ошло не меньше минуты, прежде чем
Маэстро пришел в себя. Зрачки его были расширены, будто он постоянно  терпел
почти непереносимую боль... Маэстро опустил веки, а когда  заговорил,  голос
его был тих и внятен: - Люди перестали быть бессмертными,  когда  разучились
понимать язык воды и камня... Только мертвой душе  камни  кажутся  неживыми;
просто они - долговечнее нас и потому - куда справедливее... А  люди  злы  и
лукавы... Они разучились слышать шум дождя, ощущать запах  леса,  любоваться
морем... Когда-то древние считали, что задача поэтов - не создавать  мир,  а
лишь раскрыть красоту  существующей  в  этом  мире  гармонии  звука,  света,
слова...
   Ласточек стаи в гнезда забились свои, Свежестью леса остро запахло вокруг
- Близится  вечер.  Дождь  по  соломе  стучит,  -  Радостно  слушать  капель
немолкнущий стук; - произнес  Маэстро,  словно  обиженный  ребенок,  опустил
Руголки губ, и лицо его стало похоже на грустную театральную маску.
   - Избранные. Они единственные оставляют после себя хоть что-то  важное  в
этом мире... Шелест листьев... Запах теплой пыли... Шум дождя... Как жаль...
Как жаль, что люди не любят Шекспира...  Как  жаль,  что  я  Маэстро,  а  не
Моцарт... Как жаль...
   Аля слушала, и ей казалось, что у нее кружится  голова...  Ей  подумалось
вдруг: этот человек похож на пропасть.  Он  поражал  и  пугал  одновременно;
притягивал, как притягивает бездна, кружил голову,  как  кружит  ее  сладкое
предвкушение смертного греха, манил губительным очарованием...
   Девушка посмотрела на море. На душе было ясно и пусто. Маэстро...  Он  не
был ни плохим, ни добрым, ни злым... Он был холодным.
   - Маэстро, - тихо произнесла Аля. -  По-моему,  вы  незаурядный  человек,
но... Но когда-то попали не в ту колею... И еще мне кажется... Вы не в ладах
с этим миром.
   Маэстро помрачнел. Жестко свел губы: - Да. Я с ним не в ладах.  Мир  этот
тускл и безумен, он мечен смертью и обречен  ей.  Я  же...  Просто  стараюсь
исполнить назначенное.
   Маэстро снова замер, произнес вдруг: - А ведь тебе нравится...
   - Что? - не поняла Аля, чувствуя только, как сердце улетает куда-то вниз,
в пустоту...
   - Ведь тебе нравится убивать... - вкрадчиво повторил Маэстро.
   Мысль была яркой, как вспышка. Аля словно  окаменела.  Именно  сейчас  он
решит, что с ней делать... Поэтому... Сейчас ей нужно соврать. И - ни в  чем
не сфальшивит. Ни в чем. Кем бы он  ни  был,  этот  человек,  но  фальшь  он
чувствует, как музыкант... Ну да, он же Маэстро...
   Аля закрыла глаза... Попыталась представить себя с пистолетом, зажатым  в
руках... И там, на мушке, - расплывающаяся фигура... С  лицом,  разрубленным
шрамом... Но увидела почему-то лежащего в луже  крови  Краса,  хрипящего,  с
перерубленным кадыком... Ей  сделалось  совсем  нехорошо,  и  девушка  снова
сосредоточилась на первой картинке: она с оружием и там, далеко, ее враг - в
виде мутного, расплывчатого силуэта...
   Пора отвечать. Девушка знала, что Маэстро ждет ее ответ. И еще она знала,
какой ответ он ждет.
   Аля взглянула прямо в черные, расширенные зрачки... Ей снова стало жутко,
будто она застыла на краю бездны...
   - Тебе нравится?..
   - Да. Нравится, - едва слышно произнесла Аля. Он смотрел ей  в  глаза  не
отрываясь, и она, будто загипнотизированная, не могла отвести взгляда.  Губы
Маэстро скривила гримаса, которую можно было бы принять и за улыбку...
