вот этого, рядом с тобой?
   - Барс.
   - Барс?
   - Володя Егоров. Наш командир. Девушка замерла; ее рука, державшая  фото,
словно ослабла разом.
   - Олег... Такая фотография была у нас дома... В альбоме...
   - Где?
   - Так вот почему мне сразу показалось, что я знаю тебя  давно...  Олег...
Это - мой папа.
   - Барс?!
   - Папа...
   Глаза девушки  наполнились  слезами,  она  закрыла  ладонями  лицо:  -  Я
вспомнила... Я все вспомнила.
   Часть четвертая
   ПРОШЛОЕ: "ТОЛЬКО ТРИ НОЧИ"
   Глава 36
   19 августа 1991 года, 3 часа 40 минут
   Огонек вспыхивал через равные промежутки времени,  вырывая  у  тьмы  край
света. Мужчина не произносил ни слова. Женщина пыталась разглядеть его  лицо
в те крохотные секунды, когда вспыхивал светлячок сигареты, но видела только
жесткие,  хорошо  очерченные  губы  и  крутой  подбородок.   Все   остальное
угадывала: темные, почти черные уголья глаз, ямочки на щеках  -  они  всегда
словно смеялись, когда он только собирался  улыбнуться...  И,  конечно,  она
представляла саму улыбку - искреннюю,  белозубую,  и  выгоревшие  на  солнце
вихры, и невероятную нежность сильных, загорелых рук...
   В маленькой комнатке деревенского дома пахло сеном, которым  был  устелен
чердак, в приоткрытое окно ветерок приносил  ароматы  ночного  бора,  смолы,
хвои... И еще было здесь что-то неуловимое, домашнее,  что  и  делает  жизнь
такой простой и понятной, отметая все несущественное, глупое, тягостное.
   - Ты знаешь, Алька похожа на тебя... Даже страшно до  чего...  Хотя  это,
говорят, хорошо,  когда  девочка  на  отца  похожа  -  счастливая  будет,  -
произнесла женщина тихо. - О чем ты снова задумался, Егоров?
   Мужчина ничего не ответил,  только  покачал  головой.  Она  услышала  его
вздох.
   - Слушай, Егоров, расскажи, какая у тебя была подружка там, в Афгане?
   - Наташка...
   - Не-е-ет, я не ревную, ты не подумай. Просто никогда  не  поверю,  чтобы
такой мужчина, как ты, мог бы обойтись столько  времени  без  женщины...  И,
пожалуйста, не надо меня разуверять, это  будет  как-то  нечестно...  По  от
ношению к ней... Только... Только и имени ее говорить  не  нужно,  ладно?  А
то... Ну ты понимаешь... Нет, ты не подумай, что я ревновала, когда  ты  был
там... Даже была благодарна ей... Пыталась  представить,  какая  она,  и  не
могла... Вернее, не хотела... Мне просто  казалось,  что  ты  лежишь  с  нею
где-то в вагончике, закрыв глаза, она ласкает тебя, а ты  видишь  меня...  И
еще - я беспокоилась... - Женщина повернулась на  бок,  положила  голову  на
ладошку. - Беспокоилась, что она неумело тебя ласкает, и ты так и не сможешь
расслабиться и на следующий день что-то сморозишь такое, что  тебя  ранят...
Или, наоборот, устанешь от ее навязчивых,  бурных  ласк  так,  что  назавтра
чего-то не заметишь, упустишь и попадешь в госпиталь... Ты знаешь, я никогда
не думала  о  том,  что  ты  нас  с  Алькой  можешь  бросить  или...  Или  -
погибнуть... Ты мне не поверишь, но я знаю... Я знаю,  что  у  нас  с  тобой
будет как в сказках: они прожили долго-долго и умерли в один день...
   Наташа наклонилась, налила из стоявшей на полу большой оплетенной  бутыли
в стакан, сделала маленький глоток: - Как хорошо... Еще холодное и совсем не
кислое. Будешь?
