тила  ведро  в  колодец  и  теперь   начала
вытаскивать, крутя обеими руками  ручку  ворота.  Я  сперва  смотрел,  потом
махнул рукой: "А! Кукурузо не видит!" - и сказал:
   - Давай помогу!
   Она ничего не ответила, я взялся за ручку, и мы стали крутить вдво„м.  Мы
крутили так энергично,  что  ведро  ударялось  о  стенки  сруба  и  слышался
беспрерывный  плеск.  Когда  мы  вытащили,  воды  было  всего  полведра.  Мы
посмотрели друг на друга и засмеялись.
   - Давай ещ„.
   Мне было очень весело вот так, вдво„м, крутить  ворот.  Мы  толкали  друг
друга, а один раз даже стукнулись лбами. И вс„ время смеялись.  Стало  жаль,
когда в„дра были уже полными.
   Она нацепила их на коромысло, взяла на плечо и пошла, покачиваясь. Где-то
в глубине у меня шевельнулась мысль: надо бы  помочь  ей,  донести  хоть  до
ворот... Но на это у меня уже не хватило пороху. Я только молча  смотрел  ей
вслед. И думал, что на необитаемом острове я бы не жил ни за что  на  свете.
Даже если бы мне подарили велосипед "Орл„нок"...
   "Ой! - вспомнил я вдруг. -  Кукурузо  же  просил  скрипачей  привезти.  А
сельмаг скоро закроется".
   И тут, как палкой по голове, стукнула меня мысль: "Батюшки! Да у меня  же
денег ни копейки! А скрипачи - девять копеек сто граммов. Что  делать?  Пока
мать или отец придут, сельмаг будет уже закрыт".
   Гребенючка входила уже в свою калитку.
   - Гр... Ганя! - крикнул я, чуть ли не  впервые  в  жизни  называя  е„  по
имени.
   Она качнулась и пролила воду от неожиданности.
   - Ганя, - подбежал я к ней, - погоди!.. Знаешь  что,  одолжи  мне  девять
копеек. Мать с фермы прид„т, я сразу отдам.
   - Зачем? - лукаво взглянула она на меня. - На папиросы?
   - Да какие там папиросы! Очень нужно... Я на рыбалку на ночь еду. Крючков
купить, а то сельмаг закроется. Чес-слово отдам. Одолжи.
   - Только у меня девяти нету, у меня целых пятьдесят.  Монеткой.  Мать  на
книжку дала. Хорошая книжка прода„тся: "Путешествие на "Кон-Тики".  Про  то,
как на плоту океан переплывали...
   - Я сдачу принесу. Я быстро.
   - Подожди, я вынесу.
   Короче говоря, скрипачей я купил, Гребенючке сдачу отн„с,  а  когда  мать
пришла, и долг вернул. Вс„ вышло хорошо. Даже не пришлось  долго  просить  у
матери девять копеек. Сразу дала. И на ночь отпустила. Вот что  значит  быть
хорошим и выполнять вс„, что тебе наказывает мать! Ещ„ и  харчей  напаковала
полную торбу - будто я на месяц путешествовать еду.
   И когда зашло солнце, я отправился в плавни. По дороге в  сенях  захватил
ещ„ длинную толстую вер„вку, которой мать когда-то тел„нка привязывала. "Кто
его знает, может, прид„тся  связывать..."  -  подумал  я,  ощущая  при  этом
неприятный холодок в животе.
   ГЛАВА XIV. "РУКИ ВВЕРХ!".
   Кукурузо с удочкой в руках торчал по пояс в воде у берега. Торчал, должно
быть, давно, потому что уже посинел и лязгал зубами.
   - Я думал, что ты вовсе не приедешь, - сердито пробормотал Кукурузо, но я
видел, что он прячет радостную улыбку. Видимо, он и вправду боялся, что я не
приеду.
   Кукурузо вышел из воды и стал приседать и в обнимку хлопать  себя  руками
по спине, как извозчик на морозе, - согревался. Потом спросил:
   - Ну как там?.. Что нового?.. Как мой дед? Ещ„ в милицию не заявил?
   - Да что ты! Сидит себе спокойненько и косу точит. Про тебя и не думает.
