твие. Я  долго
мучалась, пытаясь понять, откуда оно исходит, но  так  и  не  сумела.  И
только в аэропорту, проходя  таможенную  зону,  я  поняла  в  чем  дело.
Оглянувшись, чтобы еще раз помахать Игорю, я увидела написанное  у  него
на лице облегчение.
   Игорь был рад избавиться от меня!
   Шевельнулась обида. И даже смутная ревность. В последние дни он очень
много  работал,  приходил  поздно,  уставал,  голова  его  была   занята
какими-то делами и он едва замечал  меня,  не  слышал,  когда  я  с  ним
заговаривала... Единственное,  что  живо  интересовало  его  -  это  мой
отъезд. Он мне помогал во  всем,  даже  в  складывании  моего  чемодана,
словно ему не терпелось остаться одному, чтобы я перестала путаться  под
ногами, заговаривать с ним, когда  он  сосредоточен,  спрашивать,  когда
придет с работы...
   Кажется, я проиграла битву. Между мной  и  Делами  Игорь  выбирал  не
меня.
   Промелькнула мысль: я покидаю свое место -  в  доме  Игоря,  в  жизни
Игоря, - и я больше никогда не займу его снова.
   Я тогда еще не могла представить, как я была права.
   Я тогда еще не могла представить, что происходило в душе Игоря...

***

   Олин отъезд во Францию оказался Игорю очень  кстати.  Когда  Оля  ему
выдала эту идею, насчет Сорбонны, он даже не  мог  вообразить,  как  это
будет кстати! Он согласился разлучиться  с  ней  на  несколько  месяцев,
потому что почувствовал:  девочка  начинает  томиться.  Ей  нужна  смена
обстановки. Ведь для любви разлука - словно освежающий душ. Правда, если
это разлука короткая.
   Но теперь все сложилось, как нельзя удачно. Вот  уж  несколько  дней,
как на него свалилось новое дело, и оно только начинало  раскручиваться,
по нему предстояло множество хлопот и разъездов, телефонных  переговоров
и встреч. Дело это не имело никакого отношения к его работе  для  партии
Василия Константиновича, но Игорь взялся за него неспроста: в этом  деле
он мог показать себя  с  новой  стороны.  Свои  таланты  имиджмейкера  и
специалиста по связям с общественностью,  свою  способность  убеждать  и
добиваться он уже давно доказал всем. Теперь  у  него  была  возможность
показать    себя    не    просто    краснобаем    и    теоретиком,    но
аналитиком-практиком,  детективом,  способным  размотать   с   крошечной
зацепки всю цепочку.
   Оле же лучше, на всякий случай, быть подальше  на  это  время.  С  ее
наивной прямолинейностью в  сочетании  с  острой  наблюдательностью  она
могла начать соваться к Игорю с вопросами...  Он,  конечно,  многому  ее
научил, она стала куда сдержаннее  и  дипломатичнее,  но  эти  ее  новые
качества распространялись только  на  внешнее  общение,  на  посторонних
людей. С Игорем она была по-прежнему откровенна и  открыта,  по-прежнему
прямолинейна...
   Вот и хорошо: пусть пока поживет за  границей,  развлечется.  Франция
тоже научит ее сдержанности, поможет Игорю в его воспитательных заботах.
Когда Оля увидит, что  ее  непомерная  открытость  и  непосредственность
выглядит в глазах иностранцев как невоспитанность, неумение себя вести с
достоинством - она быстро сделает выводы. Оля девочка способная, а жизнь
- учитель  талантливый,  и  учит  куда  быстрее  и  прочнее,  чем  любые
разговоры на ту же тему...
   Так что все, действительно, складывается к лучшему.

ГЛАВА 3. В ПОИСКАХ ОТРАЖЕНИЯ.

