Естественно, она пришла к неправильным выводам. Я бы сам, небось, к таким
же выводам пришел, будь у меня неполная информация...

Сказать - не сказать? Тайна жгла язык. Нет, не стоит. Все опять упрется в
лунницу. Меньше знать - спокойней спать.

- Ко мне тут бывшая супруга заходила, - сказал Сигизмунд. Ему хотелось уйти
от темы. Немного подумать. Почему-то он полагал, что решение (показывать -
не показывать, говорить - не говорить) сформируется само собой.

Вика невольно покосилась в сторону раковины, куда Сигизмунд убрал грязные
чашки. Но тему "бывшей супруги" не поддержала.

- Вы не очень-то похожи на генерального директора, Сигизмунд, - заметила
она. - Я видела генеральных директоров.

- Где, в Исландии?

- И там тоже.

- А что их отличает от простых смертных?

Вика подумала немного.

- Вы говорили, что нашли эту девушку в гараже? Приняли сперва за
наркоманку, да?.. Потом она оказалась у вас дома... Настоящий генеральный
директор никогда не влезает в такие истории. Вы меня понимаете?

- Да, - сказал Сигизмунд. - А как же фильм "Pretty Woman"?

Она улыбнулась, пропела два такта знаменитой мелодии.

- Этот? Это же сказка...

- А что там Анастасия затеяла? - спросил Сигизмунд.

- Водку пьет. У режа день рождения. "Бђзник", по-ихнему. Все на ушах стоят,
блюют и стонут по углам, за чулки хватают, когда мимо проходишь... Кстати,
когда я училась в пятом классе, а Анастасия в десятом, мне ее ставили в
пример. Она же на красный диплом шла, знаете? А у меня был "уд." по
поведению... Инспектор из детской комнаты меня, между прочим, знал в лицо.

- Какое совпадение! - обрадовался Сигизмунд. - Меня наш участковый товарищ
Куник тоже в лицо знает. У вас с Анастасией отец общий?

- Нет, разные. Но оба Викторы. Понимаете, мой папаня - большой оригинал.
Когда аськин отец умер, мой отец развелся с моей матерью и женился на
аськиной. Захотелось ему так. А потом аськина мать тоже умерла. Папаня
подумал-подумал - и вернулся к нам. Но и Аську не оставил. Каким-то дивным
образом сумел слепить из нас одну семью... Не знаю уж, как ему это удалось.
Моя мамочка в Анастасии души не чаяла. А ее мамашу называла интриганкой. В
общем, кипели страсти в духе Ф.М.Достоевского.

- Как интересно! - восхитился Сигизмунд. - А я вырос в банальном моногамном
семействе военного.

Пока они болтали, Сигизмунд - все тем же обострившимся чутьем - вдруг
отчетливо понял: Вика сегодня никуда не уйдет. Останется ночевать. Она и
пришла для этого - чтобы остаться.

Он уже прокручивал в уме, где ее лучше положить: в "светелке" или же
немудряще себе под бочок, когда она вдруг сказала:

- Не поймите меня правильно, Сигизмунд, но... можно, я у вас переночую? У
Аськи кипеж еще дня на два, а мне все-таки работать надо... Я уйду завтра в
девять утра.

- Да я уж понял, что вы ко мне ночевать пришли, - сказал Сигизмунд.

Он видел, что ей это было неприятно. Она чуть-чуть надулась.

- Я бы не обратилась к вам, но в городе у меня сейчас почти нет знакомых.
Только Анастасия да вы...

- Ладно уж, - сказал Сигизмунд, - впишу...

- А "пацифик" у вас для интерьера? Или... исповедаете?

- По пьяни, - сознался Сигизмунд. - Чтобы бывшую супругу позлить.

- Да нет, это вы меня пугали. Вы просто уже забыли.

Оба засмеялись, Сигизмунд - чуть смущенно.

- А вы испугались, Вика?

- Чуть-чуть. Я ведь была без шокера.

Сигизмунд вдруг схватил ее за руку и пристально посмотрел ей в глаза.
Решение все-таки созрело. Где-то в глубинах, минуя верхние слои сознания.

Вика слегка отшатнулась.

- Вы что?..

- Идемте! - сказал он сквозь зубы. - Идемте же. Я вам что-то покажу. Важное.

