сказала я себе, - ну-ка  возьми  себя  в  руки!  Иначе  ты  все
прослушаешь! Все то, что ты так хотела узнать!
   - Шерил, - сказала я с извиняющимся смешком, -  я  до  такой  степени
шокирована нашим сходством, что все мои усилия сводятся  к  тому,  чтобы
немножко привыкнуть к этому факту... Не могла бы ты повторить  последнюю
фразу?
   В ответ Шерил мне улыбнулась и сказала: "Я тебя понимаю,  я  чувствую
то же самое", и глаза ее засияли. Боже мой, боже мой, я и не знала,  как
я хороша! И это вот так смотрят на меня мужчины и думают:  "как  же  она
красива, эта Оля"? Ах, теперь я их понимаю...
   Стоп. Хватит. Приготовь свои уши и  слушай.  Шерил,  кстати,  если  и
"чувствует то же самое", то владеет  собой  в  совершенстве.  А  ты  тут
пребываешь в обмороке от восторга по поводу самой себя.
   - Моя приемная мать, - внятно сказала Шерил  и  посмотрела  на  меня,
словно проверяя, слушаю ли я ее на этот раз, -  очень  ревнива.  Она  не
любит, когда я задаю ей вопросы о своем детстве. Она на них  никогда  не
отвечает, но, напротив, осыпает меня градом упреков, что я ее не люблю и
ей не благодарна за то, что она меня воспитала... И из-за этого я крайне
мало знаю о своих родителях.
   - А приемный отец?
   Шерил легонько усмехнулась и у меня появилось подозрение, что я и  на
эту тему что-то прослушала. Но она меня не упрекнула, а просто ответила:
"Мой приемный отец разошелся с Кати - так  зовут  мою  приемную  мать  -
когда я была еще совсем маленькая. Я вполне представляю  себе,  что  ему
было трудно с ней  жить  -  у  Кати  характер  нелегкий...  Он  уехал  в
Калифорнию, у него другая семья, и я его с тех пор не видела.
   - Может быть, Кати что-то скрывает?  И  поэтому  так  не  любит  твои
вопросы?
   - Мне эта мысль никогда не приходила в голову. Я всегда объясняла это
ревностью. И потом, что она может скрывать? Она моя тетя,  сестра  моего
папы, которая взяла меня на воспитание после  смерти  моих  родителей...
Если бы и мои родители меня удочерили, мне бы об этом сказали  -  у  нас
принято с детства приучать ребенка к  этой  мысли...  И  потом,  в  моей
метрике написано, кто мои родители.
   - А они, кстати, у тебя кем были?
   - Мама не работала, а отец... Он работал в дипломатических сферах.
   - А тетя твоя?
   - Она служит в одной фирме по торговле недвижимостью.
   - У нее своих детей никогда не было?
   - Не получилось.
   Тут я вспомнила наставления Джонатана.
   - А ты родилась в Бостоне?
   - Нет. В Париже.
   - Вот как? - воскликнула я с напором. У меня появилось ощущение,  что
я нащупала какую-то ниточку.
   Шерил мгновенно почувствовала это и ответила, словно сожалея, что она
меня разочаровывает:
   - Мама была в Париже в  гостях  у  своей  кузины  и  у  нее  начались
преждевременные роды...
   Конечно мы близняшки. Ведь она читает мои мысли. И неважно,  где  она
родилась, где я родилась. Я знаю  это  нутром,  всем  своим  организмом,
всеми клеточками моего существа. Мы - сестры.

***

   Шерил заночевала у меня, а утром меня разбудил звонок от Игоря.
   - Сережа будет в Париже, - сказал мне Игорь.  -  Должен  прилететь  в
следующее воскресенье, на один день.
   Сережа вращался в тех  же  кругах,  что  и  мой  Игорек  -  политики,
банкиры, знаменитости. Кажется, он выполнял  какие-то  поручения  Игоря,
хотя я никогда не могла понять, где работает сам Игорь и  существует  ли
какой-то официальный штат людей, к которому бы он относился или  которым
бы он руководил. "Я помогаю людям решать их  проблемы,  -  объяснял  мне
Игорь, - и у меня всегда есть работа, потому что  у  людей  всегда  есть
проблемы; но у меня нет службы". А Сережа,  стало  быть,  помогал  Игорю
помогать людям решать их проблемы?
