слушал,
как ему казалось,  очень  долго,  но  все  по-прежнему  было  безмолвно  и
недвижимо.  Он  опять  погрузился  в  дремоту;  и   вдруг   снова   ощутил
таинственное прикосновение! Как ужасно прикосновение чего-то беззвучного и
невидимого! Мальчик почувствовал безумный страх. Что ему делать?  Это  был
вопрос, на который он никак не мог найти  ответа.  Покинуть  это  довольно
удобное ложе и бежать от неведомого врага? Но куда бежать?  Из  сарая  все
равно выбраться нельзя - он заперт; а бродить в темноте из угла в  угол  в
четырех стенах, как в тюрьме, когда за тобою скользит  невидимый  призрак,
который может каждую минуту дотронуться до твоего плеча или руки,  -  нет,
это еще страшнее. Но лежать всю ночь, умирая от страха, разве  это  лучше?
Нет. Что же тогда делать? Он хорошо знал, что ему оставалось только  одно:
протянуть руку и выяснить, наконец, кто к нему прикасался.
   Это  легко  было  решить,  но  трудно  выполнить.  Три  раза  он  робко
протягивал руку впотьмах и тотчас же судорожно отдергивал ее назад,  -  не
потому,  что  она  прикоснулась  уже  к  чему-нибудь,  а  потому,  что  он
чувствовал, что она сейчас к чему-нибудь прикоснется. Но на четвертый  раз
он протянул руку немного дальше, и рука его слегка дотронулась до  чего-то
теплого и мягкого. Он окаменел от ужаса: ум его был в таком смятении,  что
ему почудилось, будто перед ним еще не остывший мертвец. Он  подумал,  что
скорее умрет, чем дотронется до него  еще  раз.  Но  он  ошибся,  не  зная
непобедимой силы человеческого любопытства. Скоро  его  рука,  дрожа,  уже
опять тянулась в ту сторону, - настойчиво тянулась, наперекор его решению,
почти против воли. Он нащупал пучок длинных волос. Он вздрогнул, но провел
рукой по волосам и дотронулся до  чего-то,  похожего  на  теплую  веревку;
провел рукой по веревке и нащупал -  невиннейшего  теленка!  Веревка  была
вовсе не веревкой, а телячьим хвостом.
   Королю стало стыдно, что он натерпелся столько страхов и мучений  из-за
таких пустяков; но, по правде говоря, ему нечего было особенно  стыдиться:
он ведь испугался не теленка, а чего-то страшного, несуществующего, что он
представил себе вместо теленка;  всякий  другой  мальчик  в  те  суеверные
времена испугался бы не меньше его.
   Король был в восторге не только оттого, что страшное чудовище оказалось
простым теленком, но и оттого, что у него нашелся товарищ;  он  чувствовал
себя таким одиноким  и  покинутым,  что  даже  близость  этого  смиренного
животного была ему  отрадна.  Люди  так  обижали  его,  так  грубо  с  ним
обходились,  что  для  него  было  поистине  утешением  обрести,  наконец,
товарища, у которого хотя и нет глубокого ума, но по крайней  мере  доброе
сердце  и  кроткий  нрав.  Он  решил  позабыть  о  своем  высоком  сане  и
подружиться с теленком.
   Поглаживая рукой его теплую гладкую  спинку,  -  теленок  лежал  совсем
близко, - король сообразил, что новый друг может сослужить ему службу.  Он
взял свою постель  и  подтащил  ее  поближе  к  теленку;  потом  свернулся
клубочком, опустив голову на спину теленка, натянул попону на  себя  и  на
своего друга, - и через минуту ему было так же  тепло  и  удобно,  как  на
пуховиках в королевском дворце в Вестминстере.
   И сразу пришли приятные мысли, жизнь стала казаться радостнее.  Он  уже
больше не слуга преступников, он избавлен  от  общества  низких  и  грубых
бродяг; над головой его крыша, ему  тепло,  -  словом,  он  счастлив.  Дул
ночной ветер; он налетал порывами,  от  которых  дрожал  и  трясся  старый
сарай, замирал, потом снова стонал и выл по углам и под крышей. Но все это
было музыкой для короля теперь, когда ему стало  хорошо  и  удобно;  пусть
дует и злится ветер, пусть плачет, свистит и стонет, - ему все  равно.  Он
только сильнее прижимался к своему другу, наслаждаясь теплом, и  незаметно
уснул блаженным сном без сновидений,  ясным  и  мирным.  Вдали  заливались
собаки, печально мычали коровы, бушевал ветер,  дождь  яростно  стучал  по
крыше, а его величество, властитель Англии, безмятежно спал; и рядом с ним
спал теленок, простое создание, равнодушное  к  бурям  и  не  стесняющееся
спать рядом с королем.



