сброшенных  на
пол и большей частью раздавленных солдатскими сапогами лекарств  он  отыскал
пузырек со снотворным; отец принимал его холодными зимними вечерами, когда у
него особенно разыгрывался артрит. Офицер дал матери  две  таблетки,  и  она
скоро заснула.
   Он пошел на кухню, попросил старого Талата приготовить крепкий  кофе  для
него и для себя. Они долго сидели вдвоем, и слуга рассказал  обо  всем,  что
произошло здесь за последние два дня. Потом он показал сыну убитого  хозяина
то место в саду, где солдаты обнаружили мешок с  радиопередатчиком.  Молодой
офицер вскарабкался на стену и сразу нашел там  царапины,  оставленные  тем,
кто ночью тайком забрался в сад и закопают передатчик.
   Хассану Рахмани пришлось довольно долго  ждать,  а  этого  он  не  любил.
Министр иностранных  дел  Тарик  Азиз  принял  его,  когда  было  уже  почти
одиннадцать.
   -  Боюсь,  я  не  вполне  вас  понимаю,  -  сказал  седовласый   министр,
недоумевающе посматривая на собеседника через сильные  очки.  -  Посольствам
разрешено связываться по радио со своими столицами,  а  их  передачи  всегда
зашифрованы.
   - Конечно, господин министр, но в таком случае передачи всегда ведутся из
здания посольства.  Это  нормальная  дипломатическая  связь.  Здесь  же  все
по-другому. Речь идет о нелегальном передатчике - такие обычно  используются
шпионами, - который, как мы уверены, посылает пакетные сигналы отнюдь  не  в
Москву, а гораздо ближе.
   - Пакетные сигналы? - переспросил Азиз.
   Рахмани объяснил, что это такое.
   - Все же я вас не понимаю. Зачем какому-то агенту КГБ - а  эта  операция,
очевидно,  должна  осуществляться  КГБ  -  посылать  пакетные   сигналы   из
резиденции первого секретаря, если они имеют  полное  право  воспользоваться
гораздо более мощными передатчиками посольства?
   - Не знаю.
   - Тогда, бригадир, вам следует поискать какое-то разумное объяснение.  Вы
имеете хотя бы малейшее представление  о  том,  что  происходит  за  стенами
вашего кабинета? Вы не знаете, что лишь вчера я вернулся из Москвы, где имел
очень обстоятельные переговоры с  господином  Горбачевым  и  его  помощником
Евгением Примаковым, который, кстати, был у нас на прошлой неделе?
   Вы не знаете, что я привез мирные  предложения,  которые  могут  побудить
Советский Союз  потребовать  созыва  Совета  Безопасности,  а  тот  запретит
американцам вторгаться на нашу территорию? Для этого  требуется  лишь  одно:
чтобы раис одобрил наши предложения, а я представлю их ему через два часа.
   И в свете всех этих событий в решающую для нашего государства  минуту  вы
предлагаете мне дать согласие на обыск виллы  первого  секретаря  советского
посольства и тем самым нанести оскорбление правительству  Советского  Союза.
Воистину, бригадир, вы, должно быть, не в своем уме.
   На этом разговор закончился. Взбешенный от сознания собственного бессилия
Рахмани покинул министерство. Впрочем, Тарик  Азиз  мог  запретить  не  все.
Пусть Куликов остается  недосягаемым  за  стенами  своей  виллы  и  в  своем
автомобиле, но багдадские улицы ему не принадлежат.
   Вернувшись в свой кабинет, Рахмани вызвал лучшую оперативную бригаду.
   - Виллу нужно взять в плотное кольцо, - сказал он. - Наблюдение проводить
скрытно, тайно, чтобы никто ничего не заметил. Но с виллы не спускать  глаз.
Если будут посетители, а они должны приходить, устанавливать за ними слежку.
   К полудню бригада заняла свои места.  За  всеми  четырьмя  стенами  виллы
Куликова следили из автомобилей, припаркованных под деревьями. Под  контроль
была взята и единственная улочка, которая вела к вилле. Чуть  дальше  стояли
другие автомобили; сидевшие в них агенты по радио будут  сообщать  обо  всех
машинах или пешеходах, приближающихся к вилле, и  следовать  за  всеми,  кто
уйдет с нее.