   Аля прикрыла глаза,  обессиленно  откинулась  на  спинку  сиденья.  И  не
чувствовала  ничего,  кроме  усталости.  Дикой,  животной  усталости.  Глаза
слипались, под веки словно насыпали толченого песка с солью... Только бы  не
истерика, только не истерика...  Она  слишком  устала  от  этого  неравного,
затянувшегося поединка... Но вместе с тем... Вместе с  тем  девушка  поняла,
почувствовала: пусть  она  и  не  выиграла,  но  и  не  проиграла.  Пока  не
проиграла.
   Глава 66
   Микола Карамаз был бодр и возбужден. Вчерашнее  похмелье  прогнал  доброй
чаркой горилки, выхлебал литровую миску наваристого борща и покойно отдыхал,
покуривая духовитую самокрутку: в огороде его росли кусты доброго  самосада,
никакого другого табака он не признавал - химия. Вот его батяня: смолил  всю
жизнь, как паровозная труба, а свои восемьдесят семь прожил как здрасьте.  И
никаких тебе  хворей,  окромя  утрешнего  кашля,  но  и  тот  батяня  считал
полезным: дескать, вся зараза с ним сходит. И помер легко: займался чем-то в
сараюхе, присел на завалинке передохнуть да больше и не встал.
   Карамаз услышал урчание мотора, выглянул в окно. Явились не запылились.
   Казаки подтягивались. Хотя какие они к шуту казаки! Сброд всякий,  каждой
твари по паре, но с ими сподручнее: чего скажешь, то и исполнят. Еще  четыре
года назад он взялся атаманить в трех станицах по берегу, благо  никому  оно
сильно не надо было. А вот ему - надо. Подгреб под себя  рынки  да  хобар  с
летних отдыхающих. Пусть их  и  небогато  стало,  а  лучше,  чем  ничего.  В
Первомайском, там  Сема  Хвостовой  атаманил,  да  шибко  жадный  до  грошей
оказался: пансионат ему, вишь ты, глянулся. А там  -  иные  денюжки  пляшут.
Схоронили Сему чинно, да и забыли. А он, Микола Карамаз, в  самой  середочке
оказался: должны же какие людишки за порядком в тех  пансионатах  по  зимней
поре присматривать? Вот он и взялся со товарищи. А там и за колхозной  -  да
какая она  теперь  колхозная!  -  собственностью.  Винзавод  совсем  немалые
денюжки кому-то несет. Правда, меньше, чем от той кавказской ханки,  что  из
Осетии в Россию гонют, а все же. Главное -  не  жадничать.  Течет  кое-какая
деньга, и хорошо.
   Старания Карамаза оценили: навесили  погоны  старлея  и  дали  уж  теперь
законную власть. Правда, самостоятельные казаки давно плюнули на его  затею,
а что с них толку? Никакого, по правде говоря. А на верхах  нашелся  ктой-то
сильно головатый: к Карамазу стали подсылать вроде на побывку да для  охраны
тех же санаториев оторванных хлопчиков;  отсиживались  они  в  станицах  кто
после Приднестровья, кто после Абхазии, а кто  -  с  Чечни.  Вроде  как  псы
войны, да не одиночки, а так, мясо. Ему было  ведено  к  охранному  делу  их
приспосабливать и следить, чтобы не бедокурили. Не,  кто-то  умный  сидел  в
области: коли что, выдергивай наймитов да отсылай повоевать; много  за  них,
видать, не платили, но  большие  деньги  из  маленьких  ручейков  сливаются.
Правда, какие поволчистее - долго не усиживались,  пропадали  невесть  куда.
Подозревал Карамаз: воевать подавались безо всякого указа. Мучились, видать,
они без душегубства, как наркоманы без зелья. Хм... Чего-чего, а зелья здесь
было навалом: еще когдась какие-то пришлые привезли травку  с  Оренбурга  да
втихаря засеяли: прижилась. Вот и эти "постояльцы" - тож прижились. С  осени
до весны.
