вал он, обернувшись, Саре.
  Они уже были примерно на середине каньона, и Борн решил, что пора
выбираться. Первый проход, на который он обратил внимание, показался
слишком крутым. Следующий, ярдах в пятидесяти от первого, выглядел очень
удобным, но именно очевидность подобного выбора и заставила от него
отказаться. Третий вариант отличался от двух других тем, что здесь путь
шел не в гору, а прямо между скал, и был довольно широким - три лошади
рядом могли спокойно войти в него. Правда, он довольно резко сворачивал, и
Борн не мог рассмотреть, что там дальше, но почему-то решил все-таки идти
здесь.
  За поворотом ущелье немного расширилось. Каньон уже не был виден. Глухой
стук копыт эхом отражался от нависающих скал. Борн поднял голову к узкой
полоске по-прежнему яркого неба над головой, потом взглянул перед собой.
Проход разделялся надвое. Он решил идти правым. Из опасения очутиться в
узости, где не удастся развернуть лошадей, он решил, что при малейшем
подозрении повернет назад. Скалы порой сходились так, что они были
вынуждены поднимать ноги на круп лошадей, но каждый раз Борн мог видеть
впереди расширение и продвигался все дальше и дальше. Снова образовалась
развилка, и опять он выбрал правый Проход, решив, что так уж точно не
заплутает в случае необходимости вернуться. Один раз каурая испугалась
теснины, захрапела и встала на дыбы; он быстро слез, потрепал ее по холке
и успокоил, зашагав впереди. Стены ущелья в этот момент, казалось, совсем
сомкнулись. Казалось, нечем дышать в этой холодной сырости, напоминавшей
пещеру. Борн обернулся. Жена с дочкой ехали за ним, он подумал, что им,
наверное, страшно еще больше. Дорога пошла под уклон, снова раздваиваясь.
Теперь он почему-то повернул налево, почти уверенный, что рано или поздно
придется возвращаться, но все-таки упрямо продвигался вперед. Если уж им
удалось преодолеть так много, может, все обойдется.
  Он попытался представить себе, как выглядит сверху этот лабиринт между
скал, затем взглянул на часы. Прошло довольно много времени. Ущелье снова
делало резкий поворот. Миновав очередной угол скалы, он внезапно
остановился и даже зажмурился на мгновение, ослепленный ярким солнечным
светом.
  То ли от долгого пребывания в мрачном сыром ущелье, то ли от неожиданно
яркого солнца, но он не сразу поверил в реальность увиденного.
  - Что это? - воскликнула не менее удивл„нная Клер.
  - Не знаю. Этого просто не может быть! - Он торопливо вытащил карту и
развернул ее. - Смотри. Вот Овечья пустыня, где мы были, вот горы, вот
долина, которую мы видим перед собой. Если топографы не поленились
отметить такую малость, как та хижина, то это они должны были указать
наверняка!
  Впереди под ними простиралась, насколько хватало глаз, длинная и узкая
долина, с обеих сторон окаймленная крутыми горными склонами, которые
плавно переходили в пологие лесистые холмы. Посередине извивалась
блестевшая на солнце лента реки. Все это напомнило Борну пейзаж где-нибудь
в Андах - с яркой зеленью лесов и лугов, слегка дрожащих в знойном мареве,
подобно миражу. Но долина четко была обозначена на карте, и изумился он
совсем не по этому поводу. Все дело в том, что там, внизу, у реки,
располагался город! Можно было различить главную улицу, рассекавшую его
надвое, и поперечные, делящие город на кварталы. На вид в нем должно быть
не менее трех тысяч жителей, но нигде не было заметно никаких признаков
жизни.
  - Что-то здесь не так, - произнесла Клер. - Ты, наверное, взял не ту карту.
  Он на всякий случай вынул компас и сориентировал карту по нему.
  - Нет, Клер, здесь нет никакой ошибки. Долина показана точно. Просто на
карте нет никакого городка.
  - Но так же не бывает! Как могут люди, составляющие карту, не нанести на
нее целый город?
  - Не знаю. Иногда карты составляют при помощи аэросъемки, иногда - просто
с какой-нибудь высокой точки. Может быть, они так спешили, что забыли его
пометить?
  Он сам не верил в то, что говорил. Единственным более или менее приемлемым
объяснением, которое могло прийти в голову, было то, что город не нанесли
на карту сознательно. О его существовании уведомили историков и
государственных чиновников, но скрыли информацию от всех остальных, чтобы
этот городок не постигла судьба остатков индейских поселений в Аризоне,
подчистую разграбленных охотниками за сувенирами.