   - Не-а.
   - А я очень хочу пить после, ты же знаешь... Только сегодня  вместо  воды
вино.
   - Этак мы с тобою сопьемся,  -  произнес  мужчина,  и  она  почувствовала
улыбку в его голосе. - И будет  у  Альки  мама-алкан,  папа-алкан  и  собака
Булька.
   - Собаку еще завести нужно.
   - Заведем. Какого-нибудь ушастого спаниеля.
   - И маме Наташе достанется еще один ребенок. А папа, как  всегда,  станет
пропадать по делам... Которые вы, мужчины, почему-то считаете важными...
   - Но ведь они действительно...
   - Глупый ты, Егоров, - перебила Наташа. - Ты хоть понимаешь,  что  у  нас
праздник?
   - В смысле?
   - Просто праздник. Самый большой праздник за всю нашу семейную жизнь. Это
первый отпуск, который мы проводим все вместе: ты, я и Алька. Ты  понимаешь,
как это важно?
   - Понимаю, - пробурчал он.
   - Ничего ты не понимаешь... Ты большой, очень сильный и очень добрый,  но
ты порой... Ты что, думаешь, я хоть на грош верила  той  белиберде,  что  ты
писал в письмах? Про штаб, виноградник, тихие будни и теплые  звездные  ночи
дружественного,   идущего   по    пути    социалистического    строительства
Афганистана?.. А сейчас? Пропадаешь постоянно, то на неделю, то на  три,  то
на месяц...
   - Не сопи...
   - А я не соплю! Ладно ездил бы в те же командировки,  как  нефтяники  или
газовики...  А  то  ведь...  И  не  завирай  только,  что  ты  отдыхаешь  на
прибалтийских пляжах! Я это по загару вижу!
   - Наташ, ты же знаешь, работа...
   - У всех людей, кроме работы, есть еще и дом!
   - Ты мой дом, - тихо произнес мужчина,  наклонился  и  поцеловал  жену  в
мочку уха. - Ты и Алька. - Он помолчал немного, добавил: - Если  бы  вас  не
было, мне стало бы некуда возвращаться. А так - я же всегда  возвращаюсь.  И
всегда помню о вас. И пишу вам письма.
   - А вот это просто здорово... Ты даже не представляешь, как мы  с  Алькой
ждем твоих писем! Звонки - это не то. Люди привыкли перезваниваться, а я  не
могу привыкнуть, словно, кроме  двоих,  при  разговоре  присутствует  кто-то
третий... И говорить приходится о всякой ерунде,  а  вовсе  не  о  том,  что
важно...
   - А ты знаешь, что важно?
   - Конечно. Важно то, что я тебя люблю. Важно то, что ты меня  любишь.  Ты
меня любишь, Егоров?
   - Да.
   - Странные вы, мужики. Вы это, даже если знаете, говорить не спешите. Или
боитесь показаться слабыми или сентиментальными?
   Он пожал плечами.
   - А зря. Для нас очень важно это слышать. Всегда. Важно  то,  что  у  нас
есть Алька и что она нас любит, а мы ее... А все остальное... Кстати, у тебя
отличный слог, я раньше и не подозревала... Может, тебе бросить эту бодягу и
в писатели заделаться?
   - Там без меня... хватает.
   - Вот-вот. Егоров, почему ты такой увалень по жизни - Увалень?
   - А то...
   - А тебя окрутил - на раз!
   - На два! Глупый, это я тебя окрутила,  понял?  Я!  Когда  ты  ко  мне  в
самоволку из училища бегал, девки наши просто от одного твоего взгляда  чуть
не кипятком писали! Ну как я могла не заарканить такого ловеласа? К тому  же
о тебе легенды ходили!
   - Легенды?
   - Не прикидывайся тут паинькой и не делай круглые глаза! Тоже  ягненок...
