спросил:
     -- Ты что же,  целый день намерен стоять и смотреть  на этого цыпленка?
Завтрак уже почти готов.
     -- Цыпленок? -- спросил я.
     --  Курочка  из породы  белых орлингтонов,  если тебе  хочется знать  в
точности.
     -- Белые орлингтоны? курочка? -- повторял я с захватывающим интересом.
     Белая курочка с грациозным достоинством  уходила прочь, а я следовал за
ней, как ребенок за сказочным  дудочником. Джон предоставил мне  на это  еще
пять минут, затем взял меня за рукав и повел завтракать...

     Побыв там около недели, я начал тревожиться. Я хорошо спал и ел и начал
находить удовольствие в жизни.  Это  совсем не годилось для человека  в моем
безнадежном положении. Поэтому я сполз вниз на станцию зубчатой дороги, взял
билет в Пайнвилль и отправился к одному из лучших врачей в городе...
     Теперь  я  уже  точно  знал,  что  надо  делать,   когда  нуждаешься  в
медицинской помощи. Я повесил шляпу на спинку стула и быстро проговорил:
     -- Доктор, у меня цирроз сердца,  артериосклероз,  неврастения,  острое
несварение желудка  и выздоровление. Я  буду жить на строгой  диэте. Я  буду
брать теплую ванну вечером  и  холодную  днем.  Я постараюсь быть  веселым и
направлять мысли  на приятные  предметы. Из лекарств я предполагаю принимать
по фосфатной пилюле три раза в день,  предпочтительно после еды, и микстуру,
состоящую из тинктуры  генцианы, хины и кардамона. На каждую столовую  ложку
этого средства я буду принимать тинктуру нуксвомики, начиная с одной капли и
прибавляя по  одной капле  ежедневно,  пока не будет достигнута максимальная
доза. Капать я буду медицинским капельником, который может быть приобретен в
каждой аптеке за пустячные деньги. Доброго утра!
     Я взял шляпу и  вышел. Закрыв  дверь, я припомнил, что забыл еще что-то
сказать, Я снова открыл дверь. Доктор не шевельнулся с места,  где сидел, но
нервно вздрогнул, когда увидел меня.
     --  Я забыл  упомянуть,--  сказал я,-- что буду пользоваться абсолютным
покоем и движением.

     После этой консультации, мне стало гораздо лучше. Укрепление в моем уме
мысли, что я безнадежно болен, доставило  мне такое удовольствие, что я чуть
не стал снова  мрачным. Нет ничего  более тревожного  для  неврастеника, как
чувствовать, что поправляешься и веселеешь.

     Джон  внимательно следил за мной.  После того, как  я  обнаружил  такой
интерес  к  белой  орпингтонской  курочке, он  всячески старался отвлечь мои
мысли и не забывал закрывать  птичник на  ночь.  Постепенно  здоровый горный
воздух,- пища и ежедневные прогулки  среди холмов так облегчили мою болезнь,
что я совсем огорчился и упал духом.

     Услыхав про  сельского врача, жившего по соседству  в  горах, я пошел к
нему  и рассказал  всю  свою историю.  Это был седобородый  старик с ясными,
синими, окруженными морщинками, глазами и  в одежде домашнего приготовления,
из серой бумазеи.
     Чтобы  сократить   время,   я  изложил  диагноз,  потрогал  нос  правым
указательным пальцем, ударил себя под колено, чтобы дрыгнуть ногой, выстукал
грудь, высунул язык и справился о цене мест на кладбище в Пайнвилле.

     Он закурил трубку и смотрел на меня минут пять.
     --  Брат мой, -- сказал  он  немного  погодя, --  вы в  очень  скверном
состоянии. Есть некоторый шанс на выздоровление, но очень слабый.
     -- Что бы  это могло  быть? --  жадно  спросил я.-- Я принимал мышьяк и
золото,  фосфор, движение,  нуксвомику, гидротерапевтические  ванны,  покой,
возбуждение, кодеин,  ароматические соли аммония. Осталось ли еще что-нибудь
в фармакопее?
     -- Где-то, в этих горах,--сказал доктор,-- водится растение,-- цветущее
растение, которое может вылечить вас. Это -- единственное средство спасения.
Оно принадлежит к виду, старому, как мир. Но за  последнее время встречается
редко, и найти его трудно. Нам  обоим придется поохотиться за ним.  Я сейчас
активно  не  практикую,  я уже  стар,  но вашим случаем  займусь.  Вы должны
приходить ко мне  каждый  день после полудня и помогать мне  в поисках этого
растения. Искать будем, пока  мы  не  найдем его. Городские  доктора,  может
быть,  и  знают  очень  много о  новых  научных  открытиях,  но они не знают
средств, которые мать-природа носит в своей переметной суме.

