оли.  И
Нэн и Бэт так же добры, как она.
   - Сколько им лет?
   - Пятнадцать, с вашего позволения, сэр.
   - Леди Елизавете,  моей  сестре,  четырнадцать.  Леди  Джэн  Грей,  моя
двоюродная сестра, мне ровесница; они обе миловидны и приветливы;  но  моя
другая сестра, леди Мэри, у которой такое мрачное, хмурое  лицо...  Скажи,
твои сестры запрещают служанкам смеяться, дабы те не запятнали  свою  душу
грехом?
   - Мои сестры? Вы полагаете, сэр, что _у них_ есть служанки?
   Минуту  маленький  принц  смотрел  на  маленького   нищего   с   важной
задумчивостью, потом произнес:
   - Как же, скажи на  милость,  могут  они  обойтись  без  служанок?  Кто
помогает им снимать на ночь одежду?  Кто  одевает  их,  когда  они  встают
поутру?
   - Никто, сэр. Вы хотите, чтобы на ночь  они  раздевались  и  спали  без
одежды, как звери?
   - Без одежды? Разве у них по одному только платью?
   - Ах, ваша милость, да на что же им больше? Ведь не два же у них тела у
каждой.
   - Какая странная, причудливая мысль! Прости мне этот смех; я  не  думал
обидеть тебя. У твоих добрых сестер, Нэн  и  Бэт,  будет  платьев  и  слуг
достаточно, и очень скоро: об  этом  позаботится  мой  казначей.  Нет,  не
благодари меня, это пустое. Ты хорошо говоришь, легко и красиво. Ты обучен
наукам?
   - Не знаю, как сказать, сэр. Добрый священник Эндрью из милости  обучал
меня по своим книгам.
   - Ты знаешь латынь?
   - Боюсь, что знания мои скудны, сэр.
   - Выучись, милый,  -  это  нелегко  лишь  на  первых  порах.  Греческий
труднее, но, кажется, ни латинский,  ни  греческий,  ни  другие  языки  не
трудны леди Елизавете и моей кузине. Послушал бы ты,  как  эти  юные  дамы
говорят на чужих языках! Но расскажи мне о твоем  Дворе  Отбросов.  Весело
тебе там живется?
   - Поистине весело, с вашего разрешения, сэр, если, конечно, я сыт.  Нам
показывают Панча  и  Джуди  [персонажи  английского  народного  кукольного
театра, вроде нашего Петрушки], а также обезьянок. О, какие  это  потешные
твари! У них такая пестрая одежда! Кроме  того,  нам  дают  представления:
актеры играют, кричат, дерутся,  а  потом  убивают  друг  друга  и  падают
мертвыми. Так занятно смотреть, и стоит всего лишь  фартинг;  только  иной
раз очень уж трудно добыть этот фартинг, смею доложить вашей милости.
   - Рассказывай еще!
   - Мы, мальчики во Дворе  Отбросов,  иногда  сражаемся  между  собою  на
палках, как подмастерья.
   У принца сверкнули глаза.
   - Ого! От этого и я бы не прочь. Рассказывай еще!
   - Мы бегаем взапуски, сэр, кто кого перегонит.
   - Мне пришлось бы по вкусу и это! Дальше!
   - Летом, сэр, мы купаемся и плаваем в каналах, в реке, брызгаем друг  в
друга водой, хватаем друг друга за шею и заставляем нырять,  и  кричим,  и
прыгаем, и...
   -  Я  отдал  бы  все  королевство  моего  отца,  чтобы   хоть   однажды
позабавиться так. Пожалуйста, рассказывай еще!
   - Мы поем и пляшем вокруг майского шеста в Чипсайде; мы  зарываем  друг
друга в песок; мы делаем из грязи пироги... О,  эта  прекрасная  грязь!  В
целом мире ничто не  доставляет  нам  больше  приятностей.  Мы  прямо-таки
валяемся в грязи, не в обиду будь вам сказано, сэр!