Ты  знаешь,  как  тебя  вахтерши  в  общаге  институтской  прозвали?!  Тигра
Полосатый!
   - И почему?
   - А ты же все время в тельняшке шастал, забыл? Тетки те так  и  судачили:
вчерась опять приходил Тигра Полосатый девок портить! Глаза он  округляет!..
Ты же, кроме нашей обшаги, полмикрорайона  девок  перепортил!  И  нет  чтобы
каких-нибудь давалок, а то самых что ни на есть  краль!  Маменькиных  дочек!
Просто гигант какой-то! Немудрено,  что  скромная  и  целомудренная  девушка
Наташа положила на тебя глаз...
   - Как на мишень?
   - Угу. В хорошем смысле этого слова. Я тебя припасла.
   - Чего?
   - Или выпасла. Ты же в тир зачастил, а на меня  -  ноль  эмоций.  Обидно,
понимаешь ли! Девушка из кожи вон лезет,  девяносто  восемь  из  ста  просто
играючи, с руки, выбивает...
   - Так уж и играючи...
   - А ты думал... А этот легендарный Дон-Жуан стоит,  как  финиковый  пальм
посреди поля... Нет, правда, Егоров, колись, почему на девушку  внимания  не
обращал? Я и штанишки себе в полный обтяг  пошила,  и  на  голове  революцию
цвета устроила, а он... Думаешь, не обидно было? Не может такого быть, чтобы
ты меня не замечал!
   - А я замечал, еще как замечал, у меня даже дыхание перехватывало...
   - Ага... И молчал, как пень. Если хочешь знать, я ревела тогда по полночи
в подушку, понял?! Мучил бедную девочку, супостат!
   - Даже не знал, как с тобой поговорить... Все-таки школьница была, как-то
неловко...
   - Во-во. С этими, из общаги, ловко было? С ними ты находил общий язык!  -
Женщина усмехнулась. - Опять же в хорошем смысле этого слова. А  все-таки  я
тебя поймала, ага?!
   - Ага, - мягко улыбаясь, кивнул  мужчина.  -  Но  ногу-то  ты  подвернула
по-настоящему.
   - Чего не сделаешь ради любви! Погорячилась. Зато как  ты  меня  на  руки
взял и до самой машины "Скорой помощи"  через  двор  пронес  -  я  будто  на
крыльях летела. И - никакой боли, сразу прошло все. А  в  "скорую"  тебя  не
пустили, помнишь?..
   - Да.
   - И ты поймал какую-то  машину  и  сопровождал  меня  эскортом  до  самою
травмпункта. Чувствовал свою вину, мучитель?
   - Я много чего чувствовал.
   - То-то. А помнишь, как мы в первый раз, вечером, в раздевалке...
   - Как-то случайно все получилось...
   - Угу. Случайно. Не знаю, Егоров, какими такими делами ты  занимаешься  в
своей грозной конторе, а только... Случайно...
   - Ты же сама после свадьбы говорила...
   - Мало ли что болтает девочка - до свадьбы ли, после...  Важно,  что  она
чувствует! Как говорят французы, всякий экспромт хорош тогда,  когда  хорошо
подготовлен!
   - Так ты все подстроила?
   - Еще бы! - Наташа счастливо улыбнулась. - А то - дождалась бы я от  тебя
любви и ласки, как же! А помнишь...
   - Да... - прошептал он, закрыл ей рот поцелуем, и она  прильнула  к  нему
гибко и нежно, чувствуя, как все ее тело словно растворяется, откликаясь  на
его ласку...
   Глава 37
   19 августа 1991 года, 4 часа 23 минуты
   Автомобиль стоял в подлеске с выключенными  габа-ритками.  Весь  разговор
двоих записывался на сложной аппаратуре, размещенной в  фургончике.  Мощная,
выведенная наружу антенна-тарелочка  передавала  закодированный,  защищенный
ультрасовременной системой сигнал на спутник,  оттуда  на  антенну-приемник,
расположенную  на  специальной  вышке  рядом  с  особняком  в   Подмосковье,
спрятанным в вековом сосновом бору  и  окруженным  четырехметровым  сплошным
забором.