     Итак,  я  и  старый  доктор  каждый  день  охотились  за  всеисцеляющим
растением  по  горам  и  долинам  Синего  хребта.  Вместе мы  взбирались  на
крутизны,  такие скользкие от упавших осенних листьев, что  нам  приходилось
хвататься за  ближайшее деревцо  или ветку, чтобы удержаться от  падения. Мы
проходили чрез  теснины и пропасти, по грудь утопая в папертниках к лавровых
листах. Мы целые мили следовали берегом горных ручьев,  мы прокладывали себе
дорогу,  как индейцы,  сквозь сосновые заросли. Мы исследовали все в поисках
чудесного растения -- придорожную  полосу, склоны холмов, берега рек, горную
область.
     Как говорил старый доктор,  растение, должно-быть, действительно, стало
редким  и  трудно-находимым.  Но  мы  продолжали  поиски.  День за  днем, мы
измеряли долины, лазили ча вершины и топтали плоскогория в поисках целебного
растения.  Выросший в горах доктор,  казалось, никогда  не  уставал. Я часто
возвращался домой настолько  уставшим, что  не мог ничего делать, как только
броситься в постель и спать до утра.

     Так  продолжалось  целый  месяц.  Как-то  вечером, когда  я  вернулся с
шестимильной прогулки со старым доктором,  я прохаживался с Амариллис в тени
деревьев, вдоль  дороги. Прежде чем предаться ночному покою,  мы смотрели на
горы, облекавшиеся в свои царственные, пурпуровые одежды.
     --  Я рада, что вы поправились,-- сказала она.-- Когда вы  приехали, то
испугали меня. Я думала, что вы, действительно, больной.
     -- Я поправился? -- почти закричал я.-- Знаете ли вы, что у меня только
один шанс на выздоровление, один из тысячи остаться в живых?
     Амариллис удивленно взглянула на меня.
     -- Как?-- сказала она.-- Вы сильны, как мул, на котором пашут, вы спите
каждую ночь от  десяти до двенадцати  часов и едите, как  людоед! Что же вам
еще нужно?
     --  Говорю  вам,--сказал я,--  что,  если  мы не найдем чуда  --  т.-е.
чудесного растения, которое мы ищем,  в будущем ничто не сможет спасти меня.
Так говорит доктор!
     -- Какой доктор?
     -- Доктор Тэтум, старый доктор, живущий на полпути к горе Черного Дуба.
Знаете вы его?
     -- Я  знаю  его  с тех пор, как научилась говорить. Так вы  туда ходите
каждый день? Это он  водит вас  на длинные прогулки и заставляет карабкаться
на горы, отчего к вам вернулось здоровье и силы? Хвала старому доктору!

     В это время сам доктор медленно ехал по  дороге  в своем  расхлябанном,
старом кабриолете. Я махнул  ему  рукой  и  закричал, что приду на следующий
день  в  обычное  время.  Он остановил  лошадь  и  подозвал  Амариллис.  Они
разговаривали минут пять, я поджидал. Затем старый доктор поехал дальше.
     Когда  мы пришли домой, Амариллис вытащила энциклопедию и начала искать
в ней какое-то слово.

     -- Доктор сказал,--  сообщила она мне,-- что вам не нужно больше ходить
к нему в  качестве пациента, но  что он всегда  рад видеть вас, как друга. А
затем он велел отыскать мне  мое имя в  энциклопедии и сообщить вам, что оно
значит.  Это оказывается  название  рода  цветущего  растения, а  также  имя
деревенской девушки у Теокрита и  Виргилия. Как  вы думаете, что  этим хотел
сказать доктор?
     -- Я знаю, что он хотел сказать,-- ответил я.-- Теперь я знаю!
     -------------------------
     Еще несколько слов  брату, который попал бы во власть  беспокойной лэди
Неврастении.  Формулировка была верна.  Хотя  и неуверенно,  доктора больших
городов нащупали настоящее средство. Что касается движения,--  рекомендуется
обратиться к доктору Тэтуму на горе Черного Дуба: сверните по дороге направо
от методистского молитвенного дома в сосновой роще.
     Абсолютный покой  и движение! Но какой покой более  целителен, чем тот,
каким наслаждаешься, сидя с  Амариллис в тени и шестым чувством читая идилию
без  слов  Теокрита  об  осененных золотыми  знаменами  синих  горах,  чинно
шествующих в опочивальню ночи!