   Это был лощеный, довольно миловидный  мальчик,  на  два  года  старше
меня, который не сводил с меня глаз, когда  мы  встречались,  и  на  его
самолюбивом лице было написано: я ничем не хуже, чем твой Игорь, так что
тебе стоит подумать... Честно сказать, хотя  я  и  девица  довольно-таки
тщеславная и внимание к моей особе со стороны мужского  полу  люблю,  но
Сережа меня раздражал  своим  претенциозным  стилем,  своими  амбициями,
своей явно завышенной самооценкой...
   Кроме того, в нем была какая-то странная двойственность. Да,  он  был
миловиден, русоволосый  и  сероглазый,  худой,  немножко  нескладный,  с
большими, по-крестьянски, руками и ногами - такими большими, что башмаки
его казались нарочито-клоунскими.  Самое  первое  впечатление  -  первый
парень на деревне, не хватало только гармонь в  руки  и  кепку  заломить
набекрень. Казалось бы, смешной провинциал,  изо  всех  сил  старающийся
освоить столичный лоск и образ жизни... Но на самом деле в нем вовсе  не
было этой сельской простоты,  которую  как  бы  обещал  его  деревенский
облик: настороженный и самолюбивый взгляд, о котором  говорят  "себе  на
уме", быстрая и хваткая реакция, с которой он мгновенно  улавливал  суть
слов  и  поручений,  быстро  развеивали  это  ошибочное   впечатление...
Приглядевшись, я вдруг начала замечать  в  его  лице  нелепое  сочетание
миловидности и почти уродства, будто бы, как в детских  сказках,  у  его
колыбели стояли две феи,  добрая  и  злая,  и  первая  старалась  как-то
компенсировать  злобные  проделки  второй.  Так,  его  слабый,   острый,
немужской    подбородок    украшала    весьма    симпатичная     ямочка,
астенически-впалым скулам придавал  мужественный  характер  нос,  слегка
приплюснутый,  как  у  боксеров,  в  переносице,  от  торчащего   кадыка
отвлекали мягкие длинные  волосы  "а  ля  Есенин".  Короче,  он  был  не
симпатичен, не достаточно умен и еще слишком юн на мой вкус,  не  говоря
уж о том, что у меня был Игорь и мне никто другой не был нужен.
   - Я тебе перешлю с ним маленький подарок, - добавил Игорь.
   Я поняла, конечно, что речь идет о деньгах, о наличных - мы с ним ещё
в Москве договорились, что счет-счетом,  но  иногда  какие-то  суммы  он
будет мне передавать с оказией.
   - Сережа тебе позвонит,  когда  приедет,  я  дам  ему  твой  телефон.
Посоветуй ему, что посмотреть в Париже, ты ведь у меня теперь  парижский
старожил... Тебе не нужно чего ещё?
   - Черного хлеба, соленых огурцов и квашеной капусты. Только выбери на
рынке сам!
   - Ну, насчет капусты я не уверен - как он, по-твоему, потащит ее?
   - Хоть немножечко! - жалобно сказала я.
   - Ладно, - я слышала, как он улыбается на том конце провода.  -  Как,
кстати, дела с французским?
   - Страшный прогресс. Вернусь - пойду к тебе на службу. Нельзя же дать
пропасть таким знаниям. Возьмешь в переводчики?
   -   Непременно.   Переведем   на   французский   программу    Василия
Константиновича и пошлем  в  подарок  Ле  Пену  .
   - Вот, а ты говорил, что он не националист!
   Игорь засмеялся.
   - Я пошутил, Олюнчик. Как ты вообще, не скучаешь?
   - Только по тебе.
   Он снова улыбнулся.
   - А вообще - нет? Как проводишь свободное время?
   - Игорь, - решилась я, сама не зная, почему мне так трудно заговорить
об этом, - я ее нашла!
   - Кого?
   - Ту девушку, помнишь, я тебе рассказывала, похожую на меня?
   - Поздравляю.
   - Я тебе пришлю фотографию, посмотришь!
   - Ладно-ладно, присылай. И письмо напиши, поподробней.  Мне  все  про
тебя интересно. Не забудь, Сережа пробудет только один  день  в  Париже,
приготовь все заранее! Но у тебя до его приезда  есть  неделя,  так  что
успеешь написать десять страниц.
   - У меня рука отсохнет.
   - Я тебе компьютер портативный куплю, хочешь?
   - Хочу. Чтобы тебе письма писать.
   - Так ты меня еще не разлюбила?
   - А ты?
   - Разлюбил, конечно.
   - Я так и знала - с глаз долой - из сердца вон.
   - Я тебя целую, маленькая.
   - Я тебя тоже, Игореша.
