сигарету, спросил: - А  все-таки,  Гончий,  на
кого работаешь теперь ты? Признаться, когда всплыла  твоя  персона,  да  еще
рядом с этой милой девушкой... Знаешь, что я подумал?
   - Догадываюсь.
   - Вот именно. Не нужно быть семи пядей... Я решил, что и милая барышня, и
ты - спланированная подстава по той операции, что мы проводили в  Княжинске.
Это невероятно большие деньги. Мои шефы  хотят  положить  в  кармашек  целую
страну: не так мало, а?
   Гончаров пожал плечами: - Кому как. - Ответил, глядя в глаза Маэстро: - Я
работаю только на себя.
   - Вполне возможно. Вполне. Так что тебе нужно здесь? - Маэстро напряженно
смотрел в глаза Олегу.
   - Мне нужна девушка.
   - И все?
   - В войну я бросил играть давно.
   - Если так, у нас есть шанс разойтись с миром.
   - Это решаешь ты?
   - Я возьму это на себя, - заверил Маэстро.
   - Как ты выражаешься... Это непрофессионально.
   - Настоящий профессионал только тот, кто может  сам  решать,  делать  ему
исключения из правил или нет.
   - Ты решил?
   - Да.
   - Почему...
   - Я отступаю от правил?
   - Да.
   - Ты мне не врешь. Это во-первых. А во-вторых...
   - А ты уверен. Маэстро? - вмешалась Аля. Она  выглядела  как  разъяренная
пантера. - Может быть, вы еще поторгуетесь? "Почем девочка?" -  "Полцентнера
героина". - "Полцентнера мало". - "Тогда - центнер".
   - Алена. - начал Гончий.
   - Что - Алена? Крутые  мужи,  да?  А  кто  из  вас  поручится,  что  я-не
агентесса сенегальской разведки?
   - То, что тебе нравится убивать,  -  ты  солгала,  -  улыбаясь,  произнес
Маэстро. - А в остальном... Если бы я до сих пор не научился  отличать  ложь
от правды, меня давно бы не  было.  А  Гончий...  У  него  всегда  был  один
существенный в нашей профессии недостаток: он не мог путно солгать.
   - А ты можешь?
   - Вся наша жизнь - ложь, лишь слегка приукрашенная правдой,  -  отшутился
Маэстро. Впрочем, в его устах это было не вполне шуткой:  этот  человек  жил
словно несколькими жизнями, и какая из них была более реальной,  а  какая  -
проигрывалась его воображением?..
   - А что нужно тебе? - резко спросил Гончаров.
   - Гончий... Ты помнишь ту веселую ночку в Хачгарском ущелье?
   - А как ты думаешь?
   - После нее нас разбросало... Тебя - в отставку. Барса - в проект "Снег".
   - Что за проект?
   - Наркотики. Очень много наркотиков. Тонны.
   - И он...
   - Он решил сыграть свою игру.
   - Барс не стал бы...
   - Извини, я неверно выразился. Ему показалось, что игра,  в  которую  его
втянули, грязная. Словно бывают чистые... И тем  не  менее...  Он  решил  ее
поломать. Его устранили.
   - Кто?
   - Те, кто это сделал, уже мертвы. Ты помнишь наши отношения с Барсом?
   - Они были вполне...
   - Не лукавь, Гончий! Я относился к нему как к  сводному  старшему  брату.
Этакая смесь зависти, раздражения, желания превзойти... И  -  восхищения.  У
него всегда было то, чего не было во мне. И не будет никогда.  А  у  меня...
Когда-то давно, мы  тогда  припухали  под  Гератом,  был  у  нас  с  Володей
разговор. Барс сказал: "Влад, тебе надо кончать с этим делом". - "С  каким?"
- спросил я. "С войной".
