сможете   найти   не   в
дипломатических кругах Каира и Эр-Рияда, а в переулках  и  на  базарах,  где
день и ночь толпятся палестинцы и другие арабы, которые ненавидят Америку за
то, что она  поддерживает  Израиль.  Миллионы  этих  арабов  воздадут  хвалу
любому, кто заставит американцев  харкать  кровью  и  обливаться  слезами  -
какими бы жертвами за это ни пришлось заплатить.
   - Но Саддам не способен причинить  ощутимый  урон  Америке,  -  настаивал
Лэнг.
   - Он полагает, что вполне в состоянии, - возразил Мартин. -  Поймите,  он
достаточно умен,  чтобы  сообразить,  что  Америка  не  может  и  не  должна
проигрывать в глазах самих американцев. Это  просто  недопустимо.  Вспомните
Вьетнам. Вернувшихся домой вьетнамских ветеранов забрасывали тухлыми яйцами.
Для американцев потери, понесенные от презираемого ими противника, - это уже
одна из форм  поражения.  Совершенно  неприемлемого  поражения.  Саддам  где
угодно и когда угодно может потерять пятьдесят тысяч  человек.  Ему  на  это
наплевать. А дяде Сэму не наплевать. Если Америка понесет такие потери,  она
будет потрясена до  основания.  Покатятся  головы,  будут  разрушены  тысячи
судеб, падет правительство. Потоки  взаимных  упреков  и  самоуничижения  не
прекратятся и через поколение.
   - Саддам не в состоянии нанести такой урон Америке, - оставался при своем
Лэнг.
   - А он думает, что в состоянии, - возразил Мартин.
   - Он рассчитывает на отравляющие вещества, - пробормотал Паксман.
   - Может быть. Кстати, вы так  и  не  выяснили,  что  значит  та  фраза  в
перехваченном телефонном разговоре?
   Лэнг бросил взгляд на Паксмана. Опять Иерихон. Об Иерихоне упоминать ни в
коем случае нельзя.
   - Нет. Кого бы мы ни спрашивали, никто не слышал ничего подобного.  Никто
не смог предложить разумного объяснения.
   - Стив, возможно, это очень важно. Это что-то другое... не газы.
   - Терри, - терпеливо начал объяснять Лэнг, - не пройдет и двадцати  дней,
как  американцы  вместе  с  нами,  французами,  итальянцами,  саудовцами   и
остальными обрушат на Саддама такой бомбовый удар, какого мир еще не  видел.
За три недели будет сброшено больше бомб, чем за всю вторую  мировую  войну.
Генералы в Эр-Рияде сейчас порядком заняты.  Мы  не  можем  пойти  к  ним  и
сказать: "Эй, ребята, остановите  всю  свою  машину,  потому  что  мы  не  в
состоянии  понять,  что  значит  одна  коротенькая  фраза  в   перехваченном
телефонном разговоре". Будем смотреть правде  в  лицо:  какой-то  багдадский
чиновник в экзальтации сказал, что Аллах будет на их стороне, вот и все.
   - В этом нет ничего удивительного, Терри, - поддержал коллегу Паксман.  -
Сколько существует мир, развязавший войну всегда объявлял, что  Бог  на  его
стороне. Больше в той фразе ничего нет.
   - Но его собеседник сказал, чтобы  тот  заткнулся  и  положил  трубку,  -
напомнил Мартин.
   - Значит, он был занят и раздражен.
   - И назвал его сыном потаскухи.
   - Значит, он не питает к нему симпатий.
   - Возможно.
   - Терри, пожалуйста, забудьте об этом  разговоре.  Это  были  всего  лишь
слова. Речь шла об отравляющих веществах. Саддам  рассчитывает  на  них.  Со
всеми другими вашими выводами мы полностью согласны.
   Мартин ушел первым, Паксман и Лэнг - двадцатью минутами позже. Они плотно
застегнулись, подняли воротники пальто и зашагали по  тротуару,  высматривая
свободное такси.
   - Знаете, - сказал Лэнг, - Мартин - очень умный парень, мне он  нравится.
Но он ужасно суетлив и беспокоен. Вы слышали о его личной жизни?
   Мимо проехало свободное такси, но с  погашенным  огоньком.  Время  обеда,
ничего не поделаешь. Лэнг выругался.
   - Да, конечно, "ящик" все проверил.