19. КОРОЛЬ У КРЕСТЬЯН

   Проснувшись рано утром, король заметил, что мокрая, но догадливая крыса
прокралась  ночью  к  нему  и  приютилась  у  него  на  груди.  Когда   он
пошевелился, крыса убежала. Мальчик с улыбкой сказал:
   - Глупая, чего ты боишься? Я такой же бездомный, как и ты.  Стыдно  мне
было бы обидеть беззащитного, когда я сам беззащитен. Я  признателен  тебе
за доброе предзнаменование: когда король опустился  так  низко,  что  даже
крысы укладываются спать у него на груди, - это верный признак, что  скоро
судьба его должна измениться, так как ясно, что ниже упасть нельзя.
   Он встал, вышел из стойла и в ту  же  минуту  услышал  детские  голоса.
Дверь сарая отворилась, и вошли две маленькие девочки. Заметив короля, они
сразу  перестали  болтать  и  смеяться  и  остановились   как   вкопанные,
разглядывая его с большим любопытством; потом пошептались,  потом  подошли
ближе и опять остановились, опять поглядели на него и  опять  зашептались.
Мало-помалу они набрались храбрости  и  начали  говорить  о  нем  довольно
громко. Одна сказала:
   - У него лицо красивое.
   Другая прибавила:
   - И волосы кудрявые.
   - Но одет он очень скверно.
   - И какой голодный на вид!
   Они  подошли  ближе,  застенчиво  обошли  несколько  раз  вокруг  него,
внимательно его рассматривая, словно он был каким-то странным, невиданным;
зверем, боязливо и зорко наблюдая за ним, как бы боясь,  что  этот  зверь,
чего доброго, укусит. В конце концов они остановились перед  ним,  держась
за руки, как бы ища защиты друг  у  дружки,  и  вытаращили  на  пего  свои
простодушные глазенки; потом одна из них, набравшись  храбрости,  напрямик
спросила:
   - Кто ты, мальчик?
   - Я король, - ответил он с достоинством.
   Девочки слегка отшатнулись, широко раскрыв глаза, и полминуты не  могли
выговорить ни слова; потом любопытство взяло верх.
   - Король? Какой король?
   - Король Англии.
   Девочки посмотрели друг на дружку, потом на него, потом опять  друг  на
дружку - удивленно, смущенно. Затем одна из них сказала:
   - Ты слышишь, Марджери? Он говорит, что он король. Может  ли  это  быть
правдой?
   - Как же это может быть неправда, Присей? Разве он станет  лгать?  Ведь
ты понимаешь, Присей, если это не правда, значит  это  ложь.  Подумай  как
следует. Все, что не правда, то - ложь; с этим уж ничего не поделаешь.
   Довод был здравый и неопровержимый; сомнения Присей сразу рассеялись.
   Она подумала минутку, положилась на  честность  короля  и  бесхитростно
сказала:
   - Если ты вправду король, я тебе верю.
   - Я вправду король.
   Таким образом дело уладилось. Королевское звание  его  величества  было
признано без дальнейших споров, и девочки принялись расспрашивать его, как
он попал сюда, и почему он так не по-королевски  одет,  и  куда  он  идет.
Король и сам был рад  отвести  душу  -  рассказать  о  своих  злоключениях
кому-нибудь, кто не станет смеяться над ним или сомневаться в  правдивости
его слов; он с жаром рассказал свою  историю,  на  время  позабыв  даже  о
голоде, и добрые девочки выслушали его с глубоким сочувствием. Но когда он
дошел до последних своих несчастий и они узнали, как давно  он  ничего  не
ел, они перебили  его  на  полуслове  и  потащили  домой,  чтобы  поскорее
накормить.
   Теперь король был счастлив и весел.
   "Когда я вернусь во  дворец,  -  говорил  он  себе,  -  я  буду  всегда
заботиться о маленьких детях, в память того, как эти девочки не испугались
меня и поверили мне, когда я был в  несчастье,  а  те,  кто  старше  их  и
считают себя умнее, только издевались надо мною, выставляя меня лжецом".
   Мать девочек приняла короля участливо: ее доброе  женское  сердце  было
тронуто горькой долей бездомного мальчика, да  еще  вдобавок  помешанного.