   Я приехала в Париж в конце сентября, лил дождь.  Довольно  противный,
мелкий осенний дождь. Меня встречал какой-то человек,  с  которым  Игорь
договорился, по имени Владимир Петрович, - то ли из торгпредства, то  ли
из консульства, какой-то знакомый знакомых. Он отвез меня  на  квартиру,
которую снял мне по просьбе Игоря, объяснил как-чего, и  обещал  заехать
назавтра, чтобы отвезти меня в Сорбонну, где  нужно  было  оформить  мое
поступление на курс, и в префектуру за студенческой визой.
   Он ушел. Я осмотрелась. Квартирка была крохотулечная, таких маленьких
у нас в России просто не бывает. Кухня была отделена  полустенком  -  не
кухня, собственно, а кухонный закуток: плита на две конфорки,  маленький
холодильник, мойка, и пара шкафчиков. Стола там не было, да он бы  и  не
поместился на этом пятачке, где можно было не сходя с места  достать  до
всего. В комнате же стол был, и еще были раскладной диван, двустворчатый
шкаф и этажерка с  пятью  книжками,  какими-то  вазочками  и  камешками,
сухими цветочками и дешевой аудиотехникой. Крошечный телевизор стоял  на
тумбочке у дивана. И еще был совместный санузел и вешалка в ... чуть  не
сказала - в прихожей. Не было там прихожей.  Входная  дверь  открывалась
прямо в комнату и возле нее была вешалка.  Вот  и  все.  Это  называется
"студио". Тут предстояло мне жить несколько месяцев.

***

   Одиночество сразу же сомкнулось вокруг меня, как  темная  вода,  лишь
только  мою  квартирку  покинул  услужливый,  хоть  и  малоразговорчивый
Владимир Петрович. Оно  словно  материализовалось  из  плохо  освещенных
углов чужой квартиры и сгустилось, удушливо и плотно, заполнив собой все
пространство моего маленького жилища. И я не знала, что  с  ним  делать.
Слишком уж оно было мне непривычным.
   Я человек очень беспечный, отношусь ко всему легко,  мне  все  всегда
нормально и все сойдет: погода никогда  не  омрачает  моего  настроения,
отсутствие денег не портит мне  жизнь,  неприятности  меня  не  удручают
(хотя серьезных  неприятностей  у  меня  никогда  не  было),  проявления
несовершенства человеческой природы в виде  всплесков  эгоизма,  зависти
или жмотничества меня не раздражают - во всяком случае, до  определенной
поры, пока их не слишком много...  Короче  -  у  меня  легкий  характер.
Потому-то мои подружки,  чуть  что,  поспешают  ко  мне  -  плакаться  в
жилетку. У меня ведь все всегда хорошо, и к тому же я, отличаясь умом  и
сообразительностью, всегда готова дать дельный совет, а мое  терпение  и
участие просто безграничны.
   Но у меня так и не появилось подруг для себя. То есть, для  меня.  То
есть таких,  чтобы  я  могла  рассказать  все-все  и  попросить  совета.
Впрочем, может это от того, что в советах я не нуждалась и необходимости
плакаться в жилетку не испытывала. Я забыла вам сказать,  что  я  еще  и
очень самоуверенная. То есть - уверенная в себе особа. Из чего  следует,
что я не слишком в них и нуждалась, в подругах. Но зато я всю жизнь жила
с мамой, моей лучшей и любимой собеседницей и советчицей, а потом, сразу
из теплого маминого дома - попала к Игорю, который был  для  меня  сразу
всем - и мужчиной, и другом.
   Поэтому я никогда в своей  жизни  не  чувствовала  себя  одинокой.  Я
просто не знала, что это такое. И даже не могла предвидеть, что способна
испытывать это  отвратительно-тоскливое  чувство,  эту  звериную  тоску,
которая гонит на улицу, подальше от замкнутых чужих стен, куда угодно, в
любое пространство, где есть люди.
   Я подошла к окну. Густой синий вечер  уже  опустился  на  Париж,  его
фонари отражались в мокрой  черноте  тротуаров,  через  неровную  завесу
дождя  дрожал  золотой  силуэт  Эйфелевой  башни,  стаей  летучих  мышей
распростерлись над головами прохожих ребристо-когтистые зонты, втекавшие
в зазывно разверстые, светлые утробы ресторанов и магазинов...
   Я, разумеется, никуда не пошла. Было бы безумием  отправиться  одной,
не зная ни города, ни языка, на вечернюю  прогулку.  А  я  отличаюсь  не
только "умом и сообразительностью", но еще и благоразумием.
   Поэтому, как благоразумная девочка, я позвонила Игорю, отчиталась  об
успешном  прибытии,  разложила  в  шкафу  свои  вещи  и,  приняв  ванну,
отправилась спать.