     О.Генри. Октябрь и Июнь

     Капитан  мрачно посмотрел на свою шпагу,  висевшую на стене. В  стоящем
рядом шкафу висел его запачканный мундир, потемневший и потертый от погоды и
долгой службы. Казалось,  что так  много-много  времени прошло  с  той  поры
военных тревог...

     Ветеран  тяжелых  времен,  пережитых  родиной,  он теперь силой женских
ласковых глаз и улыбающихся губ был обречен на постыдную сдачу. Сидя в своей
тихой комнате, он держал в руке письмо, которое только что получил от нее,--
письмо,  вызвавшее  на  лице  его  мрачное  выражение. Он  перечел фатальные
строки, разрушившие его надежды:
     "Отклоняя честь, которую вы оказали мне,  предложив быть вашей женой, я
чувствую,  что должна высказаться откровенно. Причины  -- большая разница  в
наших годах. Вы мне очень, очень нравитесь, но  я уверена,  что  брак наш не
был бы счастливым. Мне тяжело касаться этого, но  я  надеюсь, что вы оцените
прямоту, с которой я вам называю настоящую причину моего отказа".
     Капитан вздохнул и подпер голову рукой. Правда, между  ними --  большая
разница  в  летах. Но  он  был крепок и  вынослив. У него  были  положение и
богатство.  Неужели  же  его  любовь, его нежные  заботы,  те  преимущества,
которые он может дать ей, не заставят ее забыть о разнице лет?
     Кроме того, он был почти уверен, что она любит его...

     Капитан был человеком быстрых действий. В бою он отличался решимостью и
энергией. Он отправится к ней и будет  лично защищать свое дело!  Возраст --
разве он может стать между ним и любимой женщиной?
     Через  два  часа  он  стоял  в легком  походном  снаряжении, готовый  к
Величайшему бою. Он сел  в поезд, идущий в старый  южный  город Тенесси, где
она жила.
     Теодора   Диминг  сидела  на  ступенях  красивого  дома  с  портиком  и
наслаждалась летними сумерками, когда капитан вошел в калитку и направился к
ней по  усыпанной песком дорожке.  Она  встретила его улыбкой, в которой  не
было смущения. Когда капитан стоял ступенькой ниже ее, разница в возрасте не
была так заметна.
     Он был высокого роста, стройный, загорелый, с ясными глазами.
     Она находилась в расцвете жественности.
     -- Я  не ожидала вас,-- сказала  Теодора:--  но  раз  вы тут, то можете
присесть на ступеньку. Разве вы не получили моего письма?
     -- Получил,-- ответил капитан:-- потому-то  и приехал! Послушайте, Тео,
обдумайте,  пожалуйста еще раз ваш ответ. Теодора ласково улыбнулась ему. Он
выглядел хорошо для своего возраста. Она искренно любила  его силу, здоровый
вид, мужество. Может-быть, если бы...
     --  Нет,  нет,-- сказала она, решительно покачав  головой:-- об этом не
может быть  и речи. Вы мне ужасно нравитесь, но жениться нам не следует. Мой
возраст и ваш...  но не заставляйте меня повторять  все снова,  Я уже писала
вам об этом.
     Капитан немного покраснел сквозь бронзу своего лица. Он некоторое время
молчал, грустно смотря в вечерние сумерки.  Право,  Судьба и Время сыграли с
ним  скверную штуку. Всего несколько лет стояли между ним и счастьем... Рука
Теодоры  сползла  и лежала  теперь  уже в его крепкой загорелой  руке.  Она,
наконец, испытывала чувство, близкое к любви.
     -- Не  принимайте этого так близко к сердцу,-- мягко сказала она:-- все
делается к лучшему. Я все это рассудила очень благоразумно.  Когда-нибудь вы
будете  рады,  что не  женились на  мне.  Все это было  бы хорошо и мило  на
некоторое время, но,-- подумайте только! --  какие у нас с вами будут разные
вкусы через  несколько скоро  пролетевших лет! Одному  захочется по  вечерам
сидеть у  камина  и  читать,  а, может быть,  и  возиться с  невралгией  или
ревматизмом, тогда  как другого страстно будут манить театры, балы и поздние
ужины. Нет, дорогой друг!  Если  наши отношения нельзя  определенно  назвать
январем и маем, то, во всяком случае, это-- октябрь и самое начало июня.