Сигизмунд даже не ожидал, что эта видеозапись ударит его так больно. Он
мгновенно забыл о Вике, о последствиях, которые мог иметь его достаточно
рискованный шаг. Он даже о золотой луннице забыл. Лантхильда была рядом -
казалось, стоит только протянуть руку... Он с трудом сдерживался, чтобы не
окликнуть ее. Вспомнил, как она сама, просматривая эту запись, пыталась
вступать с видеоизображением в какие-то переговоры...

Временами это становилось почти невыносимо. Лантхильда бродила по кухне,
читала нотации кобелю, трепалась по озо... Какой бес его дернул снимать ее?
Неужели он уже тогда знал, что она исчезнет?

Потом Лантхильда начала петь. Рядом с Сигизмундом вдруг судорожно перевела
дыхание Вика. Он покосился на нее - Вика сидела напряженная, с распахнутыми
глазами. Так и влезла бы в телевизор.

Потом изображение прервалось. Секунд тридцать на экране "шел снег". Затем
показались сидящие в обнимку Сигизмунд с Лантхильдой. На Лантхильде была
лунница.

Глядя на экран, Сигизмунд неожиданно для себя отметил: каким он,
оказывается, был тогда счастливым, сияющим, как молодожен, блин! Сейчас...
Да. Сигизмунд-экранный раскрыл рот и, глупо ухмыляясь, произнес:

- Вы видите перед собой, дорогие зрители, спятившего Моржа Сигизмунда
Борисовича, генерального директора фирмы "Морена"...

Сигизмунд нажал на "стоп". Вика вздрогнула, как от удара.

- А дальше?

- Дальше неинтересно.

- Пожалуйста! - взмолилась она так истово, что он сунул ей оготиви, а сам
ушел на кухню - курить.

Минут через двадцать Вика бочком вошла на кухню. Вид у нее был смущенный и
виноватый. Зачем-то протянула Сигизмунду оготиви.

- Я пойду, - сказала она тихо. - Уже поздно.

Он не отреагировал. Курил. Отгонял воспоминание о плачущей перед камерой
Лантхильде.

Спохватился, когда Вика уже натягивала сапоги.

- Вы куда?

- Домой. - Она говорила нарочито-бесстрастно.

- Да бросьте вы.

- Мне лучше уйти. - Она посмотрела ему в глаза. Он увидел, что Вика в
настоящем смятении.

- Знаете что? - сказал Сигизмунд, берясь за куртку. - Пойдемте прогуляем
кобеля. И не надо ничего говорить. Куда вы пойдете? К Аське? Там никакого
электрошокера не хватит, чтобы всю их кодлу угомонить.

Она молча вышла с ним во двор. Побродила в сторонке от Сигизмунда по
тающему снегу. И когда они уже возвращались, сказала ему негромко:

- Спасибо.

Глава четвертая

Засыпая, Сигизмунд слышал, как Вика возится за стеной. Он выдал ей
постельное белье и показал на "светелку".

Утром, выбравшись на кухню, он увидел Вику. Она стояла у плиты - варила
кофе. На Вике была без спроса взятая из шкафа мужская сорочка. Сигизмунд
подивился викиной голенастости. Когда она приходила в джинсах, это не так
бросалось в глаза.

Нимало не смущаясь своей голоногостью - принято так на Западе, что ли? -
Вика повернулась к нему, спокойно улыбнулась.

- А я тут немного похозяйничала. Кофе будете пить?

Сигизмунд поблагодарил, сел за стол.

- Вы завтракаете по утрам? - спросила Вика.

- Честно говоря, нет.

- Плохо. А меня приучили завтракать тостами. Я привезла из Рейкьявика
тостер... Надеюсь, аськины упыри его не сломали.

Вика поставила перед Сигизмундом чашку кофе. Он курил и смотрел на Викторию
сквозь дым. Видел, что ее спокойная доброжелательность скрывает бешеное
волнение. Он вообще много что видел. Сегодня.

- Вы знаете, - начала Вика, усаживаясь с чашкой напротив него, - вчерашняя
кассета перевернула все мои представления.

- О Лантхильде?

- Вообще обо всем. В частности, разлетелась в прах моя версия о гениальном,
но сумасшедшем филологе. Та девушка, которую я вчера видела... она не
сумасшедшая. И не филолог.

- Из чего вы это заключили?

