адьбы, и она ответила, что нет, они жили в квартире, а это дом их
друзей. Это было в Нью-Джерси, неподалеку от летного училища, где
преподавал отец. На фотографиях он стоял в форме, тщательно отутюженной,
со знаками различия, в пилотке с кокардой... Он был не очень высок, и
волосы у него были не темные, как у меня, а светлые, как твои. Он был
круглолиц и выглядел довольно молодо. Я думаю, тогда ему было лет двадцать
восемь или около того. Мама никогда не говорила мне об этом. Вскоре после
этого он погиб на дойне.
  - Папа, - окликнула его Сара.
  - Что, солнышко?
  - Я не хочу умирать.
  - Что ты, никто не собирается умирать, выбрось это из головы! - Он
рассердился на себя за то, что не подумал, какие мысли может у нее вызвать
этот рассказ. Ведь хотел отвлечь ее, а получилось наоборот. И он убежденно
повторил: - Мы с тобой не умрем. Все будет хорошо.
  Буря, казалось, никогда не кончится. Даже сквозь толстые снежные стены
доносилось завывание ветра. Им нечем было заняться. Еда, поддержание огня,
сон - все это начинало напоминать дурную бесконечность. Утратив ощущение
дня и ночи, смотреть на часы было глупо. Стрелки с равным успехом могли
показывать и полдень и полночь. Нельзя было сказать, проспали они всего
два часа или целых четырнадцать, невозможно было определить, сколько уже
длится буран - сутки, двое или пять. Они потеряли чувство времени.
  Борн рассказал ей все истории, какие знал, - о том, как она маленькой едва
не лишилась пальца, порезавшись о разбитый стакан, и о том, как ей снились
клоуны, и о том, как ей нравилось копаться в ненужных вещах...
  Потом мозги настолько отупели, что он был не в состоянии припомнить ни
одной истории, и сил хватало только на то, чтобы поддерживать костер...
Потом и это стало невмоготу, и большую часть времени он проводил в забытьи.


                                  Глава 11


  Он не заметил, когда кончилась пурга. В пещере было тихо, но в голове
по-прежнему гудело от ветра; к этому звуку он уже привык. Даже
подобравшись очередной раз к трубе глотнуть свежего воздуха и увидев над
собой свет, он не сразу понял, что это означает. Просто лежал, глядя
вверх, дышал и щурился.
  Наконец до него дошло, и он выдохнул:
  - Все кончилось!
  На самом деле он еле слышно прошептал эти слова. Сил двигаться по-прежнему
не было.
  - Кончилось, ты слышишь? - обернулся он к Саре. Та едва заметно кивнула.
  - Давай выбираться отсюда!
  Но никто из них не шевельнулся.
  Что же это такое, ужаснулся Борн. Наверное, они отравились здесь без
воздуха.
  С трудом он дополз до того места, где когда-то был выход, протянул руку,
но она бессильно упала. Пальцы лишь царапнули снег.
  Боже, если мы не выберемся отсюда, то точно погибнем в этой норе.
  Он лежал в изнеможении и тяжело дышал, ощущая, как давят стены пещеры.
Мысль о смерти подхлестнула его; он понял, что больше не может находиться
здесь. Помимо его воли руки стали разгребать снег. Какое-то время он
отстранение наблюдал за ними, как за чужими, потом сознание прояснилось и
дело пошло быстрее.
  Пес сидел снаружи, словно дожидаясь его. Непонятно, как ему удалось выжить
в такую бурю. Пес встряхнулся, поднимаясь из-за сугроба, и посмотрел на
Борна. Теперь расстояние между ними было не пятьдесят, а двадцать ярдов.
Борн был так счастлив дышать чистым свежим воздухом, что поначалу просто
не обратил на него внимания. Он лежал на затвердевшем от ветра насте,
жадно глотая воздух и закрыв глаза. Мысль о Саре заставила его подняться и
вынести ребенка из пещеры.
  После этого он подумал о собаке - но не как источнике опасности, а как об
источнике пропитания. Не заботясь о том, что кто-то может услышать
выстрел, он вытащил пистолет и прицелился, но пес повернулся и исчез за
сугробом под сосной. Спустя некоторое время он собрался с силами, встал и
прошел туда по твердому, как камень, насту. Он обнаружил, что пес вырыл
себе нору под деревом. Но сейчас его там не было - он уполз на брюхе по
склону, об этом можно было судить по следам. Борн собрался было пойти за
ним, но не решился оставить Сару. К тому же он не сомневался, что пес все
равно вернется.