   "Ящиком" или "ящиком 500" называли  службу  безопасности  М15.  Когда-то,
очень  давно,  официальным  адресом   М15   действительно   был   лондонский
абонементный почтовый ящик 500.
   - Тогда вы в курсе дела.
   - Стив, я не думаю, что одно имеет отношение к другому. Лэнг  остановился
и повернулся к своему подчиненному:
   - Саймон, поверьте мне. У него просто не все дома, и он только зря тратит
наше время. Послушайтесь совета, бросьте этого профессора.
   - Это будут газы, отравляющие вещества, мистер президент.
   Прошло лишь три дня после встречи Нового года, но в Белом доме  праздника
давно не ощущалось, а сотрудники аппарата президента большей частью работали
теперь без выходных.
   В тишине овального кабинета за большим  столом  спиной  к  высоким  узким
окнам из пятидюймового зеленоватого  пуленепробиваемого  стекла  под  гербом
Соединенных Штатов Америки сидел Джордж Буш.
   Напротив Буша расположился генерал Брент Скоукрофт,  советник  президента
по национальной безопасности.
   Президент взглядом  показал  на  представленные  ему  результаты  анализа
оперативных данных.
   - Вы согласны с выводами? - спросил он.
   - Да, сэр. Материалы, которые только что поступили из Лондона, говорят  о
том, что британцы пришли к таким же выводам.  Саддам  Хуссейн  не  уйдет  из
Кувейта, если не найдет способа спасти свое лицо. А мы побеспокоимся о  том,
чтобы он не нашел такого способа.
   Что же касается всего остального, он будет рассчитывать на  массированную
газовую атаку на наземные силы коалиции непосредственно  перед  наступлением
или во время их перехода через границу.
   После Джона Ф. Кеннеди Джордж Буш был  первым  американским  президентом,
который не понаслышке знал, что такое война. Он не раз видел тела  убитых  в
бою американцев, но мысль об извивающихся в предсмертных  судорогах  молодых
солдатах, последние минуты жизни которых будут  в  буквальном  смысле  слова
отравлены  ядовитым  газом,  разрывающим  легкие  или  парализующим  нервную
систему, была особенно отвратительна, просто невыносима.
   - Как он собирается пускать эти газы? - спросил Буш.
   - Мы полагаем, что он может воспользоваться четырьмя способами,  господин
президент.  Самый  простой  -  это  сбрасывание  начиненных  газами  бомб  с
истребителей и бомбардировщиков. Колин  Пауэлл  только  что  разговаривал  с
Чаком Хорнером, который сейчас находится в Эр-Рияде. Генерал Хорнер говорит,
что ему нужно тридцать пять дней непрерывных воздушных налетов на  Ирак.  На
двадцатый день ни  один  иракский  самолет  не  сможет  достичь  границы.  К
тридцатому дню ни один иракский самолет не оторвется от земли больше чем  на
шестьдесят секунд. Он говорит, что отвечает за  свои  слова,  сэр,  и  может
поклясться погонами.
   - А другие способы?
   -  У  Саддама  есть  несколько  многоствольных  ракетных  установок.   Не
исключено, что он использует и их.
   Иракские  многоствольные  ракетные  установки   советского   производства
представляли собой усовершенствованный вариант старых  "Катюш",  с  огромным
успехом  применявшихся  Красной  Армией  во  второй  мировой  войне.  Ракеты
запускались из прямоугольного блока стволов, установленного на грузовике или
на стационарной платформе. Дальнобойность таких устаревших  ракет  достигала
ста километров.
   - Конечно, господин  президент,  из-за  малого  радиуса  поражения  такие
ракеты Саддам сможет запустить только с территории Кувейта или  из  иракской
пустыни на западе. Мы уверены, что наши Джей-СТАРы обнаружат все установки и
они будут обезврежены. Иракцы могут маскировать их  как  угодно,  но  металл
выдаст себя в любом случае.
   Что же касается других  способов,  то  у  Ирака  имеются  большие  запасы
начиненных отравляющими веществами снарядов для артиллерии и танков. В  этом
случае  дальнобойность  не  превысит  тридцати  семи  километров,  то   есть
девятнадцати миль. Нам известно, что  снаряды  уже  доставлены  в  передовые
части, но при такой малой дальнобойности все орудия  будут  располагаться  в
пустыне, без какой-либо маскировки. Наши летчики уверены, что они  обнаружат
и уничтожат их. Этими снарядами занимаются уже сейчас.