   Правда, и такие случались, что права  качать  начинали  да  свои  правила
строить; с такими Карамаз не цацкался: силой Бог  не  обидел,  как-то  зашиб
двоих кулачищами до смерти, да при всей братве: зауважали. Да и вожак ихний,
Бульдогом его все кликали, уж очень морда похожая да и  свиреп,  из  области
присланный вроде как комиссар при их, тож серьезный был мужчина: боялись  те
волонтеры его. Не глядя на то что побитые каждый на голову.
   И то правда: без страха никакой власти  быть  не  может,  всякий  порядок
только страхом и держится, и больше ничем.
   А ночью возьми да и  позвони  из  области  Костька  Шаповал:  дескать,  в
вашенские степи какой-то безголовый отморозок подался, на джипе да с девкой.
В Крамогорске, баял, четверых парнищ  в  кровище  потопил,  а  среди  других
самого Бурнаша укоротил, да не просто, а на  всю  голову...  Потом  -  стихи
читал, что твой артист Тихонов. Известное дело: псих. Так Шаповал велеть  не
велел, а насторожил: коли  появится,  валить  гада  вмертвую.  И  еще,  тот,
дескать, спецназовец бывший какой, и с им беречься треба.
   Видать, Бульдогу Шаповал звонил особо. Побудил тот свою охоронную  братву
ни свет ни заря, разослал  по  окрестностям,  блюсти,  значит,  да  к  нему,
Карамазу, чуть засветло заявился:  дескать,  коли  что,  своими  ментовскими
погонами потом все покроешь. Карамаз  хотел  было  свой  наряд  поднять,  да
Бульдог остерег: не треба.
   Он, Микола Карамаз, не дурак, да и не был им  никогда:  из-за  маньячишки
можно, конечно, и этих волчарников поднять, да это вряд ли; просто у кого-то
голова  на  плечах   гарно   сварила:   казацкая-де   самооборона   завалила
супостата-кровопускателя, защищая мирных  селян,  а  поскоку  пуляют  они  с
охотничьих ружей да карабинов, жаканом да картечью, то и опознать  не  будет
никакой возможности. Правда, обмолвился Шаповал: девка с  ним,  с  душегубом
спецназовцем тем, уж полюбовница или подельница  -  Бог  весть,  а  тока  ее
подранить хорошо бы, но доставить в область или хоть  в  район  головой.  Не
убитую.
   А может, оно и к лучшему. Как эти живопыры без дела засидятся, так и  жди
поножовщины промеж друг дружкой, а то  и  вообще  шалить  начнут,  станичных
задирать: нервные, что кобели неповязанные...  А  так,  глядишь,  угомонятся
хошь до весны, а там и разбредутся по войнам. Не, нервная у него,  Карамаза,
все же работенка: прибыток - это еще бабушка надвое сказала, а случись  что,
греха не оберешься. Ну да взялся за гуж, так и  хлебай  за  семерых.  Полной
ложкою.
   Бульдог ввалился в управу, будто  к  себе  в  хату,  взбудораженный,  как
поднятый с недосыпу ведмедь.
   - Вроде отыскали голубчика, - выговорил он без "здрасьте", скороговоркой,
спросил: - Водка есть?
   - Как не быть...
   - Плесни, Микола Николаевич, сто пятьдесят.
   Выпростал стакан, как воду, выдохнул: - Джип стоит  под  Рыжими  сопками.
Видать, хозяин-то в катакомбы намылился.  Если  уйдет  -  пиши  пропало:  не
выкурим.
   - А верно - он?
   - Он. В черном во всем, как ориентировали.
   - Ну-ну. Может, мне со служивыми подтянуться? Народу-то  у  тебя  сколько
станет?