   Кукурузо нахмурился, и я понял,  что  ему  неприятно  это  слышать.  Ему,
наверное, казалось, что он уже давно-давно на этом острове, а,  оказывается,
никто даже не заметил его отсутствия.
   - Ну и правильно. Хорошо. Скоро вообще все забудут, что был такой я...  И
вс„ будет в порядке, - бодро говорил он, но  в  голосе  слышалась  грусть  и
тоска. Кому же хочется, чтоб его все забыли!
   Я вынул из кармана кул„к со скрипачами и протянул ему.
   - О, прив„з! Вот спасибо! Ох, я соскучился! - И  он  тут  же  со  скрипом
впился зубами в пряник.
   - Ну, а ты что же делал? Вчера и сегодня весь день? - спросил я.
   - Да что - рыбу удил и просто так...
   - Ну, а дневник свой ты хоть пишешь?
   - Не-а, не пишу, - легкомысленно произн„с он, грызя  скрипач.  -  Бросил.
Это же вс„ равно что уроки готовить. Для того,  что  ли,  я  на  необитаемый
остров уплыл.
   Я ничего не ответил: я ведь знал, что там, в дневнике.
   - Слушай, давай в цурки-палки сыграем. Я так давно не играл! -  предложил
вдруг Кукурузо.
   - А что - можно, - согласился я.
   И старые селезни-крыжаки, и  пучеглазые  жабы,  и  шустрые  камышовки,  и
другие обитатели плавней впервые, наверное, в своей жизни услышали отчаянное
и протяжное:
   - Цурки-палки-накувалки накую-у-у-у...
   Дотемна играли мы с Кукурузо. Перестали только тогда, когда уже не только
цурки, но и палки не стало видно.
   Ещ„ во время игры чем больше темнело, тем сильнее беспокойство охватывало
меня. Я, конечно, старался не показывать этого Кукурузо, но с каждой минутой
что-то вс„ противнее щемило у меня внутри. А когда совсем  стемнело,  я  уже
был, что называется, готов: едва сдерживался, чтоб не стучать зубами...
   - Ну, теперь тихо, теперь - ни звука. Скоро он приедет, поставит сети,  и
тогда... - прошептал Кукурузо.  Именно  это  "тогда"  больше  всего  меня  и
страшило...
   Ночь, как назло, опять была облачная, беззв„здная.
   - Значит, план такой, - шептал Кукурузо. - Задерживаем с лодки. Я сижу на
корме с ружь„м, ты на носу с фонариком. Я говорю: "Р-руки вверх!" - ты в это
время светишь фонариком  и  кричишь:  "Товарищ  Валигура,  заходите  справа,
Николай Павлович, заходите слева". Чтоб он думал, что нас  много.  Так  даже
настоящие пограничники делают, когда задерживают шпиона...
   - А... а что мы потом будем делать, когда задержим его? - спросил я.
   - Как - что?.. Передадим в милицию. Товарищу Валигуре передадим.
   - Так, значит, ты свой остров бросишь  и  не  будешь  больше  Робинзоном?
Рассекретится же вс„... Ох и зачем я это сказал!
   - Нет, ни в коем случае! - категорически прошептал Кукурузо. - Я останусь
на острове. А ты повез„шь его в милицию.
   Мне стало совсем плохо.
   - Да что... да как... да ну... - залепетал я.
   - Подумаешь! Отвед„шь к милиционеру товарищу Валигуре, и вс„.
   - Да Валигура же ещ„ спать будет, - чуть не заплакал я. - Что же я с этим
бандюгой сам ночью буду делать? Он же меня задушит.
   - Не бойся. Я дам тебе ружь„. Потом привез„шь.
   - Н-не надо! Н-не давай! - теперь уже  категорически  прошептал  я.  -  Я
б-боюсь. Я ружья боюсь ещ„ больше, чем Кныша. Стрельну нечаянно, убью его, и
меня расстреляют...
   Я уже окончательно понял, что у Кукурузо никакого плана не было.  Он  вс„
продумал только до того момента,  когда  скажет:  "Руки  вверх!"  -  и  Кныш
станет, шатаясь, в лодке с поднятыми руками. А дальше, выходит,  вс„  должен
делать я. Дудки!