   - А предупредительные меры?
   - Они принимаются, господин  президент.  На  случай  атаки  возбудителями
сибирской  язвы  проводится  всеобщая  вакцинация.  Британцы   тоже   делают
прививки. Производство вакцины против сибирской язвы мы увеличиваем с каждым
часом. Кроме того, все будут иметь газовые маски и противогазы. Если  Саддам
попытается...
   Президент встал, повернулся и поднял голову.  С  герба  на  него  смотрел
орел, сжимавший в когтях пучок стрел.
   Двадцать лет назад он видел  эти  ужасные  наглухо  застегнутые  мешки  с
телами погибших, прибывавшие из Вьетнама; он  знал,  что  еще  больше  таких
мешков хранится сейчас в контейнерах без надписей под саудовским солнцем.
   Какие меры ни принимай, все равно у кого-то останется незащищенной  кожа,
кто-то не успеет вовремя натянуть противогаз.
   В следующем году ему снова предстоит борьба  за  президентский  пост.  Но
дело не в этом. Независимо от того, выиграет он избирательную  кампанию  или
проиграет, у него не было ни малейшего желания прославиться тем, что в  пору
своего президентства он обрек на гибель десятки тысяч солдат -и не за девять
лет, как во Вьетнаме, а за несколько недель или даже дней.
   - Брент...
   - Да, господин президент?
   - Джеймс Бейкер должен скоро встретиться с Тариком Азизом.
   - Через шесть дней в Женеве.
   - Попросите его, пожалуйста, зайти ко мне.
   В первую неделю января Эдит  Харденберг  снова  стала  радоваться  жизни,
действительно радоваться  жизни  -  впервые  за  много  лет.  Разве  это  не
прекрасно: открывать для своего  молодого  друга  чудеса  культуры  любимого
города, рассказывать о них. На Новый год сотрудникам  банка  "Винклер"  были
предоставлены  четырехдневные  каникулы;   после   каникул   на   культурные
мероприятия оставались лишь вечера, когда можно было сходить в театр или  на
концерт, и уик-энды, когда были открыты все музеи и картинные галереи.
   Полдня Эдит и Карим провели в музее "Югендштиль", восхищаясь  современным
искусством, а еще полдня - в музее "Зецессьон", где  размещалась  постоянная
выставка работ Климта.
   Молодой иорданец был в восторге, он засыпал Эдит Харденберг вопросами,  а
она,  поддавшись  его  энтузиазму,  с  горящими  глазами  объяснила,  что  в
"Кюнстлерхаусе"  есть  еще  одна  изумительная  выставка,  на  которую   они
обязательно должны сходить в следующий уик-энд.
   После выставки Климта Карим пригласил ее пообедать  в  "Ротиссери  Зирк".
Эдит пыталась протестовать против такого расточительства,  но  молодой  друг
объяснил ей, что его отец, очень известный хирург в Аммане,  щедро  помогает
сыну.
   Удивительно, но Эдит даже разрешила налить себе бокал вина и не заметила,
как Карим снова наполнил его. Она оживилась, заговорила более непринужденно,
а на ее всегда бледных щеках появился легкий румянец.
   Когда подали кофе, Карим наклонился и накрыл своей ладонью ее руку.  Эдит
была в смятении, она поспешно  оглянулась  по  сторонам  -  а  вдруг  кто-то
заметил такое бесстыдство. Но никому не было до них дела.  Она  убрала  свою
руку, но медленно, нерешительно.
   К концу недели они посетили все четыре запланированные Эдит  сокровищницы
культуры. После проведенного в  "Мюзикферайне"  вечера,  когда  они  шли  по
темной, холодной улице к ее автомобилю, он снова взял ее за  руку.  На  этот
раз Эдит не возражала, чувствуя, как сквозь ткань перчатки ей передается его
тепло.
   - Вы слишком любезны, уделяя  мне  столько  времени,  -  серьезным  тоном
сказал Карим. - Уверен, все это вам неинтересно.
   - О нет, что вы, совсем наоборот, - горячо возразила Эдит. - Мне нравится
смотреть и слушать все прекрасное. Я рада, что вам тоже  понравилось.  Скоро
вы станете знатоком европейского искусства.
   Когда они оказались  перед  автомобилем,  Карим  улыбнулся  Эдит,  своими
поразительно горячими руками прикоснулся к ее замерзшему на  холодном  ветру
лицу и осторожно поцеловал в губы.
