всеобщих,
социокультурных смыслов, зада-
ваемых индивиду обществом; это, следовательно, область бессоз-
нательного" (выделено автором. -- И. И.) (9, с. 590), и с
этим трудно не согласиться. Но если это так, то это значит, что
индивид детерминирован дважды: с одной стороны, импульсами
своего физически "биопсихического бессознательного", а с другой
-- надличными языковыми кодами "социального бессознатель-
ного".
Подобного рода сверхдетерминизм в принципе вообще был
характерен для того любопытного момента в развитии постструк-
турализма, когда четко обозначился переход от структурализма к
89
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
постструктурализму. Именно тогда были выявлены теоретические
тупики структуралистской мысли, и оказалось, что дальнейшее
следование по пути структуралистской догмы неизбежно ведет к
совершенно безвыходному сверхдетерминизму. Четче всего этот
ход мысли был продемонстрирован в работах Ю. Кристевой,
Ф. Соллерса рубежа 60-70-х годов, а также английских пост-
структуралистов "скриновского периода" (труды английских тео-
ретиков кино и литературы, печатавшихся в журнале "Скрин" в
первой половине и середине 70-х годов). Рецидивы данного типа
мышления сохранились у тех ученых Великобритании, которые
вышли из неотроцкистских кругов и сформировали размытое те-
чение культурного материализма или "культурных исследований"
(оба термина весьма условны, подробнее об этом см. в разделе
об английских постструктуралистах и левых деконструктивистах),
обретшее свои наиболее законченные формы в шекспироведении.



... в частности, у Кристевой
В целом же сама проблема
сверхдетерминированности чело-
веческого мышления может рас-
сматриваться как одна из форм кризиса доктрины структурализ-
ма. Если мы обратимся к опыту Кристевой, то убедимся, что в ее
работах рубежа 60-70-х годов субъект (говорящий субъект, по ее
терминологии) был также детерминирован дважды; причем в
обоих случаях эта детерминированность носила иррациональный
характер. С одной стороны, его сознание обусловлено языковыми
стереотипами господствующей идеологии. Иными словами, как
только интересы человека вступают в противоречие с интересами
господствующей идеологии (под которой Кристева в 70-х годах
понимала идеологию монополистического капитала), его сознание
оказывается иррациональным по отношению к самому себе
(любая логика, сформировавшаяся в русле этой господствующей
идеологии, ведет лишь к духовному порабощению человека: чело-
век бессознательно мыслит себе во вред, и никакой другой логи-
ки, кроме как служащей интересам господствующей идеологии.
Кристева в то период не признавала).
С другой стороны, противостоящее этой сверхдетерминиро-
ванности стихийное начало, представлявшееся французской иссле-
довательницей в "Революции поэтического языка" (1974) (203)
в виде мистической платоновской "хоры", бессознательного и,
следовательно, надличного ритмически пульсирующего семиотиче-
ского процесса, якобы лежащего в основе любого рода жизнедея-
90
ГЛАВА II
тельности; фактически это начало также представляло собой не
что иное, как детерминированность, только носящую откровенно
иррациональный характер, поскольку утверждалось, что она бес-
сознательно обуславливает поэтическое словотворчество и всякое
иное творчество. Если первая детерминированность, называемая
Кристевой вслед за Лаканом символической функцией, иррацио-
нально обусловливает социальное поведение людей, то вторая --
семиотическая функция -- также иррационально обуславливает
его творчество.
Как и у Лакана, символическая функция связывалась Кри-
стевой с социальными, психологическими, логическими и прочими
ограничениями, носившими подчеркнуто языковой характер, при-
чем настолько, что не всегда можно с уверенностью сказать, где
кроется их первопричина. Семиотическая же функция понималась
исследовательницей как действие бессознательного, стремящегося
прорваться сквозь эти ограничения.
По сути дела, в "Революции поэтического языка" Кристева
дала несомненно более биологизированный вариант трактовки
лакановского учения о структуре человеческой психики по срав-
нению с тем, какой оно получило в более поздних работах пост-
структуралистов второй половины 70-х и всех 80-х годов, когда в
условиях изменившегося климата идей социологические и дебио-
логизирующие интерпретации стали приобретать больший вес и
значение 5.



Попытка выйти из тупика детерминизма: оправдание свободы у Батлера
Если данное понимание че-
ловека и было характерно для
переходного периода между
структурализмом и постструкту-
рализмом или, вернее, для време-
ни формирования постструктура-
лизма в отдельную доктрину, то
собственно поиски путей выхода
из этого тупика и стали специфической чертой зрелого постструк-
турализма. В этом плане было бы крайне интересно проследить,
в каком именно идеологическом пространстве искали теоретики
постструктурализма место для собственной воли, для сознатель-
ного выбора человека. Вернемся к аргументации Кристофера
Батлера, попытавшегося дать теоретическое оправдание свободы
индивида: "Как только была выделена прир