     -- Я  бы всегда поступал так, как  вы  того  желали бы, Тео! Если бы вы
только хотели...
     -- Нет, вы бы этого не делали. Теперь вам кажется, что вы так поступали
бы,  но этого не было  бы в действительности.  Пожалуйста, не  просите  меня
больше.

     Капитан  проиграл битву.  Но он был  галантный боец: когда он поднялся,
чтобы проститься окончательно, рот его был сурово сжат, и плечи выпрямлены.
     В ту  же  ночь  он уехал обратно на  Север. И  на следующий вечер снова
находился в  своей комнате, где на  стене  висела  его шпага.  Он одевался к
обеду  и завязывал  свой белый  галстук очень аккуратным  бантом.  И в то же
время задумчиво разговаривал сам с собой:
     -- Честное  слово, мне кажется, что Тео, в конце  концев, права. Нельзя
отрицать, что она очаровательна, но  ей должно  быть лет двадцать восемь, по
самому пристрастному счету.

     Видите ли,-- капитану  было всего девятнадцать лет, и шпага его никогда
не  вынималась  из  ножен,  кроме  как  на   ученьи  в  Чатануга.   Ближе  к
Испано-Американской войне он никогда не подходил.


     О.Генри. Церковь с наливным колесом.

     В списках летних модных курортов Лэклендс не значится.
     Он расположен на низком отроге Кумберлендского хребта гор, на небольшом
притоке реки Клинг-Ривер. Собственно, Лэклендс--приличная деревня, состоящая
из  двух  дюжин  домов, расположенных  около  заброшенной узкоколейной линии
железной  дороги.  Как-то  сам собой  возникает вопрос: железная  ли  дорога
затерявшись в сосновых  лесах,  от страха и одиночества ринулась в Лэклендс,
или же сам Лэклендс растерялся и подошел к железной дороге, дожидаясь, чтобы
вагоны доставили его домой.
     Вы удивляетесь  также, почему деревня названа Лэк-лендс,  т.-е. Озерная
Земля.  Озер здесь нет, а земля  настолько плоха, что и  упоминать о  ней не
стоит.  В  полумиле от  деревни  стоит Орлиный  Дом, большое  поместительное
здание,   содержимое  Джозией  Ранкин  для  удобства  посетителей,  желающих
пользоваться горным воздухом за недорогую плату.
     Орлиный Дом  --  в  очаровательном беспорядке. Он полон старинных, а не
новых, усовершенствований и находится в такой же комфортабельной небрежности
и расстройстве, как ваш  собственный дом. Но вы найдете там  чистые комнаты,
хороший  и  обильный  стол,--  сами  вы  и  хвойные  леса  должны  завершить
остальное. Природа заготовила минеральный источник, виноградники и крокет,--
даже  ворота его из дерева, Искусству  вы  обязаны только музыкой (скрипка и
гитара) дважды в неделю на танцульке в дощатом павильоне.

     Посетителями  Орлиного  Дома  являются  люди,  ищущие  отдыха   в  силу
необходимости так же,  как и для удовольствия. Это -- народ занятой, который
может  быть  уподоблен  часам,  нуждающимся  в двухнедельной  заводке, чтобы
обеспечить  годовое  движение их колес. Вы найдете  здесь студентов  из ниже
лежащих  городов,  иногда  художника  или  геолога,  поглощенного  изучением
древних наслоений  холмов.  Несколько тихих семейств  проводят здесь лето, а
иногда живут здесь  одна  или две представительницы корпорации, известной  в
Лэклендсе под названием "учительши".
     В  четверти мили от  Орлиного  Дома находится  здание, которое было  бы
списано, как "весьма интересное" в путеводителе, если бы Орлиный Дом издавал
его. Это была старая-старая  мельница, переставшая быть мельницей. По словам
Джозии Ранкин, это  была единственная в Штатах церковь с наливным колесом, и
единственная во всем мире мельница с церковными скамьями и органом.
     Обитатели  Орлиного  Дома  посещали  старую мельничную  церковь  каждое
воскресенье  и  слушали,  как  священник  сравнивал  очищенного  от   грехов
христианина с просеянной мукой, смолотой до полезности между жерновами опыта
и страдания.

