нетах, на
которых нет атмосферы?
     - "Как, как"! - передразнил Квач. - Так и будет двигаться.
     - Нет, - твердо сказал Юра, - на таких планетах она двигаться не будет.
     - Это ж почему? Всегда двигалась, а тут ты скажешь - и она остановится?
     - Остановится и с места не сдвинется.
     - Это ж почему?
     - Потому что нет воздуха.
     - Где нет воздуха? - рассердился Квач.
     - На планетах, где нет атмосферы.
     - Гм... действительно... Ведь работает-то она на воздушной подушке... И
если не будет  воздуха, значит,  не будет и воздушной подушки. Как же быть в
этом случае?
     - В самом деле, -  совершенно невинно переспросил Юра, - как же  быть в
таком случае? Ведь воздушной подушки не будет.
     - Гм... Может, не высаживаться на такие планеты?
     - А если нужно?..
     - Гм...  Гм-гм...  Да ну тебя! -  вдруг взорвался Квач. -  Вечно ты  со
своими вопросами! Откуда я знаю, как быть в таком случае.
     - Выходит, вы этого еще не проходили?  - уже совсем  ехидно осведомился
Юра.
     -  При  чем здесь "не проходили"?.. "Не учили"! - передразнил  Квач.  -
Просто мы ни разу  не высаживались на такие планеты. Ну и,  естественно, нам
не приходилось заниматься таким делом.
     - Одним словом - не знаешь?
     - Не знаю... - потупился Квач и опять разозлился: - А ты знаешь? Да? Ты
даже не знаешь, как хлеб делается! Ни одной формулы не знаешь.  А  туда же -
задаешься. И я тебе так скажу: даже дурак может задать столько вопросов, что
и сотня умных людей ему не сможет ответить.
     -  Выходит  -  я  дурак?  -  недобро  прищурился  Юра и,  как всегда  в
критические минуты своей жизни, засунул  руки  в карманы  и, выставив вперед
правую ногу, чуть подался к Квачу.
     - При чем здесь ты? - несколько поостыл Квач. - Я говорю вообще.
     - А я говорю конкретно. Что же получается? Ты взялся готовить к высадке
вездеход  и...  везделет, а сам даже не знаешь, как он  действует, на что он
способен и какие могут быть последствия.
     Сомнений не было: Юрий говорил горькую, но правду, и Квач сник.
     - Юрка, но ведь нельзя же  знать  все  на свете...  Не приходилось  нам
сталкиваться с безатмосферной планетой. Вот... так и...
     - Ладно. Допускаю. Но у тебя есть схемы машины, ее чертежи?..
     - Наверное, есть... У роботов.
     - "Роботы, роботы"! Надоели роботы!  А ты сам понимаешь, сам что-нибудь
знаешь?
     В своем справедливом возмущении Юрий явно переборщил. Ведь и он не знал
очень и очень многого.
     Однако Квач только пожал плечами и нерешительно протянул:
     -  Кое-что, конечно,  знаю...  -  Но  сейчас же,  уловив  ошибку  Юрия,
спохватился и стал самим собой. - Причем  кое в чем побольше тебя. Но сейчас
узнаю.
     Он, конечно,  нажал  кнопку и, конечно,  щелкнул тумблером. И, конечно,
роботы  немедленно  зажгли  ему светящийся экран,  а на экран спроектировали
схему  транспортной  космической   машины   и,  конечно,  рассказали  своими
металлическими  и  поэтому  не  очень   приятными  голосами,  как  действует
транспортная космическая универсальная машина.
     Оказалось, что она  может  действовать не  только  на планетах, начисто
лишенных атмосферы. Она  может  передвигаться даже  в расплавленной  породе,
лаве, металле. Она может ходить, летать  и плавать в любой среде. И  как это
ни удивительно, ей больше страшен холод межпланетных глубин или безвоздушных
планет, чем  расплавленная  лава. Все дело в том, что  кристаллы, из которых
построен  корпус  машины,  могут  выдержать  температуру  в несколько  тысяч
градусов жары. Но космический холод - минус 271 градус, абсолютный нуль - ей
опасен.  При абсолютном нуле кристаллы становятся хрупкими и ломкими. Их все
время нужно облучать изнутри. Тогда они смогут держаться.