   Помню, я несколько растерялся, он заметил  на  лице  моем  обиду.  Ты  же
помнишь, Гончий, работал я не хуже других и был...  кое-как  я  переживал  и
обиду, и растерянность, спросил в лоб:  "Почему?"  И  Барс  ответил  так  же
прямо: "Ты безрассуден". Тогда я не вполне понял, что он имел в виду. Теперь
я понимаю. И еще... В досье у меня было сказано, что поступал я  когда-то  в
Щукинское... Егоров тогда добавил: "Война - не сцена. Здесь все должно  быть
просто и рационально". Скажи, Гончий, я был позер?
   Гончаров пожал плечами: - Как все мы в двадцать с небольшим...
   - И тем не менее я желал стать лучшим. И не на сцене, в  жизни.  А  тогда
нашей жизнью была война. И много смерти вокруг.
   Маэстро помолчал, глядя куда-то в прошлое. Произнес: -  Помнишь,  мы  все
приняли близко гибель ребят...
   - Да.
   - Я... Я постарался забыть это так, что... Метод Станиславского:  внушить
себе можно все, и то, чего ты никогда не чувствовал. Даже по поводу  смерти.
Может быть, Барс был прав, и во мне умер великий актер. Нерон  бы  понял.  Я
был проверен  на  всевозможных  "полиграфах",  прокачан  на  всех  известных
"наркотиках правды"... И сумел действительно  стать  тем,  кем  меня  хотели
видеть.  Там,  наверху,  решили,  что  я  -  редкостная   сволочь!   Уникум.
Исполнительный, умный, бесчувственный,  все  амбиции  которого  заключены  в
смерти. Красиво?
   - Кому как.
   - Вот и я так думаю... Но... Никакие достижения не даются безнаказанно...
Что-то я в себе сломал. Навсегда. - Маэстро помолчал, прикурил  сигарету  от
бычка. - Как бы там ни было, за  такие  исключительные  "показатели"  я  был
"награжден" Острогом-22. Выше "двадцать второго" по спецподготовке -  только
боги с Олимпа.
   - А такие есть?
   - Я не встречал. Разве только Лир.
   - Кто такой Лир?
   - Для меня - фантом. Для всех остальных - тоже. Он существует  голосом  в
телефонной: трубке и отдает приказы.
   - Маэстро, ты... - Да! Я при всем своем тщеславии за десять лет так и  не
смог к нему подобраться! Но  стал  его  личным  контактом.  Как  говорили  в
незапамятные времена: креатурой. Этот человек координирует  слишком  многое:
все существующие службы  безопасности  крупнейших  корпораций  России,  всех
банков...
   - Я полагал, там замкнутые службы безопасности.
   - Да, но только не для конторы Лира. Все они замыкаются на него.
   - Напрямую?
   - Естественно, нет. Через агентуру. Но это люди высшего,  управленческого
уровня.
   - Погоди, Маэстро... Мы слишком  далеко  уехали.  Зачем  тебе  нужна  Аля
Егорова? И почему вы здесь?
   - Тот самый порошок.
   - Героин?
   - Да. Барс спрятал его в одной из катакомбных шахт.
   - Это интересует Лира?
   - Это интересует меня.
   - И Аля?..
   - Она должна знать номер шахты.
   - Должна или знает?
   - Знает, но сама не подозревает об этом.
   - Скрытый, случайный секретоноситель?
   - Именно так.
   - Так что именно я должна вспомнить? - вмешалась Аля.
   - Скорее всего цифры, - произнес Маэстро.
   - Цифры? - нахмурившись, переспросила Аля.
   - Да. Худо-бедно, но когда-то военные спелеологи - такие тоже были, да  и
чего  у  нас  только  не  было!  -  обмерили-таки  с  грехом   пополам   эти
разветвленные подземелья и составили карты. Тоннели и  шахты  пронумерованы.
Карты есть; пусть для служебного пользования, но есть. У Барса  такая  точно
была, иначе войти бы он смог, а вот выйти...
   - Вы же сказали, там две тысячи километров подземных ходов.
   - По легенде, барышня, по легенде.
   - На самом деле - меньше?