  Не исключено, что так оно и есть. Но сомнения не оставляли Борна, пока он
спускался по крутому каменистому склону, привязывал лошадь под деревьями,
поднимался обратно, чтобы снести вниз Сару, и вновь карабкался вверх,
чтобы переправить лошадей. После залитой солнцем Овечьей пустыни здесь
было мрачно и холодно. Он предложил Саре еще погрызть кусочек соли и
запить ее как следует.
  Они продолжили путь - Сара по-прежнему вместе с Клер, он - на своей;
третья лошадь шла в поводу. Было такое ощущение, что они ехали по парку -
густой шатер вечнозеленых деревьев, раскинувшийся высоко над головой,
глушил всю мелкую растительность под ногами. Копыта лошадей мягко ступали
по толстому ковру мертвой хвои. Сырость заставила Борна снова поплотнее
застегнуть куртку.
  Оказавшись у реки, едва слышно протекавшей в своих берегах, Борн с
удивлением обратил внимание, что в лесу стояла вообще мертвенная тишина -
ни единого птичьего голоса, ни крика или визга какой-нибудь четвероногой
живности. Да и холодно было, пожалуй, не от снижения температуры воздуха,
а от самого места, источавшего что-то зловещее.
  Почти бесшумная, река все-таки была и широка, и довольно глубока. Они
отправились вниз по течению в поисках брода. Среди деревьев по левую
сторону виднелись заброшенные хижины. Еще дальше можно было угадать
фундаменты для других хижин - так и не построенных. Потом они миновали
перевернутый крытый фургон с отвалившимися колесами. За фургоном Борн,
присмотревшись, обнаружил вполне подходящее место для брода - из-под воды
торчали камни, виднелась галька на дне; в начале переправы вода доходила
лошадям до колена. Ниже по течению можно было заметить ржавые останки
какой-то крупной конструкции.
  В какой-то момент Борн подумал, что лошади могут испугаться ширины водного
потока и понести, пытаясь сбросить седоков, но ничего не успел
предпринять, потому что противоположный берег был уже почти рядом. Миновав
препятствие и согревшись на солнце, он немного успокоился. Пока лошади
шумно пили, Борн все вспоминал, что же такое он еще должен был сделать, но
нервная обстановка в том темном лесу помешала. Оторвав лошадей от слишком
продолжительного, на его взгляд, водопоя из опасения, что они ослабеют,
Борн обвел взглядом простирающуюся перед ним равнину с высокой густой
растительностью и внезапно отчетливо представил себе, сколь четко будет
виден сверху их след в траве. Пожалуй, имеет смысл продвигаться по мере
возможности вдоль берега, не теряя из виду отдаленные крыши домов. Потом
ям попалось уходящее от реки вправо некое подобие проселочной дороги,
заросшей травой, доходящей лошадям по брюхо. Время от времени среди травы
появлялись пыльные проплешины с едва различимыми следами колес от
проезжавших здесь когда-то повозок. Если город столь же древен, как и
встретившиеся им наверху развалины хижин, никакой дороги здесь уже не
должно быть вообще.
  Впереди, в сотне ярдов, виднелся город - по обе стороны дороги стояли
одинаковые низенькие островерхие домишки, за исключением нескольких
двухэтажных зданий в глубине главной улицы. Проезжая вдоль окраины и
углубляясь в центр, беглецы видели одно и то же - дома полуразрушены,
двери выдраны, стекла разбиты... Но все-таки это были не лачуги, как на
противоположном берегу: стены здесь были сложены из толстых, крепких
бр„вен и обшиты досками, вдоль проезжей части тянулись деревянные тротуары
и вдалеке уже можно было различить шпиль церкви. Несмотря на прогнившие в
большинстве своем доски тротуара и перекосившийся крест на церкви, все это
оставляло впечатление, что люди строили город добросовестно и с любовью.
  Посередине улицы валялся сорванный ветром деревянный щит с глубоко
вырезанной надписью: "Мареро". Чуть пониже почти неразличимый текст:
"Население 4000"; цифры явно пытались соскоблить, потому что поверх
читались другие - 350.
  Они миновали несколько лавок - кондитерскую, табачную, две прачечные, одна
напротив другой, парикмахерскую, бакалейную лавку... Вывески в основном
валялись на земле, кое-что можно было различить и на случайно
сохранившихся стеклах. Добравшись примерно до центра города, они тщательно
огляделись и только тогда позволили себе спешиться.