     И  еще рассказали роботы, что  универсальная машина может  двигаться не
только  на   воздушной   подушке.   Используя  ту  же   систему   ослабления
внутримолекулярных  связей,  примененную во всем  корабле, космонавты  могут
заставить машину двигаться с помощью тех же самых выступов-кристалликов. Для
этого     они    размягчают     их     молекулы,    а     потом     включают
вибрационно-поступательный механизм. Выступы-кристаллики превращаются как бы
в шагающие ноги. Они  дрожат,  вибрируют  и  то выдвигаются вперед - и тогда
машина  делает шаг  вперед,  то  отступают  назад  - и тогда  машина как  бы
замирает  на  месте.  А  так  как ножек-кристаллов  на  машине  бесчисленное
множество,  то,  хотя  у  нее и  почти тот  .же  принцип движения,  что и  у
сороконожки, двигается она очень быстро.
     -  Здорово!  - согласился Юрий.  - Это  выходит, что  ваши конструкторы
позаимствовали идею у нашей сороконожки?
     - Не знаю, у вашей или  у нашей, - ехидно  ответил Квач,-  но  в машине
действительно применен принцип биологического конструирования.
     - Какого-какого?
     -   Биологического  конструирования.  Подметили,  что  у  природы  есть
какое-то  интересное  биологическое  построение, изучили  его и  применили в
технике. Вот и все. Добавляю, что машина не боится, если ее перевернут.
     - То есть как это - перевернут?
     -  А очень просто.  Переверни ее,  например, во  время аварии набок или
даже, как говорится,  на голову,  она все  равно будет  исправно работать  и
двигаться.
     - А ее пассажиры тоже поедут вниз головой?
     -  Нет.  В  ней  применен  принцип независимой  подвески.  Кузов  может
кувыркаться  как  ему вздумается,  а  все,  что  находится  внутри  кузова -
двигатели, аппараты, приборы, сиденья, - все всегда будет в одном положении.
     - Очень  удобно...  -  протянул  Юрий, усомнившись, как  же  может  вся
внутренность машины быть  независимой от кузова. Но потом вспомнил, что ведь
есть  такие игрушки - ваньки-встаньки, которые, как ни качни,  все равно  не
валятся, а возвращаются в свое нормальное положение. Наверное,  и  в  машине
так выбран  центр  тяжести,  что  все  ее  механизмы всегда  будут  в  одном
положении.
     Почему это происходит, понять до  конца  Юрий  не  мог: он еще не  учил
механику. Но  он верил: так может быть. Больше  того - так должно быть. И он
повторил:
     -  Очень  удобно. Если  бы у нас, на Голубой земле, выдумали  бы  такие
машины, аварий на дорогах, наверное, не было бы...
     Теперь после  помощи роботов овладеть универсальной космической машиной
было нетрудно. Тем  более,  что для этого требовались  только две  ноги, а в
движущейся машине они все равно бывают безработными.
     Овладевать   оружием  оказалось   еще   проще.  Металлические   палочки
вырабатывали какие-то очень сильные, смертельные лучи: прицелься,  нажми  на
спуск - и "выстрел" поразит любую цель.
     Во время этого обучения внутренняя корабельная связь известила:
     "Внимание!  Переходим на посадочный режим. Внимание!  Будьте  готовы  к
принятию решения.  Включаем  посадочную  программу  номер  семь.  Повторяем:
включаем посадочную программу номер семь".
     Юрий и  Квач бросились в центральное  помещение.  Но даже на  бегу Юрка
допытывался, что это за программа номер семь.
     -  У  нас  разработано  несколько  десятков программ посадки:  на  свою
планету, на обитаемую, необитаемую, дружескую, враждебную, с атмосферой, без
атмосферы, изученную  или  неизученную... Ну  и так  далее.  В  этот раз  мы
садимся  на   неизученную  планету  с  атмосферой  и,  возможно,  с   живыми
обитателями. А как будет осуществляться эта программа, сам увидишь.
     Программа осуществлялась так, что Юрий не замечал ее осуществления. Все
было таким простым, логичным и единственно возможным, что ни о какой заранее
придуманной программе не появлялось и мысли. Но впрочем, может  быть, в этом
и заключалась сила программы? Ведь в нее был заложен опыт многих, может быть
тысяч, космических путешествий и приземлений на неизвестные планеты.
