новей.  Один  из  них  погиб,  нарвавшись  на
какую-то случайную засаду в Южном Ливане.  У  Моше  было  пять  внуков.  Кто
осмелится сказать, что он не любит свою страну?
   Но то, что происходило сейчас,  не  нравилось  старому  профессору.  Если
начнется война, могут погибнуть многие, как погиб  когда-то  его  сын  Зеев.
Пусть это будут не израильтяне, а британцы, американцы и французы. Сейчас не
то время, чтобы люди гибли из-за капризов Коби Дрора, из-за его старых  обид
и мелкого шовинизма.
   Хадари встал рано, рассчитался, уложил вещи и заказал такси до аэропорта.
Уже уходя из отеля, он было замешкался в холле,  у  вереницы  телефонов,  но
потом передумал.
   На  полпути  до  аэропорта  он  сказал  водителю,  чтобы  тот  свернул  с
автомагистрали М4 и остановился у ближайшей  телефонной  будки.  Недовольный
таксист проворчал, что на это уйдет уйма времени и вообще это не так просто,
но в конце концов остановился возле перекрестка в Чизике. Хадари повезло.  В
квартире на Бейзуотер к телефону подошел Хилари.
   - Подождите минутку, - сказал он. - Мартин только что вышел.
   Через минуту трубку взял Терри Мартин.
   - Это Моше. Терри, у меня очень мало времени. Скажи своим  людям,  что  у
Моссада есть агент в багдадской верхушке. Посоветуй им поинтересоваться, что
случилось с Иерихоном. До свиданья, дружище.
   - Моше, подожди, ты уверен? Откуда ты знаешь?
   - Это неважно. Я тебе ничего не говорил. До свиданья.
   Пожилой ученый повесил трубку, сел в такси и поехал в Хитроу. Его  трясло
от собственной смелости, от важности своего поступка.  Конечно,  он  не  мог
признаться Терри Мартину, что это он,  профессор  арабистики  Тель-авивского
университета, переводил первое письмо Иерихону.
   Звонок Терри Мартина застал Саймона Паксмана  в  Сенчери-хаусе  в  начале
одиннадцатого.
   - Ленч? Извините, не могу. Сегодня у меня  кошмарный  день.  Может  быть,
завтра? - предложил Паксман.
   - Это слишком поздно. У меня неотложное дело, Саймон.
   Паксман вздохнул. Ну конечно, в гениальной  голове  этого  зануды-ученого
родилась какая-нибудь новая интерпретация одной фразы из  передававшейся  по
иракскому телевидению речи, и эта интерпретация  должна  была  изменить  ход
истории.
   - Все равно с ленчем ничего не выйдет. У нас здесь важное совещание. Могу
предложить выпить по кружке пива. Например, в "Хоул-ин-зе-Уолл", это паб под
мостом Ватерлоо, отсюда совсем недалеко. Скажем, в  двенадцать  часов.  Могу
уделить полчаса, не больше, Терри.
   - Этого больше чем достаточно. Увидимся, - согласился Мартин.
   В начале первого Паксман и Мартин сидели в пабе,  над  которым  громыхали
поезда, направляющиеся на юг-в Кент, Суссекс и Гемпшир. Мартин,  не  называя
имени, пересказал все, что утром сообщил ему по телефону Моше Хадари.
   - Черт побери, - прошептал Паксман (соседний столик тоже  был  занят).  -
Кто вам это сообщил?
   - Не могу сказать.
   - Это ваш долг.
   - Послушайте, он и так многим  рискует.  Я  дал  ему  слово.  Он  ученый,
профессор. Это все, что я могу сказать.
   Паксман задумался. Ученый, который хорошо знает Терри  Мартина.  Конечно,
тоже арабист. Возможно, внештатный сотрудник Моссада. Как  бы  то  ни  было,
информацию следовало передать в Сенчери-хаус,  и  без  промедлений.  Паксман
поблагодарил  Мартина,  оставил  недопитый  бокал  и  поспешил  вернуться  в
обшарпанное здание, которое называли Сенчери-хаусом.
   Стив Лэнг был на месте; он тоже  ждал  совещания.  Паксман  отвел  его  в
сторону и рассказал новость. Лэнг тотчас же доложил самому шефу.
   Сэр Колин, который никогда не  был  склонен  к  преувеличениям  в  оценке
людей, назвал генерала Коби Дрора "невероятным занудой", отказался от ленча,
распорядился,  чтобы  ему  в  кабинет  принесли  что-нибудь  перекусить,   и
отправился на верхний  этаж.  Оказавшись  в  своем  кабинете,  он  по  самой
надежной линии связи позвонил лично директору ЦРУ судье Уилльяму Уэбстеру.
