ва месяца и девятнадцать дней. Ещ„ никто в мире не прощался  на
так долго.
   - Ну что жд„шь? Отчаливай! - не выдерживает наконец Кукурузо.
   - А ты что, спешишь? - говорю я.
   - Да нет, я ничего, но вообще... Тебе ж домой нужно. Ребята, наверное,  в
футбол на выгоне играют.
   - Да! - машу я рукой. Дескать, не нужны мне ни футбол, ни ребята.  А  сам
думаю: "Неужели Кукурузо никогда в футбол больше играть не будет? Вот бедный
хлопец!" И так мне его жаль стало! Какой же он  вратарь  замечательный  был!
Настоящий Лев Яшин мог из него вырасти.
   Вздохнул я, полез в карман и вытащил свой перочинный нож.
   - На, - говорю, - тебе пригодится. Ты  же  знаешь,  какой  это  нож.  Как
бритва. Такого ни у кого нет... А у тебя обломок какой-то.
   Кукурузо даже покраснел от удовольствия. Он давно с завистью  смотрел  на
этот ножик и не раз предлагал меняться, да я не хотел.  Но  теперь  пусть  у
него оста„тся, раз он в футбол больше никогда не  сыграет  и  в  одиночестве
жить будет.
   Я ещ„ раз вздохнул, полез в другой карман и  вынул  спичечную  коробочку.
Там лежали рыболовные крючки,  которые  подарили  мне  в  Киеве.  Прекрасные
крючки. Целое богатство для рыбака. И маленькие - для верховодок,  плотвы  и
карасей; и побольше - для ершей, окуней и лещей; и большие - для щук, линей,
карпов; и совсем большие, тройные, - для сомов и другого рыбьего зверья.
   - Лови, - говорю, - на здоровье. Рыбой  ты  теперь  обеспечен...  Только,
знаешь, когда я к тебе как-нибудь приеду, ты и мне дашь  половить.  Очень  я
привык к этим крючкам.
   Почему я так сказал - сам не знаю. Я  же  ещ„  ни  разу  не  ловил  этими
крючками. Наверное, жалко вс„-таки было  мне  их.  Даже  больше  чем  ножик.
Кукурузо почувствовал это:
   - Да зачем. Не надо. У меня же есть.
   Однако не мог оторвать восторженных глаз от  коробочки.  Разве  хватит  у
человека сил отказаться от такого подарка! Нет, хоть и жалко но не жалко мне
крючков.
   Кукурузо же оста„тся на необитаемом острове один-один„шенек, как  зуб  во
рту у деда Саливона. И никто его больше не увидит. Даже письмо ему  написать
нельзя. Ну да, нельзя. У него же нет адреса. У  всех  людей  на  свете  есть
адреса, а у него нет. Эта неожиданная мысль встревожила меня.
   - Слушай, - говорю, - так нельзя. Выходит,  у  тебя  теперь  нет  адреса.
Никакого адреса.
   - Ну так что?
   - Как - ну так что? Адреса нет, понимаешь! Выходит, вроде  ты  вообще  не
жив„шь на свете.
   - А что же я могу сделать? - растерялся Кукурузо.
   - Надо немедленно как-то назвать остров. Будет название,  тогда  и  адрес
будет.
   - Давай. Я разве что - против? А как?
   - Я знаю? Острова на земле все  по-разному  называются.  Остров  Сахалин,
остров  Мадагаскар,  остров  Таймыр.  Нет,  то,  кажется,  полуостров.   Ну,
как-нибудь так.
   - Ну пусть будет остров Мадагаскар. Хорошее название. Мне нравится.
   - Так уже есть Мадагаскар. Надо, чтоб такое название, которого ещ„ нет.
   Кукурузо  задумался.  Долго  шевелил  губами,  видимо  перебирая  в   уме
названия. Потом сказал:
   - А знаешь что - пусть будет имени Переэкзаменовки. Переэкзаменовка  меня
сюда привела, и пусть будет остров е„  имени.  Такого  названия  ещ„  нет  -
ручаюсь.
   Я не стал спорить. Так на карте мира (хоть об этом ещ„ никто, кроме  нас,
не знал) появилось новое географическое название -  остров  Переэкзаменовки.