   В одном из кабинетов особняка за столом расположился  тяжелый,  обрюзгший
мужчина. Остатки волос были  зачесаны  пробором  на  куполообразную  лысину;
набрякшие под глазами мешки и тяжкие брыли делали его  похожим  на  старого,
списанного бульдога-переростка; сходство  дополнялось  брюзгливо  выпяченной
вперед нижней губой и маленькими, глубоко посаженными глазами. Но взгляд  их
был зорок и скор. И вообще,  любой,  кто  мог  бы  усомниться  в  мгновенной
решительности этого человека, сокрушавшего своих врагов со  стремительностью
стенобойного тарана, допустил бы главную ошибку в своей жизни. Смертельную.
   Массивные плечи обтянуты толстым твидом, живот  подпирает  крышку  стола,
движения вялы и неторопливы. Мужчина не  торопясь  налил  в  высокий  стакан
минеральной воды до краев,  выпил,  шумно  выдохнул,  словно  кит...  Никиту
Григорьевича Мазина так  и  называли  за  глаза:  Кит.  С  жестким,  акульим
норовом.  Этот,  кажущийся  неповоротливым  и  вялым,  как  дохлая  рыба,  и
безучастным, как монумент, хищник жрал все и вся, что  только  попадало  под
взгляд неспешных и темных, будто зрачки пистолетных стволов, глаз.
   Он включил приемник, покрутил ручку настройки. В комнате громко  и  гулко
зазвучали слова диктора: "В связи с невозможностью по состоянию здоровья  ио
полнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента  СССР...  в
целях   преодоления   глубокого   всестороннего    кризиса,    политической,
межнациональной  и  гражданской  конфронтации,  хаоса  и  анархии,   которые
угрожают жизни и безопасности граждан Советского Союза...  и  идя  навстречу
требованиям  широких  слоев  населения  о   необходимости   принятия   самых
решительных мер по  предотвращению  сползания  общества  к  общенациональной
катастрофе, обеспечения законности и порядки ввести чрезвычайное положение в
отдельных  местностях  СССР  на  срок  до  шести  месяцев  с  четырех  часов
московского  времени  девятнадцатого  августа  тысяча  девятьсот   девяносто
первого года..."
   Мазин  приглушил  звук,  криво  усмехнулся,  пробормотал:   -   Страшилка
какая-то... И прилагательных перебор,  вы  не  находите,  Краснов?  -  Мазин
поднял взгляд на стоявшего перед  ним  человека.  Еще  раз  шумно  выдохнул,
закурил ароматную, сделанную по спецзаказу папиросу, заботливо  уложенную  в
картонную коробочку "Три богатыря". Выдохнул: - Это их игры. А мы вернемся к
нашим баранам. Слушаю вас.
   - Мы их разыскали, Никита Григорьевич.
   - Ну и?..
   - Установили аппаратуру.
   - Чисто?
   - Да.
   - Кто устанавливал?
   - Местный пастух. Он вхож в дом: снабжает семью Егоровых ежедневно парным
молоком. Он пришел в дом днем, когда Егоров с женой и дочерью были на речке.
   - Что он там всобачил?
   - Самонастраивающиеся сверхчувствительные микрофоны РС-190.
   - Пастух... Может,  он  их  просто  сложил  под  стол?  Пастухи  -  народ
бесхитростный.
   - Он  был  проинструктирован.  Ему  было  предъявлено  нашим  сотрудником
служебное удостоверение и разъяснена исключительная государственная важность
операции: разоблачение  вражеского  шпиона.  Пастух  забросил  микрофоны  на
чердак, в мусор. Дом  дощатый,  этого  при  чувствительности  РС-190  вполне
достаточно для квалифицированного прослушивания и записи.