Она была вдова и далеко не богата, сама натерпелась довольно горя и потому
умела сочувствовать несчастным. Она  вообразила,  что  помешанный  мальчик
убежал от своих родных или сторожей, и все допытывалась, откуда он пришел,
чтобы вернуть его домой; она называла соседние города и деревни, но все ее
расспросы были напрасны. По лицу мальчика и по его ответам она видела, что
ему незнакомо то, о  чем  она  говорит.  Он  просто  и  охотно  говорил  о
придворной жизни, раза два всплакнул, вспомнив о покойном  короле,  "своем
отце", но как только разговор переходил на более низменные  темы,  мальчик
становился безучастным и умолкал.
   Женщина была озадачена, но не сдалась. Хлопоча у очага,  она  пускалась
на всевозможные хитрости, чтобы выведать,  кто  такой  этот  мальчик.  Она
заговорила с ним о коровах - он остался равнодушен; завела речь об овцах -
то же самое; таким образом, ее догадки насчет того, что он  был  пастухом,
оказались ошибочными; она заговорила о мельницах, о  ткачах,  лудильщиках,
кузнецах, о всевозможных мастерствах и ремеслах; потом о сумасшедшем доме,
о тюрьмах, о приютах - напрасно: она всюду потерпела  поражение.  Впрочем,
нет; может быть, он чей-нибудь слуга? Да, теперь  она  была  уверена,  что
напала на верный след: без сомнения, он служил в  каком-нибудь  доме.  Она
завела об  этом  разговор.  Но  и  тут  ничего  не  добилась:  разговор  о
подметании комнат и топке очага, видно, тяготил мальчика; чистка посуды не
вызывала в нем никакого восторга. Тогда добрая женщина, уже теряя надежду,
на всякий случай заговорила о стряпне. К великому ее удивлению и  радости,
лицо короля вдруг просияло! Ага, наконец-то  она  поймала  его;  она  была
горда, что добилась этого так проницательно и политично. Ее уставший  язык
мог, наконец, отдохнуть, потому что король, вдохновленный  пожирающим  его
голодом и соблазнительным запахом, исходившим от брызгающих пеною  горшков
и кастрюль, пустился в долгие красноречивые описания разных лакомых  блюд.
Через три минуты женщина уже говорила себе: "Ну конечно, я была права:  он
работал на кухне!"
   А король называл все  новые  и  новые  блюда  и  обсуждал  их  с  таким
воодушевлением и знанием дела, что женщина думала:
   "Откуда он знает столько кушаний, да еще таких мудреных, которые подают
за столом только у богачей и вельмож? А, понимаю! Теперь он оборванец,  но
прежде, пока не свихнулся, служил, должно быть, во дворце. Да, наверно  он
работал на кухне у самого короля! Надо испытать его!"
   Чтобы  проверить  свою  догадку,  она  велела  королю  присмотреть   за
кушаньем, намекнув, что он может и сам постряпать, коли у него есть охота,
и сготовить одно-два блюда лишних. Потом вышла  из  комнаты,  сделав  знак
своим дочкам следовать за нею.
   Король пробормотал:
   "В былые времена такое  же  поручение  было  дано  другому  английскому
королю, нет ничего унизительного для моего достоинства заняться делом,  до
которого снизошел сам Альфред Великий [Альфред Великий (840-901) -  король
саксов; в  Англии  существует  легенда,  что,  спасаясь  от  преследования
датчан, он скрылся в хижине дровосека, жена которого,  не  зная,  кто  он,
поручила ему присмотреть за лепешками и дала ему  нагоняй,  когда  лепешки
подгорели]. Но я постараюсь лучше него оправдать  доверие  своей  хозяйки,
так как у него лепешки подгорели".
   Намерение было доброе, но исполнение оказалось много хуже; скоро и этот
король, как и тот - в былые времена, углубился в свои мысли,  и  случилась
та же беда: кушанье подгорело. Женщина вернулась  во-время,  чтобы  спасти
завтрак от окончательной гибели, и быстро вывела короля  из  задумчивости,
обругав его на совесть и без всяких церемоний. Затем,  видя,  что  он  сам
огорчен тем, что не оправдал ее доверия, смягчилась и опять стала доброй и
ласковой.