   - Народ в поле. А у меня - солдаты удачи, мать их... - весело  осклабился
Бульдог, нижняя губа  его  притом  вроде  обвисла  вниз,  а  нижняя  челюсть
казалась выступающей вперед. Кликуху ему кинули, как здрасьте: в цвет.
   "Солдаты удачи", как же... Душегубы, одно им название. А  удача,  она  за
убивцами не ходит: тока что лукавый златом-серебром поманит да и заберет ее,
удачу ту. Вместе с головушкой. Карамаз, он повидал всякого.
   - Ты это... Иваныч, - начал Карамаз.
   - Ну?
   - Джип-то евонный, поди, дорогой?
   - Да они все недешевые...
   - Вы это... Не дырявили бы его шибко. А то твоим архаровцам только дай...
Коли машина справная, чего уж добро на ветер пускать.
   - Учту, Николаич, - пообещал Бульдог, добавил: - А там уж как сложится.
   Головорезы во дворе чтой-то гомонили, будто пьяные.
   - Садись! - крикнул в приотворенное оконце  Бульдог,  и  те  попрыгали  в
машины. А у самого "комиссарушки" глаза стали злы, но плескался в них, будто
искры в руде, переливом, огнем, острый азарт.  А  то:  как-то  он,  Карамаз,
секача по редколесью сторожил, дак сердечко,  как  кусты  те  затрещали,  из
груди рвалось, будто на  первую  девку  залезть  собирался.  А  на  человека
охотиться, видать, куда как хлеще! Знать, сладость такая, что вязнут эти псы
в той охоте, как мухи в меду: насмерть.
   Небо прояснилось неожиданно. И на  волны,  и  на  все  окружающее  словно
кто-то брызнул яркой краской: море заиграло бликами  по  поверхности,  храня
свое могучее спокойствие в темной глубине, как тайну;  сопки  стали  рыжими,
будто кора старых сосен; пожухлая трава перестала  казаться  серой  жеванной
бумагой, засеребрилась, и даже далекие  с  высокого  берега  камешки  гальки
заиграли живыми мазками кисти Анри Руссо...
   И воздух, казавшийся  сырым  и  влажным,  стал  чище,  прозрачнее:  туман
рассеялся,  и  море  сливалось  с  небом  где-то  там,  далеко,  за   дымным
горизонтом...
   Аля вышла из машины, подошла к краю  обрыва  и  замерла.  Маэстро  застыл
рядом.
   - И куда мы теперь? - спросила девушка.
   - Как всегда, - хмыкнул Маэстро. -  Вперед  и  вверх.  Девушка  исподволь
окинула мужчину взглядом: сейчас он казался вполне нормальным.  Спросила:  -
Так что я должна вспомнить?
   - Ты больше ничего не должна. Никому и ничего, - услышала она сзади голос
и почувствовала, как спина будто покрылась изморозью.
   Реакция Маэстро была мгновенной: одним движением он притянул ее к себе, и
девушка почувствовала прижатый к виску "зрачок" пистолета.
   - Ну? - спросил он довольно насмешливо. - Будем играть в пиф-паф или...
   Олег Гончаров стоял метрах в тридцати; в руках у него  было  оружие.  Аля
почувствовала, как бьется сердце... Он жив... Жив! Но  каким  образом  он...
Скосила глаза на  Маэстро  и  увидела,  что  лицо  его  бледно  и  абсолютно
спокойно. На губах блуждала странная улыбка.
   - Ты пришел убить меня? Забавно... Стрелять с двадцати  пяти  метров  для
тебя слишком рискованно,  стрелок  ты  всегда  был  неважный...  А  я  -  не
промахнусь...
   Внезапно одним движением он оттолкнул Алю в  сторону  и  нырнул  кувырком
куда-то вниз... Через мгновение он был уже на ногах, в каждой руке зажато по
пистолету, и оба направлены на Гончарова.  Между  противниками  осталось  не
больше пятнадцати метров.