   В столовой родительского дома молодой офицер  долго  смотрел  на  длинный
холщовый мешок. В нем лежал  его  отец.  Офицер  не  стеснялся  своих  слез,
которые оставляли темные влажные пятна на его форменной куртке. Он вспоминал
добрые старые  времена,  когда  его  отец  был  преуспевающим  врачом,  имел
обширнейшую практику, а по рекомендациям своего друга Найджела Мартина  даже
обслуживал некоторые британские семьи.
   Он вспоминал, как он и его брат играли в саду дома Мартинов  с  Майком  и
Терри. Интересно, кем они стали теперь, как сложилась их судьба?
   Потом ему показалось, что некоторые бурые пятна на холсте мешка  еще  час
назад вроде бы были не такими большими. Он встал и подошел к двери.
   - Талат!
   - Что, хозяин?
   - Принеси ножницы и кухонный нож.
   Закрыв дверь столовой, полковник Осман Бадри распорол  холщовый  мешок  и
отбросил холст. Перед ним лежало изуродованное обнаженное тело его отца.
   Согласно обычаю эту работу должны были  выполнять  женщины,  но  для  его
матери задача была бы непосильной. Осман приказал  принести  воду  и  бинты,
вытер и омыл тело, перевязал страшные ступни, распрямил и запеленал разбитые
ноги, прикрыл почерневшие гениталии. Осман Бадри делал все  это,  а  по  его
щекам текли слезы. В его  душе  что-то  надломилось;  он  становился  другим
человеком.
   Когда начало темнеть. Осман Бадри позвонил имаму  кладбища  "Альвазия"  в
Рисафе и договорился с ним о  похоронах.  Траурную  церемонию  назначили  на
следующее утро.
   В  воскресенье,  17  февраля,  Майк  Мартин  с  утра  успел  объехать  на
велосипеде полгорода, купить продукты, проверить три стены - не появились ли
на них условные отметки мелом - и до полудня вернуться  на  виллу.  Господин
Куликов, не веря ни в Христа, ни  в  Магомета,  не  отмечал  ни  святую  для
мусульман пятницу, ни христианское воскресенье, а потому все  дни  оставался
дома, жалуясь на простуду и на то, что садовник плохо смотрит за  цветами  в
его розарии.
   Пока Мартин приводил в порядок цветочные клумбы, за стенами виллы  заняли
свои места агенты контрразведки Рахмани. Мартин же решил  проверить  меловые
отметки на следующий день вечером; едва  ли,  подумал  он,  Иерихон  получит
свежую информацию раньше, чем через два дня.
   Похороны  доктора  Бадри  состоялись  на  кладбище  "Альвазия"  в  начале
десятого. В те дни на багдадских кладбищах  едва  успевали  рыть  могилы,  а
имамы ни минуты не сидели без дела. Всего несколько дней назад  американская
бомба попала в бомбоубежище; погибло больше трехсот человек.  Неподалеку  от
могилы Бадри хоронили кого-то еще; несколько человек  из  второй  похоронной
процессии спрашивали неразговорчивого полковника Бадри, не погиб  ли  и  его
отец от американской бомбы. Полковник коротко отвечал, что отец  умер  своей
смертью.
   По  мусульманским  обычаям  умершего  хоронят  быстро,  между  смертью  и
погребением не должно проходить несколько дней. И тело  мусульманина  кладут
не в деревянный гроб, а лишь обертывают тканью. На похороны пришел и  старый
аптекарь; теперь он бережно поддерживал вдову. После недолгой церемонии  все
направились домой.
   Полковник Бадри не успел отойти от ворот кладбища, как услышал свое  имя.
Он оглянулся. В нескольких метрах от  ворот  стоял  лимузин  с  затемненными
стеклами. Одно из задних стекол было наполовину  опущено,  и  именно  оттуда
донесся голос, звавший Бадри.
   Полковник  попросил  аптекаря  проводить  вдову  домой  и  обещал  вскоре
приехать сам. Когда они ушли. Осман Бадри подошел к лимузину. Тот  же  голос
сказал:
   - Полковник, садитесь в машину. Нам нужно поговорить.
   Осман  Бадри  распахнул  дверцу,  бросил  взгляд  в  салон.  Единственный
пассажир подвинулся, уступая ему  место.  Лицо  пассажира  показалось  Бадри
знакомым, но он никак не мог вспомнить,  где  и  при  каких  обстоятельствах
встречался с этим человеком. Бадри сел в лимузин и захлопнул дверцу. Мужчина
в темно-сером костюме нажал кнопку, и стекло поднялось, отсекая уличный шум.
   - Вы только что похоронили отца.