   Мальчик  вкусно  и  сытно  позавтракал  и  после  еды  приободрился   и
повеселел. Этот завтрак  был  замечателен  тем,  что  и  хозяйка  и  гость
относились друг к другу снисходительно, забывая о высоте своего звания;  и
в то же время ни гость  не  сознавал,  что  ему  оказывается  милость,  ни
хозяйка. Женщина собиралась покормить этого бродягу объедками где-нибудь в
уголке, как кормят бродяг  или  собак,  но  ее  мучила  совесть,  что  она
изругала его, ей хотелось чем-нибудь это загладить, и она посадила его  за
один стол с собою  и  своими  детьми  и  -  умышленно  подчеркивая  это  -
обращалась с ним, как с равным. Король со своей стороны укорял себя за то,
что не оправдал доверия семьи, которая отнеслась к  нему  так  ласково,  и
решил искупить свою вину, снизойдя к ним и не  требуя,  чтобы  фермерша  и
дети стояли и прислуживали ему, в то время как он  будет  кушать  один  за
столом, как приличествует его сану и званию. Каждому из нас полезно иногда
отложить в сторону свое чванство. Добрая женщина весь день была счастлива,
хваля себя за свое снисхождение к маленькому бродяге, а  король  тоже  был
доволен собой, потому что подарил своим благоволением простую крестьянку.
   Когда завтрак был съеден, фермерша велела королю вымыть посуду;  это  в
первую минуту смутило его, и он хотел было  отказаться,  но  потом  сказал
себе: "Альфред Великий присматривал за лепешками; без сомнения,  он  вымыл
бы и посуду, если бы его о том попросили. Попробую-ка и я!"
   Проба оказалась неудачной; он был очень изумлен,  так  как  думал,  что
вымыть деревянные ложки и миски  -  пустое  дело.  Занятие  это  оказалось
скучным и  хлопотливым,  однако  король  кое-как  справился.  Ему  уже  не
терпелось продолжать путь, но отделаться от  домовитой  фермерши  было  не
так-то легко, она давала ему то одну, то другую работу, и он все  исполнял
добросовестно и довольно успешно. Между прочим, она посадила его вместе  с
девочками чистить зимние яблоки, но это у  него  не  ладилось,  тогда  она
велела ему наточить кухонный нож; потом заставила его расчесывать  шерсть,
и он скоро решил, что давно перещеголял доброго короля Альфреда  в  разных
показных геройствах, которые выходят такими замечательными в  рассказах  и
исторических книгах, словом! - что с него достаточно. И когда после  обеда
фермерша дала ему корзинку с котятами и велела их утопить,  он  отказался.
Вернее,  он  собирался  отказаться,  так  как  чувствовал,  что  надо   же
где-нибудь поставить точку и что удобнее всего  отказаться  именно  топить
котят, - но ему помешали. Помешали Джон Кенти,  с  коробом  разносчика  за
спиной, и Гуго!
   Король увидел обоих негодяев, приближавшихся к воротам, прежде чем  они
успели его заметить; не сказав ни слова, он взял  корзинку  с  котятами  и
тихонько вышел в заднюю дверь. Котят он оставил в сенях, а сам пустился во
всю прыть по узкому переулку.



20. ПРИНЦ И ОТШЕЛЬНИК

   Теперь он был скрыт от дома высокой изгородью. В смертельном страхе, он
напряг все силы и помчался к далекому лесу. Он ни разу не  оглядывался  до
тех пор, пока не достиг лесной опушки; тогда он оглянулся и  увидел  вдали
двух мужчин. Этого  было  достаточно;  он  не  стал  рассматривать  их,  а
поспешил дальше и не убавлял шага, пока не очутился в сумрачной чаще леса.
Тут только он остановился, полагая, что теперь он в безопасности. Он чутко
прислушался, - кругом стояла  глубокая,  торжественная  тишина  -  тяжелая
тишина, угнетавшая душу. Лишь изредка, напрягая слух, он  различал  звуки,
но такие отдаленные, глухие и  таинственные,  что  казалось,  то  были  не
настоящие звуки, а лишь их стонущие и плачущие призраки.  Эти  звуки  были
еще страшнее той тишины, которую они нарушали.
   Вначале он хотел до самого вечера не двигаться с места, но от  бега  он
вспотел, и теперь  ему  стало  холодно;  пришлось  идти,  чтобы  согреться
ходьбой. Он пустился прямиком  через  лес,  надеясь  выйти  где-нибудь  на
дорогу, но ошибся. Он все шел и шел; но чем дальше,  тем,  казалось,  гуще
становился лес. Стемнело, и король понял,  что  скоро  наступит  ночь.  Он
содрогнулся при мысли, что ему придется заночевать в таком  жутком  месте;
он стал торопиться, но от этого двигался еще медленнее, так как в полутьме
не видел, куда ступает, и то и дело  спотыкался  о  корни,  запутывался  в
ветках и колючих кустах.