  На самом крупном здании виднелась надпись: "МАРЕРО ХАУЗ". Вход его даже
был оформлен двумя деревянными колоннами, которые поддерживали некое
подобие фронтона.
  По обе стороны двухстворчатых дверей - большие запыленные окна, на верхнем
этаже, где окошки поменьше, - балкончик. Привязав лошадь к коновязи перед
домом, Борн остановился в раздумье. Вокруг стояла полная тишина - ни
скрипа дверей, ни посвиста ветра в разбитых оконных проемах... Треск
подломившейся под ногой доски заставил его вздрогнуть. Почему-то он
подумал о змеях и резко выдернул ногу, разорвав штанину.
  - Гос-с-споди, - выдохнул он, ощущая неприятную сухость во рту.
  Осторожно проверяя прогибавшиеся доски деревянного крыльца, Борн отворил
наружную дверь, затем - внутреннюю и заглянул внутрь. Вдоль левой стены
тянулась стойка бара, за ней пыльное зеркало, все покрытое паутиной. В
нижней части стойки была укреплена медная подставка для ног, по краям и в
середине - пепельницы. На нескольких столиках в центре зала стояли бутылки
и стаканы, стулья были отодвинуты в беспорядке, словно посетители лишь
минутку назад покинули помещение. В глубине виднелась небольшая эстрада с
пианино в углу, обрамленная пыльными красными бархатными занавесками.
Лестница вдоль правой стены через дыру в потолке вела на второй этаж.
  Вот тебе и Мареро, хмыкнул Борн и позвал остановившихся на крыльце Клер и
Сару:
  - Все в порядке. Нам это подходит. - Язык царапал н„бо, словно наждак.
  Борн продолжил осмотр. Под потолком висела большая деревянная люстра в
виде фургонного колеса. Свет с улицы проникал только до середины зала,
поэтому ему пришлось попросить Клер распахнуть двери пошире. Теперь можно
было различить толстый слой пыли, покрывавший столы, бутылки, стаканы и
пол, на котором отчетливо отпечатались его следы.
  Половицы жутко скрипели. Борн подошел к эстраде; по ее периметру были
расставлены обгоревшие свечи с металлическими отражателями.
  Жена и дочь с любопытством оглядывались вокруг; половицы под их ногами
также громко скрипели.
  - Что такое, черт побери, иди кто такой был этот Мареро? - произнес Борн.
  - Он был мексиканцем, - раздался голос за спиной. От неожиданности у Борна
перехватило дыхание; он застыл, но через мгновение развернулся, выхватывая
пистолет и целясь на голос, но Клер и Сара мешали ему; Борн прыгнул вправо
и пригнулся: в дверном проеме стоял высокий седой старик с ружьем; рядом с
ним скалил зубы крупный пес, готовый к прыжку.
  - Эй, сынок, - спокойно проговорил старик. - Отверни свою пушку
куда-нибудь в сторону. Не сомневаюсь, что ты можешь пришить меня, но мои
пальцы на курке, и я успею ответить. Если ты не отдашь концы сразу,
поможет собака. Так что лучше отведи пистолет!
  Борн пропустил его слова мимо ушей, продолжая держать старика на мушке.
  - Слушай! Я ведь мог бы натравить пса на твою девочку. Пока ты будешь
думать, в кого стрелять первым, я успею спустить курок. Давай не будем.
Отверни свою пушку.
  Борн по-прежнему не изменил позы. Руки, вцепившиеся в пистолет, тряслись.
Старик, бросив на него еще один внимательный взгляд, вдруг пожал плечами,
направил ружье дулом вниз, спустил курки и прислонил к стене.
  - Ну хорошо. Если первый шаг должен быть за мной - я его сделал. Теперь
твоя очередь. Борн слегка расслабился.
  - А как насчет собаки? - осведомился он. Старик негромко произнес
"Лежать!", и пес, продолжавший сохранять боевую стойку, тут же лег у его
ног. Борн вздохнул с облегчением и распрямился.
  - Я ведь не прошу тебя убрать пистолет, - миролюбиво напомнил старик. -
Просто направь его куда-нибудь в сторону.
  Тут наконец Борн опустил пистолет и снял палец со спускового крючка.
Старик ухмыльнулся, обнажив неровные желтые зубы.
