о, забросил  ногу
за ногу и осмотрелся по сторонам. - И что, ты прочел все эти книги?
   - Не все, - сказал Шеришевский, - но многие прочел. Эти  я  так,  для
продажи. Коллекция, понимаете ли, я этим занимаюсь, с этого живу.
   - Ты нашел покупателя? - глядя прямо в глаза  Шеришевскому,  произнес
Чурбаков.
   - Конечно! Был он у меня сегодня.
   - А деньги у него есть?
   - Сказал, что да.
   - Кто это?
   - Вы его не знаете.
   - Иностранец, что ли?
   - Да, иностранец.
   В обществе Чурбакова Станислав Борисович Шеришевский чувствовал  себя
ужасно неуютно. То ли от цепкого липкого взгляда, которым тот  буквально
прожигал  насквозь,  то  ли  от  неторопливой  уверенной  речи,   но   в
Шеришевского в присутствии Чурбакова  вселялся  страх.  И  он  всегда  с
облегчением вздыхал, когда они расставались.
   - А сам ты что, беден? Не можешь себе позволить такое приобретение?
   - Что вы, что вы, Вадим Семенович, откуда у меня, у старого  человека
такие деньги?
   - Не прибедняйся, Шеришевский, проценты ты имеешь неплохие. Думаю, ты
и иностранцу зарядил проценты.
   - А как же, - признался Шеришевский, - ведь я с этого живу.
   - Ну ладно, это твой бизнес. Когда он прибудет?
   - Он был сегодня, договорились встретиться завтра.
   - Завтра я с ним встречаться не буду.
   - Как это!? - воскликнул Станислав Борисович. - Он же специально ради
этого прилетел из Франции, - Значит, француз?
   - Да, француз, Жак Бабек.  Очень  известный  коллекционер,  почти  на
каждом большом аукционе что-то выставляет и денег у него не  мерено.  Он
даже Пуссена купил.
   - Что купил?
   - Не что, а кого, - немного обиделся Станислав Борисович.  -  Картину
Пуссена купил.
   - Где купил?
   - У нас, в России. Я нашел, а он купил. А икон он скупил  здесь,  так
вообще из досок можно целый дом построить!
   - Плевать мне на это! Ты ему показал?
   - Конечно, Вадим Семенович, о чем речь! Показал, он тут на нее дышал,
чуть ли не молился.
   - Давай ее сюда.
   Шеришевский засеменил, подошел  к  шкафу,  повернул  ключ  и  вытащил
панель "Янтарной комнаты", завернутую в мягкую ткань.
   - Разверни, - приказал Чурбаков.
   Шеришевский дрожащими пальцами развернул ткань.
   - Не подменил?
   - Как можно!
   -  Я  ее  забираю.  Полюбовались  и  хватит,  -  А  если  она  завтра
понадобится? И как вообще...
   - Я сам с ним встречусь, - вдруг сказал Чурбаков. - Если ты говоришь,
у него есть деньги. - Да-да, конечно, у него есть деньги, иначе бы он не
приехал.
   - А что ему еще надо?
   - Он хочет убедиться, что она в целости и сохранности.
   - Ну что ж, убедится, это не сложно. Правда, придется  отправиться  в
небольшое путешествие.
   - В какое путешествие? Как в путешествие? А разве она не в Москве?
   - Ты что, Шеришевский, сумасшедший или меня  за  такого  держишь?  Я,
по-твоему, с ума сошел, чтобы держать такую ценность в городе?
   - Нет, я понимаю".
   - Тогда о чем речь?
   - А как же мои проценты?
   - Ты получишь свои проценты, не волнуйся.  Я  ведь  тебя  никогда  не
обманывал.
   Хотя убедиться в том, может ли обмануть Вадим  Чурбаков  или  нет,  у
Шеришевского не имелось возможности.
   Ведь  это  была  первая  крупная  сделка,  которую   Чурбаков   хотел
провернуть через Шеришевского, и, возможно, последняя для  Шеришевского,
как понимал Чурбаков.