   - Где он сейчас?
   - Егоров?
   - Нет. Этот мастер выпаса телок.
   - Он скончался. Принял слишком большую дозу алкоголя и умер.
   - Грамотно.
   - О смерти его еще никому не известно.
   - Как только хозяйки выгонят своих коровок...
   - Буренок поведет подросток-подпасок. У пастуха и раньше случались запои,
так что все  достоверно.  Его  смерть  обнаружится  через  день-два,  может,
раньше, но вряд ли кого удивит: очень естественно.
   - Вы уверены, что Егоров ничего не?..
   - Да.
   - Он прекрасно подготовлен, и у него исключительное чутье.
   - Нам это известно.
   - Ну да, ну да... Что же тогда вы не могли найти его почти неделю?
   - Он  выбрал  "случайный  вариант".  Это  всегда  невозможно  просчитать.
Пришлось провести весьма кропотливую работу: по всем вокзалам Москвы были...
   - Можете не продолжать. Я представляю себе... -  насмешливо  прервал  его
Мазин. - Меня больше интересует другое: там не  крутились  эти  ребята?..  С
Ходынки?
   - Нет.
   - Уверены?
   - Абсолютно.
   - Похвально. Если вы что-то упустили, Краснов...
   - Я понимаю, Никита Григорьевич.
   - Чтобы вы понимали яснее: вас в случае провала этой операции  не  просто
устранят, вас тепленьким скормят бездомным кабульским псам... Знаете, есть у
тамошней голоты такое развлечение... А то -  воронам  в  ущелье...  Горло  и
голову жертве обматывают так, чтобы птицы могли достать только глаза, но  ни
в коем случае  не  умертвить  раньше  времени...  Связывают...  Оголяют  низ
живота... Эти черные хищные птицы не торопясь расклевывают  сначала  половые
органы, долго и медленно  вскрывают  живот,  лакомятся  внутренностями...  А
смерть все не приходит: сутки, трое, четверо...
   Глаза Кита мечтательно закатились, казалось, он просто-напросто  смаковал
рисуемую им самим картинку... И хотя  стоявший  перед  ним  сорокапятилетний
мужчина был не из слабонервных, ему стало не по себе.
   Его можно было бы назвать красивым. Иссиня-черные густые волосы  окрасила
у висков седина, нос с горбинкой, хорошо очерченные губы... Если бы...  Если
бы не выражение странной, чуть слащавой жестокости, какое бывает у капризных
детей, развлекающихся  в  отсутствие  родителей  нанизыванием  пойманных  на
стекле мух  на  раскаленную  докрасна  иголочку,  бросающих  беспомощных,  с
оборванными  крылышками  насекомых  в  жестянку,  в  которой  матово,  свежо
переливается расплавленный свинец...
   И еще - его портил шрам. Прошедший через все лицо рубец  словно  разделил
лицо на  две  независимо  существующие  друг  от  друга  половинки;  опытные
хирурги-пластики изрядно потрудились, но эту странную  асимметрию  устранить
так и не смогли. Лицо Григория Краснова было похоже на отражение в  разбитом
наискосок  зеркале:  словно  правая  его  часть   принадлежала   серьезному,
жесткому, преуспевающему мужчине, а левая тому  самому  капризно-балованному
ребенку, выросшему, но оттого  не  ставшему  менее  слащавым  или  жестоким.
Говорят, шрамы украшают мужчин. Но при взгляде на лицо  Краснова  у  хозяина
кабинета, как и у многих, несмотря на правильные, почти классические  черты,
в голове рождалось только одно слово - урод. И прозвище  Красавчик  казалось
самой злой из насмешек, какую только возможно было  для  него  выдумать.  Но
обычно его называли еще короче: Крас. Постепенно кличка стала и  оперативным
псевдонимом; тем более самому Григорию Валентиновичу это его имя  напоминало
что-то древнеримское... По крайней мере, ему было приятно думать именно так.