- Понимаете... Предположим, верна моя первая гипотеза. Исключительно
одаренный филолог - кстати, сколько ей лет? не больше двадцати? - изучая
готский язык, стремится преодолеть вопиющую недостаточность лексического
материала. - В викиной речи опять явственно начал проступать акцент. -
Понимаете? Очень мало текстов. И тексты очень специфические. Четыре
евангелия, да и те не полностью. Фонетика гипотетична. Отчасти
восстанавливается на основе изучения латинского произношения готских имен,
отчасти - путем применения общих закономерностей развития германских
языков. Но только отчасти. Хорошо. Она изучает весь дошедший до нас объем
готской лексики. Она дополняет этот недостаточный лексический запас словами
родственных языков. Она жестко придерживается какой-то одной, своей,
фонетической системы. Заметьте, все это мертвые языки, а ей всего двадцать
лет. Спрашивается - когда она успела? Но хорошо, предположим, успела. Она
создает этот искусственный язык на базе готского. В конце концов, и
нынешний израильский иврит реконструирован... Но ведь она на этом своем
языке РАЗГОВАРИВАЕТ. Бегло! Как на родном! - Вика уже почти не владела
собой. Глаза у нее разгорелись, волосы словно растрепались. - Хорошо!
Предположим! Хотя все эти языки оставляют за бортом кучу понятий, для
которых просто надо создавать новые слова.

- Например? - спросил Сигизмунд.

Вика огляделась.

- "Холодильник". "Газовая плита". "Телевизор"...

Сигизмунд похолодел.

Вика, поглощенная ходом своих рассуждений, продолжала со страшным напором:

- Современная газета оперирует, кажется, двумя тысячами слов. Всего.
Гениальный филолог может создать такой запас. Теоретически. То есть, чисто
теоретически на лексическом запасе вашей девушки можно выпускать готскую
газету... Если считать, что она - именно гениальный филолог.

- А вы в этом сомневаетесь?

- Да, - прямо сказала Вика. - По-моему, она вообще не филолог. Это ее
родной язык. И потом - песни...

- А что песни?

- Размер. Это скальдический размер. Только очень архаичный. Если лексику
можно как-то воссоздать, по аналогам, то размер...

- То размер тоже, - сказал Сигизмунд. - Вы же определили.

- Не верю, - сказала Вика. Она подумала немного. - Конечно, есть еще одно
объяснение, совершенно левое. Помните, была такая книжка - "Жизнь до
жизни", кажется, Моуди?

Сигизмунд не помнил. Его мало интересовали подобные дисциплины. Пусть ими
всякие воркутинские бодхисатвы интересуются, а у Сигизмунда своих дел по
горло.

- Моуди довольно толковый психоаналитик, судя по его книге. Но на основе
его исследований возросло немало шарлатанский теорий. В частности, согласно
одной, человек может отправиться - сознанием, конечно, - в одно из своих
предыдущих воплощений. И там застрять.

- А вы в это верите?

- Нет, - тут же ответила Вика. - Хотя, опять же, был необъяснимый эпизод со
Львом Николаевичем Гумилевым... Гумилева-то вы хоть знаете?

Гумилева Сигизмунд знал.

- Однажды, находясь в состоянии смертельной усталости, он пришел домой, лег
на диван и примерно час говорил на неизвестном языке. Потом очнулся, но
ничего не помнил.

- Странно, - проговорил Сигизмунд. - Может, липа?

- Гумилев был вообще странный. И во многом непонятный. А насчет случая с
неизвестным языком - нет, не липа, мне очевидец рассказывал... Но Гумилев
ничего не помнил. А ваша девушка почему-то застряла.

Они помолчали. Потом Вика сполоснула чашки и, решившись, будто в воду
бросилась - попросила:

- Сигизмунд, вы не могли бы мне позволить посмотреть кассету еще раз? Там
огромная информация... Я еще не знаю, что с ней делать. Знаю только, что вы
ее использовать не сможете. А я, может быть, смогу. Не исключено, что таким
образом мы выйдем на след Лантхильды.

Сигизмунд видел, что сейчас Вика готова на все. Она, кажется, даже не
заметила золотую лунницу. Ее вообще не волновало - золото это или не
золото. Информация. Вот за что она удавится. Или удавит. Такая же шальная,
как Аська, только по-своему.

Она стояла у раковины, вцепившись в край, и говорила, не поворачиваясь,
монотонно:

- Понимаете, мне просто необходим материал для анализа. Хотя бы записать
эти слова... Я сообщу вам все результаты, если хотите.

Он почти не воспринимал слов - только интонацию. Понимал, конечно, что
придется позволить ей остаться и записывать с кассеты слова. Вика вдруг
показалась ему такой же нелепой, как и ее сестрица.