Кто знает, может, когда-нибудь, через много лет, школьники даже будут  учить
об этом на уроках: "Остров Переэкзаменовки. Знаменит тем, что на н„м  пров„л
в одиночестве почти тридцать лет ученик пятого  класса  Робинзон  Васильевич
Кукурузо". И какой-то лентяй получит двойку за то, что не будет этого знать.
   Я повеселел. И прощание показалось мне не таким грустным.
   - Не трусь, Робинзон, вс„ будет хорошо, - бодро  сказал  я.  -  На  таком
острове не то что двадцать восемь - сто лет  прожить  можно.  Лишь  бы  рыба
клевала.
   - Я тоже так думаю.
   - Прощай!
   - Прощай!
   Я сел в лодку и оттолкнулся веслом от берега.
   Последняя связь Робинзона Кукурузо с человечеством прервалась. Он остался
один на необитаемом острове. Теперь, даже если бы  он  и  захотел  вернуться
домой, он бы не мог сделать этого сам, без посторонней помощи. Потому что  у
него не было лодки. А без лодки выбраться  из  наших  плавней  невозможно  -
утонешь. Я предлагал, чтоб он оставил себе нашу  "подводную"  (мы  же  могли
воспользоваться для перевозки какой  угодно  лодкой),  но  он  категорически
отказался. "Это несерь„зно, - сказал он. - Это была  бы  какая-то  прогулка:
надоело - вернулся. Если бы у настоящего Робинзона был транспорт, - вряд  ли
бы он сидел так долго один на  острове.  Нет,  надо  по-настоящему.  Никаких
лодок, никакой возможности вернуться".
   Героический человек этот Робинзон Кукурузо!
   ГЛАВА IX. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ НА  ОСТРОВЕ  ПЕРЕЭКЗАМЕНОВКИ.  ГЛАВА,  РАССКАЗАННАЯ
РОБИНЗОНОМ КУКУРУЗО СВОЕМУ ДРУГУ И ОДНОКЛАССНИКУ ПАВЛУШЕ.
   Так вот, когда оттолкнулся ты от берега и поехал и  когда  исчез  уже  за
камышом, лишь морщины на воде остались,  -  такая  вдруг  тишина  наступила,
никогда я такой тишины не слыхал (даже тогда, когда мне  уши  после  первого
моего выстрела из берданки заложило). Стою я и  не  дышу,  словно  окаменел.
Тишина-тишина...
   Стою я и, что делать, не знаю. И спешить мне не нужно, и  делать  нечего.
Хоть стой, хоть сиди, хоть через голову кувыркайся -  вс„  равно.  Никто  не
видит, никому до этого нет дела.
   Плохо мне стало. И главное, эта проклятая мысль,  что  сам  я  отсюда  не
выберусь. Хоть кричи, хоть бейся головой о дерево - ничего  не  поможет.  Не
знаю, что бы я делал, если не почувствовал бы вдруг, что хочу  есть.  Ты  же
помнишь, я так волновался и спешил, что дома хороню и  не  позавтракал.  Это
сразу привело меня в чувство. Харчей я решил  пока  что  не  трогать  -  кто
знает, что дальше будет. Решил наловить рыбы.  Выбрал  я  подходящее  место,
размотал удочки, наживил, закинул. Жду. Сижу, на поплавки смотрю и жду. Жду,
жду, жду... Поплавки даже  не  шелохнутся.  Не  клю„т.  Я  уж  и  плевал  на
червяков, и менял их, и с места на место переходил - нет кл„ва. А голод меня
вс„ больше разбирает. Сижу  я,  слюни  глотаю  и  шепчу:  "Клюйте,  рыбочки!
Клюйте, пожалуйста! Я же есть хочу". А поплавки, как гвозди из доски, торчат
себе просто из воды - и вс„. Нет рыбы. Плавает мой завтрак иод водой и никак
его не достанешь.
   Нервничаю я, вс„ время удочки  д„ргаю,  да  только  червяков  на  крючках
вытаскиваю. Хоть самих червяков ешь. Тьфу!