***

   В Москве я думала, что в первый же свободный день  отправлюсь  на  ту
улочку, где исчез мой двойник.
   Однако, на исходе  первой  недели,  которую  я  потратила  на  всякие
необходимые бумажки, я поняла, что я пока еще не готова к  приключениям.
Все в этом городе  было  чужим,  все  пугало.  Хотя  при  поступлении  в
Сорбонну мой  уровень  французского  был  оценен  как  начальный  (а  не
нулевой, спасибо "интенсивному курсу" и моим  способностям  к  языкам!),
мне было очень страшно заговаривать на  улице,  даже  просто  для  того,
чтобы спросить дорогу. Когда мы были здесь с Игорем, я чувствовала  себя
туристкой  со  всеми  причитающимися  туристу   правами   и   изначально
прощенными слабостями в виде незнания языка или неумения ориентироваться
в  городе.  Теперь  же  я  оказалась  жительницей  г.  Парижа,  пусть  и
временной, но жительницей. Каким-то  неведомым  мне  образом  этот  факт
накладывал на  меня  ответственность,  требовал  соответствия  городу  и
стране, - а я им отчаянно не соответствовала! Мне не  хотелось  выходить
на улицу, страшно было войти в метро, стыдно путаться в  незнакомых  мне
деньгах, и даже при  слове  "бонжур"  я  почему-то  заливалась  краской.
Прошло больше месяца, прежде чем  я  отважилась  отправиться  на  поиски
моего таинственного двойника.
   Не сказать,  что  я  расхрабрилась  за  это  время  окончательно,  но
все-таки не зря я училась в Сорбонне. Не только сами уроки языка,  но  и
необходимость говорить по-французски с остальными студентами - там  ведь
все были, как и я, иностранцами! - сильно помогли мне. Чувство страха  и
чудовищного зажима прошло, в метро я уже ориентировалась прилично,  была
в состоянии объясниться в магазине и без  особых  затруднений  отсчитать
нужную сумму, когда расплачивалась  наличными.  Правда,  я  предпочитала
расплачиваться кредитной карточкой, которую мне дал Игорь и  на  которую
регулярно поступали от него деньги - ни считать, ни  переговариваться  с
продавцом не надо...

***

   Сначала я хотела было доверить свой секрет Джонатану.  Ох,  извините,
вот я какой писатель - забыла вам  о  нем  рассказать!  Джонатан  -  это
англичанин, который, как и я, приехал  в  Сорбонну  изучать  французский
язык. Только с той разницей, то он уже закончил высшую школу  управления
у себя в Англии, и теперь ему для счастья понадобился французский  язык.
Вообще они меня поражают, эти иностранцы: едва ли не половина  студентов
на моем курсе приехали учить французский за бешеные деньги  просто  так,
на всякий случай. Для собственного удовольствия.
   Да, так Джонатан -  мой  приятель.  Мы  с  ним  подружились.  Вернее,
сначала мы с ним никак не общались. Хотя я сразу приметила этого  парня:
высокий, плечи широкие, узкие бедра  -  он  был  заметен  издалека.  При
ближайшем   рассмотрении   к   его   классически-безупречному   сложению
добавилась необычность лица: очень белая  кожа  с  неисчезающим  никогда
тонким   румянцем   на   скулах,   прямые   темные   волосы,   элегантно
подстриженные, светлые  прозрачные  глаза,  резко  подчеркнутые  черными
ресницами,  будто  накрашенными;   прямой   нос,   разлетевшийся   книзу
энергичным  вырезом  ноздрей...  Акварельная  тонкость  его  черт   была
неожиданной и удивительной в тяжелом контуре лица, волевого и достаточно
непроницаемого,  высокий  лоб  свидетельствовал  об  эмоциональности   и
развитом  воображении...  Впрочем,  Джонатан,   при   своем   сдержанном
характере, никогда не демонстрировал ни того, ни другого. Невозмутимый и
холодный, он прозрачно смотрел сквозь меня, когда я впервые заговорила с
ним по какому-то учебному поводу. Я даже, помнится, подумала: "голубой",
должно быть. Такие красивые мальчики с породистыми утонченными лицами  -
часто бывают гомосексуалистами...
   Но потом  я  стала  чувствовать  его  беглые,  едва  касающиеся  меня
взгляды, которые вроде  бы  не  выражали  ничего,  -  но  которые  стали
сопровождать меня повсюду.
   Я сделала вид, что не замечаю. Понемножку мы стали  общаться  и  даже
подружились, если это слово можно приложить к отношениям такого рода.  Я
ему нравлюсь, я это чувствую, но он мне об  этом  ничего  не  говорит  и
никаких попыток сблизиться со мной не делает. Ну и ладно, так  проще.  У
нас славные дружеские отношения, и меня это очень  устраивает.  Несмотря
на его сдержанность, мне с ним легко. Он умеет слушать, и  наше  общение
обычно складывается из того, что я щебечу на своем  посредственном  (как
вдруг оказалось) английском, а он кивает головой,  подтверждая,  что  он
меня понимает и вроде бы даже разделяет мои мысли,  если  таковые  вдруг
проскакивают в моем щебетанье, а также изредка поправляет мои  ошибки  в
английском - по моей же настойчивой просьбе.
   В общем, кажется у  меня,  впервые  в  моей  жизни,  появился  просто
приятель мужского полу.
   Я раздумывала, не сказать ли ему об этой странной встрече с девушкой,
похожей на меня, и не взять ли его с собой на поиски. Но  по  какому-то,
не совсем ясному мне самой, поводу я решила, что это дело мое  личное  и
почти интимное. И посторонним тут не место.