   - Не знаю. Может быть, и больше! Камень добывать  там  стали  еще  греки;
где-то здесь была их колония. Потом кто только не рыл:  византийцы,  хазары,
татары, турки, казаки... Но Барс не полез бы на необследованную  территорию:
бессмысленно. А то получилось бы как в известной сказке: пошел туда, не знаю
куда. И - сгинул. А он  не  сгинул,  объявился!  А  потому  вспоминай!  Ведь
говорил же тебе Барс какие-то цифры? В игре,  например?  Он  должен  был  их
повторять  несколько  раз,  чтобы  ты  запомнила  совершенно  механически...
Вспоминай, девочка...
   Аля наморщила  лоб,  но  никаких  цифр  в  голове  не  всплывало.  Только
считалочка: "Ехала машина темным лесом за каким-то интересом..."
   - Зачем тебе порошок? - перебил их Гончаров, глядя на Маэстро. - Обменять
на деньги?
   - Нет. Если засветить его на рынке этой  страны  и  в  таком  количестве,
вспыхнет колоссальный скандал, его нужно будет гасить.  Лир  вынужден  будет
засветить многие высокие теневые связи и скорей всего сам выползти из норы!
   - А зачем тебе Лир?
   - В тиглях этого алхимика варится слишком много дряни.  Мне,  по  правде,
наплевать на это, но... Думаю, его аналитики задумали  и  проект  "Снег".  С
оч-ч-чень дальним прицелом.
   - Ты хочешь сказать...
   - Ничего я не хочу сказать! Мне наплевать на  стадо,  которое  обжирается
наркотой и отлетает сначала в сон, потом в смерть. Но мне  не  наплевать  на
Хачгарское  ущелье.  Мне  не  наплевать  на  три  десятка  пацанов,  которых
подставили под расстрел только затем,  чтобы  соблюсти  секретность  проекта
"Снег"! И еще... С тех пор как погиб Барс,  у  меня  в  башке  будто  что-то
повернулось... Я ликвидировал  всех,  кто  был  причастен  к  его  смерти...
Вернее, нет. Не ликвидировал. Попросту убил. Это было личное. И Лир  -  тоже
личное. И еще... У меня тогда  появилось  чувство,  что  я  должен  заменить
Барса. Вот только... Мне чего-то недостает... Того, что было в  нем.  Что-то
сломалось во мне. Ты знаешь, Гончий...
   Фразу Маэстро не окончил. Голова вдруг  откинулась  назад,  глаза  словно
пеленой  заволокло...  Лицо  исказила  судорога,  все  тело  напряглось,  он
выгнулся дугой, до крови прикусив губу...
   Приступ продолжался недолго. Маэстро застыл на месте. Лицо было абсолютно
белым; на лбу и на верхней губе блестели бисеринки пота...
   Он нашел коробочку и проглотил горсть круглых белых  шариков.  Оскалился:
это должно было означать улыбку.
   - Меня, должно быть, заждались в аду. Но  я  не  уйду,  пока  не  исполню
назначенное.
   - Маэстро, вы очень больны, - склонилась над ним Аля.
   - Вовсе нет. Просто... У меня особые отношения со смертью. У Лира - тоже.
Но Лир должен умереть. Ибо и в смерти должна  быть  своя  справедливость.  -
Маэстро перевел дыхание, щеки порозовели. - Когда со мной такое случается, я
вижу тропу. Она идет высоко, очень высоко в горы... И каждый шаг  грозит  не
просто гибелью - бездной... И еще... На ней нет места стаду. Эта  тропа  для
одного. Это .
   Глава 68
   Моторы  надрывно  выли,  преодолевая  подъем..  Четыре  автомобиля:   два
"уазика", джип и поношенный, отслуживший свой срок даже в виде  металлолома,
широченный "форд"-пикап - один за другим въехали на возвышение. Остановились
метрах в пятидесяти. Из машин выпрыгивали люди в камуфляже. В руках их  было
оружие.
   Маэстро, еще  бледный  от  перенесенного  приступа,  удивленно  приподнял
брови: - Это что еще за ряженые?