   Сам понимаю, что время неподходящее для ужения, что клю„т или рано утром,
или под вечер, но мне от этого не легче. Не ждать же  до  вечера  живот  так
подтянет, дойду совсем. Кончилось тем, что зацепил я  крючком  за  корягу  и
леску оборвал.  Пропал  крючок  -  один  из  лучших,  что  ты  мне  подарил.
Рассердился я, плюнул и пош„л к торбе - не мог больше терпеть. Как дорвался,
полторбы харчей съел. Л„г на поляне животом вверх, дремать начал и незаметно
уснул... Долго, должно быть, спал, проснулся, потому что  почувствовал,  что
печ„т. Солнце жарит! Притронулся рукой к лицу - щ„ки огн„м горят. Обж„гся  я
на солнце. Пош„л водой умылся - печ„т. Мокрой земли приложил-печ„т. Вспомнил
- сметаной или кислым молоком нужно. Да где же е„ взять сметану! Вот  тут  я
впервые почувствовал, что необитаемый остров - это необитаемый остров, а  не
наш колхоз "Светлая заря", где сметаны целые оз„ра. А  мне  бы  сейчас  хоть
ложку, хоть пол-ложки. Ох же и печ„т! Залез я в шалаш. Темно в н„м, холодок.
Полежал я немного, хоть и печ„т, да жить нужно. Нельзя  же  двадцать  восемь
лет в шалаше пролежать.  Вылез,  взял  топор,  нож  твой  и  пош„л  вырезать
топорище.
   Наш„л хороший сухой сук, вырезал топорище,  начал  обстругивать  и  вдруг
занозу в палец загнал. Да такую болезненную - под самый ноготь. Сразу  палец
в рот. Сосу - не высасывается, зубами давлю - не выдавливается. Иголкой  бы!
Иголкой бы сразу вынул... А где же иголка? В село за  иголкой  бежать  надо.
"Беги, чего же ты не бежишь?" - сам себя спрашиваю.
   Чуть не заплакал я от бессильной злости. Такую нужно  вещь,  как  иголка,
забыл! Взял крючок рыболовный, начал ковырять. Но боюсь - ковыряю осторожно.
Там же на конце крючка зазубрина: как загонишь, то, мало того что с занозой,
ещ„ и с крючком в пальце ходить будешь. Ох и намучился  я.  Мокрый  стал.  А
занозу всю не вынул - маленький кончик остался. И потом долго болело. Хорошо
ещ„, что нарывать не стало.
   Солнце начало садиться, и я  снова  почувствовал  голод.  На  торбу  даже
смотреть боялся - знал, что если подойду к торбе, то завтра  прид„тся  землю
грызть. Рыба, только рыба могла спасти меня от голода.
   Я опять закинул удочки. И на этот раз мне повезло.  Ох,  Павлуша,  как  я
обрадовался, когда вытащил наконец первого  пескаря!  Был  он  маленький,  с
палец, но для меня он был дороже  полуметровой  щуки,  которую  мы  с  тобой
поймали прошлым летом. Я даже поцеловал его, этого  пескарика.  Потом  пошли
окунишки, красноп„рки, карасики...  Я  так  увл„кся,  что  не  заметил,  как
перевернулась жестянка с червями. А когда увидел - они  уже  расползлись.  Я
даже подскочил. Ой! Без червяков и рыбы не будет. Бросился я на колени, стал
ползать по берегу и собирать.  Но  большинство  уже  в  землю  позабирались,
попрятались. К тому же темнеть начало. Еле  я  четверть  банки  насобирал...
Рыбу больше не ловил, решил червяков экономить.
   Разж„г я кост„р, почистил ту мелюзгу, что поймал,  взялся  уху  в  старой
кастрюльке варить. Варю и замечаю, что очень  быстро  вода  выкипает  -  вс„
время доливать приходится.  И  под  дном  что-то  шипит.  Присмотрелся  я  -
батюшки, да это же моя кастрюлька теч„т-протекает! И как же это я раньше  не
заметил, что там дырки! Чуть не заплакал я от горя. Что же я  теперь  делать
буду! В такой кастрюле только глину месить, а не уху варить. Это же  решето,
а не кастрюля. А другой у меня нет и взять негде. На необитаемом острове я.