  Но пес приходил только ночью. Борн попытался однажды подстеречь его, но
это ему не удалось. По утрам, выползая из пещеры, Борн обнаруживал следы
его присутствия - обглоданную кость, которую Борн накануне закопал в
снегу, или разрытый снег около туши лошади, от которой тот пытался
отгрызть заледенелый кусок мяса.
  Все труднее становилось добывать дрова. Борн обломал уже все доступные
сухие ветки с сосен поблизости, и теперь приходилось забираться за
сушняком все дальше и дальше в лес. Все время Борн чувствовал, что пес
находится невдалеке и следит за ним. И все большее беспокойство вызывало
состояние Сары. Было такое впечатление, что от этой зимовки в пещере у нее
стал пропадать интерес к жизни.
  Однажды дочка сказала ему:
  - Здесь нечего делать, - И он понял, что она имела в виду. Борн боролся с
апатией как мог, но каждый день походил на предыдущий, как две капли воды.
Он вспоминал разнообразные игры, загадки, пел вместе с ней песни,
придумывал для нее несложные обязанности, но она все равнодушнее
относилась к происходящему.
  - Зачем все это? - сказала она. - Все равно у нас нет еды. К этому дню они
доели последние запасы. То, что оставалось на туше, было недоступно из-за
мороза. Мясо превратилось в камень. Из-под снега торчал лошадиный остов;
он постоянно видел его из пещеры. Еда была рядом, и тем не менее они
вынуждены голодать.
  Наконец его осенило: если нельзя доставить мясо к огню, то можно доставить
огонь к мясу!
  Он схватил железный лист вместе с углями и, ощущая его жар сквозь
перчатки, протащил по снегу и водрузил на тушу кобылы. Потом развел на
листе сильный огонь и подкидывал дрова до тех пор, пока под раскаленным
железом запахло горелым мясом. Тогда он палкой передвинул лист на другую
часть туши и вырезал готовый кусок конины. Тот был в дюйм толщиной и с
одной стороны обуглился - но все равно решение было найдено. Поэтому,
поджарив еще кусок, Борн уменьшил огонь и перенес лист назад в пещеру.
Сара ела мясо с удовольствием, однако радость ее постепенно угасала, так
как процедура повторялась раз за разом, а она видела, что с каждым днем
еды становится все меньше и меньше, да, впрочем, ее и не было особенно
много с самого начала. Вскоре вся туша, точнее, та ее часть, до которой
мог добраться Борн, была прогрета и обстругана до самых костей. Остатки
обгрызал пес. Однажды утром они обнаружили его следы в пещере. Пес
протиснулся мимо седла, пока они спали, и стащил последние остатки конины.
  Ночью он услышал, как Сара кашляет.
  Конец наступил очень скоро. Она кашляла все чаще, все надсаднее, пила все
меньше и все больше спала. Он исхитрился добыть мяса с той стороны туши,
что вмерзла в снег, и радостно показывал Саре, что еды у них еще много. Но
у нее не было сил даже повернуть голову; ее тянуло забраться в спальный
мешок и лежать поближе к огню. Он заботился о ней как только мог: подложил
под попоны гору соснового лапника, чтобы было теплее лежать, постоянно
кипятил воду, заставляя ее пить, завязал потуже капюшон, подолгу держал на
коленях, прижимая к себе... Ничто не помогало! Казалось, внутри нее что-то
застыло. Словно горы с самого начала ополчились против нее. В горах
нередки болезни, вызванные биохимическими реакциями организма на высоту и
недостаток кислорода, - головокружение, слабость, расстройство желудка,
кровотечения. Но крайне редко встречаются случаи инфекционных заболеваний.
Чистый воздух губительно действует на микробы; те, что существуют, не
оказывают серьезного влияния. Но в случае с Сарой все совпало как нельзя
хуже. Приступ горной болезни подорвал сопротивляемость организма, эти
сумасшедшие и невыносимые для нее гонки на лошадях по горам добавили свое
- и теперь она по-настоящему заболела.. Она постоянно кашляла по ночам.
Борн не спал, прислушиваясь и почти физически ощущая, как она страдает.