   "Его придется убрать,  это  ясно,  как  божий  день,  -  без  всякого
сожаления подумал  Вадим  Семенович.  -  Отработанный  материал,  пустая
порода".
   - Так во сколько завтра?
   - Он обещал у меня быть ровно в восемь вечера.
   - В восемь вечера? Хорошо, я подъеду. И чтобы больше никого!
   -  Что  вы,  что  вы,  Вадим  Семенович,  я-то  понимаю  какое   дело
разворачивается.
   - Дело большое.
   - А можно нескромный вопрос? - Шеришевский подался вперед и его  лицо
сделалось каким-то лисьим, нос буквально коснулся нижней влажной губы.
   - Ну, задавай  свой  вопрос.  Правда,  ты  не  следователь,  а  я  не
подсудимый...
   - Что вы, что вы, я о другом.
   - Говори, не тяни резину.
   - Скажите честно, Вадим Семенович, она в самом деле у вас есть?
   - А ты как думаешь?
   - Думаю, нет, - сказал  и  сам  испугался  произнесенных  слов  Семен
Борисович.
   - Ну и дурак, если так думаешь. А откуда же у меня фрагмент?
   - Вот это для меня загадка.
   - Фрагмент я взял из ящика. И она у  меня  есть,  иначе  бы  не  стал
предлагать.
   - Хорошо. А как вы ее нашли?
   - А вот это не твое дело. Ты же знаешь, Станислав  Борисович,  кем  я
раньше был?
   - Увы, знаю, - тяжело вздохнул Шеришевский.
   - Вот тогда ее и нашли. Но я все это дело  прикрыл,  законсервировал,
так сказать. А когда получил свободу, решил с ней расстаться. Зачем  она
мне? Я в искусстве не большой дока,  музей  имени  Чурбакова  делать  не
собираюсь.  И  подарки  столице,   как   придурки   всякие:   Мамонтовы,
Третьяковы, от своего имени преподносить не стану. Так что хочу  продать
и выгодно продать - за полтора миллиона.
   - Хорошо, хорошо, я сказал господину Бабеку, он вроде бы согласен.
   - Еще бы он не согласился! Как я понимаю, стоит она  раза  в  два-три
больше.
   - Ну, не в два, но больше... - замялся Шеришевский. - Это если бы  ее
с аукциона продавать, то тогда...
   А так, кто же? Рискованное дело, все же святыня, Интерпол ищет, все о
ней знают.
   - А мне плевать. Я  хочу  продать,  избавиться.  Руки  жжет.  Знаешь,
деньги, бывает, карман жгут, а тут эта штука... Да и места она  занимает
много. Согласись, Шеришевский, деньги занимают куда  меньше  места,  чем
ящики с янтарем?
   - Да, да, конечно, - закивал головой Семен Борисович. -  Так  значит,
завтра в восемь вы будете?
   - Конечно буду, -  Чурбаков  поднялся,  давая  понять,  что  разговор
закончен.
   Когда гости  покинули  квартиру  и  уже  сидели  в  машине,  Чурбаков
негромко сказал, закуривая сигарету:
   - Свиридов, от этого придурка придется избавиться немного погодя.  Но
сделать все надо очень аккуратно, чтобы ни сучка, ни задоринки, чтобы ни
одна сволочь не догадалась куда исчез этот еврей. Лучше всего несчастный
случай.
   -  Низковато  он  живет,  Вадим  Семенович.  Можно  было  бы  в  окно
выбросить.
   - У него на кухне есть газовая плита, - подсказал Бородин.
   - Это подходит, - кивнул Свиридов, - газовая плита - это хорошо.
   - Да, газовая камера - это прекрасно, - расхохотался Чурбаков.
   - Memento mori, - вставил Бородин.
   - Вот-вот, memento mori, - повторил Чурбаков. - Поехали,  ребята,  за
город, завтра предстоит большая работа. Надо будет убедить француза, что
она у нас действительно есть. И самое главное, не дать  ему  опомниться.