  - Так-то лучше, сынок. У тебя так тряслись руки, что я подумал - судьба
нам обоим отдать концы не сходя с места! - Старик расхохотался, широко
разинув рот, отчего все морщины на его лице куда-то сдвинулись, а кожа
обтянула скулы и лоб, как у мумии. Он просто трясся от смеха,
напоминающего пронзительное кудахтанье.
  Ветхая одежда болталась на его тощей фигуре как на вешалке.
  - Да, сэр, вот именно: отдать концы не сходя с места! - повторил старик,
уняв наконец приступ веселья. - А Мареро был мексиканцем. Приехал в эти
края и нашел золотой самородок весом в двадцать три фунта, а когда за ним
понаехали остальные, этот малый сказал им, что знает места, где есть
самородки такой же величины, как и у него. Вот поэтому-то, когда они
выстроили этот городишко, то назвали его в честь Мареро. Правда, потом тот
завел шашни с какой-то белой женщиной, и сородичи линчевали его. Потом они
сильно пожалели об этом, потому что золото найти не смогли, но было уже
поздно. И город переименовывать не стали. Такая вот случилась штука.
  - Вы говорите об этом так, будто сами присутствовали при всем этом.
  - Почти, сынок. Но город был построен в 1879 году, а я, конечно, стар, но
не настолько. Я прочитал обо всем этом в бумагах, что хранятся в здании
суда, - это как раз в конце улицы... Э-э, да я гляжу, твоя малышка
приболела?
  Сара с опухшим лицом и запавшими глазами сидела, откинувшись на спинку
стула.
  - У нее горная болезнь.
  - Все ясно. Ничего страшного. Здесь она скоро поправится. Как ты себя
чувствуешь, золотце? - Старик направился к ней, пес двинулся было за ним,
но старик вновь бросил: "Лежать!", и тот остался на месте.
  - Это чтобы ты больше не нервничал, - обращаясь к Борну, захохотал он. -
Не хочу, чтоб ты опять начал трястись, будто тебя паралич разбил.
  Сара отпрянула.
  - Все в порядке, золотце. Тебе нечего меня бояться. Я так давно не видел
маленьких девочек, что сейчас просто хочу поглядеть на тебя. Как тебя
зовут?
  Она перевела взгляд со старика на отца. Тот утвердительно кивнул, и тогда
она ответила:
  - Сара.
  - Сара? Какое замечательное имя. Когда-то я знавал одну маленькую девочку,
которую тоже звали Сарой, и ее маму тоже так звали. Но это было так давно,
что я даже не помню, как они выглядели. Помню лишь, что они обе были
хорошенькие. По крайней мере, я хоть это помню. И они похожи на тебя. А
сколько тебе лет, Сара?
  - Восемь.
  - Прекрасный возраст. Лучше не бывает. Помню, когда мне было восемь лет, я
жил с отцом на ферме в Калифорнии. И там у меня был пес, немножко похожий
на этого, но не такой большой. У тебя была когда-нибудь собака? Она
отрицательно покачала головой.
  - А хочешь с моей познакомиться?
  Сара призадумалась на миг, потом кивнула в знак согласия.
  - Ты не против? - Старик обернулся к Борну. Рубен ответил не сразу. Старик
ждал.
  - Ладно, я не против.
  - Ты теперь уверен? С оружием в руке теперь уверен, что мне можно
доверять, так?
  - Нет, я не уверен! Но тем не менее, собаку вы ей можете показать.
  Старик ухмыльнулся и присвистнул. Пес тут же подбежал к нему - здоровый
крупный зверь темного окраса с квадратной мордой, возвышавшейся над
столом. Сара испуганно отшатнулась.
  - Не бойся. Протяни ему ладонь, пусть он с тобой познакомится.
  Девочка помешкала, потом медленно, нерешительно вытянула вперед ладошку.
Пес обнюхал пальцы, лизнул их и остался стоять рядом со стариком.
  - Ну вот, видишь. - Старик потрепал пса по загривку. - Тебе нечего бояться.
  Сара успокоилась и посмотрела на собаку с любопытством.
  - А как его зовут?
  - У него нет имени. Я просто не думал об этом. Я зову его "пес".
  Пес приподнял уши.
  - Я нашел его мать в лесу. Немецкая овчарка. Может, охотник ее бросил, а
может, просто давно одичала, В общем, мне удалось скрестить ее с волком.
Это оказался единственный щенок в помете, но он один стоит целого выводка.