   Как он обрадовался, когда, наконец, увидел слабый огонек! Он  осторожно
подошел к огоньку, часто останавливаясь, чтобы оглядеться и  прислушаться.
Этот огонек светился в оконце убогой маленькой  хижины.  Оконце  было  без
стекол. Король услыхал голос и хотел убежать и спрятаться, но,  разглядев,
что тот, кому принадлежал голос, молится, передумал. Он подкрался к  окну,
единственному во всей хижине, приподнялся на цыпочки  и  заглянул  внутрь.
Комната была маленькая, с земляным полом, плотно утоптанным; в  углу  было
устроено ложе из камыша, покрытое изодранными одеялами; тут же  у  постели
виднелись ведро, кружка, миска,  несколько  горшков  и  сковородок;  рядом
невысокая скамейка и табурет о трех ножках; в очаге догорало пламя.  Перед
распятием, освещенным одною только свечой,  стоял  на  коленях  старик,  а
возле него, на старом деревянном  ящике,  рядом  с  человеческим  черепом,
лежала раскрытая книга. Старик был большой, костистый; волосы и  борода  у
него были очень длинные и белые, как снег; на нем было одеяние из  овечьих
шкур, ниспадавшее от шеи до пят.
   "Святой отшельник! - сказал себе король. - Наконец-то мне повезло!".
   Отшельник поднялся с колен. Король постучался. Низкий голос ответил:
   - Войди, но оставь грех за порогом, потому что  земля,  на  которую  ты
ступишь, священна!
   Король вошел и  остановился.  Отшельник  устремил  на  него  блестящие,
беспокойные глаза и спросил:
   - Кто ты такой?
   - Я король, - услышал он ответ, простой и скромный.
   - Добро пожаловать, король! - в восторге воскликнул отшельник.
   Затем, лихорадочно суетясь и беспрестанно повторяя "добро пожаловать!",
отшельник подвинул скамейку к огню, усадил  на  нее  короля,  подбросил  в
огонь охапку хвороста и возбужденно забегал по комнате из угла в угол.
   - Добро пожаловать! Многие искали приюта в этом святилище, но оказались
недостойны и были изгнаны. Но король, отвергший корону, презревший суетные
почести, подобающие его сану, и облекшийся в лохмотья, чтобы провести свои
дни в святости и умерщвлении плоти, - он достоин, он  желанный  гость!  Он
останется здесь до самой кончины.
   Король поспешил прервать его и  сообщил  ему  подлинные  обстоятельства
дела, но отшельник не  обратил  на  его  слова  никакого  внимания,  даже,
невидимому, не слышал их, а продолжал говорить с возрастающим жаром и  все
повышая голос:
   - Здесь ты пребудешь в мире. Здесь никто  не  откроет  твоего  убежища,
чтобы беспокоить тебя мольбами вернуться к пустой и суетной жизни, которую
ты покинул, повинуясь божьему велению. Здесь ты будешь молиться; ты будешь
изучать священное писание; ты будешь размышлять о  безумии  и  обольщениях
мира сего и о блаженстве будущей жизни; ты будешь питаться черствым хлебом
и травами и ежедневно бичевать свое тело ради  очищения  души.  Ты  будешь
носить на голом теле власяницу; ты будешь  пить  только  воду;  ты  будешь
наслаждаться покоем! - да, полным покоем, ибо тот, кто придет искать тебя,
вернется осмеянный; он не найдет тебя, он не смутит тебя.
   Старик продолжал ходить из угла в угол. Он  уже  не  говорил  вслух,  а
что-то бормотал про себя. Король  воспользовался  этим,  чтобы  рассказать
свою  историю.  Под  влиянием  смутной  тревоги   и   какого-то   неясного
предчувствия он рассказал ее очень красноречиво.  Но  отшельник  продолжал
ходить и бормотать, не обращая на  него  внимания.  Все  еще  бормоча,  он
приблизился к королю и сказал выразительно, подчеркивая каждое слово:
   - Тс-с! я открою тебе великую тайну!
   Он  наклонился  к  мальчику,  но   тотчас   же   отшатнулся,   как   бы
прислушиваясь, подошел, крадучись, к окну, высунул голову,  вглядываясь  в
потемки; потом на носках вернулся,  приблизил  свое  лицо  к  самом