Пусть быстренько собирает денежки, поверив, что иначе она уплывет из его
рук.
   - А может, его просто кидануть, Вадим Семенович? - предложил Бородин.
- Ну его к черту с иностранцами связываться, лучше сделаем, как  всегда.
Раньше срабатывало и теперь сработает.
   - Наверняка у него еще есть деньги. Мы все из  него  выжмем,  как  из
половой тряпки воду - до последней капли. А потом...
   То, что произойдет потом, понимали все присутствующие, ведь  с  этого
они  жили.  Это  Вадим   Семенович   Чурбаков,   когда-то   давным-давно
генерал-лейтенант МВД,  придумал  страшный  конвейер,  сидя  в  Тверском
лагере. Оттуда же он и набрал себе помощников.  Все  люди  были  верные,
много раз проверенные, и Чурбаков мог на них положиться. Тем более,  все
они были заляпаны кровью по горло и отмыться никто из них уже не сможет.
Эти люди знали все ухищрения следователей, знали как  уничтожать  улики,
как убирать свидетелей, как подбрасывать  ложный  след  и  как  заметать
следы.
   И самое главное, в отличие от уголовников,  никто  из  них  не  хотел
оказаться вновь на жестких нарах. А деньги их  незатейливый,  на  первый
взгляд, промысел приносил немалые.
   Долго бессонными ночами бывший генерал-лейтенант придумывал  то,  чем
он займется, когда в конце концов загремят за его спиной железные ворота
тюрьмы и он окажется на свободе.  Он  все  продумал,  все  предусмотрел,
набрал людей, договорился. Информация по богатым и их  прошлому  у  него
имелась, и теперь уже второй год он реализовывал свои  планы.  Он  мстил
"новым русским", успевшим сколотить капиталы, пока он лежал  на  жестких
нарах, голодный и злой, лишенный всего, что имел раньше. Они-то  думали,
что обставили остальных, вырвались вперед и никто их не остановит, никто
не догонит. Но Чурбаков  решил  по-другому.  Он  вышел  им  наперерез  и
постановил, что станет играть на их же алчности. И почти всегда капканы,
расставленные им, срабатывали.
   Правда, попадалась в них не самая крупная  дичь,  но  тем  не  менее.
"Мелкий скот тоже дает навоз", - любил  приговаривать  Вадим  Семенович,
считая деньги.
   А вот сейчас в капкан обещал  угодить  зверь  покрупнее.  И  Чурбаков
знал, что шкуру с этого иностранца он сдерет всю до последней шерстинки,
будет безжалостен, как настоящий палач.
   Джип  мчался  по  московским  улицам.  Вадим  Семенович  смотрел   на
преобразившийся город.
   "Не Москва, а какой-то Париж, - размышлял он. -  Казино  пооткрывали,
ночные клубы, рестораны. Все что хочешь. Не Россия,  а  заграница.  Одно
плохо - нет у меня былой власти. А ведь когда-то... Но лучше об этом  не
думать. К черту! К черту! Лучше  не  вспоминать  о  том,  что  было.  Не
вспоминать о жене, о всемогущем тесте, о ведомстве, которое  подчинялось
ему. К черту эти мысли! Жаль, нет былого здоровья, оставил его в тюрьме,
А здоровье не купишь. Это, пожалуй, единственное,  за  что  плати  -  не
плати огромные деньги, все равно они не помогут".
   Вадим Семенович закашлялся.
   - Чертовы сигареты! - пробурчал он. - Вечно от них кашель!
   - Бросили бы вы курить, - сказал Бородин.
   - Это единственное из удовольствий, которое  мне  осталось,  -  резко
ответил хозяин подчиненному. - И больше чтобы  мне  таких  замечаний  не
делал!
 
Глава 10 
 
   Как  всегда  по  ночам,  если  не  случалось  ничего   чрезвычайного,
охранники играли в карты и играли, как правило, на деньги. То  же  самое
происходило и этой ночью.