   - Не! Так не будет! Я сам Кныша не повезу, как хочешь...
   - Да ладно уж! Чего слюни распустил! До села вдво„м довез„м,  а  потом  я
вернусь. Не знал я, что ты такой трус!
   Мне стало стыдно. Кукурузо был намного храбрее  меня.  Ишь  как  уверенно
держится! Я решил взять себя в руки.
   Несколько минут мы молчали.  И  вдруг  услыхали  тихий  шелест.  Потом  -
плюх!.. А затем - ляп-ляп-ляп!.. Мы замерли. Сомнений не оставалось  -  Кныш
забрасывал сети.
   Мы напряж„нно ждали. Наконец воцарилась абсолютная тишина. Кныш уехал. Мы
подождали ещ„ немного. Тишина. Ни звука. Кныша нет.
   - Ну, теперь на лодку и в засаду, - шепнул Кукурузо.  Он  зарядил  ружь„,
дал мне фонарик, мы сели в лодку и тихо поплыли под берегом.
   - О! Есть! - шепнул я. Я сидел на носу и первый увидел поплавки  рыбачьей
сети, которые белели на воде.
   Мы загнали лодку в камыши  как  раз  против  поплавков.  Замаскировались.
Теперь нам осталось одно - ждать, долго ждать, может быть, даже всю ночь, до
самого рассвета, пока не приедет Кныш выбирать рыбу.
   - Спать нельзя. Ни минуты. А то начн„м клевать носом,  разморит  -  будем
как мокрые курицы, и ничего не выйдет, - сказал Кукурузо.
   - Ты прав, - вздохнул я. И мне тут же захотелось спать. Я широко  раскрыл
глаза, всматриваясь в темноту, в которой еле-еле  можно  было  различить  на
фоне неба очертания камышей, но глаза сами собой  слипались,  и  приходилось
время от времени окунать руку в воду и протирать их.
   Наверное, нет ничего труднее, чем  не  спать,  когда  хочется  спать.  И,
наверное, нет более длинных минут, чем  те  томительные  минуты  полусонного
ожидания в темноте...
   - Не спи, потому что прозеваем, - шипит с кормы невидимый Кукурузо.
   Если бы он знал, как  мне  хочется  именно  прозевать!  Да  разве  с  ним
прозеваешь, с таким упрямым! Неужели он в самом деле не боится?
   Фантазия рисует мне страшные картины: Кныш, хищно оскалившись, бь„т  меня
веслом по голове,  я  падаю  с  лодки,  глотаю  воду,  задыхаюсь,  водоросли
опутывают меня и... Мне даже вправду становится тяжело дышать.  И  зачем  мы
влезли в это дело! Действительно, кто знает, что может  быть!  А  что,  если
случится то, о ч„м я только что думал... Это ещ„ хорошо,  если  найдут  наши
тела.  Тогда  будут  торжественные  похороны,  с   музыкой,   с   речами   и
выступлениями. Хоронить будет вся школа, вс„ село. И все  будут  плакать.  И
Гребенючка, размазывая по щекам слезы, будет говорить: "А я  же  видела  его
накануне. Он был такой хороший, такой вежливый  -  помогал  мне  вытаскивать
ведро из колодца. И Ганей называл. Я ещ„ ему девять копеек одалживала. Знала
бы - и пятьдесят отдала ему насовсем. Какой был хлопец!"
   Мне становится так жалко себя, так жалко,  и  я  сам  кажусь  себе  таким
несчастным, что начинает щемить в горле.
   Но Кукурузо ничего этого не понимает. Он опять шипит с кормы:
   - Не спи!
   И я трагическим ш„потом отвечаю:
   - Да не сплю я, не сплю, чего ты!
   Время ид„т. То ли глаза привыкли к темноте, то ли становится светлее,  но
уже лучше видны камыши, и вода блестит, и клубятся в небе облака.  А  может,
это уже светает?.. У меня такое впечатление, что мы сидим целую вечность.