   В Вашингтоне было только восемь тридцать,  но  судья  привык  вставать  с
петухами и сам ответил на звонок. Он задал британскому коллеге пару вопросов
об  источнике  информации,  посетовал  на  отсутствие  таких  сведений,   но
согласился, что это дело нельзя оставлять без последствий.
   Мистер Уэбстер посвятил в суть проблемы своего заместителя по оперативной
работе Билла Стюарта, который разразился гневной тирадой, а потом в  течение
получаса совещался с Чипом Барбером, шефом отдела Среднего  Востока.  Варбер
был разозлен еще больше: ведь в светлом  кабинете  на  вершине  холма  возле
курортного местечка Герцлия генерал Дрор сидел напротив него, смотрел ему  в
глаза и нагло врал.
   Стюарт и Барбер разработали план действий и представили его на  одобрение
директору ЦРУ.
   Во второй половине дня Уилльям Уэбстер довольно долго совещался с Брентом
Скоукрофтом, председателем Совета национальной безопасности, а  тот  изложил
суть  дела  президенту  Бушу.  Уэбстера  спросили,  что  ему  требуется,   и
предоставили полную свободу действий.
   Директору  ЦРУ  была  нужна  помощь  государственного  секретаря  Джеймса
Бейкера; тот немедленно дал согласие. Вечером того  же  дня  государственный
департамент отправил  срочный  запрос  в  Тель-Авив.  Благодаря  разнице  во
времени тот, кому предназначался запрос, получил его  уже  через  три  часа,
когда в Тель-Авиве было утро.
   Заместителем  министра  иностранных  дел  Израиля  тогда   был   Бенъямин
Нетанъяху,  стройный,  элегантный,  седоволосый  дипломат,  брат   Джонатана
Нетанъяху  -  единственного  израильтянина,  погибшего   во   время   штурма
угандийского  аэропорта  в  Энтеббе,  в  результате   которого   израильские
коммандос  освободили  пассажиров  французского  авиалайнера,   захваченного
палестинскими и немецкими террористами.
   Бенъямин Нетанъяху был сабра в третьем поколении и какое-то время  учился
в Америке. Благодаря безупречному знанию  английского  языка,  умению  четко
формулировать свои мысли и преданности  националистическим  идеям  Нетанъяху
был включен в состав правительства Ицхака  Шамира,  сформированного  партией
Ликуд, и часто не без успеха представлял Израиль перед западными  средствами
массовой информации во время брифингов и интервью.
   Два дня спустя, четырнадцатого октября, Нетанъяху прибыл в  вашингтонский
аэропорт Даллеса.  Его  немного  беспокоила  настойчивость  государственного
департамента США, пригласившего его для срочного обсуждения каких-то  важных
вопросов.
   Еще больше Нетанъяху растревожила никчемная двухчасовая беседа с глазу на
глаз с заместителем государственного секретаря Лоренсом Иглбургером, которая
свелась к бесконечному обмену мнениями о развитии событий на Среднем Востоке
после  второго  августа.  Нетанъяху  закончил  бессмысленные  переговоры   в
полнейшем расстройстве, а поздно вечером уже должен был вылетать в Израиль.
   Когда  Нетанъяху  уже  был   готов   покинуть   здание   государственного
департамента, секретарь вручил ему дорогую визитную  карточку.  На  карточке
после каллиграфически  выведенной  фамилии  владельца  от  руки  было  четко
приписано:  "Нетанъяху  просили  не  улетать  из   Вашингтона,   не   нанеся
кратковременный визит домой владельцу визитной карточки, чтобы обсудить одну
проблему, что не терпит отлагательства и важно "как для  наших  двух  стран,
так и для всего нашего народа"".
   Нетанъяху была знакома подпись, он знал владельца карточки и  представлял
себе, какой властью и каким богатством тот обладает. Лимузин могущественного
человека уже стоял у подъезда. Израильский дипломат быстро  принял  решение,
приказал своему секретарю возвращаться в  посольство,  забрать  его  и  свой
багаж и через два часа заехать за ним по  указанному  адресу  в  Джорджтаун.
Оттуда они поедут прямо в аэропорт. Потом Нетанъяху сел в лимузин.