Если раньше приходилось думать о том, как согреть ее, то теперь Борн
мучился, глядя, как она вся горит от высокой температуры. Он оторвал
несколько полос от своей рубашки и постоянно обтирал ей лицо влажной
тканью. Ее бросало то в жар, то в холод от того, что мокрая от пота
одежда, мгновенно остывая, вызывала озноб; он придвигал огонь поближе,
потом бегом выносил свою жаровню на улицу, чтобы отогреть кусок мяса,
боялся, что она замерзнет, и торопился обратно, разводя огонь посильнее.
Ее опять кидало в пот, и он мокрой тряпкой утирал ей лицо... Пытался
кормить, хотя жевала она через силу...
  В горле и груди ее хрипело и булькало. Он поворачивал е„ с боку на бок, на
время ей становилось лучше, но с каждым восходом солнца оставалось все
меньше надежды. Однажды ночью она стала бредить, вспомнила дом, бормотала
что-то о школьной форме, которую надо приготовить на завтра, о том, что
надо ложиться спать. Он смотрел на ее слипшиеся, мокрые от пота, сальные
волосы и вспоминал, как любил расчесывать ее светло-каштановые кудри после
купания. Как-то раз они принялись сочинять стишки - почему-то про какашки
- и хохотали до упаду.
  Потом она просила у мамы разрешения пригласить в гости подружку и
позволить ей переночевать...
  Наутро она умерла.
  Борн не пошевелился, услышав ворчание пса, грызущего кости. Он сидел,
уставившись в ее широко распахнутые остекленевшие глаза. Потом, очнувшись,
протянул руку и опустил ей веки, пытаясь представить себе, что она просто
спит.
  Прошло, наверное, немало времени, потому что снова послышалось ворчание
пса, но он оставался все в той же позе, наблюдая, как светлеет кожа и
заостряются черты ее маленького лица. В пещере стало темнеть. Борн понял,
что просидел целый день, и решил подняться, чтобы захоронить тело. Нельзя
держать ее у костра. Под левой стенкой выкопал продолговатую нишу и уложил
ее там.
  Потом долго лежал, незаметно заснул, проснулся, вынул из ниши тело и снова
сел неподвижно, продолжая вглядываться в мертвое лицо. Через какое-то
время испугался, что тепло костра может повредить ей, убрал обратно и
обложил, снегом.
  Выбравшись наружу, помочился, не отходя от пещеры и щурясь от яркого
солнца. Рядом желтели еще два замерзших пятна. Значит, вчера он дважды
выбирался из своей норы, но даже не помнил об этом. Бросил равнодушный
взгляд на обглоданный лошадиный скелет и уполз обратно. Автоматически
набрал снега в банку, растопил, выпил - и все это время не отводил глаз от
Сары. Беспокойство о сохранности тела заставило его углубить нишу и
поплотнее присыпать снегом. Каждое утро он осторожно отгребал снег и
всматривался в мертвое лицо, боясь увидеть признаки разложения. Костер он
разводил теперь только снаружи, чтобы пожарить мясо. Усилием воли
заставлял себя проглотить пару кусков, не испытывая никакого желания и не
ощущая вкуса еды. Ему нужны были силы, чтобы добывать дрова для костра, за
которыми приходилось уходить все дальше и дальше. На обратном пути он
каждый раз боялся, что пес залезет в пещеру и доберется до Сары. Но этого
не происходило.
  Каждое утро, как ритуал, он начинал с того, что рассматривал лицо дочери.
Пес постепенно вгрызался в остатки туши, и Борн однажды понял - и эта
мысль пронзила его, - даже если бы Сара не умерла раньше, им обоим все
равно грозила бы голодная смерть. Мяса оставалось слишком мало. Впрочем,
еды не хватит и ему одному из-за этого пса. Борн ломал голову над тем, как
отогнать его от конской туши. Он пытался сделать вид, что уходит за
дровами, и прятался поблизости, надеясь пристрелить его; не спал ночами,
прислушиваясь и ожидая его появления... Но пес приходил только тогда,
когда Борн действительно отправлялся в лес или засыпал по-настоящему.