     На экранах внешнего обзора  где-то очень далеко светились звезды, и  их
разлапистые  лучи  незаметно  растворялись  в   иссиня-фиолетово-черном,  но
все-таки как бы  пронизанном  светом  космосе.  Все  было  как и  раньше,  и
все-таки кое-что было уже по-новому.
     Прежде  всего незримый свет  космоса стал сильнее  и как бы весомей. Он
уже не только ощущался, а прямо-таки замечался. Все изменилось в космосе. Но
изменилось так, что понять эти изменения, измерить их казалось невозможным.
     С каждой  секундой  эти изменения  становились все  заметней.  Медленно
растворялась немыслимая космическая чернота. На  ее  место приходили краски.
Белый  свет  как бы  разлагался  на  голубоватый,  зеленоватый  и,  кажется,
желтоватый. Потом к ним примешался  красноватый, а от черно-сине-фиолетового
космоса остался только синий свет.  Но из густого, тяжелого он превратился в
ярко-синий,  легкий и воздушный.  Но все эти цвета были расположены  не так,
как в радуге, - в строгой, раз и навсегда определенной последовательности, -
а разбросанно, бессистемно.
     То там, то здесь вспыхивали и пропадали или изменялись световые пятна -
то красно-синее,  то  желто-голубое,  то еще  какое-нибудь.  И  мудрый  Миро
произнес так торжественно, что все посмотрели на него:
     - Первые признаки атмосферы.
     Этих признаков  становилось  все больше и больше,  но  вскоре они стали
исчезать.  Наконец корабль опять  окружила космическая  чернота.  Можно было
подумать,   что  путешественники,   приблизившись  к  неизвестной   планете,
раздумали и понеслись дальше, в космос.
     Но это только казалось. Просто корабль заканчивал  свою огромную кривую
и теперь переходил на режим  спирально-кругового полета. Он шел над планетой
по  кругу. Как  раз в  эти  минуты  он  попадал в ее  тень,  и его  окружила
космическая чернота.
     Однако она  была  уже  не космической. На  экранах  явственно проступал
черный конус, за границами которого играли  разноцветные всполохи. Да и  сам
черный  конус  планетной  тени  был не  такой густой  и мрачный, как глубины
космоса.  Это была  как  бы  домашняя, уже теплая,  хотя почему-то тревожная
чернота. Может быть, оттого, что в ней угадывались багровые отсветы,  словно
откуда-то  со  стороны  пробивались  лучи заходящего или восходящего солнца,
отражение далеких буйных зорь.
     Корабль  пересек черный  конус. Роботы  уже прощупали планету лазерами,
мазерами, радио-, ультра- и инфразвуковыми локаторами и еще десятком сложных
приборов,  устройства  и  принципа  действия  которых  голубые люди  еще  не
проходили. Теперь роботы подводили первые итоги.
     Обследование  подтвердило  и  уточнило  показания  дальней  космической
разведки:  на планете  есть кислород, азот, углекислый газ  и  многие другие
газы.  Есть  также  и  все  другое, что  имеется и на  тех планетах, где уже
возникла жизнь и даже цивилизация. Значит, и на этой может быть жизнь. А раз
может быть, то существуют и скопились белковые молекулы.
     Значит, можно снижаться. Можно приземляться...  Хотя,  точнее,  следует
сказать - припланетиться. Ведь  планета Земля - одна. Правда, оказалось, что
есть  и  другая,  Розовая  земля.  Значит,  есть  две  Земли.  Но  планет  -
бесчисленное  множество,  и  не  все имеют названия. Вот  почему  космонавты
говорили вместо "приземлиться" - "припланетиться".
     И хотя все было ясно  и как будто понятно, корабль не спешил к планете.
Он медленно плыл над  ней, изучая каждую ее  пядь своими  приборами.  И  чем
дольше изучал, тем настороженней действовали и роботы, и ребята.
     Планета  оказалась какая-то  странная  - на ней не  было  гор.  На всех
планетах,  даже  на самой  близкой к Голубой земле - Луне, имеются не только
отдельные горы  и  холмики,  но и целые горные хребты, даже  системы  горных
хребтов. И иначе не может быть.
     В  недрах  планет  или пылает, или  пылало пламя  невероятной силы. Оно
расплавляло вещество планеты, которое, как и  полагалось  всякому  веществу,
обязательно расширялось при нагревании и ломало уже остывшую  верхнюю корку.
Ломало,  выплескивалось  на  поверхность  и  застывало  горными  всплесками.
