дыхание, он понял, что
пора остановиться. Собрав все сучья, он стад перекидывать их в направлении
пещеры. Те, что помельче, долетали точно, и Cape оставалось только
собирать их в кучу перед входом; крупные ветки падали на полпути. Пришлось
пробираться к ним и кидать снова. Он добрел до поваленного ствола, пролез
по нему, спустился в траншею, которую уже успел протоптать, и вернулся к
Саре. Она уже подобрала все, что он накидал. Силы окончательно оставили
Борна. В полном изнеможении он просто свалился у входа в пещеру; пот
струйками стекал по разгоряченному телу, в горле пересохло. Дочка по его
указанию аккуратно отламывала самые маленькие веточки и складывала их в
отдельную кучку у входа. Отдышавшись, Борн встал и принялся ногами ломать
крупные сучья.
  Когда все было кончено, солнце уже зашло. Сразу похолодало. Потное тело
пробил озноб. Ощущая удовлетворение от того, что все успел, Борн полез в
свою снежную нору, предвкушая тепло костра и запах еды.
  Но всегда остается какая-нибудь мелочь, которую забываешь сделать. Всегда.
И этому не будет конца. Как только Борн уложил внутри предусмотрительно
захваченный с собой железный лист и соорудил на нем заготовку для костра
из сосновой мелочи и тонких веточек, он вспомнил о дымоходе. Без дымохода
они с Сарой задохнутся. Значит, надо сделать так, чтобы дым уходил из
пещеры.
  Можно воткнуть в потолок пару длинных веток и проковырять между ними дыру,
тогда дым будет вытягивать вверх. Но ни одной подходящей ветки не осталось
- он все разломал; идти за новыми не было сил. Кроме того, оставалась
опасность, что с таким дымоходом крыша обвалится.
  Нужно искать другой вариант. Ствол сосны у задней стенки пещеры, до
которой он докопался, расширяя свое жилище, подсказал решение. Покопавшись
в куче веток, Борн вытащил самую длинную, фута три, и стал ковырять снег
вдоль ствола. Ветка полностью ушла вверх, но не пробила снежный покров.
Изловчившись, он прижался спиной к стволу и продолжил свое занятие. Снег
теперь сыпался в лицо, падал за шиворот, но Борн лишь отряхивался и
пробивался все выше и выше. Наконец над головой он увидел вечернее небо,
просвечивающее сквозь зеленую хвою.
  Удовлетворенный, он вернулся к костру. Сушнячок загорелся мгновенно;
сосновые иголки затрещали и тут же превратились в пепел, но веточки успели
чуть-чуть заняться, и через пару минут у них уже был костер. Только бы
заработал дымоход! Сладковатый дымок поднялся под потолок и стал
расползаться по стенкам пещеры. Борн подбросил немного мелочи и пару веток
потолще. Огонь горел ровно, устойчиво. Стало ясно, что с костром все в
порядке. Правда, нужно еще какое-то время, чтобы появились угли и отпала
необходимость постоянно следить за ним.
  Но тут они оба начали кашлять. Борн сообразил, что купол пещеры был выше,
чем отверстие дымохода, поэтому дым и не вытягивало наружу. От голода и
усталости кружилась голова, Борну пришлось долго соображать, как решить
эту проблему. Наконец он взял в руки палку и проковырял проход от вершины
купола к дымоходу. Теперь дым, как по каналу, уходил к стволу сосны и
поднимался вверх. Дышать стало легче! Подкидывая дрова в костер, Борн
подумал, что дымоход вдоль ствола имеет еще одно преимущество - в густой
кроне огромной сосны легкий дымок будет практически не виден для тех, кто,
может быть, не перестал их искать. Но об этом он запретил себе думать.
  - Как ты себя чувствуешь? - спросил он Сару.
  - Хорошо, - ответила она, грея руки над огнем. Однако выглядела она совсем
неважно; к тому же ее колотил озноб. Предыдущая болезнь и напряжение
последних, дней здорово ее подкосили.
