ть за нашим спящим пленником, я со своим биноклем
пробрался на возвышенность. Добираясь до гребня, я немного пораскинул
мозгами. Оставив дом без наблюдения, я мог сорвать все дело, по крайней
мере в части, касающейся Карла. Если бы мой охваченный жаждой мести
коллега действовал быстро, он уже успел бы назначить встречу. Если это
случилось, у меня не было ни малейшего шанса перехватить шерифа.
  Однако служебная машина Раллингтона все еще стояла во дворе рядом с новым
"фольксвагеном" и "кадиллаком". Там был еще грузовик-пикап,
предположительно принадлежащий выкурившему слишком много сигарет часовому,
и служебная машина с радиоантенной и мигалкой. Двое мужчин, развалясь,
сидели в тени на террасе дома. Немного погода я заметил еще одного,
который шатался около сарая. В доме за закрытыми шторами горел свет.
  Пока я внимательно наблюдал в свой старый ночной бинокль, который достался
мне на другом континенте в другой войне (если то, в чем я сейчас
участвовал, можно квалифицировать как войну), шериф вышел из дома с двумя
мужчинами в больших шляпах, с пистолетами и значками полицейских. Он
проводил их до машины, задержал для каких-то последних инструкций и
отпустил. В сумерках я хорошо рассмотрел его: коренастый, лысеющий
человек, отягченный заботами. Потом он повернулся и, перекинувшись
несколькими словами с типами, сидевшими на террасе, исчез в доме.
  Как бы то ни было, он все еще был здесь. Что ж, я всерьез и не думал, что
Карл позвонит ему так быстро. Он хочет заставить их поволноваться
некоторое время, проверить все невероятные возможности: что мальчик выбрал
этот день, чтобы убежать из дому; стал жертвой сбившего его и
скрывавшегося водителя либо гомосексуального совратителя детей; что он
попытался ползти за кроликом по канализационной трубе и застрял на
полпути. Он хочет, чтобы они вообразили самое худшее, что могло случиться.
Тогда звонок телефона будет для них облегчением.
  Я совершил небольшую разведывательную экспедицию примерно на полмили влево
вдоль горы и нашел лучшее место для наблюдения - лучшее в том смысле, что
оно было ближе к дороге. Оттуда я уже не мог хорошо видеть дом и двор, но
у меня все же была возможность засекать каждого, кто въезжает или выезжает
оттуда. Если бы появилась машина и повернула в моем направлении, у меня
был бы небольшой резерв времени.
  Двигайся она в другом направлении, я почти сразу потерял бы ее из виду, но
та дорога вела в Форт Адаме. У меня было предчувствие, что Карл захочет
действовать на открытом пространстве. От дома Раллингтона местность
намного больше просматривалась на восток, чем на запад. Шансов на то, что
шериф поедет в мою сторону (если поедет), было значительно больше половины.
  Покидать такое прекрасное место для наблюдений не хотелось, но надо было
еще кое-что сделать. Я выскользнул из кустарника и поспешил к машинам.
  Марта была возбуждена и раздражена. Она потребовала отчета о причинах
задержки и настояла на том, чтобы я осмотрел старика. Она сказала, что он
кик-то странно дышит. По моему мнению, он дышал, как и должен дышать
пожилой человек под наркозом. Но это ее не успокоило. Марта явно
подозревала, что я задумал нечто зловещее и жестокое, и она была
совершенно права. Однако она не подозревала, что своим присутствием
помогла мне принять решение, к которому я пытался прийти с тех пор, как
понял, какой оборот принимают дела.
  - До свидания, Борден. Она резко повернула голову:
  - Что?
  - Пока, - ответил я. - Начиная с этого момента в операции участвует только
один человек. Бери "шевроле", поезжай в Амарилло и верни его в пункт
проката. Ожидай меня в мотеле, где мы оставили универсал и лодку. Если
завтра в контрольное время я не появлюсь, действуй по своему плану, но на
твоем месте я бы попытался добраться до Флориды и связаться с тем
джентльменом, который должен вывести на твоего отца. Прист, конгрессмен
Генри Прист, Робало Айленд, помнишь? Вот ключи от универсала и лодки, если
они тебе понадобятся.
  Она неохотно взяла ключи:
  - Но я не понимаю, что вы собираетесь делать? Может, я могу помочь?