   Хотя...  Был  он  высок,  прекрасно  тренирован,   обладал   атлетическим
сложением, и тело его только-только начало  приобретать  свойственную  годам
грузность. Так что нередко первое, достаточно неприятное  впечатление  скоро
забывалось, а оставалось и закреплялось  мнение,  что  перед  вами  сильный,
уверенный в себе мужчина, которому когда-то  не  повезло,  но  он  сумел  не
только выстоять, но и преуспеть.
   - Вы подготовились к варианту устранения?
   - Да. Но люди еще не выдвинуты.
   - Выдвигайте. - Группу "Экс"?
   - Да. - Никита Григорьевич помедлил, закурил новую папиросу. - И вот  еще
что... Егоров при огневом контакте крайне опасен. -  Он  пожевал  губами.  -
Крайне. И эта его жена...  Заметьте,  она  -  мастер  спорта  международного
класса...
   - Мы учли это, Никита Григорьевич.
   - Вот и славно.
   - Прикажете начинать немедленно?
   - Начинать - да. Но... устранение - только по моей команде. Егоров уверен
в том, что никто его еще не нашел?
   - Судя по поведению и по разговору, да. Ну и...
   - Что?
   - Во многом нам просто повезло. Мы могли его и не разыскать. А после  вот
этого всего,  -  стоящий  кивнул  на  продолжающий  передавать  обращение  к
советскому народу радиоприемник, - начнется такой тарарам, что...
   - Вам повезло, Крас, вам. Вы догадались, что я не шутил ни о вашей особой
ответственности, ни о... э-э-э... способе наказания в случае провала?
   - Да.
   - Вот и славно. Тем не менее - повременим. Нам необходимо узнать, кто его
контакт на Ходынке. Невзирая на подобные, как вы выразились,  "тарарамы",  в
определенных ситуациях система срабатывает строго  и  однозначно,  как  буек
револьвера. Что еще?
   - Мы выявили все его возможные контакты и по Афгану, и здесь...
   - Мне не нужны догадки, мне нужно знание. Точное знание. Как вы  думаете,
он может быть откровенным с женой? По такому вопросу?
   - Возможно.
   -  Вот  именно  -  возможно.  И  эту  возможность  грешно  было   бы   не
использовать. Вы наладили трансляцию?
   - Да. Вы можете прослушать их разговоры хоть сейчас.  Защита  по  системе
"Омега". Такой аппаратуры нет даже в АНБ.
   - Такой нет. Но, может быть, есть подобная?
   - Ничего подобного тоже. Мы опередили их лет на двадцать.
   - И это радует.  -  Мазин  помедлил,  приказал:  -  Отправляйтесь  лично.
Возьмите "эксов" и контролируйте ситуацию.  Решение  о  ликвидации  по  моей
команде.
   - Есть.
   - Да...Естественно, зачистка полная. Устраните самого Егорова, его жену и
дочь: так достовернее. Лучше,  если  произойдет  несчастный  случай:  потоп,
пожар, камнепад - не  вас  учить.  Они  остановились  у  хозяйки?  Нет,  дом
необитаем. Просто Егоров выехал из Москвы и погнал, что называется, наудачу.
Дом  ему  сдал  под  тот  же  пастух.  Его   вроде   как   за   сторожа   на
зимне-весенне-осенний  период  к  нескольким  домам  подрядили.  Приезд   же
Егоровых для него обычный калым. Все равно хата пустует.
   - Тем лучше. Многолюдная деревня?
   - Куда там! По зиме  -  всего-то  пяток  домов  обитаемых  на  постоянку.
Двенадцать откуплены москвичами под дачи; сейчас лето,  к  старикам  наехало
ребятни, но всего - не более пятидесяти человек на весь населенный пункт.
   - "Населенный пункт", - с  усм