   Хорошо было Робинзону Крузо. Вс„ нужное выбрасывало  ему  на  берег  море
после кораблекрушений. Вс„ абсолютно, даже деньги.
   Захотел двенадцать топоров - на тебе двенадцать топоров. Захотел ш„лковые
рубашки - на тебе ш„лковые рубашки... А мне хоть бы одну  кастрюлечку.  Хоть
бы махонькую. Да где там! Дожд„шься тут в  плавнях  кораблекрушения!  Дудки!
Хоть сто лет жди! Только один раз тут было  настоящее  кораблекрушение.  Это
когда киевский охотник Сидоренко ружь„ утопил, да какая мне польза от этого.
У меня своя берданка есть. Нет, на кораблекрушение мне нечего и надеяться!
   Похлебал я с отвращением недоваренной ухи, пожевал полусырой рыбы и сижу.
Уже совсем стемнело. Даже зв„зд на небе не видно - облачно. Лишь  угольки  в
догорающем костре тлеют. В животе холодно стало, и  оттуда  в  сердце  страх
пробирается - скользкий и противный. Надо что-то делать, отвлечься. Полез  я
в шалаш, нащупал фонарик, засветил. Наш„л  тетрадь  свою  по  языку  (ты  же
знаешь, я и тетради и грамматику взял, чтобы дед  думал,  будто  я  у  т„тки
учить буду). Карандаш отыскал в торбе... Тебя  это  удивляет,  правда  -  не
уроки ли я учить собрался? Нет! Да будет тебе известно, что  Робинзон  Крузо
па острове дневник в„л, записывал все события, которые  с  ним  происходили.
Что же я - хуже  его!  Я  же,  как  и  он,  на  необитаемом  острове.  А  на
необитаемом острове без дневника нельзя.
   Ну, подряд вс„ писать - ты же знаешь - я не могу.  Я  не  писатель.  Даже
больше - я по письму переэкзаменовщик. Решил я коротенько записывать  только
факты - хорошие и плохие. Пров„л я в тетради посредине линию, разделил таким
образом лист на две половины -  левую  и  правую.  В  левой  сверху  написал
"Приключения" (это для меня, ты же знаешь, что ради  этого  я  и  на  остров
высадился, без приключений моя жизнь - не жизнь,  особенно  на  острове).  В
правой половине написал вверху "Неприятности" (что ж поделаешь, и без них не
обойд„шься).
   Долго я думал, долго грыз карандаш и наконец  написал.  Вот  что  у  меня
получилось:
   Приключения
   Неприятности
   1. Наловил рыбы и съел.
   1. Обж„гся на солнце.
   2. Загнал под ноготь занозу.
   3. Потерял крючок (один из лучших).
   4. Съел полторбы харчей.
   5. Удрали почти все червяки.
   6. Протекает кастрюля, и я не знаю, в ч„м уху варить  (хоть  в  пригоршне
вари).
   Как видишь, приключение одно и малюсенькое, как тот пескарик (да и  то  я
ею в приключения только но своей доброте  записал).  А  неприятностей  целых
шесть, и все здоровенные, как акулы.
   Все это я писал, локтем прижимая тетрадь к колену и жикая себе  над  ухом
фонариком, потому что кост„р уже догорел,  а  разжигать  его  снова  мне  не
хотелось (только не думай, что из-за того, что за хворостом нужно было  идти
в т„мные-прет„мные заросли!).
   Фонарик  твой  действительно  вечный.  Спасибо  тебе  за  него.  Но   это
жиканье... Жикаешь - есть свет. Не жикаешь нет света. Я жикал. Полчаса после
этого у меня в ушах жикало от одного воспоминания. И рука онемела. Написал я
и думал, что вс„, - день кончился и больше ничего не будет, никаких событий.
Не знал я, что меня жд„т самое главное приключение, - даже не акула, а целый
кит.
   Спать мне не хотелось - я дн„м  выспался.  Вышел  я  из  шалаша,  сел  на
берегу, обхватил руками колени, а мысли разные  в  голове  копошатся  -  про
село, про школу, про тебя (что-то ты там сейчас поделываешь -  давно  спишь,
должно быть)...