   И вдруг - словно кто пырнул  меня  чем-то  острым  в  грудь.  Из  темноты
вынырнула лодка. Она плыла прямо на нас. Ближе, ближе, ближе.
   В лодке грозная фигура греб„т веслом. Кныш!
   Сердце повисло у меня на тоненькой ниточке - вот-вот оборв„тся.
   Я обхватил руками нос лодки, не шевелюсь.
   И тут на корме звонко щ„лкнул курком  Кукурузо  и  срывающимся  басовитым
голосом изо всех сил крикнул:
   - Р-руки вверрх!
   Я забыл про фонарик, забыл, что мне надо кричать, и панически взвизгнул:
   - Дядя милиционер, сюда!.. Дядя милиционер,  туда!  И  замер  испугавшись
собственного голоса.
   - Руки вверх! Руки вверх! - скороговоркой и уже не так басовито  повторил
Кукурузо и тоже растерянно умолк. Какое-то мгновение было тихо, потом...
   - Га? - будто недослышав, спросила "грозная фигура".  И...  что-то  глухо
ударилось о дно нашей лодки - это выпало из Кукурузовых рук ружь„.  А  я  на
вс„ небо разинул от неожиданности рот. И, только сейчас вспомнив о фонарике,
нажал на рычаг, выдавливая из него свет.
   Перед нами был... дед Варава.
   - Диду, это вы? - плаксивым растерянным голосом спросил наконец Кукурузо.
   - Да я же, я, - сказал дед, подплывая к нам. - Не узнали?..  Так  как  же
это вас понимать? В  разбойники,  внучек,  пошли,  значит?  Ружь„  на  людей
наставляешь? С наукой ничего не вышло, так в разбойники подались?..
   - Да что вы, диду? - взвизгнул  Кукурузо.  -  Такое  скажете!  Какие  там
разбойники! Вот гляньте только! А ну присвети, Павлуша.
   Я зажикал фонариком. Я готов был всю ночь жикать, так я был рад, что  это
дед Варава. Я просто готов был его целовать. Страх мой  -как  корова  языком
слизнула. Раз это дед Варава, я уже не боялся ничего на  свете.  Я  направил
свет фонарика на поплавки.
   - Ага, - сказал дед, - вижу. Сети. Значит, не  разбойники,  а  браконьеры
вы... Обрадовал, называется... Те же самые штаны, только заст„жка сзади.
   - Да что вы, диду! Это же не мы, это же не наши. Это Кныш.  Мы  выследили
его и хотим задержать.
   - Вот оно что? Кныш? А вы не ошибаетесь?
   - Да мы своими глазами видели! - теперь уже  не  удержался  я.  -  И  как
ставил, и как выбирать один раз приезжал... Вдво„м с Кнышихой.
   - Ну, тогда другое дело. Тогда вы молодцы. Только рано вы его" жд„те.  Он
приедет под утро, часа в три-четыре. А сейчас ещ„ двенадцати нет. -
   - Да ну! - удивился я.
   - А вы думали, что уже и ночь прошла? Давно жд„те?
   - С самых сумерек.
   - Вот бедняги. И не заснули. Ну так ложитесь, а я подежурю,  раз  так.  А
потом разбужу.
   - Да что вы - мне вовсе не хочется спать, - хорохорился Кукурузо.
   - И мне, - вынужден был сказать и я.
   - Ну смотрите, - равнодушно сказал дед и  осторожно  стал  загонять  свой
челнок в камыши рядом с нашим.
   Мы молчали. Кукурузо, видно, ждал и боялся  дедовых  расспросов.  Но  дед
молча маскировал свой челнок камышами. В таких случаях всегда  лучше  самому
что-то спрашивать. И Кукурузо наконец несмело спросил:
   - Диду, а вы как здесь очутились?
   - Топиться ехал. С горя. Что у меня внук такой непут„вый.
   - Да не шутите, диду.
   - Вот, интересно мне с тобою шутить!
   - Ну, скажите, диду, - канючил Кукурузо.
   - Ты же мне соврал, чего же я должен правду тебе говорить.
   - Да я... - запнулся Кукурузо. Что же тут скажешь?