  - Сейчас мы поужинаем, и тебе станет лучше, - решил подбодрить ее Борн,
доставая из седельной сумки последнюю банку с горохом. Хорошо, что ее
удалось сберечь. Он пробил в крышке пару дырок; это было довольно легко,
но замерзшее содержимое не позволяло толком ее открыть, поэтому пришлось
подержать банку над огнем, пока она не оттаяла. Отогнув крышку, он посолил
горох и придвинул к костру.
  Затем принялся размораживать конскую ногу, следя за тем, чтобы шкура не
подгорела, и время от времени ощупывая ее. Запах вскипевшего гороха
заполнил пещеру. Он отставил банку подальше от огня, давая ей остыть.
Потом вырезал из веток некое подобие ложек, скорее - лопаточек, дал одну
Саре, и они приступили к долгожданной трапезе.
  Горох скатывался с этих нескладных ложек, они аккуратно дули на него,
остужая, и не спеша жевали. Спешить им было некуда. Борн специально
предупредил Сару о том, что не следует торопиться.
  - Дело не в том, чтобы растянуть наш ужин, хотя это тоже неплохо, а в том,
что может стать нехорошо, потому что мы с тобой долго ничего не ели. Жуй
как следует, не торопись. И понемножку.
  Конина оттаяла настолько, что можно было попытаться ее разделать. Сделав
длинный разрез, он содрал шкуру и попробовал отделить мясо от кости. Но
оно еще было мерзлым, и Борн снова положил ногу поближе к огню.
  - Наверное, сок уже остыл, можно попить. - Он протянул банку дочери. Та
сделала маленький глоток и подержала жидкость во рту. Заметив это, он
похвалил ее: - Молодец! Не спеши. Времени у нас с тобой уйма. Выпей еще.
  Потом он проверил, как оттаивает мясо, и тоже отхлебнул из банки.


                                  Глава 7


  Ужинали они долго. От горячей пищи тепло разливалось по телу. Воздух в
пещере постепенно прогревался. Озноб прошел. Борн расстегнул куртку,
стряхнув остатки снега, расшнуровал ботинки и сбил ледышки со штанин.
Зачерпнув еще ложку гороха, тщательно разжевал, потом подложил дров,
достал банки из-под супов, которые они съели в туннеле, натолкал в них
снега и поставил у огня. Снова выловил несколько горошин и запил соком.
Потом занялся мясом. Отрезав несколько тонких, жестких полосок, он положил
их у костра. Снег в банках растаял. Положив на язык кусочек соли, он
предложил сделать то же самое Саре; выпив теплой воды, он подогрел над
огнем спальник, после чего они улеглись на попоны рядом с костром. Сару он
пристроил перед собой, головой к своим ногам, так что оба могли
наслаждаться теплом. Потом накрыл спальником себя и дочь и спустя какое-то
время заснул.
  Проснулся Борн в темноте. Костер погас. Достав на ощупь мелких веточек, он
разжег его снова, подогрел остатки гороха, разбудил Сару и заставил
проглотить немного соли, ложку гороха и запить все это соком из банки.
Почти мгновенно она заснула. При свете слабо мерцающего костерка он начал
задремывать, но заставил себя поддерживать огонь; чтобы чем-то заняться,
он продолжил аккуратно нарезать полоски конины, потом все-таки заснул, но
несколько раз просыпался, чтобы подложить дров.
  День опять выдался ясным. Солнце заметно пригревало, и снег начал таять.
Борн беспокоился, что от тепла крыша его пещеры может просесть, но
противостоять этому никак не мог, поэтому воспользовался хорошей погодой,
чтобы проделать тропинку к другим деревьям и заготовить побольше дров.
  Потом он устроил завтрак. Насадив полоски конины на палочки, он обжарил их
над огнем, наблюдая, как мясо съеживается, пускает жир и подрумянивается.
Его сладковатый и непривычный запах отдаленно напоминал молодого барашка
или кролика. Они медленно, растягивая удовольствие, откусывали по
маленькому кусочку и тщательно пережевывали жестковатое мясо. К полудню у
обоих начался понос.