В напряженную викину спину Сигизмунд сказал:

- Хорошо. Только не болтайте об этом пока.

* * *

- Сигизмунд Борисович! Вам из милиции звонили! - Такими словами встретила
Сигизмунда Светочка.

- Что хотели?

- Чтоб вы заехали.

- Давно звонили?

- С полчаса. Вы думаете, они их нашли?

- Не думаю, - сказал Сигизмунд. - Хорошо, сейчас съезжу.

В милиции ничего обнадеживающего не сказали. Сообщили, что нашли человека,
на чей паспорт оформлялась субаренда. Но только пользы с этого не было
никакой. Полгода назад этот человек подавал заявление об утере паспорта.

- Кто-то теряет, а кто-то находит, - невесело пошутил следователь. - Вы
хорошо смотрели паспорт, по которому заключали договор?

Сигизмунд пожал плечами.

- Паспорт как паспорт. Не эксперта же вызывать.

- Там наверняка была переклеена фотография...

- Ну так что, теперь вообще ничего не найти?

- Будем искать дальше.

- Слушайте, а зачем вы меня вызывали?

- Сообщить. Мы же обещали вам сообщать о том, как идет следствие.
Информация конфиденциальная, не по телефону же... Кстати, другие должники
этих ребяток вас не беспокоили? По телефону или лично не объявлялись?

- После вас зашли еще двое.

- А! Эти тоже оставили заявление. Похоже, еще пара-тройка контор на них
зубки точит. Не удивлюсь, если в один прекрасный день их выловят
откуда-нибудь из Обводного...

- В каком смысле - выловят?

- В распухшем. И посиневшем. В каком еще... Если что-нибудь еще проявится -
звоните.

Они распрощались. Сигизмунд вышел с острым чувством бесполезности всего
происходящего. Паспорт, переклеенная фотография, два распухших трупа в
Обводном... К тому же он понимал, что генеральная линия его жизни сейчас
пролегает совершенно в другом месте.

* * *

Представитель "генеральной линии" встретил Сигизмунда, зеленый от усталости.

- Хорошо, что вы пришли, - сказала Вика с европейской откровенностью, - а
то меня скоро рвать уже от работы начнет.

- А вы бы раньше бросали.

- А не могу. Очень интересно...

- Что интересно?

Вика сделала жалобное лицо.

- Сигизмунд... Можно, я еще на день останусь? Я не успела.

- Аська волноваться не будет?

- Я ей позвонила.

За ужином Вика принялась развивать новую гипотезу. Согласно этой гипотезе,
где-то сохранилось место, где до сих пор бытует весьма архаичная языковая
среда.

Сигизмунд рассеянно слушал, размышляя попутно о том, что сейчас на Охте
собирается весьма теплая компания. Во-первых, конечно, знаменитый охтинский
изверг. Он председательствует. И, в принципе, заправляет. Во-вторых,
сумасшедшая, но гениальная лингвистка. Изнасилованная извергом. В ванной. И
в-третьих, разумеется, Хальвдан. С селедками, траулером. То есть, с
сейнером. С двумя сейнерами. И зятем по фамилии Карлссон. А вокруг языковая
среда. Архаичная-архаичная...

- Кстати, Виктория, - заговорил Сигизмунд, прерывая излияния Вики, - как бы
вы объяснили, с позиций вашей новой гипотезы, одну странность...

Он вспомнил тот день, когда возил Лантхильду заказывать ей очки. Вернее, не
сам эпизод в кабинете, а исключительно странную сцену в кафе. Пожилую
супружескую чету - обрусевшие представители какой-то малой северной
народности - и необъяснимый ужас Лантхильды перед ними.

- А вам не приходило в голову, Сигизмунд, что она могла просто никогда
прежде не видеть монголоидов?

- Это в какой же изоляции надо было жить?

Вика пожала плечами.

- Вот и думайте...

* * *

По большому счету, Сигизмунд больше ни о чем и не думал - на работе, по
дороге домой - привычно завязнув в пробке, дома - бесцельно пялясь в
телевизор. Он старался не анализировать, что именно приковало его мысли к
Лантхильде - привязанность ли к этой девушке или же связанная с ней тайна.

Ключ к этой тайне был где-то близко. Отчасти он лежал там же, где ответ на
вопрос о том, кем была Лантхильда. Но только отчасти. На самом деле это был
более частный вопрос, а общий заключался в другом, более сложном и, в
принципе, логически необъяснимом: каким образом она исчезла и, очевидно,
появилась здесь.