   - Да. - Кто же это? Почему он никак не может вспомнить, где он его видел?
   - То, что сделали с ним, ужасно. Я мог бы предотвратить  несчастье,  если
бы мне сообщили своевременно. К сожалению, я узнал слишком поздно.
   Осману Бадри показалось, будто его  ударили  в  солнечное  сплетение.  Он
вспомнил: два года назад на приеме в министерстве  обороны  его  представили
этому человеку.
   - Полковник, я намерен сообщить вам нечто такое, что в  случае,  если  вы
донесете, меня ждет еще более  ужасная  смерть,  чем  та,  которая  постигла
вашего отца.
   Значит, речь пойдет только об одном, подумал Бадри. Об измене.
   - Когда-то, - продолжал мужчина, - я любил раиса.
   - Я тоже, - сказал Бадри.
   - Теперь все изменилось. Раис взбесился. Нет меры  его  жестокостям.  Его
нужно остановить. Вы, конечно, осведомлены о Каале?
   Резкая перемена темы ошарашила Бадри.
   - Конечно. Я ее строил.
   - Вот именно. Вы знаете, что там сейчас размещается?
   - Нет.
   Мужчина рассказал полковнику.
   - Этого не может быть. Я думаю, раис пошутил, - не поверил Бадри.
   -  Он  говорил  совершенно  серьезно.  Он  намерен  сбросить   бомбу   на
американцев. Вы можете возразить, что это не наша забота.  Но  представляете
себе, каким будет ответ американцев? Америка ответит точно таким же  ударом.
Здесь камня на камне не останется. Уцелеет  ОДИН  раис.  Вы  хотите  в  этом
участвовать?
   Полковник Бадри вспомнил тело отца, на которое в этот  момент  могильщики
еще бросали комья сухой земли.
   - Чего вы хотите?
   - Расскажите мне о Каале.
   - Зачем?
   - Американцы ее уничтожат.
   - Вы сможете передать им информацию?
   - У меня есть пути, поверьте. Каала...
   И полковник Осман Бадри,  молодой  инженер,  когда-то  мечтавший  строить
здания, которые, как легендарные постройки его предков, будут  стоять  века,
все рассказал Иерихону.
   - Точные координаты.
   Бадри сообщил точные координаты Каалы.
   - Возвращайтесь к вашим делам, полковник. Вам ничто не будет угрожать.
   Полковник Бадри вышел из автомобиля и решил пройтись пешком. Он не прошел
и ста метров, как снова и снова стал задавать себе один и тот же вопрос: что
я наделал? Вдруг он понял, что ему просто необходимо поговорить с братом, со
старшим братом, с мудрым советчиком, который всегда  умел  рассуждать  более
здраво, более хладнокровно.
   Человек, которого в Моссаде звали "сыщиком", прибыл из Тель-Авива в  Вену
в понедельник. Он снова превратился в преуспевающего нью-йоркского юриста и,
разумеется, имел при себе все необходимые бумаги.
   Хотя настоящий юрист уже вернулся из отпуска, в  Моссаде  рассудили,  что
герр Гемютлих, ненавидевший телефоны и  факсы,  едва  ли  станет  звонить  в
Нью-Йорк для проверки личности гостя. Следовательно, риск  был  минимальным,
на который Моссад мог пойти.
   Опять-таки сыщик остановился в  отеле  "Шератон"  и  там  написал  личное
письмо  герру  Гемютлиху.  Как   и   в   первый   раз,   он   извинился   за
незапланированный визит в австрийскую столицу, но  объяснил,  что  прибыл  в
сопровождении кассира компании и что они по поручению своего клиента  хотели
бы внести первый весомый вклад на депозитный счет.
   Во второй половине дня письмо было доставлено в банк, а уже на  следующее
утро в "Шератон" пришел ответ Гемютлиха, в котором тот предлагал встретиться
в десять утра.
   Юрист действительно пришел не один. Его сопровождал мужчина,  которого  в
Моссаде называли "взломщиком", ибо он и на самом деле был таковым.
   Хотя в тель-авивской штаб-квартире хранится  единственная  в  своем  роде
коллекция фальшивых паспортов, бланков, всевозможных документов  реальных  и
никогда  не  существовавших  компаний  и  всяких  прочих  атрибутов  обмана,
настоящей гордостью Моссада все же являются его  медвежатники,  взломщики  и
мастера по любым замкам. В мире тайных операций о способности Моссада  войти
в любую закрытую дверь рассказывали легенды. Долгое время считалось,  что  в
науке о кражах со взломом Моссаду нет и не может  быть  равных.  Если  бы  в
Уотергейте работала бригада из отдела Невиот, никто никогда ни о чем  бы  не
узнал.