   Молодой месяц  из-за  тучки  вышел,  как  сабля  казацкая,  осветил  пл„с
тускло-серебряным светом. Невидимые утки просвистели крыльями над головой  -
и тихо. Ветра нет, и даже всегда шуршащие камыши молчат, не  шепчутся  между
собой. Я смотрю на плес и думаю.
   И вдруг тень легла на пл„с, длинная-длинная. Из-за  камышей  выплыл  ч„лн
без звука, без единого всплеска, как привидение. И это было  самое  страшное
(как во сне). В челне во весь рост стоял кто-то  высокий  и  длинным  веслом
правил. Я заморгал - не пригрезилось ли... Нет! Ч„лн плыл прямо  к  острову.
Увеличивался, увеличивался, как на экране в кино; у самого берега повернул и
исчез за прибрежными кустами.
   Сердце мо„ забилось. Кто это? Водяной? Леший? Нечистая сила?.. Да что  я!
Это же только старые неграмотные бабки верят во всю эту чертовщину. А я верю
в радио, в телевизор, в космические ракеты! Нет глупости, не надо бояться!..
И вдруг я  вспомнил  Гуньку...  Того  самого  блаженненького,  ненормального
Гуньку, который два года назад пропал, исчез в  плавнях...  Гунька!  А  что,
если это Гунька! Что, если он тоже, как и я, жив„т  в  плавнях  на  каком-то
необитаемом острове! Гунька! Он же не в себе, он же ничего не соображает. Он
может увидеть меня,  подумать,  что  я  какой-то  злой  дух  (чего  бы  это,
спрашивается, обыкновенному, нормальному парню ночью делать в  плавнях!),  и
задушит. Задушит - и ничего ему не докажешь. Хоть кричи,  хоть  плачь,  хоть
умоляй... Будто черви поползли  у  меня  по  спине  -  мокрые,  скользкие  и
холодные. И словно петлю кто-то затягивал  на  шее  сдавило  горло,  дохнуть
трудно.
   Я замер, прислушиваясь. Даже  сердце,  казалось,  остановилось,  чтобы  я
лучше слышал. Из-за кустов дон„сся всплеск, что-то плюхнулось в  воду  будто
кого-то с лодки сбросили. Может, это Гунька прив„з  кого-то  и  утопил...  И
теперь моя очередь... Я не мог больше сидеть на месте. Сделал одеревеневшими
ногами несколько шагов в темноту к шалашу. И вдруг на  кого-то  наткнулся...
Кто-то огромный схватил меня цепкими руками  за  плечи.  Я  брыкнул  ногами,
д„рнулся, упал. Кто-то навалился на меня, царапнул по лицу и...
   Тут рассказ Робинзона Кукурузо обрывается,  потому  что  Павлуша  в  этом
месте ахнул, перебил, и начался разговор, которого читатель не пойм„т,  пока
не услышит о том,  что  случилось  в  тот  день  и  в  ту  ночь  с  Павлушей
Завгородним.
   ГЛАВА Х. ГЛАВА, КОТОРУЮ РАССКАЗЫВАЕТ ПАВЛУША ЗАВГОРОДНИЙ. О ТОМ,  ЧТО  ОН
ДЕЛАЛ В ТОТ ДЕНЬ И В ТУ НОЧЬ.