  Она говорила искренне. Естественно, мне приходила в голову мысль
использовать ее. Это была соблазнительная идея. При ее привлекательности
она была бы хорошей приманкой. Даже преданный слуга закона с серьезными
личными проблемами остановил бы для нее машину. Однако с присущими ей
предубеждениями и принципами было исключено, чтобы она смогла успешно
проделать то, что я задумал: скажем, остановить машину Раллингтона и
отвлекать его внимание, пока я не прыгну на него.
  - Помочь? - сказал я презрительно. - Как, черт возьми, ты можешь помочь? В
этом деле трудно найти применение бесхарактерным людям, Борден... Дай-ка я
достану кое-что из своей сумки до того, как ты в ярости унесешься...
  Минуту или две спустя я увидел, как огни взятой напрокат машины, несущейся
с бешеной скоростью, исчезли за поворотом маленькой проселочной дороги. Я
надеялся, что она немного сбросит газ прежде, чем расшибется или ее
арестует полиция. Но в каком-то смысле чем дольше она будет злиться - тем
лучше. Пока она психовала, вероятность того, что она придумает
какой-нибудь новый финт, была меньше.
  Я посмотрел на вещицу в своей руке и сунул ее в карман, возвращаясь на
возвышенность. Обычно мы не носим при себе удостоверений или значков
спецслужб, но иногда бывают случаи, когда могут пригодиться какие-нибудь
официальные документы. Для этих редких случаев Мак снабдил нас очень
внушительными удостоверениями в кожаных футлярах. Такими же внушительными,
как у ребят из ФБР или министерства финансов. В моем дипломате было
специальное отделение, где я прятал свое удостоверение - на случай, если
залезет какой-нибудь чересчур любознательный парень, которому не надо
знать, кто я.
  Добравшись до вершины, я первым делом проверил, не изменилось ли что на
ферме. Все оставалось по-прежнему. По крайней мере, в этом отношении
счастье решительно было на моей стороне. Карл любезно дал мне время для
обустройства, и я не чувствовал себя вправе возмущаться последовавшим
затем продолжительным ожиданием. Во всяком случае, ночь была теплой и
приятной, кровососущие насекомые не досаждали, и я использовал перерыв,
чтобы попробовать понять ход его мыслей.
  Пока я полз к своему покрытому кустарником укрытию вблизи дороги, я решил,
что он, конечно, потребует денег. Нельзя просить человека поехать на
верную смерть просто так, даже во имя его собственного ребенка. Ему надо
оставить какую-то надежду. Вы ему, конечно, говорите, что убили этих двух
полицейских, чтобы показать, что не шутите. Но теперь с этим покончено.
Сейчас вы хотите получить компенсацию - скажем, десять тысяч долларов,
которые должны быть доставлены лично; безопасность гарантируется, если все
инструкции будут выполнены буквально.
  Раллингтон, если он не дурак, не поверит этому. Как опытный полицейский,
он в душе понимает, что преследующему его убийце нужны не деньги. Но
деловое требование выкупа дает приемлемый предлог для его жены и его
самого. Трудно хладнокровно выступать в роли героя-самоубийцы - хотя бы
потому, что это заставляет отчасти чувствовать себя идиотом. Я думаю, мне
следовало бы посочувствовать бедняге, чей сын был в опасности, и его
несчастной жене, которая страдает сейчас в этом жалком деревянном домишке
с блестящими новыми машинами во дворе. Но сочувствие относится к тем
эмоциям, которые приходится контролировать в нашем деле, вместе с
симпатиями и антипатиями...
  Сначала это были просто огни фар - одна пара из дюжины или около того,
которые появлялись со стороны города и проезжали подо мной. Только эти не
проехали. Я увидел, как они приблизились к дому Раллингтона. Потом машина
остановилась, что на время озадачило меня. Спустя некоторое время со
стороны дома шерифа появилась другая пара огней и повернула в сторону
города.
  Глядя в ночной бинокль, я узнал голубой грузовик. Казалось, что его кабина
набита людьми. На единственное сиденье уселись по крайней мере три, а
может быть, и четыре человека. Я заинтересовался, куда это шериф мог их
послать? Потом до меня дошло, что он наконец получил инструкции: шаг
первый, в качестве жеста доброй воли, - отослать подальше охранников и
полицейских.