     Каждый  год в  Орлиный  Дом  приезжал  некий Абрам  Стронг  и  жил  там
некоторое время в качестве почетного  и любимого посетителя. В Лэклендсе его
звали "отец Абрам", потому что  волосы у  него были  такие белые, лицо такое
мужественное, доброе и цветущее, смех такой веселый,  а сюртук и широкополая
шляпа так похожи на одежду священника.
     Даже вновь приезжие через  три-четыре дня  знакомства  звали  его  этим
фамильярным именем.

     Отец  Абрам приезжал  в Лэклендс  издалека.  Он жил  в  большом, шумном
городе на Северо-Западе, где у него были мельницы -- не маленькие мельницы с
церковными скамьями и органом, но громадные, безобразные, похожие на горы,--
мельницы, вокруг  которых целый  день двигались вагоны товарных поездов, как
муравьи вокруг муравейника.
     А  теперь вам  надо рассказать об  отце  Абраме и  о мельнице,  ставшей
церковью,  так как их история сливается  воедино. В то время,  когда церковь
была мельницей, мельником был м-р Стронг.
     Во всем округе не  было  более веселого, пыльного, работящего мельника.
Он жил  в маленьком  коттэдже,  через дорогу от мельницы. Рука  у него  была
тяжелая,  но такса  за помол легкая и горные  жители везли к нему  зерно  за
много миль скалистой дороги.
     Радостью жизни  мельника была  его дочурка Аглая. Это, пожалуй, слишком
громкое имя для переваливающегося карапуза с льняными волосенками, но  горцы
любят звучные и пышные имена. Мать вычитала его из какой-то  книги -- и дело
было сделано.  В младенчестве Аглая  сама  отвергла  это  имя, для  обычного
употребления,  и  упорно  называла  себя  Денс. Мельник  и  его  жена  часто
старались  выпытать  у  Аглаи  об  источнике  этого  загадочного  имени,  но
безрезультатно. Наконец, они построили свою теорию.
     В маленьком садике  за  коттэджем находилась  клумба  с рододендронами,
которыми ребенок  особенно  восхищался и интересовался.  Может-быть, в слове
"Денс" она находила нечто родственное грозному имени своих -любимых цветов.
     Когда  Аглае  было  четыре  года,  она и  отец  ее каждые после - обеда
устраивали   в  мельнице   маленькое  представление,   которое   никогда  не
пропускалось,  если  только позволяла  погода. Когда ужин  был  готов,  мать
щеткой  приглаживала Аглае  волосы, надевала ей  чистый передник  и посылала
напротив   на   мельницу,  за  отцом.  Увидев   через  мельничную  дверь  ее
приближение,  мельник, весь белый от  муки, шел ей навстречу,  махал рукой и
пел  старую  мельничную песню,  известную в  этих  краях,  --  что-то  вроде
следующего:

     "Вот жернов скрипит,
     Мука вниз летит,
     А мельник весь белый смеется,
     Поет он с утра: Труд -- только игра,
     Когда мысль его к милой несется..."

     Тогда  Аглая, смеясь,  подбегала к нему и  кричала:  "Тятя, возьми Денс
домой",  а мельник сажал ее на  плечо и  маршировал  домой ужинать,  напевая
"песню мельника". Каждый вечер происходило то же самое.

     Однажды, через неделю после того, как ей исполнилось четыре года, Аглая
исчезла.  Ее  видели  в  последний раз  рвущей полевые  цветы у края дороги,
против коттэджа.
     Немного  позже,  когда  мать  вышла посмотреть,  чтобы она  не  уходила
слишком далеко, ее уже не было.

     Разумеется,  были  приложены  все старания, чтобы  найти ее.  Собрались
соседи и обыскали леса и горы  на мили кругом. Они осмотрели шлюзный желоб и
ручей на  большое расстояние ниже плотины. Нигде не нашли ни малейшего следа
девочки.  Ночь  или две перед тем неподалеку  в  роще  остановились  лагерем
какие-то бродяги.  Явилось предположение, что они могли украсть ребенка, но,
когда их нагнали и обыскали их кибитку, девочки не нашли.

     Мельник оставайся  на мельнице  еще около двух лет,  затем  он  потерял
надежду найти ребенка и  перебрался с женой на Запад. Через несколько лет он
стал  владельцем  современной  мельницы в  одном  из значительных мельничных
центров этого района.  М-с Стронг не могла оправиться от удара,  нанесенного
ей  потерей Аглаи,  и через два года  после их отъезда  мельник осталс