   Бригада  охраны  сидела  в  маленькой   комнатке,   отгороженной   от
выработки, где располагались клетки, деревянной дверью.  Это  помещение,
единственное во всем подземелье, было теплым.  Во  всю  работал  большой
импортный калорифер, который, что было силы, гнал сухой воздух.
   Охранники  сняли  фуфайки  и  сгрудились  вокруг  стола,  на  котором
расположились банки с пивом и соленая рыба. Правда, весь этот  натюрморт
был отодвинут  на  край,  а  посередине  лежали  карты  и  лист  с  тупо
заточенным огрызком карандаша. Этим карандашом мужчины вели запись - кто
и сколько кому должен. Счет уже шел на  сотни  долларов.  Сегодня  везло
Сэму, краснолицему, с маленькими  глазками,  рыжему  великану.  Все  его
звали Сэм, хотя настоящее имя, полученное от родителей, было Семен. Этой
ночью ему чертовски везло. Он  выиграл  пятьсот  долларов  у  бородатого
Валеры и еще триста у Бориса.
   - Может, хватит? - сказал Валера, ему не хотелось больше проигрывать.
   - Нет, не хватит, - сказал Сэм, тасуя колоду карт в  своих  огромных,
накачанных парафином ладонях. - В прошлый раз, когда я проигрывал, ты не
захотел остановить игру, Валера! Так что давай, снимай,  -  он  подсунул
колоду прямо к носу соперника.
   Тот поморщился,  сплюнул  под  ноги,  растер  плевок  и  указательным
пальцем сдвинул карты.
   - Теперь бери. На кону двести баксов.
   Валера посмотрел свои карты.
   - Еще.
   - Ясно дело, что еще. С одной картой никогда ничего не получится.
   - Еще.
   - А вот теперь перебор будет.
   - Не боись, не будет.
   К Валере пришел валет и на руках  у  него  набралось  пятнадцать.  Он
посмотрел на потолок, словно там была подсказка - брать  ему  карту  или
нет.
   - Что, пятнадцать? - буркнул Сэм.
   - Ты уверен, что пятнадцать?
   - Уверен, - сказал Сэм. - Если бы было семнадцать, ты бы остановился.
   - Ну, тогда я останавливаюсь. Себе.
   Сэм раскрыл свою карту. Ей оказался бубновый туз.
   Валера  недовольно  поморщился,  понимая,  что  сейчас  придет   либо
девятка, либо десятка.
   - Ну, что ты тянешь? - зло прошипел он, глядя на толстые пальцы Сэма.
   - Думаю какую выкинуть - девятку или десятку.
   - Да выкидывай какую хочешь, мать твою...
   - Ладно, не ругайся, - Сэм взял карту и перевернул.
   Ей оказался валет пик.
   - Вот так-то, - ухмыльнулся Валера.
   - Чего ты радуешься, дурак? Сейчас семерка будет или восьмерка.
   - Ну, ну, семерка или  восьмерка!  Размечтался!  Туз  у  тебя  сейчас
будет.
   - Туза быть не может.
   Сэм  бросил  карту.  Оказалось  -  дама.  Всего  у  него   набиралось
шестнадцать,  но  он  был  уверен,  что  у  соперника  никак  не  меньше
семнадцати.
   - Ладно, черт тебя побери! - и он перевернул следующую карту.
   Восьмерка, которую он ждал раньше, легла перед ним.
   - Черт подери, перебор!
   - Перебор - это хорошо.
   - А у тебя перебора случайно нет?
   - Случайно нет, - заржал Валера, выбрасывая свои пятнадцать.
   - Вот блин, мать твою! А мог бы тебя сделать.
   - Думать надо. Итак, запиши минус двести. Итого я тебе должен триста.
   - Ну, а ты, Боря?
   - Давай сниму.
   Сэм стасовал карты и подсунул колоду Борису. Тот щелчком,  словно  бы
играл в "битки", сбросил четыре верхних карты.