   - Ты в каком роддоме родилась? - вдруг спросил он.
   - Имени Индиры Ганди... - я страшно  удивилась  этому  вопросу.  -  А
что?
   - Да нет, я так. Целую, котенок. Звякну через пару дней. - Игорь  мне
обычно звонит два раза в неделю.  -  Скажешь,  понравилась  ли  квашеная
капуста.

***

   "Какие глупости мне лезут в голову,  даже  смешно!"  -  думал  Игорь,
кладя трубку. Конечно, Оля тут ни при чем. Иначе и быть не может. Просто
он по ней соскучился - потому и волнуется. В разлуке всегда так  бывает:
всякие нелепые страхи лезут в голову. Да,  соскучился!..  Дом  пуст  без
Оли. Им хорошо жилось вместе, дружно и легко, они никогда  не  ссорятся.
Ну разве только чуть-чуть, изредка...
   Он улыбнулся, вспомнив запальчивую Олину фразу, только что  сказанную
по телефону - "... а ты говорил, что он не националист!" - в ней как раз
прозвучали отголоски недавней маленькой ссоры.
   ... Они вернулись с дачи  Василия  Константиновича,  где  обсуждались
очередные мероприятия его предвыборной кампании. Оля, казалось бы, вовсе
и не слушала  их  разговоры,  болтая  с  Андрюшей,  их  специалистом  по
экономическим вопросам, который, впрочем, сам нить разговора не  упускал
и даже, смеша Олю, ухитрялся подавать реплики и идеи.
   Оказалось, однако, что и Оля прислушивалась. Иначе почему бы она, уже
дома, выйдя из ванной, вдруг спросила:
   - Он националист?
   - Кто? - невинно поинтересовался Игорь, прекрасно понимая, о ком идет
речь.
   - Василий Константинович.
   - Малыш, между патриотами и националистами есть большая разница...
   Оля перебила:
   - Именно поэтому я и спрашиваю. Патриотическое общество - ладно, куда
не шло, слегка впадает в крайности, но не  без  пользы  для  исправления
национального самосознания. Но...
   Игорь посмотрел на нее удивленно.
   - Я не знал, что владеешь подобными понятиями.
   - Ну вот теперь знаешь, - усмехнулась Оля довольно. - Но национализм!
Мне показалось в одном вашем разговоре, что он антисемит...
   Василий Константинович был не просто антисемитом. Он был воинствующим
антисемитом, и еще много  "анти"  -  кем.  Список  был  длинен  и  Игорь
частенько думал, что дорвись Василий Константинович до власти, в  стране
могут начаться погромы. Причем громить будут не только инородцев,  но  и
инакомыслящих...
   Но до власти он не дорвется, Игорь ему не позволит. До Думы -  да,  а
дальше - нет. А без помощи Игоря  -  Василий  Константинович  никто.  Ни
деньги, ни дружбанство с сильными мира  сего  не  помогут  ему  добиться
успеха без главной составляющей политического  успеха:  без  электората,
без голосов избирателей. А голоса - это Игорь. Только он умел объяснить,
привлечь, завуалировать одно и сделать нажим на  другое  так,  что  люди
начинали видеть именно в этой политической фигуре залог спасения страны,
руку, способную навести порядок, сохранив при  этом  демократию  и  даже
ускорив ее продвижение, особенно в экономической  области.  Область  сия
трогала души избирателей больше всего: обещанный кусок хлеба с маслом, к
которому непременно  должен  был,  рукою  их  политического  избранника,
приложиться еще кусок колбасы и смутно намекалась в дополнение и икра  -
эта перспектива была самой заманчивой и для  Василия  Константиновича  -
беспроигрышной.
   -  Ну,  не  более  чем  все,  -  ответил  Игорь.  -  Обычный  бытовой
антисемитизм.
   - Терпеть не могу это "все"! Меня "все" не интересуют! Если эти "все"
водку пьют не просыхая и воруют, то  это  не  значит,  что  так  и  надо
делать! И что мы должны с такими людьми общаться!
   - Пионерка ты моя!
   - Игорь, это неинтеллигентно - быть антисемитом, это не...
   Оля аж задохнулась от негодования.
   Игорь усмехнулся. Скажи Васе, что он неинтеллигентный человек  -  вот
уж он посмеется! Такие категории в его умственном обиходе не существуют.
Для Василия Константиновича мир устроен четко и просто: есть цель,  есть
дело, и хорош тот, кто умеет идти к цели и делать  дело.  Все  остальное
чушь, розовая вода, выдумки писателей, которые  годятся  только  на  то,
чтобы держать народ, в  зависимости  от  социальной  прослойки,  в  узде
совестливости, или представлений о порядочности, или интеллигентности...