  Через открытые ворота въехал неизвестный автомобиль - большой, солидный
седан. Такой мог бы принадлежать банкиру. Шаг второй: достать деньги в
мелких не новых купюрах. Вопрос сейчас заключался в том, будет ли второй
звонок - убедиться, что деньги фактически прибыли, или шериф уже получил
указания относительно шага третьего: проследовать одному и без оружия в...
  Он появился так внезапно, что я едва не упустил его. Если бы он ехал от
меня, мне бы ни за что не удалось совершить задуманное. Как только я
увидел, что белый автомобиль с мигалкой на крыше задним ходом съезжает с
дорожки, я бросился вниз по склону. К тому времени, когда он развернулся в
моем направлении и преодолел разделяющее нас расстояние, я успел
спуститься вниз с холма, пролезть под оградой и перебраться через ров. Я
прыгнул наперерез, прямо в свет фар, размахивая руками. Взвизгнули
тормоза, и машина встала как вкопанная.
  Окно было открыто, и я услышал его проклятье:
  - Кто, черт побери...
  Я сунул ему через окно свое шикарное удостоверение.
  - Федеральное правительство, - сказал я. Это практически ничего не
означало, но звучало важно. Он оттолкнул мою руку.
  - Идите к черту! - рявкнул он. - Я занят! Приходите утром в офис. - Потом,
начав трогаться, он передумал и еще раз ударил по тормозам. - Хорошо.
Может быть... Залезайте, но быстро!


                                  Глава 16


  Никто из нас не произнес ни слова в течение одной или двух минут.
Отдышавшись, я порадовался, что решил идти напрямик вместо того, чтобы
затевать хитрые игры с приманками в виде хорошеньких девушек. Все
случилось настолько быстро, что Марта не успела бы среагировать. Кроме
того, сейчас я мог разговаривать с ним как один государственный служащий с
другим.
  Я обратил внимание, что он надел свою большую шляпу, но не захватил
револьвера. Насколько я мог рассмотреть в темноте, оружия в машине вообще
не было.
  - Как вас зовут, мистер Федеральное правительство? В его голосе было
меньше "кукурузного" акцента, чем я ожидал от полицейского из Оклахомы.
Это напомнило мне, что нельзя заранее относить человека к какому-то типу.
Я сказал:
  - Что же, не Янссен, если вы так подумали. Возможно, было ошибкой давать
ему сведения, которыми он не располагал, но я делал ставку на то, что он
не терял времени зря и уже определил имена наиболее вероятных
подозреваемых. Очевидно, так оно и было. Имя Карла не вызвало у него
удивления. Он только коротко засмеялся.
  - Только сейчас мне пришло в голову, что этот подонок-убийца мог приказать
мне встретиться с ним в Бадвиле только ради того, чтобы проверить, не веду
ли я двойную игру, и перехватить меня прямо на дороге, где я его не буду
ожидать.
  - Бадвил, - произнес я, стараясь выглядеть равнодушным. Мой расчет
полностью оправдался. Информация, которую я позволил себе выдать, принесла
другую необходимую информацию, за которую я заплатил бы намного дороже. -
Бадвил? Где это?
  У шерифа был такой вид, будто он сожалеет, что у него вылетело это
название. Потом он пожал плечами.
  - Черт, Бадвил есть на любой дорожной карте. Тридцать миль на восток.
Только магазин и бензозаправка на обочине шоссе. Но я не скажу вам, мистер
государственный служащий, где в Бадвиле.
  - Судя по вашему описанию, выбор не велик.
  - Все должно быть исполнено строго определенным образом. По-другому никак
не выйдет. Так сказал голос по телефону.
  - Конечно.
  - И если вас зовут не Янссен, вы для меня бесполезны. Если вы так много
знаете, то должны знать, что у него мой мальчик, Рики. Вы абсолютно ничего
не сможете сделать, и я не хочу, чтобы вы даже пытались!
  - Рики? - переспросил я. - Эрик?
  - Правильно. А что?
  - Ничего. - Я не суеверен, не сентиментален, и тот факт, что имя
пропавшего мальчика такое же, как и мой псевдоним, ничего не значит,
напомнил я себе. - Кстати об именах, как вы вычислили Янссена?