Вскоре от кобылы остался практически один скелет. Он отламывал кости,
вываривал их и пил этот мясной бульон, высасывал костный мозг, словом,
извлекал из останков все, что было возможно. Пытаясь занять чем-нибудь
голову и руки, однажды он придумал выломать пару больших ребер, связал их
между собой полосками конской шкуры, поперек привязал кости помельче и
тщательно переплел всю эту конструкцию, потом сделал то же самое еще с
одной парой ребер. Получились замечательные снегоступы. Не в силах
изобрести еще что-нибудь полезное, просто выбросил обглоданные добела
мослы собаке.
  Чем еще занять себя, он не знал. Припрятав подальше несколько последних
кусков конины, он днями и ночами просиживал в пещере, изредка поглядывая
на окоченевший труп дочери. Пришла мысль попробовать спуститься в долину
на снегоступах, но не хотел оставлять тело здесь и не мог взять его с
собой. А главное, с тем запасом мяса, что у него есть, он далеко не уйдет.
Первая же сильная пурга прикончит его. Оставалось сидеть и ждать.
  Несколько теплых дней подряд настроили Борна на мысль о начале весны, но
он и сам понимал, что это иллюзия. До прихода весны было еще очень долго.
Действительно, скоро вернулись морозы, еще более жестокие, чем раньше, и
ему пришлось расходовать больше дров. Против своей воли однажды он снял с
Сары свитер и сделал из него подобие шерстяного шлема, укрывавшего голову
и плечи. Правда, куртку ее он не тронул: сама мысль о том, что она будет
лежать раздетой в снегу, казалась ему ужасной. В какой-то момент
остановились часы. Он постоянно чесался, потому что тело от грязи и голода
покрылось коростой и язвами.
  В какой-то день пес забрался в пещеру и лег у входа, не мигая уставившись
на Борна. В полудреме он даже не заметил момента его появления.
  Пес повернул морду к куску мяса, который Борн уронил в снег. Потом перевел
взгляд на человека и подполз чуть ближе. Борн выхватил пистолет и взвел
курок, целясь собаке в глаз. Пес подполз еще ближе. Он подумал, что если
убьет его, то обеспечит себя мясом на какое-то время и, может, появится
шанс пережить зиму, но потом решил, что еще одна-две недели не имеют
никакого значения. Это его не спасет. Может, от того, что он еще не пришел
в себя после сна, а может, и потому, что уже стало на все наплевать, Борн
опустил пистолет, оторвал кусок мяса и кинул псу. Тот поймал его на лету и
мгновенно проглотил. Борн тут же пожалел об этом и потянулся за
пистолетом, но пса как ветром сдуло. Чертыхаясь, он откинулся на спину,
потом встряхнулся, выполз из пещеры - но пса не было видно. Чертыхнувшись
еще раз, он растянулся у входа и снова впал в забытье.
  Через два дня все мясо кончилось.
  Он вспомнил, как рассказывал Саре о том, что человек может прожить трое
суток без воды и три недели без пищи. Понимая, что должен встать, сделать
что-нибудь, он продолжал лежать в пещере. Начались галлюцинации. Ему
чудилось, что пес вернулся, он сумел застрелить его, освежевал и уже ест
теплое собачье мясо. Потом искал тот кусок конины, который бросил собаке.
Всплывали истории об авиакатастрофах в горах, когда люди, оказавшись без
пищи, начинали есть трупы. Подумал о Саре и замотал головой, отгоняя
наваждение. Может быть, дело дойдет и до этого. Он не мог поручиться за
себя. Табу на каннибализм действует до тех пор, пока мозг в состоянии
контролировать чувства; со Временем, Борн знал это, человек может
превратиться в животное, готовое сделать все, что угодно, лишь бы остаться
в живых. В одно утро он может проснуться и откопать ее тело. А на другой
день попробует убедить себя, что Сара бы не осудила его. Затем однажды
вечером он попытается отрезать маленький кусочек, в ужасе остановится, но
все равно сделает это, изжарит мясо, попробует его на вкус. Его, может
быть, вырвет, но он заставит себя проглотить его. И постепенно привыкнет,
будет делать это без особого отвращения и даже утешая себя мыслями о
мистическом соединении с Сарой...
  Он уже не помышлял о том, чтобы выйти наружу и собрать дров; просто сидел
в пещере, пил воду и чувствовал, как велика стала ему его одежда. В мозгу
крутилась одна и та же картинка: пес возвращается, он поднимает пистолет,
стреляет и ползет к нему с ножом...