А нынче Васе  весьма  на  руку,  что  религия  возвращается:  инструмент
получше и посильнее, чтобы тот же народ держать в нужных рамках. И  Вася
уже им пользуется вовсю: в церковь ходит сам и всех "своих" заставляет -
чтобы народ видел; разглагольствует о религии и богобоязненной  народной
душе, о традициях и национальных корнях ...
   Игорь в церковь не ходит  -  он  вообще  среди  всех  них  на  особом
положении, совершенно независимом: мыслительный центр,  интеллектуальное
достояние партии; но эти тексты про русскую душу ему Игорь пишет. Что ж,
каждому  свое.  Игорь  на  чужое  поле  не  суется,  чужими   проблемами
порядочности не занимается. Каждый решает их для себя, самостоятельно, и
если уж что неинтеллигентно - так это соваться со  своими  нравоучениями
и, тем более, осуждениями, пусть даже и не высказанными. Какое ему дело?
Он не судья. Даже Господь Бог сказал: не судите, да  не  судимы  будете.
Что-что, а уж Библию он изучил  -  один  из  самых  первых  его  рабочих
инструментов, которым он широко пользуется. В Библии  есть  всё  на  все
случаи жизни, и Игорь всегда найдет подходящую для  их  с  Васей  случая
цитату. А им подходит все, что касается любви, смирения, самоотречения и
веры.  Ну,  а  то,  что  в  Библии  им  не  подходит  -  так   упоминать
необязательно! В своих речах для  Васи  он  не  станет  цитировать:  "не
сотвори себе кумира"...
   Религиозный  уклон  в  сочетании  с  идеей  порядка   и   мгновенного
восстановления    экономики    действовали    безотказно.     Избиратели
присоединялись пачками. Намек на предстоящую чистку страны от  инородцев
и иностранцев Вася подпускал в свои речи сам, по  своей  инициативе.  На
самом деле, Вася лично не  имел  ничего  против  ни  евреев,  ни  прочих
инородцев, охотно пользовался их услугами и помощью и,  если  и  избегал
открытого общения с ними, то только  ради  соответствия  провозглашаемых
идей с образом своей жизни.  Однако,  эта  анти-пропаганда  была  мощным
оружием для сплочения своих политических поклонников, превращения  их  в
агрессивную стаю: как в мире уголовном, так и в прочих, вполне цивильных
мирах дружить надо непременно  против  кого-то.  Только  таким  образом,
чувствуя враждебность (пусть и внушенную, какая разница!) по отношению к
себе  со  стороны  всяких  ино-родцев  и  инако-мыслящих,   политические
сторонники  превращаются  единомышленников,  группа  симпатизирующих   и
разделяющих убеждения - превращается в партию.
   Но этого Оле не объяснишь. Мала  и  наивна.  Милая  славная  девочка,
умничка,  хороший  чистый  человечек,   красулечка,   сладкий   домашний
котеночек - она не просто  не  зрелая,  она  никогда  и  не  дозреет  до
понимания этих вещей. Вот стоит, ждет ответа, синие глазки  округлились,
пухлые губки поджались - ох какая суровая!
   - Я и не знал, что ты себя причисляешь к интеллигенции, -  насмешливо
сказал Игорь.
   Он нарочно так грубо ответил ей. Оля действительно не принадлежала  к
этой среде, если говорить о среде, и слава Богу, надо  сказать  -  Игорь
среду эту не то, чтобы не любил, но смотрел на нее  с  большой  иронией,
отчетливо видя за страстью к красивым  и  интеллектуальным  рассуждениям
все те же человеческие слабости, те же низменные движения души,  которые
ничуть не исправились от приобщения к большой культуре...  Эти  небрежно
бросаемые в разговорах интеллектуальные понятия служили им чем-то  вроде
лэйбла на джинсах, марки, по которым они узнавали друг друга, опознавали
принадлежность к клану избранных, которым эти марки  доступны.  Но,  как
известно, ни одна еще фирменная вещь не исправила природных  недостатков
фигуры, не прибавила красоты лицу...
   Однако Оля не знала эту среду, опыта у нее было маловато,  чтобы  все
это понимать, встречи с людьми творческими вызывали в ней  восхищение  и
для нее слово "интеллигентный" было несомненным  комплиментом.  И  Игорь
знал, что обидит ее своей репликой. Но это ерунда, комариный укус -  ему
просто надо уйти от темы.