   Репутация израильских  специалистов  была  настолько  высока,  что  когда
британские промышленники выпускали новый образец замка  и  посылали  его  на
проверку в Интеллидженс сервис и Сенчери-хаус, последний  отправлял  образец
дальше, в Тель-Авив. Хитрые моссадовцы изучали замок, находили  способ,  как
при необходимости его можно будет открыть, и затем  возвращали  в  Лондон  с
характеристикой "неуязвимый для  взлома".  Об  этом  узнали  в  Интеллидженс
сервис.
   Как-то одна британская компания предложила изумительный замок  совершенно
новой  конструкции.  К  удивлению  изготовителей,   Сенчери-хаус   возвратил
образец, попросив прислать для  изучения  "что-нибудь  немного  попроще".  В
Тель-Авив был послан второй образец. Там его тщательно осмотрели, с  трудом,
но все же подобрали "ключ" и к нему и отослали  в  Лондон  с  выводами,  что
замок "не поддается взлому". Тем временем Интеллидженс сервис  рекомендовала
компании приступить к выпуску замков первой модели.
   Через год произошел  любопытный  инцидент.  Моссадовский  агент,  пытаясь
открыть  такой  замок  в  коридоре  административного  здания  в  одной   из
европейских столиц, провозился три часа, проклял все на свете и был вынужден
уйти ни с чем. С тех пор британцы сами испытывают свои  замки,  предоставляя
возможность моссадовцам при случае поломать голову.
   Прибывший в Вену взломщик был не самым лучшим в Израиле,  а  в  табеле  о
рангах занимал лишь второе место. Зато он обладал такими  качествами,  каких
был лишен лучший израильский специалист.
   Вечером Гиди Барзилаи  в  течение  шести  часов  инструктировал  молодого
человека. Он рассказал ему все о деревянном шедевре восемнадцатого столетия,
изготовленном   франко-немецким   краснодеревщиком   Ризенером,   а    сыщик
детальнейшим образом описал  интерьер  здания  банка  "Винклер".  Инструктаж
завершила бригада наблюдателей из отдела  Ярид.  Они  сообщили  взломщику  о
режиме работы ночного сторожа; эту информацию  они  получили,  проследив,  в
какое время по ночам включается свет в той или иной комнате банка.
   В тот же  понедельник  в  Багдаде  Мартин  дождался  пяти  часов  вечера,
подкатил свой старенький велосипед к  калитке  в  задней  стене  сада  виллы
Куликова, открыл калитку и вышел на улицу.
   Здесь он вскарабкался на велосипед и стал спускаться в сторону ближайшего
парома, ходившего через Тигр  в  том  месте,  где  еще  недавно  стоял  мост
Джумхурия - пока на него не обратили внимание британские "торнадо".
   Мартин завернул за угол и здесь заметил первый  автомобиль,  стоявший  на
обочине. Чуть дальше был припаркован второй лимузин. Когда из второй  машины
вышли двое мужчин и встали на проезжей части, перегородив дорогу, у  Мартина
тревожно забилось сердце. Он бросил взгляд назад:  двое  мужчин  из  первого
автомобиля блокировали единственный путь к  отступлению.  Понимая,  что  все
кончено, Мартин поехал вперед; другого выхода у него все равно не было. Один
из стоявших впереди мужчин показал на обочину.
   - Эй, ты! - крикнул он. - Сюда!
   Мартин остановился  под  деревьями  у  тротуара.  Откуда-то  появились  и
солдаты. Их карабины были направлены на него. Он медленно поднял руки.
   21
   Во второй половине дня в Эр-Риаде встретились британский  и  американский
послы. Судя по всему, встреча была неофициальной, и  дипломаты  хотели  лишь
воздать должное типично английскому обычаю - послеобеденному чаю с кексом.
   На  лужайке  посольства  Великобритании  оказались  также   Чип   Барбер,
официально считавшийся сотрудником американской  дипломатической  миссии,  и
Стив Лэнг, который мог бы объяснить любому не в меру любопытному гостю,  что
его интересуют исключительно проблемы  культурных  связей  его  государства.
Третьим гостем был генерал Норман Шварцкопф, сумевший ненадолго вырваться из
своего подземного кабинета.