Верхняя корка изгибалась, и горы постепенно укреплялись на поверхности любой
планеты.
     А на этой попутной планете гор не было.
     Больше  того. На всех планетах материки чаще всего располагались  вдоль
меридианов,  от  полюса  к полюсу. А  на этой был  всего один  материк, и он
опоясывал всю планету единым гладким обручем с изодранными краями.
     - Странно, - первым сказал Тэн. - Очень странно...
     - Может быть, тут еще не началось горообразование? - неуверенно спросил
Зет.
     - Почему оно задержалось? - вмешался Миро.
     - Запросим роботов, - вставил Квач.
     - А может, сами подумаем?
     - Не понимаю, зачем думать над тем, над чем не следует, - буркнул Квач.
- Нам сейчас важно другое. А началось на планете горообразование или нет, не
так уж и важно.
     - И так верно, и по-нашему верно, - миролюбиво согласился Тэн, - но все
равно это нечто новое.
     Все помолчали, приглядываясь к показаниям приборов, к экранам  внешнего
обзора.
     - Ладно, -  решил за всех Зет, - проверим на  месте - время  еще будет.
Начнем высадку.
     Корабль,  чуть  дрогнув, пошел на  снижение. Потом замедлил  ход и стал
врезаться в нижние слои атмосферы.
     Багровые  отсветы  стали  гуще,  а  разноцветные  сполохи  побледнели и
наконец совсем исчезли.
     Теперь  на экранах  внешнего  обзора медленно разворачивалась  огромная
туша  неведомой  планеты  -  буровато-зеленая,  подернутая  дымкой  облаков.
Поначалу Юрию показалось, что это не облака, а снежные вершины  высоких гор,
и он хотел сообщить  о  своем открытии, но потом, присмотревшись, понял, что
это именно  облака. Местами они  были гуще и потому казались снегом, местами
расплывались в белесую  дымку.  Дымка  эта густела и  сплывалась в  сплошную
белую пустыню на полюсах планеты.
     Посредине планеты облаков почти  не было -  там  расстилалась  огромная
круговая твердь - земля. Буро-зеленоватая, прорезанная голубыми жилками рек.
     Между твердью и  белыми  равнинами  полюсов  голубело море. Вернее,  не
море,  а два океана: один вверху, а другой  внизу. Вот и все. Все  хозяйство
этой планеты -  два полюса, два океана и один  материк.  И  нигде ни  одного
островка, ни одного озера. Все расчерчено и разделено четко и точно - вода и
твердь.
     - Где будем садиться? - спросил Квач.
     - Роботы показали, - ответил Зет, -  что цивилизации на планете нет: ни
радиоволн,  ни  инфракрасных отражений  промышленных или  хотя бы  костровых
огней  не обнаружено. Поэтому предлагаю  садиться  неподалеку от  прибрежной
полосы нижнего, южного полушария.
     - А не  опасно  приближаться к воде? Может быть, там болота? -  спросил
Миро.
     - Мы будем садиться  не у кромки воды, где возможны встречи с выходцами
из океана, а чуть подальше...
     - Куда подальше?
     - В глубь материка.
     - А если там ничего нет? Может быть, там пустыня?
     - Нет, этого  не может быть. Раз  есть кислород, вода, азот и все такое
прочее,  какая-нибудь  жизнь  есть  обязательно,  - решительно ответил Зет и
отвернулся к приборам.
     Корабль все явственней  замедлял ход.  Планета быстро приближалась.  От
нее уже шли воздушные потоки, и корабль, натыкаясь на них, как автомашина на
выбоину,  то  вздрагивал  всем   своим  огромным  телом,  то  едва   заметно
проваливался, и тогда в животе образовывалась неприятная пустота.
     Все чаще  и чаще  корабль  врезался  сначала в волокнистые,  рассеянные
водяные  пары,  а  потом и  в более  мощные облака. Следящие, наблюдающие  и
посадочные  роботы,  их контролеры, тысячи  приборов  и  устройств,  которые
начиняли корабль,  работали  с  полным  напряжением. Они  прощупывали  новую
планету,  брали анализы,  фотографировали, облучали  радиоволнами  и  лучами
лазеров.  Космонавты  молчали,  они  следили  за   этой  огромной  слаженной
деятельностью машин и приборов и кое в чем помогали им.