  В какой-то момент он вдруг понял, что это не галлюцинации: пес
действительно стоял у входа и глядел на него. Борн поднял пистолет,
убеждая себя: если я его не убью, он загрызет меня. Уже спуская курок, он
внезапно заметил - по линии прицела, - что пес что-то держит в зубах.
Через мгновение он отказался от своей мысли.
  Кролик!
  В зубах пес держал кролика. Он сделал пару шагов по направлению к Борну и
разжал пасть. Борн ничего не мог понять. Если пес поймал кролика, почему
он, черт побери, не сожрал его? Зачем притащил его сюда? Почему выронил
его здесь и отступил назад, но не ушел, а растянулся на брюхе, как в
прошлый раз?
  Потом его осенило. Мясо. Псу понравился вкус жареного мяса. Борн схватил
кролика, взрезал его, выпотрошил, содрал шкурку, разделал на куски,
насадил на вертел и сунул в огонь. Ощущая дикий голод, он кое-как обжарил
мясо и уже вцепился было в него зубами, но тут пес зарычал, напоминая о
себе, и Борн кинул ему кроличью лапу. Теперь они принялись за еду вместе.
  В течение нескольких дней пес принес еще пару кроликов, потом белку: И
спустя какое-то время он остался ночевать в пещере.


                                  Глава 12


  В первый по-настоящему теплый день он двинулся в обратный путь. Перед этим
он несколько раз поднялся по склону оврага и скатил вниз несколько крупных
камней. Потом вынес тело дочери из снежной пещеры и обложил со всех сторон
булыжниками, засыпав камнями помельче. Решив, что этого недостаточно, еще
раз отправился в лес и, хотя идти пришлось довольно долго, притащил
сколько мог сухих сучьев и вывернутые с корнем снегопадами маленькие
деревца, завалил всем этим камни, потом надрал свежего елового, лапника и
окончательно укрыл им могильный холм. Теперь он был уверен, что диким
животным не добраться до тела. Напоследок заглянул в пещеру и вытащил весь
свой нехитрый скарб - дырявый котелок, три пустых консервных банки,
попоны, железный лист и запихал все это в мешок, который смастерил из
шкур. Закинул мешок на плечо, на другое - спальник, перевязанный ремнем,
сплетенным из конского волоса, натянул маску, предохраняющую глаза от
яркого света, и покинул свою зимовку.
  Его шерстяные перчатки вконец истлели, и он соорудил себе толстые двойные
варежки из того же кроличьего меха. Снегоступы оказались гораздо прочнее,
чем он ожидал. Иногда кожаные ремешки обрывались и приходилось их
связывать, но это происходило не так часто, чтобы портилось настроение, а
потом он взял за правило каждый вечер проверять и чинить их.
  Выбравшись из оврага, он остановился, чтобы бросить последний взгляд туда,
вниз, где за деревьями скорее угадывалась, чем было видна укрытая лапником
могила Сары. Он поклялся вернуться сюда. Повернувшись, Борн двинулся туда,
откуда пришел. Первым пунктом на этом маршруте он назначил себе штольню в
скале. Стремясь в точности повторить тот путь, который проделали они с
Сарой, он даже ночевал в тех же самых местах - небольшом лесочке, потом -
под теми поваленными стволами в виде буквы "V".
  Питались они запасами мяса, предусмотрительно сделанными Борном из части
той добычи, которую притаскивал пес. Они и спали теперь рядом, подстелив
попоны и согревая друг друга. За всю дорогу Борн не произнес и десятка
слов; молча шагал и шагал вперед. Пес сновал вокруг и время от времени
приносил в зубах какого-нибудь зверька, пополняя их съестные припасы. На
четвертый день они добрались до ущелья. Проваливаясь в снегу, он миновал
две полуразрушенные хижины и взял правее, поднимаясь на скалы, где снега
было меньше и где можно было на время снять снегоступы. С удовольствием
ощущая под ногами твердую почву, он пробрался по каменистой осыпи между
скал и наконец увидел тот самый ржавый металлический сарай и вход в
туннель. Здесь он устроил ночлег. Вспоминая, как все это было, когда Сара
была жива, соорудил костер, согрелся, приготовил еду. Потом походил
вокруг, внимательно осмотрел сарай, пытаясь обнаружить какие-нибудь
признаки того, что здесь кто-то был, но ниче