визг... потом - резкое и властное
"Тихо!", похожее на приглушенный медвежий рык... потом - неясный шепот на
два голоса... отчаянное "Монсеньер, я невиновна, пощадите, монсеньер!"
Похоже, события приняли серьезный оборот!
   Марго осторожно приподнялась и тихонечко заглянула в окно. Пламя
свисавшей с потолка на медных цепочках масляной лампы и свечи, которую его
светлость, за неимением под рукой ничего лучшего, сунул в оставленную на
столе кружку с водой, озаряло невиданное в святой обители зрелище.
   Сильвия, бледная, страшная, похожая не то на ведьму, не то на призрак в
своем белом ночном одеянии и со вставшими дыбом седыми лохмами, упала на
колени в углу. Герцог возвышался перед ней, как некая цитадель, грозная и
неприступная, и его шпага, тускло поблескивавшая в неверном свете,
упиралась старухе в горло.
   Лекарка тихо поскуливала, уставившись на герцога глазами, белыми от
ужаса.
   - Hу так, что же, мадемуазель отравительница, - вынув из кармана
роковую склянку, герцог медленно повертел ее перед носом у Сильвии, и даже
Марго в дрожь бросило от изысканно-светского тона его светлости, - узнаете
ли вы творение рук своих?
   - -нет... -не знаю, монсеньер... я ничего не вижу... здесь темно...
   Монсеньер, ради Бога! Что я вам сделала?!
   - Мне известно, мадемуазель, что около трех месяцев назад вы изготовили
ядовитое зелье, предохраняющее от беременности, - продолжал герцог тем же
безжалостно-светским тоном. - Вот это зелье. Отпираться бесполезно.
   - Да.... да, монсеньер, я с-сд-делала это, - дрожащим голосом
подтвердила Сильвия, - но я никого не...
   - О, да, разумеется, вы никого не убивали с ножом в руках. И, тем не
менее, по крайней мере, две жизни оборвались не без вашего участия! Кто
заказал вам это лекарство? у! - Сильвия вздрогнула от прикосновения
холодной стали.
   "Давай, давай, папочка, так! Браво! - шептала про себя Марго,
спрятавшись за ставнем. - Здорово я тебя разогрела!"
   - Монсеньер, меня попросили...
   - Кто? Д'Арнуле?
   - Да, ваша светлость... Он сказал, что это нужно... для одной
несчастной девушки из Валь-де-Рея... какой-то шляпницы... или белошвейки...
   - ...Чье имя начинается на букву И?
   - Да, монсеньер... о, Дева Мария, да уберите же вы это смертоносное
оружие, я вам и так все расскажу! Он сказал, что эту бедняжку зовут... о,
Боже, дайте вспомнить... какое-то аристократическое имя... весьма
благозвучное... не то Инесса, не то Изольда...
   - е то - Иоланда?
   - О, нет, нет, монсеньер! Клянусь ранами Христа! - Старуха, рыдая,
бросилась к ногам герцога, тот рывком поднял ее и, протащив через всю
комнату к столу, за которым лекарка обычно записывала в книгу заказанные и
отпущенные снадобья, швырнул на стул, да так, что лекарка чуть не
свалилась вместе со стулом на пол. - О, монсеньер! у что мне сделать,
чтобы вы....
   Герцог молча выдрал из книги для записей чистый лист и положил перед
заплаканной старухой. Затем так же молча придвинул к ней чернильницу с
пером.
   - Мадемуазель, я готов поверить, что вы стали сообщницей убийцы и
насильника не по доброй воле; охотно допускаю, что этот прохвост вас
обманул, рассказал вам душещипательную историю о девушке, попавшей в беду,
а вы, по ангельской доброте своего сердца, поверили и согласились этой
беде помочь. Я даже готов считать смерть матушки Теодорины несчастным
случаем...
   - Теодорины?
   - Да, Теодорины, к которой почему-то попало это дьявольское снадобье.
   - о, монсеньер, я не виновата... это все она... теперь я понимаю... -
затараторила травщица, - это Мари, немая дура Мари... ведь она не обучена
даже азам грамоты... она вытирала пыль в шкафчике.... да, конечно,
вытирала и переставила склянки! А господин аббат так торопился, что я...
   - Что вы, мадемуазель, схватили с полки не ту склянку. В результате
сперва погибла моя дочь, виновная лишь в том, что была невинным ребенком и
слепо доверилась своему духовнику! А за ней последовала начальница хора -
только потому, что страдала бессонницей!