   Оля не замедлила обидеться.
   - По-твоему, интеллигентность  раздается,  как  посты,  по  блату?  -
взвилась она. - На должность интеллигента назначаются, что ли? Это, если
тебе подобная мысль не приходила в  голову,  -  внутри  тебя,  это  твоя
личная культура, которая всегда с тобой, а уж где ты ее принял,  где  ты
сумел ее вобрать - не имеет никакого значения! Все,  чему  меня  научила
моя мама и моя учительница литературы, все, что дали мне книги - это  та
самая культура, которая выражается не в  умении  красиво  рассуждать  на
интеллектуальные темы - тут я с тобой тягаться не стану, - а во  взгляде
на вещи!
   - Уф-уф, ну ты меня просто положила на лопатки! Я и не знал, что ты у
меня такой философ...
   - Так вот, - продолжала  она,  разгорячившись,  -  это  не  умно,  не
справедливо, не интеллигентно и не культурно - быть  анти-кто-угодно.  А
еще хуже - делать свое "анти"  смыслом  своей  политики  и  вбивать  эту
гадость в голову "всех", у которых свои мозги никогда не работали и  уже
не будут.
   Игорь улыбнулся.
   - Ты такая хорошенькая становишься, когда злишься! Разрумянилась вся,
глаза блестят...
   - А так я что - не хорошенькая?
   Игорь притянул Олю к себе. Отодвинув губы от поцелуя, она сказала:
   - Ты не ответил на мой вопрос. Его партия - националистическая?
   - Нет, малыш, успокойся. Он умеренный патриот, без всяких крайностей.
***

   Игорь  сумел  ее  обмануть  тогда,   но   ее   наблюдательность   его
обеспокоила. Оля стала замечать куда больше,  чем  поначалу,  она  стала
размышлять и анализировать, и  потому  это  было  совершенно  разумно  и
правильно - отправить ее поучиться в Сорбонну. Ничего, что они скучают в
разлуке, это полезно.
   Когда она вернется, вся эта эпопея будет  закончена.  К  тому  же,  и
выборы пройдут. Он уже выполнит  свои  обязательства  по  их  подготовке
перед Васей и, скорее всего, тогда же и уйдет от него  окончательно.  На
услуги Игоря спрос большой, а за время, которое  он  работает  на  Васю,
многие сумели оценить  его  таланты  и  результаты  его  труда,  включая
Васиных противников. Так что Игоря с руками оторвут.
   Да, так он сделает.
   В конце концов, доля правоты в Олиных словах есть.

***

   В последующую неделю мы с Шерил встречались практически  ежедневно  -
мы с ней ходили в кино, обедали в ресторанчиках или у меня дома. К  себе
домой она меня почему-то не приглашала.  Наши  встречи  были  похожи  на
свидания, а мы - на влюбленных. Я, во всяком случае...
   Шерил, по правде говоря, особенно сильных эмоций не высказывала - это
было за пределами ее возможностей. При всей нашей  схожести  Шерил  была
совсем иной. Она больше смотрела и слушала, чем говорила. Она была тиха,
вежлива, слова "спасибо-пожалуйста, если тебя не  затруднит,  извини,  я
хотела бы тебя попросить" и так далее, в том же духе, пересыпали ее речь
и занимали в ней наибольшую часть, основное же содержание выражалось  на
редкость  сдержанно  и  кратко.  Прежде,  чем  что-либо   сказать,   она
вскидывала на меня глаза, словно проверяя, можно ли мне  доверить  такой
секрет, даже если это касалось всего-навсего предложения выпить  чашечку
кофе. Моя манера, прямая и открытая, что нормально для русских, была  ей
непривычна и  смущала  ее.  Она  иногда  стеснялась  говорить  со  мной,
краснела и искала подолгу слова...
   Короче, она была западным человеком.  И  вела  себя  так,  как  ведут
западные люди, по принципу: у меня своя жизнь, у вас своя, я  к  вам  не
лезу в душу, вы ко мне тоже; у вас все прекрасно, я уверена в этом, -  и
у меня тоже; и даже если это вовсе не так, никто никому навязываться  не
будет, все  будут  улыбаться  и  жить  каждый  сам  по  себе  со  своими
проблемами и печалями... На вопрос: как дела - ответ всегда: отлично! Не
потому что отлично на самом деле, а потому, что ничего другого вам знать
не  положено...  Если  ты  попробуешь  рассказать  кому-нибудь  о  своих
проблемах, тебя выслушают. Посочувс