   - Ни слова больше, прошу тебя!  Это  чудесно!  Если  бы  я  только  мог
облечься в  одежду,  которая  подобна  твоей,  походить  босиком,  всласть
поваляться в грязи, хоть один единственный раз, но  чтобы  меня  никто  не
бранил и не сдерживал, - я, кажется, с радостью отдал бы корону.
   - А я... если бы я хоть раз мог одеться так, как вы, ваша  светлость...
только один единственный раз...
   - О, вот чего тебе хочется? Что ж, будь по-твоему!  Снимай  лохмотья  и
надевай этот роскошный наряд. У нас будет недолгое счастье,  но  от  этого
оно не станет менее радостным! Позабавимся, покуда возможно, а потом опять
переоденемся, прежде чем придут и помешают.
   Не прошло и пяти минут, как маленький принц Уэльский облекся  в  тряпье
Тома, а маленький  принц  Нищеты  -  в  великолепное  цветное  королевское
платье. Оба подошли к большому зеркалу, и - о чудо! - им  показалось,  что
они вовсе не  менялись  одеждой!  Они  уставились  друг  на  друга,  потом
поглядели в зеркало, потом опять друг на друга. Наконец  удивленный  принц
сказал:
   - Что ты об этом думаешь?
   - Ах, ваша милость, не требуйте, чтобы я ответил на этот вопрос. В моем
звании не подобает говорить о таких вещах.
   - Тогда скажу об этом я. У тебя такие же волосы, такие же глаза,  такой
же голос, такая же поступь, такой же рост, такая же осанка, такое же лицо,
как у меня. Если бы мы вышли нагишом, никто не мог бы сказать, кто из  нас
ты, а кто принц Уэльский. Теперь, когда на мне твоя одежда, мне кажется, я
живее чувствую, что почувствовал  ты,  когда  грубый  солдат...  Послушай,
откуда у тебя этот синяк на руке?
   -  Пустяки,  государь!  Ваша  светлость  знаете,  что  тот  злополучный
часовой...
   - Молчи! Он поступил постыдно и жестоко! - воскликнул маленький  принц,
топнув босой ногой. - Если король...  Не  двигайся  с  места,  пока  я  не
вернусь! Таково мое приказание!
   В один миг  он  схватил  и  спрятал  какой-то  предмет  государственной
важности, лежавший на столе, и,  выскочив  за  дверь,  помчался  в  жалких
лохмотьях по дворцовым покоям. Лицо у него  разгорелось,  глаза  сверкали.
Добежав до больших ворот, он вцепился в  железные  прутья  и,  дергая  их,
закричал:
   - Открой! Отвори ворота!
   Солдат, тот самый, что обидел Тома, немедленно исполнил это требование;
как только принц, задыхаясь от монаршего гнева, выбежал из высоких  ворот,
солдат наградил его такой звонкой затрещиной, что он  кубарем  полетел  на
дорогу.
   - Вот тебе, нищенское отродье, за то, что мне из-за тебя  досталось  от
его высочества! - сказал солдат.
   Толпа заревела,  захохотала.  Принц  выкарабкался  из  грязи  и  гневно
подскочил к часовому, крича:
   - Я - принц Уэльский! Моя особа священна, и тебя повесят за то, что  ты
осмелился ко мне прикоснуться!
   Солдат отдал ему честь алебардой и, ухмыляясь, сказал:
   - Здравия желаю, ваше королевское высочество! - Потом сердито:  -  Поди
ты вон, полоумная рвань!
   Толпа с хохотом сомкнулась вокруг бедного маленького принца  и  погнала
его по дороге с гиканьем и криками:
   - Дорогу его королевскому высочеству! Дорогу принцу Уэльскому!