На третий день выпроводив Вику (та исписала уже две общие тетради и
заработала, по ее словам, близорукость) Сигизмунд отправился иследовать
гараж. Как и следовало ожидать, ничего подозрительного там не обнаружил.
Некоторое время бесполезно бродил возле гаража и флигеля, к которому тот
лепился.

Этот флигель был неотъемлемой частью многих детских мифов Сигизмунда и
других детей, выраставших в этом дворе. Сигизмунд не знал, является ли
флигель объектом внимания нынешнего юного поколения. Однако предполагал,
что обитатели детского садика также имеют ряд собственных предположений
касательно этой нелепой пристройки.

До войны на месте флигеля находился обычный дом на четыре квартиры. Во
время войны в этот дом, вроде бы, попала бомба. Во всяком случае, после
войны его разобрали. Одно время предполагалось, что на этом месте будет
разбит цветник, но затем - согласно чьему-то распоряжению - здесь в
считаные недели был сооружен вот этот уродливый флигель. Чуть ли не Жданов
самолично приезжал руководить.

Основная странность постройки заключалась в том, что там не было
предусмотрено окон. Точнее, окна были - узкие подслеповатые окошки на
уровне третьего этажа. На сам двор флигель выходил слепой стеной, желтой,
облупившейся. Вход тоже имелся, но какой-то странный - серая, вечно
заколоченная дверь. Решительно непонятно, для чего этот монстр уродовал
двор. Но времена были такие, что задавать вопросы было не принято. Раз
стоит, значит, так надо.

В принципе, это был, конечно, дом с привидениями. Подобраться ночью
(желательно в полночь) к заколоченной двери и послушать, о чем шепчутся
призраки (а те МНО-ОГО знали!) было подвигом, существенно поднимавшим
рейтинг. Но Сигизмунд в детстве так и не решился его совершить.

Позже, уже в конце 70-х, томимый гормонами, Сигизмунд на пару с дружком, с
которым вместе посещали альпинистскую секцию при Дворце Пионеров, ночью,
тайно совершили восхождение. Точнее, пробрались во флигель с крыши, выбив
одно из окон. Мероприятие было опасным и бессмысленным, что делало его
притягательным вдвойне.

Очутились в производственном помещении, давно заброшенном и очень грязном.
Никакого видимого прохода на первый этаж не обнаружили. В углу стоял
древний сверлильный станок, покрытый пылью. Под потолком висела
закрепленная там мощная лебедка. Археологические раскопки в горах мусора,
разгребаемого ногами, выявили также пару окаменевших рабочих рукавиц и
пустую бутылку из-под "Солнцедара".

В полу имелась "дверь" на первый этаж. Поскольку "дверь" эта представляла
собой нечто вроде трюмного люка (его-то и должна была поднимать лебедка),
то проникнуть вниз двум любопытствующим дилетантам так и не удалось. Тем
более, что лебедка оказалась обесточенной - проверили путем бросания мелких
металлических предметов.

Хотелось подвигов. Ограничились тем, что написали на стене кирпичом "DEEP
PURPLE", на чем и успокоились.

Сигизмунд впоследствии рассказывал своей первой девушке, что видел во
флигеле скелет, прикованный к станку цепями. В черепе скелета застрял
иззубренный осколок. Второй девушке Сигизмунд тоже пытался это
рассказывать, но почему-то у второй девушки рассказ успеха не имел.
Возможно, потому, что первой было восемнадцать, как и Сигизмунду, а второй
- двадцать один.

Постепенно все эти приключения отошли на второй план. Во всяком случае, для
Сигизмунда. Проникнуть в помыслы обитателей детсада ему было не дано. Из
общения с Ярополком Сигизмунд знал, что у детей бывают подчас самые
неожиданные фантазии. Так, Ярополк на полном серьезе считал воплощением
злой колдуньи Бастинды одну вполне безобидную повариху из их детского сада.

Желтая стена флигеля, давно уже не представлявшего для Сигизмунда никакого
интереса, была исписана различными изречениями. Поверх старых, любительских
надписей кирпичом и мелом (преимущественно сакрального характера) появились
уже новые, профессиональные, маркером. Наиболее примечательные из них
гласили: "МЫ ВМЕСТЕ", "SUN OF ACID" (этот девиз иллюстрировался
изображениями грибочков с идиотскими ухмылочками), "ЛЮДИ, УЛЫБАЙТЕСЬ!" (без
иллю