   - Эх-хе-хе, - печально вздохнул дед. -  Куда  же  я  мог  ехать!..  Тебя,
дурачка,  искал...  Взялся  это  я  сегодня  дн„м  ружь„  сво„  чистить.   В
воскресенье же открытие  охоты.  Решил  и  тво„  почистить.  Думаю,  хоть  и
двоечник ты, а жалко - вс„ равно надо же из тебя охотника сделать.  Гляжу  -
нет твоего ружья. Туда-сюда, всю хату перерыл - нету. Неужели, думаю,  украл
кто-то? Потом глядь - патронов почти половины нет (они же у  меня,  дурачок,
на счету). Стал догадываться. Тем более, вижу, и ст„ганки нет, в которой  ты
со мной на охоту ходил... Но вс„-таки решил  проверить.  И  потащился  аж  в
Пески к т„тке Ганне... Вот  так  ты  мои  старые  ноги  жалеешь!  Туда  семь
километров, назад семь. Там тебя, ясное дело,  не  наш„л...  Ганне  не  стал
ничего говорить, чтоб не волновалась. Ну, думаю,  не  иначе,  как  в  плавни
хлопец махнул, ч„ртова душа. Я и сам туда пацаном когда-то удирал...  Приш„л
из Песков - уже вечерело. Надо бы  на  утро  поиски  отложить,  да  на  душе
неспокойно. Вс„-таки плавни - это не шутка. Не один фашист могилу  тут  себе
наш„л. Чем дома сидеть, дай, думаю, поеду поищу. И поехал. Вот так-то...
   Мы всего могли ожидать - и того, что дед будет сильно  ругаться,  и  даже
уши надер„т, как бывало. Но что дед будет говорить так просто и  откровенно,
мы, конечно, не думали. Мы притихли и молчали.
   - Эх, неужели я помру и не увижу, выйдет из тебя человек  или  нет?  -  с
болью сказал дед.
   - Не говорите так, диду, не помр„те вы, - испуганно пискнул Кукурузо.
   - А ты что думал - дед вечный?.. На девяносто уже повернуло!
   Ещ„ немного - и бултых в могилу вниз головой. Недолго ждать уже...
   - Я, может, ещ„ даже раньше вас помру. Помните, как у меня чиряк на  ноге
был и температура сорок... Так что не говорите.
   - Э, сынок, закон есть: молодые могут умереть, старые  должны  умереть...
Так уж заведено. И не нужно в этом соревноваться. Лучше в другом ч„м-нибудь.
   Воцарилось молчание. Видно, слова деда сильно  расстроили  и  взволновали
моего друга. Да и меня тоже. Никогда я не видел деда таким Всегда он бурчал,
ругался, даже подзатыльники  давал,  а  тут...  Эх,  лучше  бы  он  нам  уши
надрал...
   - Диду, - жалобно сказал Кукурузо, - вы не говорите матери. Я вас  прошу.
А, диду?
   - Да что там говорить. Нечем радовать.
   - Я учу грамматику, учу, честное слово. И переэкзаменовку сдам.
   - Увидим... Ложитесь-ка поспите немного. Потому что в самый нужный момент
будете как червяки в обмороке. Ещ„ долго ждать.
   - А вы? Может, вы поспите, а мы подежурим.
   -  Давай-давай!  -  буркнул  дед...  Это  уже   было   привычное   дедово
"давай-давай", и от него стало легче.
   Кукурузо больше не спорил и послушно стал укладываться. Я, конечно, тоже.
   Сон поборол меня сразу, как только я положил голову.
   И показалось мне, что не проспал я и минуты, как кто-то  тронул  меня  за
плечо. Я раскрыл  глаза  и  в  то  же  время  почувствовал  на  своих  губах
прикосновение заскорузлого дедова  пальца.  И  сразу  сообразил,  что  нужно
молчать.
   Уже светало, и в серой предрассветной мгле я увидел, что  Кукурузо  сидит
на корме и мигает заспанными глазами. Я осторожно приподнялся и посмотрел на
пл„с. Кныш сидел в лодке и выбирал из сетей рыбу. Кнышихи не  было.  Большие
щуки, лещи и караси мокро шл„пались на дно лодки. Улов был богатейший!