4. НЕВЗГОДЫ ПРИНЦА НАЧИНАЮТСЯ

   Толпа травила и преследовала принца в течение  многих  часов,  а  потом
отхлынула и оставила его в  покое.  Пока  у  принца  хватало  сил  яростно
отбиваться от черни, грозя ей своей королевской немилостью,  пока  он  мог
по-королевски  отдавать  ей  приказания,  это  забавляло  всех,  но  когда
усталость, наконец, принудила принца умолкнуть, он утратил  для  мучителей
всякую занимательность, и они отправились искать себе других  развлечений.
Принц стал озираться вокруг, но не узнавал местности; он знал только,  что
находится в Лондоне. Он пошел куда глаза глядят. Немного погодя дома стали
редеть, прохожих встречалось все меньше. Он окунул  окровавленные  ноги  в
ручей, протекавший там, где  теперь  находится  Фарингдон-стрит,  отдохнул
несколько минут и снова пустился в  путь.  Скоро  добрел  он  до  большого
пустыря, где было лишь несколько беспорядочно разбросанных зданий и стояла
огромная церковь. Принц узнал эту церковь. Она  была  окружена  лесами,  и
всюду возились рабочие: ее перестраивали заново. Принц сразу приободрился.
Он почувствовал, что его злоключениям - конец, и сказал себе: "Это древняя
церковь Серых монахов, которую король, мой отец, отнял у них и превратил в
убежище для брошенных и бедных детей и дал ей новое  название  -  Христова
обитель. Здешние питомцы, конечно, с радостью окажут услугу сыну того, кто
был так щедр и великодушен к ним, тем более что этот сын так же покинут  и
беден, как те, что ныне нашли здесь приют или найдут его в будущем".
   Скоро он очутился в толпе мальчуганов, которые бегали, прыгали,  играли
в мяч и в чехарду, - каждый забавлялся, как мог, и все страшно шумели. Они
были одеты одинаково, как одевались  в  те  дни  подмастерья  и  слуги.  У
каждого на макушке была плоская черная шапочка величиною с блюдце,  -  она
не защищала головы, потому что была очень мала, и уж  совсем  не  украшала
ее; из-под шапочки падали на  лоб  волосы,  подстриженные  в  кружок,  без
пробора; на шее - воротник, как у лиц духовного  звания;  синий  камзол  с
широкими рукавами, плотно облегавший тело и доходивший до  колен;  широкий
красный пояс, ярко-желтые чулки,  перетянутые  выше  колен  подвязками,  и
туфли с большими металлическими пряжками. Это был  достаточно  безобразный
костюм.
   Мальчики прекратили игру и столпились вокруг принца. Тот  проговорил  с
прирожденным достоинством:
   -  Добрые  мальчики,  скажите  вашему  начальнику,  что  с  ним  желает
беседовать Эдуард, принц Уэльский.
   Эти слова были встречены громкими  криками,  а  один  наглый  подросток
сказал:
   - Ты, что ли, оборванец, посол его милости?
   Лицо принца вспыхнуло гневом, он привычным жестом протянул было руку  к
бедру, но ничего  не  нашел.  Все  дружно  захохотали,  и  один  мальчишка
крикнул:
   - Видали? Он и впрямь был уверен, что у него, как у принца, есть шпага!
   Эта насмешка вызвала новый взрыв  хохота.  Эдуард  гордо  выпрямился  и
сказал:
   - Да, я принц. И не подобает вам, кормящимся щедротами отца моего,  так
обращаться со мною.
   Слова его показались чрезвычайно забавными, и толпа  опять  захохотала.
Подросток,  который  вступил  в  разговор  раньше  всех,   крикнул   своим
товарищам:
   - Эй вы, свиньи, рабы, нахлебники царственного отца его милости, или вы
забыли приличия? Скорее на колени, вы все,  да  стукайте  лбами  покрепче!
Кланяйтесь его королевской особе и его королевским лохмотьям!
   И с буйным весельем они все упали  на  колени,  воздавая  своей  жертве
глумливые почести.