     К исходу  второго часа полета по пологой  спирали  роботы  окончательно
определили свое отношение к планете и сообщили:
     "Все в порядке.  Посадка малой  трудности.  Рекомендуем обратить особое
внимание на биологическую  защиту.  Состав  околоземной  атмосферы допускает
дыхание  без  специального кислородного питания. Принимайте  решение о месте
высадки.   Рекомендуем  северное  полушарие:  в   его   центре   оптимальные
температуры двадцать три - двадцать пять градусов тепла".
     - А ты хотел садиться в южном, - усмехнулся Квач, но Зет не растерялся:
     - Чудак, ты  забыл, что, если сесть  поближе к морю, в южном полушарии,
все равно будут оптимальные температуры.
     Пожалуй, это был правильный ответ - ведь  жарко  только на экваторе.  А
чем дальше от него к полюсам, тем температура воздуха все ниже и ниже.  Квач
не стал спорить.
     Корабль  в это  время приближался к черному конусу, который отбрасывала
планета в пространстве. Из дня они приближались к ночи.
     И  первое,  что  увидели  космонавты  в  надвигающихся  сумерках,  были
необыкновенные зори - полыхающие  вполнеба, кроваво-красные, переливающиеся,
меняющие свои цвета от  нежно-розовых  до темно-багровых, почти  фиолетовых.
Все вокруг было залито этим прекрасным и тревожным светом.
     Даже видавшие  виды  голубые космонавты притихли  и долго  смотрели  на
быстро  и  неуловимо  сменяющиеся  краски  необыкновенных красных  зорь.  Но
слишком долго следить за этими зорями не пришлось - корабль вошел в  темноту
ночи.
     Тэн вздохнул:
     - Никогда не видел ничего подобного... Вот красота!.. Отчего это?
     -  Проверим,  -  деловито бросил  Квач.  - Кстати,  как называется  эта
планета?
     Но роботы не ответили на вопрос. В их каталогах и списках планета имени
не имела.
     - Ну вот и хорошо! - почему-то обрадовался Миро. - Дадим ей название  -
планета Красных зорь. Хорошо?
     Кто же будет возражать против хорошего? Планета Красных зорь - это  и в
самом деле очень красиво.
     А когда впереди в туманной ночи опять блеснули красные отблески далеких
утренних зорь, которые догоняли движущийся по спирали корабль, Зет обернулся
и торжественно произнес:
     - Приготовиться к посадке.

     Глава двадцать первая

     НА НИЧЬЕЙ ЗЕМЛЕ

     Даже  если  человек  едет  в  гости к бабушке,  и  то,  высаживаясь  на
незнакомой  станции,  он  чувствует  себя немножко неуверенно.  Иногда  даже
кажется, что замирает сердце и от волнения пересыхает во рту. Потому что кто
бы и что бы ни говорил, а неизвестное всегда и радует и волнует.
     Но ведь то  незнакомая станция, на  которой живет родной человек, а  то
неизвестная планета, затерянная в бесконечной россыпи  звезд  Великого и все
еще  непостижимого Млечного Пути. Голубые  космонавты, конечно,  волновались
перед посадкой,  но не выдавали себя, потому что хотели  казаться настоящими
космическими  волками,  для которых посадка на неизвестных планетах  -  дело
привычное и нестрашное, важно только как следует провести эту самую посадку.
А Юра  Бойцов даже не  пытался задаваться или  показывать окружающим, что он
настоящий  мужчина, не собирающийся волноваться по такому поводу.  Он просто
забыл обо всем на свете и, не отрываясь, смотрел на экраны внешнего обзора.
     А  на  экранах, как назло,  ничего  не  было. Была  только  чернота.  И
пустота. Как  на  чердаке  в самую  темную ночь. И  пока  голубые космонавты
следили  за приборами, щелкали тумблерами и нажимали на кнопки, Юрка смотрел
на  экран и  по-прежнему ничего не  видел. Правда, иногда где-то  в  стороне
пробивались отсветы красных зорь,  иногда  мелькала какая-то заплутавшаяся в
чужой  темноте светлая звездочка,  но все это было как-то несерьезно, как-то
слишком уж по-домашнему. А Юрка ждал необыкновенного.
     Между тем ничего  необыкновенного не  происходило.  Корабль медленно  и
незаметно все проваливался и проваливался  в кромешную темноту, и, вероятно,
от этого нарастала тревога. Юрка готов был закричать от этой распирающей его
тревоги,  гот