   - О, монсеньер!! - Сильвия попыталась поцеловать герцогу руку, но тот
оттолкнул старуху и недвусмысленным жестом указал ей на лист и перо.
   - Я готов пощадить вас. о за это вы должны подробно описать все, что
вам известно об участии в этом грязном деле аббата д'Арнуле.
   е хотите, чтобы вас считали соучастницей преступления - значит,
помогите изобличить убийцу!
   - Хорошо... хорошо, монсеньер, я все сделаю, как вы говорите... вот
видите - уже делаю!
   - Прекрасно, сестра, продолжайте...
   ...Примерно через четверть часа герцог вылез из окна и торжественно
продемонстрировал Марго исписанный с двух сторон лист: "у вот, Маргарита,
теперь у нас есть, по крайней мере, одно письменное свидетельство против
этого святотатца. Что же до ваших слов... Я верю вам, верю безоговорочно.
о этого мало. ужно, чтобы поверили судейские. Завтра здесь будет отец
Эрве, мой духовник и друг, - я обогнал его, - он человек чести, если он
увидит и услышит все, что видел и слышал я...
   - То выступит вместо меня в суде? Ладно, идет, монсеньер! Так даже
лучше: этакой персоне скорее поверят. И мы вместе отправим эту тварь на
плаху! - заключила Маргарита.
   - Я сделаю для этого все, что в моих силах, слово дворянина! - пообещал
герцог. Потом добавил: "Если потребуется, мы с отцом Эрве дойдем до его
Святейшества."
 
 
 
   День шестой 
 
 
   Отец Эрве де Форе прибыл в Фонтен-Герир перед самой вечерней.
   Въехал в обитель не так, как его убитый горем духовный сын, а чинной
трусцой, в карете с герцогскими коронами на дверцах, полулежа на подушках,
- как и подобает солидному человеку и достопочтенному служителю Божьему.
Безукоризненный овал лица, римский профиль, аристократическая бледность,
сутана из тяжелого дорогого шелка, величавые жесты благословляющей руки.
Ростом почти не уступает герцогу, но комплекцией будет поувесистей. А уж
благообразия-то в лице, благообразия! Елей только что из носа не течет.
Всем хорош. Вот только глаза... Очи долу, как положено человеку, денно и
нощно погруженному в раздумья о бренности всего сущего. о то и дело
высверкивает из-под ресниц холодное, острое, безжалостное, - как стилет из
раззолоченных ножен, как когти из бархатных лап тигра! Герцог сказал:
"Расскажи этому человеку все, что тебе известно", но чутье шептало
Маргарите: "Молчи!" И она промолчала, когда Эрве стал поочередно
расспрашивать монахинь о происшедшем.
   Отец Эрве приехал в герцогской карете, но привез его не герцогский
кучер, а Антуан. Это еще что за новости? Улучив минутку, Марго
перебросилась парой слов со старым другом. Оказалось, что Гонория с отцом
Эрве ехали колесо к колесу до Вернона, а потом аббатиса предложила не
ехать сразу в обитель, а сперва прокатиться в Руан и повидаться с его
преосвященством архиепископом Рене, - как видно, затем, чтобы произвести
разведку насчет возможности официально произвести Иоланду в святые, или
хотя бы в блаженные. А отец Эрве возражал, поскольку не хотел надолго
упускать из вида его светлость.
   Тогда, дабы все были довольны, Гонория предложила де Форе поменяться
кучерами, - мол, святой отец может вполне положиться на ее Антуана, а уж
она, Гонория, как-нибудь сумеет объяснить герцогскому Жану, по какой
дороге ехать и где куда поворачивать.
   Выехав из Вернона, Антуан повернул герцогскую серую шестерку направо -
через Лез-Андели на Фл„ри и родную обитель, а Жан погнал аббатисиных
вороных налево - через Гайон и Лувье на Руан.
 
   - И вот я тут, Марготон, к твоим услугам! у, обними же скорей своего
Туанчика... Вот так... Слава Богу, доехали... у и замучил же меня святой
отец!
   - Замучил? - насторожившись, переспросила Марго.
   - Hу да. Как остановимся, так он давай расспрашивать - о чем у нас в
обители говорят, да много ли молятся, да кто к аббатисе ездит и за какой
нуждой... А я что? Я знаю свой кнут да вожжи, - последние слова Антуан
произнес голосом деревенского простофили, при этом хитро подмигнув Марго.
   - Правильно, Туан. С этими святыми отцами надо поосторожнее...