   Принц пнул ближайшего мальчишку ногой и с негодованием сказал:
   - Вот тебе покуда задаток, а завтра я тебя вздерну на виселицу!
   Э, это уж не шутка! Какие тут шутки! Смех мгновенно  умолк,  и  веселье
уступило место ярости. Голосов десять закричало:
   - Держи его! Волоки его в пруд! Где собаки?  Хватай  его,  Лев!  Хватай
его, Клыкастый!
   Затем последовала сцена, какой никогда еще  не  видела  Англия:  плебеи
подняли руку на священную особу наследника  и  стали  травить  его  псами,
которые чуть не разорвали его.
   К ночи принц очутился в густо населенной части города. Тело его было  в
синяках, руки в крови, лохмотья забрызганы грязью. Он  бродил  по  улицам,
все больше теряя мужество, - усталый и слабый, еле  волоча  ноги.  Он  уже
перестал задавать вопросы прохожим, потому  что  те  отвечали  ему  одними
ругательствами. Он бормотал про себя:
   - Двор Отбросов! Только бы хватило у меня сил не упасть и дотащиться до
него, - тогда я спасен. Родные этого мальчишки  отведут  меня  во  дворец,
скажут, что я не принадлежу к их семье, что я истинный принц, - и я  снова
стану, чем был.
   Время от времени он вспоминал, как его обидели мальчишки  из  Христовой
обители, и говорил себе:
   - Когда я сделаюсь королем, они не только получат от меня пищу и  кров,
но будут учиться по книгам, так как сытый желудок немногого  стоит,  когда
голодают сердце и ум. Эту историю я постараюсь хорошенько запомнить, чтобы
урок, полученный мною сегодня, не пропал даром и мой народ не  страдал  бы
от невежества. Знание смягчает сердца, воспитывает милосердие и жалость.
   В окнах зажглись огни, поднялся ветер, пошел дождь, - наступила  сырая,
холодная ночь. Бездомный принц, бесприютный  наследник  английского  трона
шел все  дальше  и  дальше,  углубляясь  в  лабиринты  грязных  улиц,  где
теснились кишащие ульи нищеты.
   Вдруг какой-то пьяный огромного роста грубо схватил его  за  шиворот  и
сказал:
   - Опять прошлялся до такого позднего часа, а домой, небось,  не  принес
ни одного медного фартинга! Ну смотри! Если ты без денег, я переломаю тебе
все твои тощие ребра, не будь я Джон Кенти!
   Принц вырвался из рук пьяницы и,  брезгливо  потирая  оскверненное  его
прикосновением плечо, вскричал:
   - О, ты _его_ отец? Слава благим небесам! Отведи  меня  в  родительский
дом, а его уведи оттуда.
   - _Его_ отец? Не знаю, что ты хочешь сказать, но знаю, что _твой_  отец
я... И скоро ты на собственной шкуре...
   - О, не шути, не лукавь и не мешкай! Я устал, я изранен, я не  в  силах
терпеть. Отведи меня к моему отцу,  королю,  и  он  наградит  тебя  такими
богатствами, какие тебе не снились и в самом причудливом  сне.  Верь  мне,
верь, я не лгу, я говорю чистую правду! Протяни мне руку,  спаси  меня!  Я
воистину принц Уэльский!
   С изумлением  уставился  Джон  Кенти  на  мальчика  и,  качая  головой,
пробормотал:
   - Спятил с ума, словно сейчас из сумасшедшего дома.
   Потом он опять схватил принца за шиворот, хрипло засмеялся и выругался:
   - В своем ты уме или нет, а мы с бабкой пересчитаем тебе все ребра,  не
будь я Джон Кенти!
   И он потащил за  собой  упирающегося,  разъяренного  принца  и  скрылся
вместе с ним в одном из ближайших дворов, провожаемый громкими и  веселыми
криками гнусного уличного сброда.