  - Было три очевидных кандидата. Двоих можно было проверить при помощи
местных властей. Они находились там, где и должны были находиться в то
время, когда двое хороших ребят умерли с проводом вокруг шеи. Третий -
загадочная личность из Вашингтона на государственной службе. Судя по
всему, много путешествует. Никто не смог определить, в чем заключается его
работа. Как ни пытались, упирались в стену секретности. Этого человека на
месте не было. Андрес Янссен, - Раллингтон взглянул на меня, - один из
ваших?
  Я кивнул:
  - Один из наших. И хотим его вернуть.
  - Подите к черту, мистер. Он - убийца, похититель детей и, вероятно,
маньяк. Правосудие по отношению к нему должно свершиться.
  - Вы направляетесь, чтобы вступить в сделку с этим убийцей и маньяком?
  - Он не оставил мне выбора. Сказал, что, если я не приеду, по почте начнут
приходить пальцы, уши и... другое. Но как только я получу Рики назад... -
Он вцепился в баранку. - Если я когда-нибудь достану этого сукина сына...
  Я засмеялся. Он обернулся ко мне, испуганный и взбешенный. Я принял
высокомерный и снисходительный тон:
  - Прекратите мелодраму, шериф. Успокойтесь. Что касается Янссена, мы не
слишком обеспокоены его личной судьбой - незаменимых нет. Но мы не хотим,
чтобы вы устроили публичный спектакль из суда над ним. Этого мы позволить
не можем.
  Раллингтон глубоко и судорожно вздохнул:
  - Если этот подонок ваш, то вам следовало держать его в клетке.
  - Дерьмо, - процедил я. - Не указывайте нам, что мы должны или не должны
делать. Иначе нам придется указать вам, шериф, что не следовало бы убивать
детишек. Иногда это может привести родителей в ярость.
  Он еще раз взглянул на меня. Начал что-то горячо возражать, но умолк. Из
этого я кое-что понял. Его самого не приводило в восторг это дело в
студенческом городке, из чего следовало, что, как большая шишка из
Вашингтона, я могу немного нажать на него, ничем не рискуя.
  После паузы Раллингтон сказал бесстрастным голосом:
  - Убийство дочери Янссена было несчастным случаем.
  - Конечно, - ответил я. - Несчастным случаем. Вы со своими ребятами
сделали две дюжины выстрелов по толпе с расстояния менее пятидесяти ярдов,
если не врут газетные отчеты. В результате этой пальбы, у вас одно
попадание "в яблочко" - в сына Дюбука с кирпичом в руке. Нескольких
человек вы легко ранили и послали столько пуль наугад, что убили двух
невинных наблюдателей на расстоянии семидесяти пяти и ста ярдов позади
свалки. Теперь скажите, шериф, - это, черт подери, вы называете меткой
стрельбой? Это не несчастный случай, это - настоящее преступление! - Я
скорчил гримасу. - Янссен - профи. Он знает, что всякое бывает и людей
порой убивают. Чего он не может перенести и отчего у него слегка поехала
крыша - это то, что его дочь была без всякой причины застрелена компанией
наделавших в штаны сопляков в форме. А местный суд потом похлопал их по
спине - вместо того, чтобы отобрать оружие, значки полицейских и вытолкать
под зад за профнепригодность.
  Шериф едва опять не вспылил, но сдержался. Потом резко сказал:
  - По-вашему, было бы лучше, если бы две дюжины пуль унесли два десятка
жизней студентов? - Я вздохнул.
  - Если это сарказм, шериф, то вы совершенно не понимаете, что я хочу
сказать. Я пытаюсь объяснить вам точку зрения профессионала, точку зрения
Янссена, точку зрения человека, знакомого с оружием. Конечно, это было бы
лучше.
  - У вас и вашего друга чертовски странный взгляд на вещи!
  Мягко, но ядовито я объяснил:
  - Если бы на каждую выпущенную пулю вы могли предъявить тело, это по
меньшей мере доказало бы, что вы и ваши люди знали, что делали. Неважно,
правое это было дело или нет. Это бы продемонстрировало, что вы не палили
наобум, не думая и не заботясь о том, кого можете убить. И если бы вы
выбирали цели как следует, Эмили Янссен осталась бы жива, как, впрочем,
этот парень, Холлинсхэд. - Я отрицательно покачал головой. - Если ваш
мальчик умрет сегодня вечером, у вас будет одно утешение, Раллингтон. Вы
сможете утешиться знанием того, что он был убит, потому что у кого-то была
причина убить его, а не просто оттого, что какой-то дорвавшийся до
спускового крючка полицейский не захотел как следует прицелиться.