   ("Да, поосторожнее... и с Эрве... - не нравится мне этот Эрве... ох,
как не нравится!... - и с Гаспаром, который сидит у себя на чердаке на
сломанной кровати, и ждет, когда душка-Марго притащит ему чего-нибудь
пожевать...")
   Когда совсем стемнело, Марго сбегала на кухню, поболтала с поварихами и
судомойками, приняла участие в безуспешных поисках завалившегося куда-то
самого острого ножа, собрала в миску все, что смогла выпросить или стянуть
- жареную куриную ногу, хлеб, зелень, яблоки, прихватила бутылочку вина -
одну из тех, что были приготовлены на завтра для отца Клемана, - и понесла
"кукленкуаббатику". Однако "дома" клиента не оказалось. Поднимаясь на
последние ступеньки "кухонной" лестницы, Марго услышала шорох - кто-то,
впрочем, ясно, кто! - пробирался сквозь царивший на чердаке хаос к
противоположному "пансионному" выходу.
   Поставив миску и бутылку на расшатанный стол, с которого аббат - ох, уж
эти мужчины! - даже пыль вытереть не удосужился, Марго прошла, точнее -
пролезла, через весь чердак, вышла на лестницу, огляделась... и сразу же
заметила аббата. Тот, крадучись, останавливаясь и тревожно прислушиваясь к
каждому шороху, двигался в сторону пансиона. ("икак, опять наладился по
девчонкам? еужто мало ему?") о аббат, миновав пансион, свернул к
странноприимному дому. Вошел... И почти сразу же вспыхнул слабый свет
наверху, во втором справа окне - в комнате герцогского духовника. ("Ага,
вот как! е выдержал, первый побежал к Эрве...
   каяться? Или?...") Соскользнув по лестнице так быстро, будто ступеньки
горели у нее под ногами, Марго на цыпочках последовала за его преподобием.
   Встала под окном, поглядела вверх. Сквозь белую тонкую шторку видны две
темные фигуры, одна - та, что пониже и потоньше, - отчаянно
жестикулирует.... И, похоже, угрожает! "Эге, да он никак, перышко достал!
у да, как же - напугаешь собаку костью с мясом!
   Ага... теперь умоляет... видать, не на того нарвался... О-ля-ля,
похоже, дело завязалось жаркое! Эх, жалко, в комнату к ним никак не
ввалишься! А подслушивать у них под дверью... Судя по физиономии этого
Эрве... Э, нет, мне еще жить не надоело! Эрве - это тебе не герцог-добрый
папочка! А трельяж весь прогнил насквозь, к окну не взобраться... у, раз
легла такая карта... поглядим, как дела у скорбящего отца".
   Марго обошла здание гостиницы. а заднем фасаде, обращенном к стене,
трельяж был поновее. В нужном окне тоже горел свет. Сбросив башмаки и
подоткнув платье, Маргарита ловко взобралась на второй этаж, шепотом
ругаясь, когда оплетенная плющом легкая деревянная решетка трещала и
шаталась под ее тяжестью. Заглянула в окно.
   Герцог сидел за столом и что-то писал. Время от времени он
останавливался и перечитывал написанное, что-то вычеркивая и поправляя.
Маргарита уже совсем было собралась постучать в стекло, но тут дверь
комнаты распахнулась. Герцог обернулся - на пороге стояли отец Эрве и
Гаспар.
   Марго отпрянула от окна, едва не свалившись вниз вместе с трельяжем. С
трудом удержав равновесие, она спряталась за ставнем.
   В щель между ставнем и стеной было видно не все... но вполне достаточно
для того, чтобы бывшая девка, уже предвкушавшая, как убийце воздастся по
заслугам, задохнулась от возмущения. Герцог пожал Гаспару руку! Герцог
выплеснул в камин содержимое роковой склянки, погубившей Теодорину!!
Герцог сжег на свечке признание Сильвии!!!
   Вот вам и "слово дворянина", вот вам и "дойдем до Его Святейшества"!
Видно, Лавердьер, когда решил пойти с Беарнцем к мессе, свое мужское
достоинство заложил в кабаке! А Эрве довольно потирает руки... и глаза
щурит, как кот, который курицу на кухне стащил... Святая мученица,
Маргарита Антиохийская, да что ж это за дьявольщина творится на белом
свете?!
   Оба духовных лица наконец вышли. Герцог, задвинув засов, со стоном
бросился на постель. ("Так! Выходит, эти два лысых таракана хорошо
спелись, там, у Эрве... а после дуэтом закатили нашему папочке такой
кошачий концерт, что тот с перепугу наложил в штаны... о что за ведьмин
псалом надо провыть, чтобы этак напугать самого Лавердьера?")