5. ТОМ - ПАТРИЦИЙ

   Том Кенти, оставшись один в кабинете принца, отлично  использовал  свое
уединение.  То  так,  то  этак  становился  он  перед  большим   зеркалом,
восхищаясь своим великолепным нарядом, потом отошел, подражая  благородной
осанке принца и все время наблюдая в зеркале, какой это производит эффект,
потом обнажил красивую шпагу и с глубоким поклоном поцеловал ее  клинок  и
прижал к груди, как делал это пять или шесть недель назад  на  его  глазах
один благородный рыцарь, отдавая честь коменданту Тауэра при передаче  ему
знатных лордов Норфолка и Сэррея для заключения в тюрьму [Томас Норфолк  -
герцог, и его сын - английский поэт, граф Генри  Сэррей  12  декабря  1546
года были заключены в Тауэр по обвинению в  государственной  измене].  Том
играл изукрашенным драгоценными каменьями кинжалом,  висевшим  у  него  на
бедре, рассматривал изысканное и дорогое  убранство  комнаты,  садился  по
очереди в каждое из роскошных кресел и думал о том, как  важничал  бы  он,
если бы мальчики со Двора Отбросов могли глянуть сюда хоть одним глазком и
увидеть его в таком великолепии. Поверят ли они  его  чудесным  рассказам,
когда он вернется домой, или будут качать головами и приговаривать, что от
чрезмерно разыгравшегося воображения он в конце концов лишился рассудка?
   Так прошло с полчаса. Тут он впервые подумал, что принца  что-то  долго
нет, и  почувствовал  себя  одиноким.  Очень  скоро  красивые  безделушки,
окружавшие его, перестали его забавлять; он жадно прислушивался к  каждому
звуку. Сперва ему было не по себе, потом  он  встревожился,  потом  не  на
шутку струхнул. Вдруг войдут какие-нибудь люди и  застанут  его  в  одежде
принца, а принца нет, и никто не объяснит им, в чем дело. Ведь  они,  чего
доброго, тут же повесят его, а потом уж начнут дознаваться,  как  он  сюда
попал. Он слыхал, что у знатных людей решения  принимаются  быстро,  когда
дело идет о таких мелочах. Тревога его  росла.  Весь  дрожа,  он  тихонько
отворил дверь в соседний покой.  Нужно  поскорее  отыскать  принца.  Принц
защитит  его  и  выпустит  отсюда.  Шестеро  великолепно  одетых   господ,
составлявших прислугу принца, и два молодых пажа знатного рода,  нарядные,
словно бабочки, вскочили и низко поклонились ему. Он поспешно  отступил  и
захлопнул за собою дверь.
   "Они  смеются  надо  мной!  -  подумал  он.  -  Они  сейчас  пойдут   и
расскажут... О, зачем я попал сюда на свою погибель!"
   Он зашагал из угла в угол в безотчетной тревоге и стал  прислушиваться,
вздрагивая при каждом шорохе. Вдруг дверь  распахнулась,  и  шелковый  паж
доложил:
   - Леди Джэн Грей.
   Дверь затворилась, и к нему  подбежала  вприпрыжку  прелестная,  богато
одетая юная девушка. Вдруг она остановилась и проговорила с огорчением:
   - О! почему ты так печален, милорд?
   Том обмер, но сделал над собой усилие и пролепетал:
   - Ах, сжалься надо мною! Я не милорд, я всего только бедный  Том  Кенти
из Лондона, со Двора Отбросов. Прошу тебя,  позволь  мне  увидеть  принца,
дабы он, по своему милосердию, отдал мне  мои  лохмотья  и  позволил  уйти
отсюда целым и невредимым. О, сжалься, спаси меня!
   Мальчик упал на колени, простирая к ней руки, моля не  только  словами,
но и взглядом. Девушка, казалось, онемела от ужаса, потом воскликнула:
   - О милорд, ты на коленях - передо _мной_! - и в страхе убежала.