   А "ряженые" вели себя странно. Вытряхнувшись из  автомобилей,  сгрудились
на какое-то время, видимо совещаясь, потом растянулись цепочкой. Стволы в их
руках теперь можно  было  разглядеть  отчетливо:  это  были  длинноствольные
двустволки, карабины и помповые ружья. Маэстро наморщил лоб,  будто  пытаясь
оценить намерения "пятнистых": из  такого  арсенала  они  могли  достать  их
группку легко,  но...  не  стреляли.  Более  того,  цепочка  из  людей  была
растянута так, что не прижимала Маэстро, Гончего  и  девушку  к  обрыву,  а,
наоборот, вытесняла на плоскогорье.
   Глаза Маэстро сузились, будто прорези амбразуры.
   - Ты понимаешь, кто это? - спросил он Гончего.
   - Отморозки.
   - Хуже. - Лицо Маэстро разрезала ухмылка; мурашки мгновенно прошли волной
по спине девушки: она знала, что за этим последует. - Это охотники.
   - Кто? - едва слышно произнесла девушка, почувствовав, как сел голос.
   -  Ребятки  решили  развлечься.  Им,  видишь  ли,  неинтересно   стрелять
беспомощную, по их мнению, дичь.  Кайфа  того  нет.  -  Маэстро  сплюнул.  -
Рейнджеры гребаные, - Может быть, им объяснить... - начала было девушка,  но
осеклась под острым, как бритва, взглядом Маэстро.
   - Эти человечки понимают только один язык. Язык  огня  и  боли.  -  Глаза
Маэстро помутнели, едва заметная судорога прошла по рукам, он произнес  тихо
и внятно: - "Что благородней духом - покоряться пращам  и  стрелам  яростной
судьбы иль, ополчась на  море  бед,  сразить  их  противоборством?  Умереть,
уснуть,.."
   Четыре  выстрела  фонтанчиками  вздыбили  сухую  землю.   Загонщикам   не
нравилось, как ведет себя дичь. Они желали охоты, а не  забоя...  Теперь  до
цепочки было не больше тридцати метров; Голос Маэстро был горек, как полынь:
- Язык огня и боли... К тому же они не любят Шекспира... - Взгляд его  снова
стал скорым и зорким. - За камни, живо! - скомандовал он Але.
   Девушка и не подумала противиться, нырнула за массивный  валун  у  кромки
обрыва.  Два  выстрела  фонтанчиками  взвились  рядом:  охотники  показывали
другим, что девушка в капкане, выйти не сможет... Они не считали  ее  дичью,
она была призом.
   Маэстро повернулся к Гончарову: - Старшего определил?
   - Рыжий. С бульдожьей мордой.
   - Его оставляем. Остальных стираем. Хоп.
   - Хоп.
   Выстрелы загрохотали один  за  другим,  осыпая  затаившихся  за  плоскими
камнями Маэстро и Гончего сухой, перемешанной со  льдом  землей  и  каменной
крошкой. Но били не прицельно: тешились.
   Нападавшие  и  ближе  не  подходили.  По-видимому,  решили,  что  сие   -
"неспортивно". В промежутках между выстрелами они выкрикивали комментарии по
поводу трусости "шавок".
   Маэстро показал на пальцах Гончарову план и последовательность  действий.
Тот кивнул.
   Грохнуло  еще  три  выстрела.  Гончий  поднял  пистолет,  трижды   веером
выстрелил в ответ и беспорядочно, петляя, как подпольщик  в  фильме,  рванул
прочь. Пули его никого не задели, но охотники  заметно  оживились:  один  из
"кабанчиков" наконец-то повел себя соответственно.  Да  и  грохнувшие  в  их
строну выстрелы добавили "пятнистым" здорового  азарта  и  послали  в  кровь
нужную для хорошего развлечения порцию адреналина. Раздался свист, несколько
человек метнулось вдогон, стреляя на ходу и выкрикивая что-то...