   Маргарита, прильнув к стене, решала, что ей сейчас делать - пойти
подслушать, о чем будут говорить Гаспар и Эрве, или постучаться в окно, и
потребовать у герцога объяснений: "Именно так, монсеньер:
   кто-кто, а уж я-то имею право требовать!" о не успела она проговорить
про себя эти слова и поднести руку к окну, как услышала внизу тихие
голоса. Причем, один из них был ей хорошо знаком! Она быстро опустила
подоткнутое платье, затаила дыхание...
   осторожно оглянулась...
   а полузаросшей травой дорожке, шедшей вдоль стены - по этой тропке
можно было при желании незаметно обойти всю обитель по периметру -
появились двое: один в длинных темных одеждах, другой - в штанах и
камзоле, со шпагой на перевязи. Они медленно шли по дорожке, тихо беседуя.
у, конечно: Эрве и Гаспар, чтоб у них обоих тонзуры поганками заросли!
овоявленные союзники остановились чуть ли не под самыми ногами Маргариты,
которая в этот миг охотно пожертвовала бы спасением души ради возможности
стать невидимой.
   - Итак, сын мой...
   - О, высокочтимый мой наставник, отныне вы - мой отец... нет, больше,
чем отец! Отец дал мне только жизнь, а вы спасли мою честь! - Гаспар, упав
на колени, порывисто схватил руку Эрве и принялся исступленно целовать.
   - Hу, ну, довольно! - Эрве вырвал руку и брезгливо вытер ее о полу
сутаны. ""Вы - мой отец!" - зло передразнил он Гаспара. - е много для меня
чести заиметь такого сынка! Я сделал для вас все, что было в моих силах -
прикрыл вас от гнева его светлости... но не воображайте, что я и впредь
буду пользоваться мощью Ордена, дабы спасти жалкого грешника... который
даже и скрыть свой грех как следует не умеет! Я исполнил свой долг
христианина...
   поддержал оступившегося... сделал то, что вы сделать не могли...
   но дальше вам, любезный мой, придется полагаться только на собственные
силы. Я и так проявил к вам чрезмерную снисходительность!
   - О, да...да, я понимаю... благодарю, тысячу раз благодарю,
достопочтенный професс!
   - Да, я - професс, а вот вы, любезнейший...
   - ..С-схоластик, свят...
   - овиций! - тоном, не допускавшим и мысли о возражениях, отрезал Эрве.
- овиций. И, повторяю, я еще слишком снисходителен... можно сказать,
преступно снисходителен! - учитывая, каким позором вы запятнали ваше
имя... и чем вы осмелились угрожать мне. В стаде Иисусовом не место
паршивой овце!
   - Да, конечно, отче... я понимаю... Mea culpa... Confiteor ... -
забормотал совершенно уничтоженный Гаспар. - о ведь никто не ведает...
   - Пока не ведает. о дабы вы снова стали чисты перед Всевышним, - Эрве
наставительно поднял палец, - ваши.. ммм... прегрешения против седьмой и
шестой заповедей должны навеки кануть в небытие!
   - О, да, конечно, конечно, отче... навеки... в небытие... вместе со
всеми...
   - Именно! Благодарение Всевышнему, вы не окончательно утратили
сообразительность. Да, кстати, духовнику негоже прятаться от своих
подопечных.
   - Счастлив повиноваться, святой отец! - Гаспар опять прижал к губам
руку професса. Левую. Правую отец Эрве привычным жестом прочертил в
воздухе крест: "I- nomine Patris et Filii..." При этом в его
благословляющей деснице блеснуло нечто весьма подозрительное. И Гаспар
благоговейно принял в ладони это "нечто".
   Затем святой отец-професс величественной и неторопливой походкой
прошествовал в гостиницу, а Гаспар, постояв несколько минут, и,
повидимому, окончательно на что-то решившись, быстрым шагом, почти бегом
направился по дорожке в сторону главных ворот.
   Маргарите показалось, что в руке его мелькнуло лезвие ножа.
   "Черт подери! Побежал к воротам... к привратницкой! Уж не с Доротеи ли
он вздумал начать?.. Ведь старая дура тогда раззвонила на все заведение,
что добрый Боженька избавил малютку от женских очищений. Дьявол, я ведь
даже предупредить ее не успею! о зачем ему нож, если шпага есть?" Дав
Гаспару отойти подальше, Маргарита осторожно слезла на землю и, надев
башмаки, которые, на ее счастье, все это время незамеченными пролежали в
траве, тихо последовала за незадачливым аббатом, спешившим спрятать во
мраке небытия свои прегрешения.