  Последовала небольшая пауза. Машина неслась по темной дороге на приличной
скорости.
  - Вы очень агрессивны, мистер, - пробормотал наконец шериф.
  - Вы первый начали. Это вы хотели, чтобы мы держали наших диких зверей в
клетках. Я имею в виду, что вы сами из рук вон плохо управляетесь со
своими. А теперь давайте прекратим обмениваться обвинениями и посмотрим,
что можно сделать для возвращения этого людоеда в зоопарк. Сколько он
запросил?
  Повисла еще одна пауза, потом последовал неохотный ответ: пятьдесят тысяч.
Я промолчал, и Раллингтон посчитал себя обязанным объяснить величину цифры:
  - В прошлом году я продал большой кусок своей земли. Должно быть, Янссен
узнал об этом.
  - Ему плевать на ваши деньги. Одна тысяча или сто для него значат одно и
то же - ничего. Вы это знаете.
  Плечи этого коренастого человека под рубашкой цвета хаки почти незаметно
дернулись. Когда он заговорил, голос звучал покорно.
  - А что я, черт возьми, могу сделать, кроме как подыграть ему?
  - Янссен убьет вас, - сказал я. - Все, что ему нужно, - ваша жизнь.
  - Это уже пробовали сделать.
  - Если вы припрятали небольшой пистолет в рукаве или нож под воротником
рубашки, забудьте о них. Попытайтесь вспомнить, что имеете дело с профи, а
не с каким-нибудь подростком, который разъезжает на украденной машине. -
Раллингтон ничего не ответил и никак не выразил своих чувств. Он тоже
отчасти был профи. - Предположим, я мог бы спасти ваши деньги, вашу жизнь
и жизнь вашего сына. Плюс - дать вам ответ за убийства полицейских...
  - Я полагал, что Янссен нужен вам самим.
  - Я не сказал, что дам вам правильный ответ, шериф!
  Мы опять помолчали. Я надеялся, что сделал все правильно, чтобы создать
нужное впечатление - самонадеянного, беспощадного, неразборчивого в
средствах правительственного агента, готового на все, чтобы защитить
репутацию своего агентства. Если задуматься, это было не так далеко от
истины.
  Шериф Раллингтон заговорил слегка удивленным голосом:
  - Так вы собираетесь подставить какого-то беднягу...
  - Этого беднягу я нашел на холме напротив вашего дома с заряженной
винтовкой. "Саваж" калибра 0, 300. У него есть мотив и возможность, что
вам еще надо? Его имя - Холлинсхэд.
  Я ничего не должен старику. Тот факт, что он мне немного понравился,
совершенно ничего не значил. Я ничего не обещал этому колоритному
старикану, абсолютно ничего.
  - Вы - лгун, - сказал Раллингтон. Я глубоко вздохнул. У меня появилось
желание разок ему врезать. Да, у меня было желание врезать кому-нибудь, но
проблема состояла в том, что единственной логически оправданной целью был
я сам.
  - Пук-пук, - сымитировал я неприличный звук. Странно, но после всех
тяжелых зарядов, которые я безрезультатно выпустил в. него, эта детская
выходка подействовала на него как красная тряпка на быка. Он так даванул
тормоза, что машина, казалось, сделает кувырок вперед.
  - Слушай, ты, федеральный сукин сын... Я усмехнулся.
  - Вы, полицейские, можете безнаказанно обозвать любого, но если кто-нибудь
обругает вас, это считается уголовным преступлением. Чего вы ожидаете,
называя человека лгуном, - поцелуев или цветов?
  Через минуту машина опять тронулась.
  - И тем не менее вы лжете, мистер, - наконец сказал Раллингтон более
спокойно. - Или ошибаетесь. Я вам сказал, что проверил их всех. Арнольд
Холлинсхэд работает на заправочной станции в Седжвиле, штат Кентукки. Он
не пропустил ни одного дня за последние три недели. Он все еще на месте.
Если бы он пропал, в мой офис сообщили бы.
  - Арнольд. Это, должно быть, отец убитого мальчика. - Я пожал