   Улыбка на лице Маэстро казалась нарисованной. Мужчины двигались  каким-то
странным  полукругом,  не  сводя  друг  с  друга  стволов.  Их   перемещения
напоминали старинный танец, полный грации  и  изящества,  но  движения  были
скупы и точны: каждое лишнее или поспешное могло  стоить  жизни  кому-то  из
них. А скорее всего - обоим.
   - Ты спасся, Гончий? - разлепил губы Маэстро.
   - Как видишь.
   - Ты пришел убить меня?
   - Как получится.
   - Никак не получится.
   Аля замерла. Она боялась любым неловким движением вмешаться  в  поединок:
расстояние слишком мало, пуля - слишком фатальна.
   - Как ты меня нашел?
   - Немного везения.
   - Зачем?
   - Мне нужна девушка.
   - Вот как?
   Мужчины не отрывали взгляды друг от друга. Маэстро замер на месте, словно
матадор; Олег тоже стоял недвижно. Аля до крови закусила губу и закрыла лицо
руками.
   Маэстро медленно снял пистолеты с боевого взвода, опустил оружие.
   - Ты не станешь стрелять  в  безоружного.  К  тому  же..  у  -  Пусть  на
мгновение, но взгляд Маэстро словно  заволокло  дымкой...  -  Смертью  здесь
распоряжаюсь я.
   Гончаров медленно опустил пистолет.
   Маэстро присел на камень, вынул  из  кармана  пачку  сигарет,  зажигалку,
прикурил, с удовольствием выпустил дым.
   - Ну? Поговорим? Погоды стоят чудесным... Бойцы вспоминают минувшие дни и
битвы... - Маэстро усмехнулся, но очень  невесело.  -  А  убить  друг  друга
никогда не поздно.
   Олег неторопливо подошел к Маэстро, присел рядом: - Сигаретой угостишь?
   - Запросто. - Маэстро протянул ему пачку,  зажигалку.  Усмехнулся:  -  Но
Минздрав предупреждает...
   - Я помню.
   Олег неторопливо закурил. Мужчины сидели рядом  и  мирно  дымили,  словно
собрались выезжать  на  пикник  или  рыбалку.  Так  прошла  минута.  Маэстро
прищурился от попавшего в глаз дыма, произнес: - Забавно.
   Все произошло настолько быстро, что Аля не могла опомниться. Голос Олега,
холодный ствол у виска, мужчины с направленным  друг  на  друга  оружием.  А
сейчас оба сидят рядком и покуривают. Смолят себе сигареты на краю обрыва  в
полсотни метров, словно затем они и приехали на морское побережье:  воздухом
подышать и о былом посудачить. А в чем оно, это былое?
   Злость пришла неожиданно. Аля приблизилась к обоим: -  Офицеры,  угостите
даму папироской!
   Маэстро протянул ей пачку, Олег чиркнул зажигалкой.
   - Ничего, если я посижу рядышком немного? Стоять устала.
   - Аля... - тихо сказал Олег.
   - Я считала тебя мертвым, - произнесла девушка, едва сдерживая слезы.
   - Там, в машине, у меня был болевой шок. Пуля попала в какой-то нерв.  Но
мне повезло: она пробила сиденье и застряла меж ребер...
   - Ты был как убитый. Крови было много. Все сиденье в крови.
   - Задело. Какое-то время был без сознания, а как пришел в себя, попытался
выбраться из машины и - снова свалился...
   - Как ты влез во все это? -  резко  спросил  Маэстро,  в  упор  глядя  на
Гончарова. - Случай. Кстати, ты знаешь, что Аля...
   - Дочь Барса?
   - Да.
   - Знаю.
   - Зачем вы взяли ее в разработку, Маэстро? Тот усмехнулся: - Вот  тут  уж
действительно случай.
   - Олег... - перебила их Аля. - Как ты все-таки выжил?
   - Меня подобрала братва.
   - Разве у Автархана кто-то  еще  остался?  -  удивленно  приподнял  брови
Маэстро.