***

   К этой акции я подготовилась основательно. Все продумав и взвесив,  я
решила, что самым разумным будет выглядеть как можно нейтральнее. Если я
ее найду, то она, возможно, тогда не обратит на меня внимания,  что  мне
позволит немножко последить за ней... Понять, что  она  делает  на  этой
улице, сосредоточиться и решить, как мне действовать.
   Найдя одежду попроще и  побесцветнее  -  старенькие  джинсы  и  серый
свитерок - я  собрала  волосы  в  конский  хвост,  а  затем,  по  зрелом
размышлении, прихватила их в пучок, обвернув  черным  бархатным  "шу-шу"
, и решила обойтись без макияжа (помните?  -
я, когда не крашусь, то как моль бесцветная).
   Но я просчиталась. Я не учла тот факт, что француженки все очень мало
красятся и одеваются  черно-серо,  во  что-то  висящее  и  бесформенное.
Мужчины-французы привыкли вглядываться  в  лица  и  их  наметанный  глаз
быстро  выхватывает  из  толпы  среди  бесцветных  "молей"   хорошеньких
девушек. А с моим-то ростом среди мелких француженок...
   Но, однако, все обошлось - одетая как рядовая французская девица моих
лет, я по крайней мере не бросалась в  глаза  за  три  километра.  И  на
протяжении всего пути никто не попытался со мной познакомиться. Французы
вообще-то довольно сдержанны, они  в  наглую  никогда  не  рассматривают
женщин на улице и никогда не знакомятся нахрапом, а так, вроде  случайно
пытаются  обменяться  с  вами  репликами.  И  если   вы   ответите,   то
завязывается легкий разговор, потом возникает чашечка кофе - в кафе, мои
милые, в кафе, тут никто в первый же день не попытается затащить  вас  к
себе! - ну а дальше, как получится... Так вот,  никто  не  попытался  со
мной  познакомиться  в  этот  "ненакрашенный"  день.   Я   даже   слегка
озадачилась и некоторое время, плутая по  бесконечным  переходам  метро,
размышляла на  тему  "психологические  особенности  восприятия  женского
макияжа мужчинами".
   У меня подгибались коленки, когда я повернула  в  заветный  переулок,
словно за углом ожидала немедленно натолкнуться на мое отражение. Ничего
подобного, разумеется, не произошло. Я, как в прошлый раз,  прошлась  по
обеим сторонам переулка, вглядываясь в прохожих, заглядывая в стеклянные
витрины, но ничего интересного не заметила. Я растерялась. А на  что  я,
собственно, рассчитывала? Непонятно.
   Но я знала одно: эта девушка скрылась в одном из зданий, выходящих  в
переулок. Просто потому, что  покинуть  его  она  бы  не  успела  за  те
несколько коротких минут, в которые я ее догнала. Значит, так или иначе,
но у меня есть шанс ее найти.
   Растерянно простояв какое-то время посреди тротуара, я посторонилась,
пропустив двух прохожих, что позволило мне  слегка  прийти  в  себя.  На
улице стало неожиданно многолюдно. Из соседних  дверей  вышло  ещё  трое
человек, из дверей напротив - другие двое, чуть дальше  снова  открылись
двери, выпустив на прохладный воздух группу людей. Я взглянула на  часы:
все ясно,  наступил  обеденный  перерыв.  Народ  вываливается  наружу  и
направляется в ближайшие кафе, чтобы перекусить... Может быть, сейчас  и
моя копия появится из каких-нибудь дверей? Если  она  работает  на  этой
улице, она тоже пойдет обедать! Конечно, могло быть  так,  что  она,  не
выходя из конторы, съест  свой  бутерброд,  взяв  стаканчик  в  кофейном
автомате... Конечно, могло быть и так, что она на этой  улице  оказалась
случайно... Тогда мне ее здесь не подстеречь. Или она живет  здесь...  И
обедает дома... И все же,  у  меня  в  руках  был  шанс!  Следовало  его
использовать.
   Я крутилась направо и налево, мешая прохожим, - некоторые взглядывали
на меня с любопытством. Мне понадобилось не  больше  двух  минут,  чтобы
понять, что я действую не правильно. В этой разом образовавшейся  толчее
я ее наверняка упущу, не говоря уж о том, что  она  уже  могла  зайти  в
какое-нибудь кафе до моего прихода, и было бы куда разумнее заглянуть  в
имеющиеся на этой улице пункты питания.
   Проследив глазами направление движения оголодавшего служивого народа,
я обозначила для себя три  основных  пищеточки,  находящиеся  в  том  же
переулке. Некоторая часть людей сворачивала из переулка куда-то налево и
куда-то направо, то ли в другие кафе, то ли в магазины, но я  решила  за
двумя зайцами не гнаться и  начать  с  обследования  кафе,  выходящих  в
переулок.
   Первое кафе было набито битком. "Сожалею, мадемуазель, -  расторопный
черноглазый официант глянул на меня доброжелательно, - но мест  нет".  Я
кивнула,  мол  понятное  дело,  и  оббежав  глазами  маленький  зальчик,
убедилась в том, что никого, похожего на меня, здесь нет.
   Следующее кафе было не просто набито битком, но ещё и у входа  стояла
очередь из четырех человек. Пристроившись в хвост, я рассмотрела сидящих
в зале - опять мимо. Возле стойки бара был арочный вход в соседний  зал,
который не просматривался с моей наблюдательной  позиции.  Помявшись,  я
набралась наглости и, обойдя очередь, направилась  прямиком  в  соседний
зал. Официант в белом фартуке  увернулся  от  меня  с  подносом  грязной
посуды и сказал: "Туалет направо и  вниз,  мадемуазель".  -  "Мерси",  -
улыбнулась я ему и повернулась  к  выходу.  Второй  зал  меня  ничем  не
заинтересовал.
   Третья кафешка была  поскромнее  и  попроще.  В  ней  было  несколько
свободных мест, но и в ней не было искомого двойника. Я снова  оказалась
на улице.
   В раздумье я пустилась вниз по переулку, вышла  на  широкое  авеню  и
повернула наугад налево.  Кафе  и  ресторанчики  гирляндой  разноцветных
навесов тянулись вдоль проспекта не только налево, но и  направо,  и  по
противоположной стороне улицы. Чтобы  обойти  их  всех,  мне  обеденного
перерыва не хватит! Однако, выбора у меня не было, и  утешив  себя  тем,
что я могу вернуться сюда в другой день, я начала обходить кафе по левую
сторону авеню.