   Том в отчаянии упал на пол и сказал про себя:
   - Ни помощи, ни надежды! Сейчас придут и схватят меня.
   Между тем, пока он лежал на полу,  цепенея  от  ужаса,  страшная  весть
разнеслась по дворцу. Шепот переходил от слуги к слуге, от лорда к леди, -
во дворцах всегда говорят шепотом, - и по всем длинным коридорам, из этажа
в этаж, из зала в зал проносилось: "Принц сошел с ума! Принц сошел с ума!"
Скоро в каждой гостиной, в каждом мраморном зале блестящие лорды и леди  и
другие столь же ослепительные,  хотя,  и  менее  знатные  особы  оживленно
шептались друг с другом, и на каждом лице была скорбь.  Внезапно  появился
пышно разодетый  царедворец  и  мерным  шагом  обошел  всех,  торжественно
провозглашая:

   "ИМЕНЕМ КОРОЛЯ!"
   "Под страхом смерти воспрещается внимать этой лживой и  нелепой  вести,
обсуждать ее и выносить за пределы дворца! Именем короля!"

   Шушуканье сразу умолкло, как будто все шептавшиеся вдруг онемели.
   Вскоре по коридорам пронеслось пчелиное жужжанье:
   - Принц! Смотрите, принц идет!
   Бедный Том медленно шел мимо низко кланявшихся ему придворных, стараясь
отвечать им такими же поклонами и смиренно поглядывая на всю эту  странную
обстановку растерянными, жалкими глазами. Двое  вельмож  поддерживали  его
под руки с обеих сторон, чтобы придать твердость его походке.  Позади  шли
придворные врачи и несколько лакеев.
   Затем Том очутился в богато убранном покое дворца и услышал, как за ним
захлопнули дверь. Вокруг него стали те, кто сопровождал его.
   Перед ним  на  небольшом  расстоянии  полулежал  очень  грузный,  очень
толстый мужчина с широким мясистым лицом  и  недобрым  взглядом.  Огромная
голова его была совершенно седая; бакенбарды, окаймлявшие лицо, тоже  были
седые. Платье на нем было  из  дорогой  материи,  но  поношено  и  местами
потерто. Распухшие ноги - одна из них  была  забинтована  -  покоились  на
подушке. В комнате царила тишина, и все, кроме Тома, почтительно  склонили
головы. Этот калека с суровым лицом был грозный Генрих VIII. Он заговорил,
и лицо его неожиданно стало ласковым.
   - Ну что, милорд Эдуард, мой принц? С чего тебе вздумалось шутить  надо
мною такие печальные  шутки,  надо  мной  -  твоим  добрым  отцом-королем,
который так любит и ласкает тебя?
   Бедный Том выслушал, насколько ему позволяли  его  удрученные  чувства,
начало этой речи, на когда слова "твоим  добрым  отцом-королем"  коснулись
его слуха, лицо у него побелело и он, как подстреленный, упал  на  колени,
поднял кверху руки и воскликнул:
   - Ты - _король_? Ну, тогда мне и вправду конец!
   Эти слова ошеломили короля, глаза его растерянно перебегали  от  одного
лица к другому и,  наконец,  остановились  на  мальчике.  Тоном  глубокого
разочарования он проговорил:
   - Увы, я думал, что  слухи  не  соответствуют  истине,  но  боюсь,  что
ошибся, - он тяжело вздохнул и ласково обратился к Тому: - Подойди к отцу,
дитя мое. Ты нездоров?
   Тому помогли подняться на ноги, и, весь дрожа, он робко подошел  к  его
величеству, королю Англии. Сжав его виски между ладонями, король любовно и
пристально вглядывался в его испуганное  лицо,  как  бы  ища  утешительных
признаков возвращающегося рассудка, лотом притянул к груди кудрявую голову
мальчика и нежно потрепал ее рукой.
   - Неужели ты не узнаешь своего отца,  дитя  мое?  -  сказал  он.  -  Не
разбивай м