   - Поаккуратнее, - буркнул Сэм.
   - Давай вначале мне, потом себе.
   Две карты легли на гладкую отполированную локтями и  ладонями  крышку
стола. Боря приподнял уголок своей карты и хихикнул.
   - Что, туз? - сказал Сэм.
   -  Туз,  туз,  давай  десятку.  В  банке  двести.  А  может   пятьсот
поставишь?
   - Я уже поставил двести, - громко сказал Сэм.
   - Тогда на все.
   - На все, так на все, - Сэм бросил вторую карту.
   - Вот и еще я отыграл двести. У Бориса оказалось на руках два туза.
   - Черт подери! - Сэм  перевернул  свою  карту  и  посмотрел.  -  Блин
горелый! - у него тоже был туз.  -  И  надо  же  как  легли  -  все  три
рядышком.
   - А посмотри на всякий случай, может, и четвертый лежит сверху?
   - Сам смотри, я суеверный.
   Борис снял верхнюю карту. Ею оказался пиковый туз.
   - Бывает же такое!
   - Вычеркни минус двести, что-то игра пошла.
   Борис и Валера оживились. А Сэм был явно удручен.
   Такой был хороший выигрыш, а тут все бездарно уходит.
   - Надо, мужики, перерывчик сделать. Пойду-ка отолью,  -  сказал  Сэм,
выбираясь из-за  стола  и  набрасывая  на  плечи  подсохшую  до  соленых
разводов под мышками фуфайку.
   - Заодно глянь, как они там, мазурики наши. Может, сдох кто?
   - Да не дохнут они. Живучие, эти бизнесмены, как коты помойные.
   -  Живучие-то  живучие,  но  всякое  случается.  Вадим  Семенович  не
простит, если кто своей смертью отойдет.
   Особенно новенького глянь, ткни его  багром,  если  спит  и  попроси,
чтобы голос подал. А то мало ли чего."
   - Ладно, проверю.
   Сэм вышел, а Борис и Валера перемигнулись.
   - Игра, вроде, пошла. Если так и дальше, то мы из него все вытрясем.
   - Не зарекайся, Боря. Этому придурку карта сегодня  валит.  Уже  было
так: вроде бы все отыграли, а затем пять минут - и глянь на бумагу.
   - А что туда глядеть? Полштуки ему еще торчим.
   - Ночь длинная, успеем.
   Сэм светил фонариком, идя вдоль клеток, и время от времени спрашивал:
   - Эй, ты, Попович-Попка-Дурак, жив?
   - Жив, жив, - кричал узник.
   - Ну ладно, тогда спи. Утром на работу, не забудь.
   - Знаю, знаю, товарищ начальник.
   - Вот так-то лучше.
   Гетман сидел в углу и дрожал.
   - Что, дрожишь, толстобрюхий?
   Гетман молчал.
   - Голос! - как к собаке обратился к бизнесмену Сэм.
   Гетман оторопел.
   - Когда тебе говорят "голос", ты должен лаять.
   Гетман молчал и качал головой.
   - Ах, так! - сказал Сэм.
   И тут он услышал какой-то странный звук из правого узкого тоннеля.
   - А это что такое? - он  вытащил  из  кобуры  пистолет,  снял  его  с
предохранителя.
   "Что бы это могло быть? - и тут же подумал. - Штукатурка  отвалилась,
что ли? А может, трубу какую прорвало?"
   Звук был таким, будто кто-то шлепал босыми ногами по неглубокой луже.
   - Эй, мужики, - крикнул он, обращаясь к своим партнерам по картам. Но
те ему не ответили. - Ладно, гляну сам и помочусь заодно в тоннеле.
   Он, обойдя угол, пригнулся, уходя в узкий, где-то метр шестьдесят  до
потолка  тоннель,  по  полу   которого   были   проложены   давным-давно
заржавевшие рельсы для вагонеток. Сэм светил перед собой фонариком.
   Звук, который он слышал, больше не повторялся.