***

   Когда  кафе  стали   пустеть,   я   поняла,   что   обеденное   время
заканчивается. Смысла в моих дальнейших поисках не  было.  И  все  же  я
решила вернуться в переулок в  надежде,  что  может  мне  повезет,  и  я
застану ее  входящей  в  какой-то  подъезд...  Я  двинулась  в  обратном
направлении. "Salut, - прокричал кому-то за моей спиной веселый голос. -
Ca va? - Меня догоняли шаги, и через секунду  какой-то  молодой  человек
показался у  моего  левого  плеча.  Qu'est  que  tu  as?  -  Спросил  он
ошарашено, заглянув в мое лицо. - Tu as drфle  de  tкte...  Oh,  excusez
moi, je me suis trompe...   И  он  умчался
вперед, весьма смущенный.
   Теперь, по крайней мере, я была уверена, что найду ее на этой  улице.
Рано или поздно.

***

   Две  недели  настраивала  я  себя   на   дальнейшие   поиски.   Тоска
одиночества, которая с первого же вечера отравляла мне жизнь,  постоянно
подбивая отправиться вечерком погулять по оживленным улицам, - сменилась
взбудораженной бессонницей. Я  представляла  себе,  что  ей  скажу,  как
скажу...  Ничего  толком   не   получалось:   слова   были   идиотскими,
бессмысленными. "Привет, ты заметила, как мы  с  тобой  похожи?"  Ха-ха,
какая непринужденность! "Ой, кажется у нас что-то общее  во  внешности".
Фальшиво и противно. "Слушай, никак не могу понять, это ты  мой  двойник
или я - твой?" С