   Он никогда прежде не был в этом доме, но все  оказалось  примерно  таким,
как он себе и представлял. Роскошное здание  располагалось  в  фешенебельном
районе  на  Эм-стрит,  меньше   чем   в   трехстах   ярдах   от   территории
Джорджтаунского университета. Его проводили в богато отделанную  библиотеку;
Нетанъяху поразило, с каким вкусом  были  здесь  подобраны  редкие  книги  и
картины. Через несколько минут в библиотеке  появился  хозяин;  он  поспешил
навстречу гостю, шагая по персидскому ковру.
   - Дорогой Биби, мне чрезвычайно приятно, что вы нашли для меня время.
   Сол Натансон был банкиром и финансистом и заработал  огромное  состояние,
не прибегая к мошенничеству и надувательству, непременным приемам дельцов  с
Уолл-стрита в те времена, когда там заправляли Боуски и Милкен. Об  истинных
размерах его состояния ходили разные слухи, но точных цифр не знал никто,  а
сам Натансон был слишком хорошо воспитан, чтобы хвастать  своим  богатством.
Как бы то ни было, в его доме на стенах висели не копии,  а  подлинники  Ван
Дейка и Брейгеля, а о  его  благотворительных  взносах,  в  том  числе  и  о
пожертвованиях государству Израиль, ходили легенды.
   Как и израильский дипломат, Натансон  был  седовлас  и  элегантен,  но  в
отличие от своего чуть более молодого гостя шил костюмы в Лондоне, у  Савила
Роу, и носил шелковые сорочки от Салки.
   Натансон усадил  гостя  в  одно  из  двух  одинаковых  кожаных  кресел  с
невысокими спинками, стоявших рядом с  настоящим  камином.  Англичанин-слуга
принес бутылку и два бокала на серебряном подносе.
   - Думаю, друг мой, это скрасит нашу беседу.
   Слуга наполнил бокалы красным вином. Израильтянин отпил глоток.  Натансон
вопросительно поднял брови.
   - Действительно, вино превосходное, - сказал Нетанъяху.
   Трудно удержаться, чтобы не выпить залпом бокал Шато-Мутон Ротшильд 61-го
года. Слуга поставил поднос так, чтобы до него можно было дотянуться  рукой,
и удалился.
   Сол Натансон был слишком умен, чтобы сразу брать быка  за  рога.  Сначала
разговор касался лишь самых общих тем, потом незаметно перешел на  положение
на Среднем Востоке.
   - Видите ли, - сказал Натансон, - дело явно идет к войне.
   - В этом я нисколько не сомневаюсь, - согласился Нетанъяху.
   -  Но  прежде  чем  она  завершится,  могут  погибнуть   многие   молодые
американцы, отличные парни, которые ничем  не  заслужили  такой  участи.  Мы
должны сделать все от нас зависящее,  чтобы  свести  число  наших  потерь  к
минимуму, ведь так? Еще вина?
   - Совершенно с вами согласен.
   Куда клонит Натансон? Израильский дипломат  был  вынужден  признать,  что
пока он не имел об этом ни малейшего представления.
   - Саддам, - продолжал Натансон, глядя на пламя в камине,  -  представляет
собой серьезную угрозу. Его нужно остановить. Очевидно, Израиль подвергается
большей опасности, чем любое другое соседнее государство.
   - Мы это твердили годами. Но когда мы разбомбили ядерный реактор Саддама,
Америка нас прокляла.
   Натансон небрежно махнул рукой.
   - Это люди Картера. Чепуха, разумеется, всего лишь  косметическая  чепуха
для отвода глаз. Мы с вами это знаем, нас не проведешь.  Мой  сын  служит  в
зоне Персидского залива.
   - Я не знал. Искренне желаю ему вернуться живым и здоровым.
   Натансон был тронут.
   - Благодарю вас, Биби, благодарю. Об этом я молю Бога  каждый  день.  Мой
первенец, мой единственный сын. Я просто думаю... что  в  наше  время...  мы
должны сотрудничать самым тесным образом.
   - Это бесспорно. - У израильтянина возникло тревожное  предчувствие,  что
вот-вот последует неприятное сообщение.
   - Чтобы свести наши потери к минимуму,  понимаете.  Только  поэтому  я  и
прошу вашей помощи, Беньямин, чтобы свести наши потери к минимуму.  Ведь  мы
по одну сторону от линии фронта, не так ли? Я - американец и в то  же  время
еврей.
   Очевидно, порядок, в котором он произнес  эти  слова,  имел  определенный
смысл.
   - А я - израильтянин и еврей, - пробормотал Нетанъяху.