   - Спасибо, Эдит.
   Потом Эдит уехала. Она вела машину привычной дорогой, но почему-то у  нее
дрожали руки, и она едва не врезалась в трамвай.
   Девятого января в Женеве  государственный  секретарь  США  Джеймс  Бейкер
встретился с иракским министром  иностранных  дел  Тариком  Азизом.  Встреча
оказалась недолгой, а беседа проходила в далеко не  дружественном  тоне.  На
встрече присутствовал  переводчик,  хотя  Тарик  Азиз  владел  английским  в
достаточной мере, чтобы хорошо понять американца, который говорил медленно и
четко. Суть его сообщения была проста:
   - Я уполномочен информировать вас и президента Хуссейна, что если в  ходе
конфликтов, которые могут возникнуть между  нашими  странами,  правительство
Ирака решится  использовать  запрещенные  международным  сообществом  боевые
отравляющие вещества, то моя страна  прибегнет  к  ядерному  оружию.  Короче
говоря, мы сбросим ядерную бомбу на Багдад.
   Коренастый седой иракец отлично понял, что сказал Бейкер, но долго не мог
поверить своим ушам. Во-первых, ни один здравомыслящий человек не  осмелится
передать  раису  такую  ничем  не  прикрытую  угрозу.  Саддам,  как  древние
вавилонские цари, имел обыкновение вымещать свою злобу на  том,  кто  принес
недобрую весть.
   Во-вторых, он не  был  уверен,  что  американец  говорит  серьезно.  Ведь
радиоактивные осадки, эти неизбежные последствия ядерного взрыва, выпадут не
только на Багдад? Будет опустошена половина Среднего Востока, не так ли?
   Тарик Азиз полетел в Багдад в смятении. В Женеве он так  и  не  узнал  по
меньшей мере трех вещей.
   Во-первых, что современное так называемое тактическое ядерное оружие, как
небо от земли, отличается от бомбы, сброшенной  на  Хиросиму  в  1945  году.
Новые бомбы недаром называли "чистыми": хотя их тепловой эффект  и  взрывная
мощь остались на прежнем  уровне,  выбрасываемые  при  взрыве  радиоактивные
осадки имеют чрезвычайно малое время жизни.
   Во-вторых,  что  в  трюме  линейного  корабля  "Висконсин",  стоявшего  в
Персидском заливе и поддерживаемого линкором "Миссури", были установлены три
сверхпрочных контейнера из стали и железобетона. Даже если корабль пойдет ко
дну, то эти контейнеры не разрушатся и за десять тысяч лет. В них лежали три
крылатых ракеты типа "томагавк"; американцы надеялись, что  их  не  придется
пускать в ход никогда.
   В-третьих, что государственный секретарь США совсем не шутил.
   Темной южной ночью генерал Питер де ла Бильер  прогуливался  по  пустыне.
Его сопровождали  лишь  поскрипывание  песка  под  ботинками  и  собственные
беспокойные мысли.
   Вкусы  профессионального  солдата,  участника   многих   сражений,   были
предельно аскетичны. Ему не доставляла удовольствия роскошь больших городов,
он чувствовал себя легко  и  непринужденно  лишь  в  военных  лагерях  и  на
позициях своих войск, в компании таких же солдат,  как  и  он  сам.  Подобно
многим  его  предшественникам,  ему  нравилась  аравийская  пустыня   с   ее
бескрайними  просторами,  испепеляющей  жарой,  а  больше  всего  -   с   ее
благословенной тишиной.
   Вечером он приехал на передовые позиции; такую роскошь он  позволял  себе
всякий раз, как только представлялась возможность.  Потом  генерал  ушел  из
лагеря святого Патрика, и за  его  спиной  остались  укрытые  маскировочными
сетями танки "челленджер", которые напоминали прильнувших к земле  животных,
терпеливо ждущих своего  часа,  и  расположившиеся  под  машинами  танкисты,
которые готовили ужин.
   Будучи близким другом генерала Шварцкопфа и непременным  участником  всех
самых секретных совещаний, генерал де ла Бильер знал, что  война  неизбежна.
Оставалось меньше недели до назначенного ООН дня, а пока не  было  видно  ни
малейшего намека на то, что Саддам Хуссейн собирается уйти из Кувейта.