   Вопреки ее предположению, аббат, на полусогнутых прокравшись мимо
темных окон привратницкой и перебежав въездную липовую аллею, устремился
прямиком в лазарет, к окну лекаркиной келейки.
   Догнать его Марго при всем желании не успела бы. "Значит, Сильвия!
   И ничего нельзя сделать, черт подери!" Марго, спрятавшись за ствол
вековой липы, смотрела, как аббат влез в окно... и через несколько минут
вылез. При свете луны Маргарита ясно видела нож, блестевший в его руке.
Почти не таясь, аббат со всех ног ринулся к конюшне - не по дорожке, а
через сад и кладбище, напрямик.
   Понятно, сделал свое дело - и скорей ноги уносить! Тем более, что Эрве
ясно намекнул: духовному лицу на чердаке не место. у что ж, пусть бежит!
Как уедет, так и приедет - куда ж он от любимой тетушки денется!
   Перебегая от дерева к дереву, Маргарита добралась до двери лазарета.
Вошла. Где-то тут, под лестницей, должен был быть ящичек с огарками
свечей, которые экономная Сильвия собирала, дабы потом отдать в
переплавку. айдя огарок, который можно было держать в руке, Марго тихо
постучалась в комнатку лекарки и позвала: "Матушка! Матушка Сильвия!", -
может, старуха только ранена? Осторожно толкнула дверь - закрыто. Выбрав
из своих отмычек самую тонкую и длинную, Марго поддела крючок и открыла
дверь. Вошла, зажгла свечу от лампадки, висевшей в углу перед статуэткой
Девы Марии, и оглядела комнатку. Крохотная келейка, всегда так тщательно
убранная, теперь напоминала кабак наутро после хорошей попойки. Сильвия
лежала на кровати, наполовину свесившись - почти касаясь головой пола, и
неподвижными, остекленевшими глазами смотрела на Марго. Седые волосы
лекарки слиплись в крови. Так и есть - убита. Марго осторожно подошла
ближе и склонилась над мертвой Сильвией, - похоже, красавчик сперва
раскроил лекарке череп тяжелым табуретом, а потом перерезал ей ножом
горло, да напоследок еще и вывалил кишки - для верности. Грязно сделано -
мясник-недоучка работал, а не убийца!
   Другая женщина на месте Маргариты с воплями обратилась бы в бегство, но
бывалая солдатская девка, повидавшая не одно поле битвы, смотрела на
мертвое тело, как монахиня - на молитвенник.
   ("Дурак... ой, дурак... И нож с собой взял - что же, так с ним и
поедет?")
   И вдруг догадка обожгла ее, как удар кнута: Антуан! Аббатиса могла
проболтаться Гаспару... Что, если аббат... Что, если сейчас Гаспар с
Антуаном... Антуан, конечно, малый не промах и солдат бывалый, но
спросонья и против ножа... Схватив первое попавшееся ей под руку оружие -
увесистую клюку, с которой ходила несчастная Сильвия, - Марго выскочила из
лазарета и со всех ног бросилась к конюшне. Она едва успела спрятаться за
яслями, где обычно кормили лошадей приезжих, когда из конюшни галопом
вымахнул красавец Корбо с аббатом на спине. Великолепным прыжком вороной
перелетел через калитку и вскоре цокот копыт затих вдали. еужели - успел?!
Марго, не чуя под собой ног, взбежала по лестнице.
   Дверь в каморку конюха была открыта, и окровавленный кухонный нож нагло
валялся на грубо сколоченном столе. Однако Антуан был жив, невредим и
сперва чрезвычайно недоволен, что его разбудили.
   По всему выходило, что д'Арнуле решил одной пулей убить двоих:
   свалить на конюха вину за убийство лекарки.
   Медлить было нельзя. Конюх с лихорадочной быстротой оседлал лучшую в
конюшне лошадь - герцогского гнедого. Марго размотала свой драгоценный
пояс и обвила им талию старого друга, - двести двадцать ливров, дружище,
как-нибудь первое время продержишься!
   Бывший солдат взобрался в седло, Марго вспрыгнула на круп коня, и они
поскакали к главным воротам обители, - через калитку ехать было нельзя,
чтобы не напоротьс