   Надо думать, он тоже вкладывал особый смысл в порядок слов. Американского
финансиста это не обескуражило.
   - Вот  именно.  Но  вы  получили  образование  в  этой  стране  и  потому
понимаете, как..  э-э,  как  бы  это  поточнее  сформулировать?..  насколько
эмоциональной  иногда  может  быть  Америка.  Разрешите  мне  говорить   без
обиняков?
   Наконец-то, с облегчением вздохнул израильтянин.
   - Если бы кто-либо сделал что-то, что могло бы сократить  наши  потери  -
хотя бы совсем немного, - то я  и  мои  соотечественники  были  бы  безмерно
признательны этому человеку, кем бы он ни был.
   Очевидно, Натансон не договаривал, но Нетанъяху был опытным дипломатом  и
понял, что имел в виду американец. Если будет сделано что-то,  что  увеличит
потери американцев, или не будет сделано что-то, что могло бы  предотвратить
лишние человеческие жертвы, то американцы запомнят это надолго, и  их  месть
может выразиться в крайне неприятных для Израиля формах.
   - Чего вы хотите от меня? - спросил Нетанъяху.
   Сол Натансон отпил глоток вина и, не  сводя  глаз  с  тлеющих  головешек,
сказал:
   -  Нам  известно,  что  в  Багдаде  есть  некто,  известный  под  кличкой
Иерихон...
   Когда  Натансон  закончил  рассказ,  озабоченный   заместитель   министра
поспешил в аэропорт Даллеса на самолет, направлявшийся домой, в Израиль.
   9
   Контрольный пост, на который натолкнулся Майк Мартин, находился  на  углу
улицы Мохаммед-ибн-Кассема и четвертой кольцевой дороги. Когда Майк  заметил
его, он с трудом удержался от желания развернуться и помчаться назад. Но  на
подходах к контрольному посту и с той и с  другой  стороны  стояли  иракские
солдаты - очевидно,  именно  на  случай,  если  кто-то  попытается  уйти  от
проверки. Было бы безумием надеяться, что при  медленном  развороте  удастся
ускользнуть от иракской пули. Выхода не было: пришлось пристроиться в  хвост
длинной вереницы автомобилей, ожидавших проверки.
   В Эль-Кувейте Мартин всегда старался избегать главных автомагистралей, на
которых вероятность столкнуться с  патрулями  и  контрольными  постами  была
наибольшей, но пересечь любую из шести кольцевых дорог можно было только  на
главных транспортных развязках.
   Кроме того, Мартин  всегда  предпочитал  ездить  около  полудня,  надеясь
затеряться в плотных потоках автомобилей или избежать  встречи  с  иракскими
солдатами, которые в середине дня укрывались от жары в тени.
   Однако в пятнадцатых числах октября стало прохладней, а  между  солдатами
частей специального  назначения  и  никчемными  вояками  из  народной  армии
оказалась большая разница. Поэтому теперь Мартину ничего не оставалось,  как
ждать, сидя за рулем своего белого "вольво" с кузовом "универсал".
   Было еще совсем темно, когда он свернул с автомагистрали на юг, углубился
в  пустыню  и  вырыл  из  тайника  остатки  взрывчатых  веществ,  оружия   и
боеприпасов - всего, что он обещал  Абу  Фуаду.  До  рассвета  Мартин  успел
добраться до своего гаража на задворках района Фирдоус и перенес  весь  груз
из джипа в "вольво".
   Он даже успел после работы часа два подремать прямо в гараже за  рулем  -
до того момента, пока, по его оценкам, солнце не поднялось достаточно высоко
и не нагрело воздух  так,  что  иракские  солдаты  уже  должны  были  искать
спасения в тени. Потом Мартин вывел "вольво" из гаража  и  поставил  на  его
место джип, понимая, что иначе столь ценная машина мигом будет конфискована.
   Наконец он переоделся, сменив засаленный грязный халат бедуина на  чистые
белые одежды кувейтского врача.
   Вереница автомобилей медленно продвигалась к группе иракских  пехотинцев,
столпившихся возле  залитых  бетоном  бочек.  Иногда  солдаты  лишь  мельком
просматривали документы водителя и  знаком  разрешали  проезжать.  В  других
случаях они приказывали свернуть на обочину для более тщательного  досмотра;
как правило, это касалось тех  автомобилей,  которые  перевозили  какой-либо
груз.