   Бульдог довольно растянул толстые губы, бросил  ближнему:  -  Выкуривайте
второго из норы. Веселиться так веселиться. - Повернулся ко всем: - Стрелять
по клешням!
   Похоже, больше всего он боялся, что развлекуха завершится  до  того,  как
его головорезы да и он сам натешатся всласть. Оглядел  братков,  крикнул:  -
Загоним кабанчиков, а? Погоняем и возьмем - в ножи!
   "Братки" ответили дружным довольным ревом.  На  этом  плато  и  сурку  не
скрыться! Гонять можно до десятого пота, полоская беглецов в визжащей  рядом
картечи и липком, мерзко пахнущем страхе... И самое  приятное  в  гоне,  что
спастись они не смогут. Бульдог точку поставит сам.
   - Эй, черный! Не спи - замерзнешь! - крикнул кто-то, и пули из карабина с
противным визгом ударились в камень, за которым ничком лежал Маэстро.
   - Не хочешь бегать, сучий потрох... Щас мы его прикладами погоним!
   - Эй, сынок, испытай фортуну, может, повезет, а? - Бульдог, прихохатывая,
приложился к фляге с чачей. - А то ведь если возьмем сиднем, кожу сдерем,  а
тушу - воронам скормим! Солдаты удачи козелков навроде тебя ох как не любят!
   Маэстро вскочил из-за камня в один миг, словно вырос из земли.  Пистолеты
в его руках заплясали, загрохотали,  изрыгая  огонь.  Кто-то  из  нападавших
успел поднять оружие, кто-то даже выстрелил, но черноволосый уже катился  по
земле,  а  пистолеты  продолжали  работать,  будто  их  направляла  не  рука
человека, но воля демона.
   Грохот прекратился так  же  неожиданно,  как  и  начался.  Преследовавшие
Гончарова замерли, а Гончий вдруг обернулся и тремя  выстрелами  снял  троих
нападавших. Наступившая тишина была полной.
   Рыжий вожак так и не понял, что произошло. Восемнадцать человек, что были
с ним, лежали в неудобных позах: кто ничком,  лицом  вниз,  кто  -  глядя  в
бездонную голубизну неба стекленеющими глазами. Никто не  стонал,  никто  не
звал на помощь.  Живых  среди  них  не  было.  Вожак  остался  стоять  один.
Бесполезная помповушка в одной руке, фляга  с  чачей  -  в  другой.  Бульдог
беспомощно лупал белесыми ресницами, потом  тихо  перевел  дыхание,  облизал
разом пересохшие губы. То, что произошло, казалось наваждением, сном...
   - Солдаты удачи, говоришь? - негромко произнес Маэстро. - Кончилась  ваша
удача. Совсем кончилась.
   Кадык на шее рыжего дернулся. Хрипло, едва слышно он произнес, кивнув  на
флягу в руке: - Я хлебну?
   Маэстро пожал плечами: - Валяй...
   Вожак пил, пока хватило дыхания. Опустил флягу,  поставил,  перевел  дух.
Поднял глаза: - Ну что... Теперь кончай.
   - А закурить?
   - Чего?
   - Закуришь? Бульдог кивнул: - Закурю.
   Подрагивающими руками  Бульдог  вставил  в  рот  сигарету,  долго  чиркал
кремнем  зажигалки,  пока  прикурил.  Затянулся  раз,  другой...  Губы   его
плясали... Одним движением он отбросил сигарету, крикнул срывающимся на визг
голосом: - Что тянешь, сука! Кончай!
   -  Хозяин  барин,  -  равнодушно  произнес  Маэстро.  Движение  его  было
неприметно быстрым: пистолет дернулся, выплюнув  порцию  свинца,  и  Бульдог
кувыркнулся на спину. Но...
   Его дикий, полный тоски и боли вой, казалось, мог  разбудить  только  что
уснувших вечный сном сотоварищей. Кое-как зажимая раздробленное  колено,  он
поднял искаженное болью и ненавистью лицо.