   Той звездной ночью в аравийской пустыне британскому  генералу  не  давала
покоя мысль о том, что он не может понять мотиваций багдадского тирана.  Как
истинный солдат, де ла  Бильер  всегда  пытался  понять  своего  врага,  его
тактику, его стратегические замыслы, проникнуть в  ход  его  мыслей,  в  его
намерения.
   К самому багдадскому диктатору генерал не испытывал никаких чувств, кроме
презрения. Его возмущали практикуемые Саддамом бесчисленные убийства, пытки,
настоящий геноцид; подобным фактам не было  конца.  Саддам  никогда  не  был
солдатом, немногим талантливым иракским военачальникам он не  давал  никакой
свободы действий, а лучших из них расстрелял.
   Но главное было в другом: Саддам Хуссейн, очевидно,  единолично  принимал
все самые важные политические и военные решения, и все эти решения  казались
абсолютно бессмысленными.
   Для вторжения в Кувейт он выбрал неудачное время, а для оправдания  своей
агрессии нашел неудачный повод. Потом Саддам сам упустил возможность убедить
своих соседей-арабов, что он готов к дипломатическим путям решения  кризиса,
что он способен прислушиваться к голосу  разума  и  что  кризис  может  быть
преодолен посредством переговоров между одними лишь арабскими  странами.  Не
упусти Саддам такую возможность, он вполне мог бы рассчитывать  на  то,  что
арабская нефть и дальше будет  течь  рекой,  а  конференция  арабских  стран
затянется на годы, и Запад постепенно утратит к ней всякий интерес.
   Лишь собственная глупость Саддама не позволила ему изолировать  Запад  от
решения кувейтской проблемы, а после того как стали общеизвестны  жестокости
оккупационных  войск  в  Кувейте,  после   попытки   использовать   западных
заложников  в  качестве  человеческого  щита  сам  Ирак  оказался  в  полной
изоляции.
   В первые дни войны богатейшие нефтяные  месторождения  на  северо-востоке
Саудовской Аравии были практически беззащитны, но Саддам не решился  перейти
кувейтско-саудовскую  границу.  При  разумной  стратегии  гигантская   армия
Саддама могла бы дойти даже До Эр-Рияда; тогда  он  мог  бы  диктовать  свои
условия. Он этого не сделал, а тем временем был воздвигнут "Щит в  пустыне".
Саддам же терпел одно моральное поражение за другим.
   Возможно, Саддам был  ловким  бандитом,  но  в  вопросах  политической  и
военной стратегии он оставался полным профаном. Неужели, размышлял  генерал,
человек может быть настолько глуп, настолько недальновиден?
   Даже перед лицом нависшей над Ираком угрозы воздушного  удара  невиданной
силы каждый его шаг, и политический и военный, был  ошибкой.  Может,  он  не
представлял,  какой  силы  удар  обрушится  с  небес  на  Ирак?  Может,   он
действительно не понимал, что авиация коалиции за пять недель нанесет  такой
ущерб его армии, какой не удастся восполнить и за десять лет?
   Генерал остановился и повернулся лицом к северу. Ночь была безлунной,  но
в пустыне звезды светят так ярко, что даже в их свете хорошо видны очертания
предметов.  За  ровной  полосой  песка  начинался  лабиринт  песчаных  стен,
противотанковых рвов, минных полей, проволочных заграждений, канав  -  всего
того, что составляло передовую линию обороны иракской армии,  через  которую
американские саперы скоро проложат проходы для "челленджеров".
   И все же у багдадского тирана был один козырь, о котором знал и  которого
боялся британский генерал. Саддам мог в последний момент уйти из Кувейта.
   Время работало не на союзников, а на Ирак. Пятнадцатого марта у мусульман
начинался рамазан.  В  течение  месяца  от  восхода  солнца  до  его  заката
правоверный мусульманин не может осквернять свои уста ни  пищей,  ни  водой.
Есть и пить разрешено только пО ночам. Мусульманская армия во время рамазана
практически небоеспособна.
   После 15 апреля пустыня превратится в ад, где  даже  в  тени  температура
будет подниматься до пятидесяти пяти градусов. Тогда станут особенно  слышны
голоса тех, кто уже сегодня требует возвращения американских солдат домой; к
лету будет невозможно противостоять протестам в США и  неудобствам  жизни  в
раскаленной пустыне. Союзникам придется вывести свои войска, а ввести  их  в
Саудовскую Аравию еще раз будет неизмеримо  труднее.  Антииракскую  коалицию
можно создать только один раз.
   Следовательно, к 15 марта в