   Мартин не мог не думать о двух больших деревянных чемоданах,  стоявших  в
багажном отделении его машины. В чемоданах было столько "добра", что,  узнай
о нем иракские солдаты, они его немедленно арестуют и передадут  на  милость
Амн-аль-Амма.
   Наконец пропустили автомобиль, стоявший  в  веренице  перед  "вольво",  и
Мартин подъехал к бочкам. Командовавший  отделением  сержант  даже  не  стал
спрашивать документы. Увидев в багажном отделении большие чемоданы,  от  тут
же знаком приказал свернуть на обочину  и  что-то  крикнул  стоявшим  там  в
ожидании солдатам.
   Со стороны  водителя,  возле  бокового  стекла,  которое  Мартин  заранее
опустил, появился солдат в грязно-оливковой форме. Солдат  наклонился,  и  в
открытое окошко заглянула его давно не бритая физиономия.
   - Выходи, - приказал солдат.
   Мартин вылез  из  машины  и  выпрямился.  Он  вежливо  улыбался.  Подошел
неприветливый сержант с лицом, изъеденным оспой.  Солдат  обогнул  машину  и
через стекло в задней дверце уставился на чемоданы.
   - Документы, - приказал сержант.
   Он тщательно изучил удостоверение личности, сравнив  нечеткую  фотографию
под пластиковой пленкой с лицом стоявшего перед ним Мартина. Если сержант  и
заметил некоторое несходство между смотревшим на него человеком и  складским
клерком из торговой компании Аль  Халифы  на  снимке,  то  не  придал  этому
значения. Удостоверение личности было выдано год назад,  а  за  год  мужчина
вполне мог отпустить небольшую черную бороду.
   - Вы врач?
   - Да, сержант. Я работаю в госпитале.
   - Где?
   - На шоссе в Эль-Джахру.
   - Куда вы направляетесь?
   - В Дасман, в госпиталь "Амири".
   Сержант определенно получил  не  слишком  глубокое  образование;  по  его
понятиям любой врач - это человек  необычайной  учености  и  очень  высокого
положения. Он что-то проворчал и подошел к "вольво" сзади.
   - Откройте, - приказал он.
   Мартин открыл дверь багажного отделения, и та нависла  над  их  головами.
Сержант показал на два чемодана.
   - Что в них?
   - Образцы, сержант. Они нужны для исследовательской лаборатории "Амири".
   - Откройте.
   Из кармана Мартин достал связку латунных ключиков. Дорожные чемоданы были
большими, с двумя медными замками  каждый.  Мартин  купил  их  в  кувейтском
магазине.
   - Вам известно, что это не простые чемоданы, а рефрижераторы?  -  как  бы
между прочим Спросил Мартин, поигрывая ключами.
   - Рефрижераторы? - непонятное слово озадачило сержанта.
   - Вот  именно,  сержант.  Внутри  чемоданов  холод.  Культуры  полагается
хранить при постоянной низкой температуре. Только  так  можно  гарантировать
отсутствие активности.  Если  я  открою  чемоданы,  боюсь,  холодный  воздух
улетучится, и культуры станут очень активными. Лучше отойдите в сторону.
   Услышав "отойдите в сторону", сержант нахмурился, сорвал с плеча  карабин
и направил его на Мартина, решив, что в чемоданах не иначе  какое-то  особое
оружие.
   - Ты что? - прорычал он.
   Мартин пожал плечами и извиняющимся тоном пояснил:
   - Сожалею, но я ничего не могу  поделать.  Микробы  просто  ускользнут  в
воздух.
   - Микробы? Какие микробы? - Сержант был смущен и разозлен как собственной
необразованностью, так и непривычно учтивыми манерами этого врача.
   - Разве я не сказал, где я работаю? - снисходительно спросил Мартин.
   - Да, в каком-то госпитале.
   - Правильно. В инфекционном госпитале. А в этих чемоданах - образцы  оспы
и холеры для анализа.
   Теперь сержант отступил на два шага без лишних напоминаний. Он стал рябым
не случайно - ребенком едва не умер от оспы.
   - Поскорее уберите это дерьмо, черт вас возьми.
   Мартин еще раз извинился, закрыл дверцу багажного отделения, сел за  руль
и уехал. Через час ему показали дорогу к рыбному складу в Шувайхе, где он  и
оставил свой груз для Абу Фуада.
   Государственный департамент США,
   Вашингтон, федеральный округ
   Колумбия, 20520
   Меморандум для: Джеймса Бейкера, государственного секретаря
   От: группы политической разведки и анализа
   Тема: уничтожение военной машины Ирака
   Дата: 16 октября