   Пройдя шагов  десять-двенадцать,  он  стал,  широко  расставил  ноги,
расстегнул штаны и зажав фонарь под мышкой, принялся мочиться.  Пистолет
спрятал в карман фуфайки.
   "Наверное, показалось. Где-то далеко вода плещется, а  эхо  летит  по
чертовым тоннелям и кажется, что это происходит совсем  рядом.  А  может
кот в шахту свалился, такое бывало".
   Сэм мочился довольно  прогибаясь,  затем  повернул  голову  вправо  и
оторопел: шагах в трех-четырех от него, в кромешной  тьме,  черной,  как
панбархат, горели отраженным светом два желтых пятна - каждое  величиной
с начищенный пятак. Сэм вздрогнул, продолжая, тем не менее, мочиться.
   - Ну, где он там пропал? Небось, не хочет  играть,  -  сказал  Борис,
рассматривая лист бумаги с многочисленными цифрами.
   - Наверное, у него понос. Тушенки объелся, да  еще  от  расстройства,
что в последнее время не везет, - ответил второй охранник.
   - Что-то слишком долго. Сказал помочиться...
   И вдруг  все  подземелье  заполнил  истошный  душераздирающий  вопль.
Охранники  переглянулись.  Загрохотал,   рассыпался   эхом   пистолетный
выстрел.
   -  Ни  хера  себе!  -  вскочил  со  своего  места  бородатый  Валера,
выхватывая из кобуры пистолет и бросаясь к двери.
   На ходу, пробегая рядом со щитком, включил рубильник,  и  яркий  свет
залил все  помещение.  Узники  испуганно  бросились  к  прутьям  клетки.
Впервые они с радостью увидели своих охранников. А крик все еще  звучал,
раскатываясь эхом по гулким коридорам и помещениям.
   - Туда, туда! - держа перед собой пистолет, закричал Борис.
   Когда они вбежали в узкий тоннель, то, что увидели,  их  потрясло.  С
пистолетом в руке на ржавых рельсах лежал  бездыханный  стокилограммовый
Сэм. Его глаза были выпучены, рот криво разорван до самого уха,  на  шее
зияла огромная рана. Из разорванной артерии медленно текла густая кровь.
Левая рука была неестественно выворочена.
   - Стреляй! Стреляй! - закричал Андрей напарнику.
   Мелькнуло что-то темное и послышалось шлепанье босых ног по луже.
   Борис, зажав пистолет двумя руками, выпустил в тоннель всю  обойму  и
тут же принялся трясущимися от страха руками  перезаряжать  пистолет.  В
это время стрелял Валера.
   - Где он?
   - Стреляй до конца, сейчас перезаряжусь.
   Со звоном последняя гильза запрыгала по камням,  наступила  тишина  -
зловещая и настороженная. Борис склонился над мертвым Сэмом.
   - Хрень дела...
   - Ну что, ему уже не поможешь, - морщась  и  едва  сдерживая  желание
блевануть, проговорил Валера. - Пошли вперед, глянем.
   С  заряженным  оружием,  готовые  в  любой  момент  выстрелить,   они
направились в глубину узкого тоннеля,  стараясь  ступать  неслышно.  Они
светили фонариком, держа его на отлете, чтобы в случае  чего  стрелявший
на свет не попал в них.
   Наконец луч света уперся в стену. Здесь тоннель делал поворот,  уходя
вверх и влево.
   - Вот, смотри, - на  стене  были  видны  пятна  крови,  будто  кто-то
вытирал о нее руки. - Все-таки попали в суку!
   - Кто же он такой?
   - Если бы его ранили, след шел бы дальше. Это он, сука, окровавленные
руки вытер.
   - Ну что, пойдем дальше?
   - Куда дальше? Куда? - указал на  левый  тоннель  Борис.  -  Ты  что,
охренел? Там же заминировано. Мы туда  еще  никогда  не  залезали.  Там,
по-моему, все замуровано, и он никуда не выводит. Уходит в воду  -  и  с
концами.