А его мамаша замерзла года два тому назад. Тебя тошнило, Сара?
  Она кивнула.
  - И живот болел?
  Она кивнула еще раз, вздрогнув, когда он приподнял руку.
  - Не бойся, девочка, я только пощупаю твой лоб, - произнес старик и
обернулся к Борну. Желтые зубы снова обнажились в ухмылке. - Ты вправду
уверен, что не застрелишь меня и все такое прочее?
  Борн промолчал. Старик приложил свою руку ко лбу Сары. - У нее очень
низкая температура. Вы давали ей соль?
  - Да, как только смог достать.
  - Ну что ж, это хорошо. Но недостаточно. Надо, чтобы она пила как можно
больше жидкости.
  - Ее просто вырвет водой.
  - Не вырвет, если я дам ей одно лекарство. Оно быстро поможет.
  - И что же это такое?
  - Пойдем сходим за ним ко мне на тот конец улицы.
  - Нет, я предпочитаю остаться здесь.
  - О, тебе здесь понравилось? А я никогда не любил бывать здесь и терпеть
не мог парня, который тут хозяйничал; Мне всегда нравился другой отель, на
том конце улицы. У меня такое уютное местечко - комната и все остальное.
  - Однако вы сказали, что не настолько стары, чтобы могли застать жителей
этого города?
  - Я так говорил? Что ж, в этом вопросе не может быть двух мнений, не так
ли? Значит, одно из них ошибочно. - Он опять ухмыльнулся и обвел взглядом
помещение. - Может, ты и прав. Человек не должен быть скован в своих
поступках. А иначе это признак старости. Я - исключение из этого правила.
  Старик направился к выходу.
  - Подождите! Куда вы?
  - А как ты думаешь? К себе, чтобы взять мое снадобье. А в чем дело, сынок?
Неужели ты решил пойти со мной?
  - Пожалуй, да.
  - Слушай, тебе следовало бы быть порешительнее. То ты не хочешь идти со
мной, то хочешь... Ты уж разберись в себе, а то все перепутается. - И он
потянулся за своим ружьем.
  - Не трогайте, - приказал Борн.
  - В чем дело, сынок?
  - Ружье останется здесь. - Стараясь не приближаться к старику, он поднял с
пола оружие. Пес напрягся и заворчал.
  - Спокойно, - бросил ему старик и осклабился. - Сынок просто
осторожничает. Не волнуйся.
  Борн подошел к Клер и протянул ей ружье.
  - Наше можешь оставить в покое. Если кто-нибудь здесь появится, пустишь в
ход вот эту штуку. Оно, конечно, сильно отдает в руку, но тому типу
придется гораздо хуже.
  - Еще какому-то типу? - удивился старик. - Так вот что тебя тревожит! Ты
полагаешь, что здесь есть кто-то еще, и пока мы будем отсутствовать, он
может прийти?..
  - Правильно, - спокойно ответил Борн.
  - Что ж, чувство опасности у тебя неплохо развито, в этом я не сомневаюсь.
Но я ведь не раз уже повторил - тебе не о чем беспокоиться. Я живу здесь
исключительно потому, что не желаю видеть людей. Как ты думаешь, если бы
мне нужна была компания, стал бы я здесь жить? С вами-то тремя это место
кажется мне чересчур шумным. И если увижу, что вы собираетесь остаться
здесь надолго, мне придется подумать о том, чтобы покинуть его.
  - Мы сами уйдем.
  - Ну конечно. Не обижайся. Я на вашем месте сделал бы то же самое. Да и
вообще, - добавил он, направляясь к выходу, - твоей дочке не станет лучше
от того, что мы стоим здесь и болтаем. Надо шевелиться. Тебе еще нужно
поставить лошадей в конюшню. Скоро стемнеет. - Старик в сопровождении
собаки вышел на улицу.
  Борн спустился с крыльца, отвязал лошадей от коновязи и последовал за ним.
  - Конюшня совсем рядом, - сказал старик. - Кстати, а что вы делали там,
наверху?
  - Путешествовали.
  - Ну да. Конечно. Без палатки и вьючных лошадей.
  - Мы выбрались всего на пару дней. И заблудились.
  - Конечно, заблудились... С этими картами и компасом, который выпирает из
кармана твоей куртки.
  - Оказалось, что я не настолько хорошо разбираюсь в них, как полагал
раньше.
  - В таком случае, сынок, ты должен был кинуться от радости мне на грудь
в