   Оставил я, значит, Робинзона Кукурузо на острове и направился  домой.  Не
успел я проплыть полдороги, как произошло со  мной  приключение.  Смотрю,  в
лодке что-то очень много воды - почти половина. А волны нет, и бортом  я  не
зачерпывал. Что такое? Стал присматриваться, глядь -  а  в  днище,  как  раз
посередине, дырка (три пальца всунуть можно), и  вода  оттуда  хлещет,  даже
булькает. Мы когда-то именно  с  этой  дыркой  больше  всего  и  намучились,
бер„зовую затычку вгоняли, замазкой замазывали. И вот вылетела эта затычка и
неизвестно куда делась,  вода  хлещет,  как  из  трубы,  что  в  задачах  по
арифметике - "через одну трубу  вливается,  из  другой  выливается".  С  той
только разницей, что тут только "вливается". И ответ у этой задачи  один,  и
очень для меня неприятный. Не пройд„т и пяти минут, набер„тся воды до  кра„в
и... Без лодки до села не доплыву - очень далеко. Да и  стебли  кувшинок,  и
водоросли такие, что вмиг ноги и руки опутают, и от  меня  останутся  только
пузыри на воде.  Зам„рзло  у  меня  вс„  внутри,  задрожало,  а  сверху  пот
выступил. "Неужели конец? - думаю. - А я же только в шестой класс переш„л. Я
жить хочу. Я вырасти хочу. И л„тчиком  стать...  И  на  Гребенючке  жениться
(если никого другого не встречу)". Нет. Ни в коем  случае  нельзя  погибать.
Надо  немедленно  к  какому-то  острову  пристать,  дырку  заделать  и  воду
вычерпать. Нажал я на весло. А кругом сплошные камыши - землю  не  видно.  А
вода вс„ прибывает и прибывает - уже под коленями мне щекочет. Я головой  во
все стороны кручу - сушу, землю высматриваю. Наконец заметил островок и  изо
всех сил - туда. Пристал как раз вовремя, потому что от лодки моей  осталось
только сантиметра два над водой - такая себе рамочка из бортов плыв„т,  -  в
середине вода и снаружи вода, и уровень той воды  одинаковый.  А  я  в  этой
рамочке как портрет. Ещ„ бы немного, и никто бы  моего  портрета  больше  не
увидел. Выскочил я, начал лодку тянуть - надо же воду вылить. Тяну, а она не
тянется. Тяну, а она не тянется. Будто гвоздями ко дну прибита. Что  делать?
Неужели не вытяну никогда?! Что же это получается? Получается, что я тоже на
необитаемом острове. Ой-„й-„й! Я не хочу! Я домой хочу. У меня же нет ничего
с собой. Голый пуп под  рубашкой.  Даже  ножика  нет  в  кармане.  Я  же  не
готовился совсем. Это Кукурузо готовился. У него вс„ есть. Еды целая  торба,
фонарик, даже ружь„, не говоря уж об удочках и червяках. И остров он  выбрал
хороший. А это разве остров! Это кизяк какой-то, а не остров. И по  размеру,
и по качеству. Ни деревца, ни кустика. Даже суши настоящей нет. Сесть негде.
Сплошная грязь вонючая. Если жить на н„м, так только  как  аист,  одну  ногу
поджав. А я не аист. Я пятиклассник, в шестой переш„л. Я  не  могу  жить  на
этом острове. Помру я тут. Люди! Где вы?! Караул!
   Ну да! Дозов„шься тут людей! Только лягушки квакают... Никто тут тебя  не
спас„т, если сам не  спас„шься,  дорогой  товарищ  Завгородний!  Надо,  надо
спасаться.
   Шл„паю я по грязи вокруг  лодки,  носом  шмыгаю,  что  делать  -  ума  не
приложу. Пробовал воду из лодки вычерпывать. Да где же е„  вычерпаешь,  если
она снова через дырку набирается. Это вс„ равно  что  речку  вычерпывать.  А
что, если дырку чем-то заткнуть? Идея! Нарвал я пучок  травы,  которая  одна
только на острове и росла, нащупал дырку, заткнул. Снова начал  вычерпывать.
О! Пошло дело! Хоть помаленьку, но пошло.  Сантиметр  за  сантиметром  борта
лодки из-под воды вырастают. Уже и на берег тащить можно.
   Кряхтя, потащил. Потащилась. Есть! Теперь надо  наклонить  лодку  -  воду
вылить, которая уже не вычерпывается. А ну-ну! Ох и  трудно!  Красные  круги
перед глазами пошли. А ну ещ„ малость! А ну!..  Ф-фу!  Наконец-то!  Молодец,
Павлуша! Хлопец ты будь здоров!  Ого-го-го!  Стоголосым  эхом  покатилась  в
плавнях радость моя безудержная... Затыкай теперь дырку получше, чтобы снова
ничего не сл