   Скоро все пятеро с чашками в руках оказались в одном конце лужайки. Жизнь
становится проще, когда каждый знает, каким способом зарабатывают свой кусок
хлеба другие собеседники.
   Главной темой всех разговоров в те дни  была  неизбежная  война,  но  эти
пятеро располагали информацией, недоступной для других. К  такой  информации
относились и детали плана мирного урегулирования конфликта, представленные в
тот же день Саддаму Хуссейну его министром иностранных дел  Тариком  Азизом.
План  был  составлен  в  Москве  после  длительных  переговоров  с  Михаилом
Горбачевым и вызывал у союзников серьезные  возражения,  хотя  и  по  разным
причинам.
   Всего  несколько  часов  назад  генерал  Шварцкопф  отклонил  предложение
Вашингтона начать наступление наземных войск раньше запланированного  срока.
Советский план мирного урегулирования призывал к выводу  иракских  войск  из
Кувейта на следующий день после прекращения огня американской стороной.
   В Вашингтоне сведения об этом плане получили не из Багдада, а из  Москвы.
Белый дом немедленно ответил, что план имеет свои положительные стороны,  но
не предусматривает никаких путей решения ряда главных вопросов. В нем вообще
не упоминается тот  факт,  что  Ирак  должен  навечно  отказаться  от  своих
притязаний  на  Кувейт.  В  нем  упущен  из  виду  колоссальный  ущерб,  уже
причиненный Кувейту: горят пятьсот нефтяных  скважин,  миллионы  тонн  сырой
нефти выбрасываются в  залив,  отравляя  его  воды,  казнены  более  двухсот
кувейтцев, разграблена столица государства - Эль-Кувейт.
   - Колин Пауэлл говорил мне, -  сообщил  генерал,  -  что  государственный
департамент придерживается еще более жесткой позиции. Они намерены требовать
безоговорочной капитуляции.
   - Да уж, эти могут потребовать и не такого,  -  пробормотал  американский
посол.
   - Поэтому я ответил, - продолжал генерал, - что им прежде  не  мешало  бы
проконсультироваться с арабистами.
   - В самом деле? - удивился посол Великобритании. - И почему же?
   Оба посла были профессиональными дипломатами и долгие годы проработали на
Среднем Востоке. Оба и были арабистами.
   - Видите ли,  -  ответил  генерал,  -  арабы  никогда  не  примут  такого
ультиматума. Они скорее умрут.
   На минуту воцарилось молчание. Послы старались  найти  на  лице  генерала
хотя бы намек на иронию.
   Барбер и Лэнг почти не принимали участия в этом разговоре, но и у того  и
у другого промелькнула одна и та же мысль: вы совершенно правы, дорогой  мой
генерал, в этом-то все и дело.
   - Ты выехал из дома русского.
   Офицер контрразведки не спрашивал, а констатировал факт. Его  гражданская
одежда не могла скрыть военной выправки.
   - Да, бей.
   - Документы.
   Мартин порылся в карманах, вытащил удостоверение личности  и  замасленное
письмо, выданное ему когда-то первым секретарем посольства Куликовым. Офицер
тщательно  проверил  удостоверение,  бросив  взгляд  на   Мартина,   сравнил
фотографию с оригиналом, потом прочел письмо.
   Израильские мастера знали свое  дело.  С  фотографии  сквозь  запачканный
пластик на офицера бесхитростно смотрел небритый Махмуд Аль-Хоури.
   - Обыскать, - приказал офицер.
   Другой, тоже в  гражданском,  провел  руками  по  одежде  Мартина,  потом
покачал головой. Оружия у этого феллаха нет.
   - Карманы.
   В карманах оказались несколько мелких банкнот,  монеты,  перочинный  нож,
цветные мелки и пластиковый пакетик. Офицер взял пакетик.
   - Это что?
   - Это выбросил неверный. Я его подобрал для табака.
   - В нем нет табака.
   - Нет, бей, табак кончился. Я надеялся купить пару щепоток на базаре.
   - Не называй меня "беем". Бей ушли вместе с турками. Откуда ты взялся?
   Мартин подробно рассказал о крохотной деревушке далеко на севере страны.
   - Там мою деревню все знают, потому что  у  нас  самые  сладкие  дыни,  -
охотно объяснял Мартин.
   - Заткнись. Будь ты проклят вместе со своими дынями, -  прорычал  офицер,
подозревая, что его солдаты с трудом удерживаются от смеха.
   В конце улицы по