   - Куражишься, да? Сука! Царствуй, твоя власть... - Он  заскрипел  зубами,
зажмурился от нестерпимой боли, снова поднял глаза и натолкнулся на  острый,
как жало, взгляд Маэстро. Тот сидел рядом. И произнес только одно  слово:  -
Кто?
   Вожак попытался сглотнуть, выплюнул слюну с кровью: - Шаповал.
   - Кто такой Шаповал?
   - Опер фээсбэшный. Старший. В области.
   - Велел списать?
   - Да. Начисто!
   - Всех? - Тебя. Девку - поберечь. Про второго - вообще разговору не было.
- На кого работает Шаповал? - Не знаю. И знать не хочу. - Это все?
   - Все.
   Маэстро помедлил, произнес: - Тебе просто не повезло.
   - Везет не всем.
   - Это точно. Маэстро едва заметно двинул руками, легко поднялся на  ноги.
Вожак остался лежать на спине, глядя в синеву  неба  мутнеющим  безразличным
взглядом.
   Гончаров стоял чуть поодаль. Маэстро быстро глянул на  него,  спросил:  -
Чего такой невеселый?
   - Есть чему веселиться?
   - Обычная работа, -  пожал  плечами  Маэстро.  Гончаров  скривил  губы  в
подобии улыбки, проронил тихо: - Отвык.  -  Одним  движением  бросил  в  рот
сигарету, чиркнул спичкой, поломал, вытащил другую, чиркнул снова, зажег, но
сигарета выпала.  -  Черт...  -  Помолчал,  добавил:  -  И  не  хочу  больше
привыкать.
   - А вот это правильно.  Минздрав  предупреждает...  -  Маэстро  подхватил
флягу, так и стоящую на земле, слил чачу,  обмыв  горлышко.  -  Примешь  сто
пятьдесят? - Втянул ноздрями аромат: - Это тебе не  пойло  буржуйское,  чача
первого выгона. От стрессов. - Растянул губы в улыбке,  но  глаза  при  этом
остались холодными. - "Имидж ничто, жажда - все".
   Впрочем, совету Гончаров последовал. Сделал из  фляги  глоток,  другой  и
опустил  ее  вдруг,  проливая  содержимое  на  землю.  Послебоевой   синдром
прекратился, он встревоженно поднял глаза на Маэстро: - Влад... Что с Алей?
   Оба метнулись к камню,  за  которым  скрывалась  девушка.  Она  сидела  в
отрешенной  позе,  жива  и  на  первый  взгляд  невредима.   Но   совершенно
неподвижна.
   - Аля... - позвал Гончаров, тихонько проводя ладонью по ее щеке.  Девушка
не пошевелилась. Он поднял глаза на Маэстро, и взгляд  его  был  беспомощен,
словно взгляд близорукого человека, разом лишившегося привычных, укрупняющих
мир толстых линз.
   Тот тоже  наклонился,  оглядел  внимательно:  -  Она  не  ранена.  Боевой
синдром. Даже скорее... Досталось ей слишком за несколько дней. У волкодавов
психика ломается, а у девчонки... Не переживай сильно, все  же  дочь  Барса!
Флягу, живо!
   Олег поднес сосуд к губам девушки,  осторожно  влил  в  рот  глоток.  Она
поперхнулась, закашлялась, зрачки расширились...
   - Что застыл! Лей! - скомандовал Маэстро. Она глотнула и - пришла в  себя
окончательно. Оглядела мужчин, улыбнулась:  -  Олег...  -  Встретила  взгляд
Маэстро, помрачнела... - Те, что стреляли...
   - ...больше не стреляют, - закончил ее фразу Маэстро. Добавил: -  Приходи
в себя, детка. Если у нас и осталось время, то совсем немного.
   Девушка встала. Ее слегка покачивало. День разошелся, стало тепло и ясно.
Она подошла к краю обрыва.  Солнце  рассеяло  туман,  вода  играла  бликами.
Девушка стояла на самом краю, и ей