   - Это были ребята другого авторитета. Они называли  его  Кондрат.  Видно,
подъехали подобрать раненых; единственным раненым оказался я.  Меня  приняли
за одного из бойцов Автархана. В чувство привели довольно скоро.  Очнулся  в
загородной резиденции: прекрасная комната, уход. До моего  сведения  довели,
что этот Кондрат не вполне понимает происшедшее и с моей  помощью  хотел  бы
разъяснить ситуацию. Допрашивать не стали, ждали самого...
   Ну а поскольку задерживаться не входило в мои  намерения...  Как  удалось
узнать, никакой девушки они не обнаружили.  Я  должен  был  найти  Алю.  Как
только малость оклемался, скрутил стороживших меня братанков, попутно  узнал
месторасположение особняка Автархана и  двинул  туда.  Понятно,  на  заемном
авто.
   - Так это ты был там до меня и навалял столько трупов? - спросил Маэстро.
   - Они не хотели искать взаимопонимание.
   - Ты нашел медвежонка?
   - Да. Раньше, чем ты.
   - И записку в капсулке?
   - Естественно...
   - И...
   - Да. Когда ты появился в особняке, я был еще там.
   - Красиво, Гончий, красиво... Ты дал мне  забрать  игрушку  и...  Ну  да:
место встречи изменить нельзя. Но... Почему ты не попытался  меня  захватить
или проследить за мной?
   - Захватить? Маэстро?..
   - Да, это я погорячился. Но приделать мне "хвост"?..
   - Ты будешь  смеяться,  Влад,  но  у  этой  иноземной  штуковины,  что  я
позаимствовал у братвы, подсел движок. Железного коня пришлось  бросить.  До
города добирался электричкой.
   - Забавно. Сюда ты тоже пришел не убивать меня... Или тебе стало жалко...
так сказать, старого боевого товарища? - Маэстро слегка  поморщился.  -  Это
непрофессионально. Ты бы мог легко снять меня из винтовки с самой плохонькой
оптикой.
   - Если бы она была...
   - Нужда заставит пироги  с  маком  есть...  Выходит,  нужды  не  было.  А
все-таки. Гончий... На кого ты работаешь?
   - А ты?
   - Ребята... - Аля прищурилась, словно рассвирепевшая дикая кошка. - Я вам
не сильно порчу этот милый междусобойчик? Так,  может,  тогда  пойду?  Если,
конечно, никто из вас не решил застрелить меня, как этого... - Она наморщила
лоб. - Секретоносителя.
   - Аля... ты извини...  -  Гончаров  тихо  взял  ее  руку.  -  Помнишь,  я
рассказывал тебе о нашей группе... Той, которой командовал твой отец?
   - Да. Ты сказал, что вас предали или подставили и вся группа погибла.
   - Нас тогда осталось трое. Барс, я и...
   - Маэстро?
   - Да. Маэстро.
   - "Служили два товарища, ага..." - тихо напел Маэстро.
   А девушка вдруг услышала в его голосе  такую  затаенную  тоску,  какой  и
предположить не могла в этом ледяном человеке.
   Глава 67
   - Итак, Гончий? - напряженно произнес Маэстро. - Кто начнет?
   - Важно, не кто начнет, а кто закончит. И чем. Как героин попал в сумочку
к Але?
   - Операция прикрытия.
   - Ты же сказал...
   - Нет, ее в разработку не вводили. Она - случайный контакт.  А  дальше...
Кто-то  из  воров  просто-напросто  украл  рюкзачок,  обнаружил  порошок,  и
понеслось...
   - Что прикрывали наркотой?
   - Ты хочешь это знать?
   - Да. - Уверен? Меньше знаешь - легче спишь.
   - Это когда как. Мне нужно знать, чего беречься в будущем.
   - Если оно будет, - не сдержал усмешки Маэстро.
   - Я стал оптимистом.
   - Да? Давно ли?
   - Уже три дня.
   - Тоже неплохо.
   - Кто бы спорил.
   Маэстро помедлил, прикурил