   - Ну, пошли, хлопцы, - шепнул дед и громко кашлянул: "Кха-кха!"
   Кныш вздрогнул, съ„жился, втянул голову в плечи. Дед осторожно, не  спеша
выводил свой челнок из камышей. Мы - за дедом
   - Бог в помощь, человече добрый,  -  спокойно  сказал  дед,  подплывая  к
Кнышу.
   - Гы-гы...  Зд-здравствуйте,  -  придурковато  оскалился  Кныш.  -  Ну  и
напугали вы меня, диду. Я уже бог знает что подумал. Гы-гы
   - Рыбку ловишь? - так же спокойно спросил дед
   - Ага, ага .. - завертелся на месте Кныш - Смотрите, сколько!  Вот  улов!
Даже сам не ожидал.. И вот тут будет. Я как раз про вас  думал.  Непременно,
думаю, завезу деду самых лучшеньких Вот хорошо, что вы встретились.  Берите,
пожалуйста, какие на вас  смотрят.  Вот  эту  щучку,  и  карасиков  этих,  и
лещика... Куда вам положить?
   Кныш взял самую большую щуку и  уже  наклонился,  чтобы  бросить  деду  в
челнок, но дед резким движением оттолкнул его руку, и щука шл„пнулась в воду
- только брызги полетели.
   - Собирайся. Поедем, - строго сказал дед.
   - Куда? Что? Вот шутят... Гы-гы, - опять осклабился Кныш.
   - Собирайся, говорю! - повторил дед.
   - Да что вы? Ну зачем? Это вы серь„зно? Да  подождите...  Хотите,  я  вам
половину рыбы отдам. И чарку поставлю. И конфет хлопцам куплю
   - Эх, зря ты, человече, жив„шь  на  свете.  Только  воздух  отравляешь  и
продукты портишь. Собирайся.
   Мы сидели в своей лодке притихшие и только смотрели. И  как  это  дед  не
боится?! Без ружья, без ничего! Кныш же во-он какой здоровый! Толкн„т раз, и
- пропал дед, как пузырь на воде. Но  Кныш  был  как  собака  побитая.  Даже
казалось, что у него есть хвост и он его поджал. И  глазами  смотрел  совсем
собачьими. Поспешно  он  выбирал  сети  и  молча  поглядывал  на  деда,  как
шкодливый щенок.
   Но дед был неумолим. И когда Кныш кончил выбирать, сурово приказал:
   - Погоняй впер„д!
   И Кныш послушно поплыл впер„д, за ним дед, а за дедом уже мы.
   Только мы отъехали от острова, как Кныш заскулил:
   - Отпустите, диду! Отпустите, пожалуйста!
   И голос у него стал такой плаксивый. Даже не верилось,  что  это  говорит
здоровенный дядька, который может выпить одним духом поллитра денатурчика. Я
с удивлением смотрел на него. Вот тебе и бандит, вот тебе и хищник! А я  ещ„
его боялся - чуть не помер от страха.
   Кныш ныл всю дорогу:
   - Диду, неужели вам больше всех надо? Отпустите... Что я -  у  вас  разве
что украл? Так чего же вы... Отпустите... Я вас очень прошу...  Пожалейте...
Отпустите.
   Дед молчал, будто и не слышал.
   Так мы доехали до самого села.
   - Теперь складывай рыбу в сети - на плечо, и пошли! - приказал дед.
   И Кныш подчинился. Я только диву давался, что вс„ вышло так просто -  без
выстрелов, без драки. И связывать  не  пришлось.  Была  на  дедовой  стороне
какая-то сила, которой не мог ослушаться Кныш.
   Дальше было  ещ„  проще.  Мы  пришли  к  милиционеру  товарищу  Валигуре,
разбудили его. Он вышел заспанный, в шл„панцах на босу ногу, но в кителе,  в
галифе и даже в фуражке.
   Посмотрел и сказал:
   - Ага, понятно. Зайдите в хату.
   Мы зашли. Товарищ Валигура сел за стол и стал писать протокол.  Писал  он
долго, часто останавливался и, склонив голову набок и поглядывая  искоса  на
написанное, перечитыва