  Не потому, что мясо было плохим, - он был уверен, что с мясом все в
порядке, и не потому, что они психологически не могли есть конину, - к
этому времени оба готовы были проглотить все, что угодно. Просто они очень
долго не ели нормальной пищи, и организм теперь отказывался ее принимать.
  Их несло непереваренным горохом, потом - просто слизью... Борн едва
успевал добегать до дерева, под которым они устроили отхожее место. В
кишечнике все горело. Наконец он догадался, что переусердствовал с солью,
которая стала действовать как слабительное.
  Испытывая жуткую слабость, они полулежа отдыхали у входа в пещеру. Мысль о
еде вызывала отвращение, но Борн понимал, что есть необходимо - просто для
восстановления сил. Отлежавшись, он заполз внутрь, подкинул дровишек и
принялся жарить новую порцию. Потом позвал Сару и вручил ей один
импровизированный шампур, чтобы она сама следила за своим куском; Когда
мясо хорошо прожарилось, он прилег и медленно, нехотя начал жевать.
  Постепенно боли в желудке прошли. Вечером они пили только воду. К ночи
подморозило. До рассвета он поддерживал огонь, пристроившись с Сарой как
можно ближе к теплу. Наутро подтаявший прошлым днем снег покрылся жесткой
ледяной коркой - скользкой, но настолько прочной, что Борн без труда мог
передвигаться по ней, занимаясь заготовкой дров.


                                  Глава 8


  Гул вертолета послышался в тот момент, когда они в очередной раз катились
вниз по склону на большой сосновой ветке.
  Идея покатать ребенка на санках пришла ему в голову, когда он
поскользнулся на ледяном насте, возвращаясь с охапкой дров. Позавтракав
очередной порцией мяса, они забрались на вершину оврага, опираясь на
крепкие палки. Уцепившись вдвоем за разлапистую сосновую ветку, они
отломили ее, подтащили к склону и уселись верхом. Сара примостилась сзади,
обняв его за пояс, он ухватился за толстый сук, оттолкнулся, задрал ноги,
и они стремительно покатили вниз. Ветер бил в лицо, сосны мелькали; они
промчались до дна оврага и даже взлетели по инерции на противоположный
склон, где наконец остановились и упали, хохоча во все горло. Он боялся,
что Сара ослабела после вчерашнего расстройства желудка, но дочка упросила
его прокатиться еще раз, и он не смог отказать ей. За шуршанием хвои по
насту, шумом ветра в ушах и радостным визгом дочки он вдруг отчетливо
услышал стрекотание вертолета и резко рванул ветку в сторону, покатившись
к ближайшей сосне. Сара бросилась вслед за ним.
  Они сидели, тесно прижавшись спиной к стволу дерева, и сквозь свисающие
ветки вглядывались в ту сторону, откуда слышался рокот мотора. Самого
вертолета Борн не видел. Он мог появиться где угодно - справа, слева,
прямо над ними или вдали... А может, их даже два, и в любой момент они
могут зависнуть над оврагом и обнаружить их следы.
  Нет, вертолет был, конечно, один. Теперь Борн заметил его. Он барражировал
поперек долины, то исчезая из виду, то появляясь. Стрекотание мотора то
усиливалось, то ослабевало. Вертолет явно кого-то искал.
  Преследователи не успокоились.
  Они, вероятно, предположили, что Борн выберет линию наименьшего
сопротивления, двинувшись вдоль долины, по течению реки, а не полезет в
горы и тем более через хребет. Но просчитались. Они специально дали ему
небольшую передышку. Он мог подумать, что преследователи отказались от
продолжения охоты, решив, что такую пургу ему не пережить. Он мог
ошибиться, поверив этому, и покинуть свое укрытие, неизбежно оставив следы
на снегу. Эти следы они теперь и искали.
  Он, конечно, наследил вокруг пещеры, не по ошибке, а по необходимости, но
в данной ситуации это равнялось ошибке.
  Если вертолет поднимется сюда и обследует этот склон, сидящие в нем
непременно обратят внимание на глубокие борозды в снегу, которые проделал
своими вылазками за дровами. Даже если им придет в голову, что это могут
быть следы лося или оленя, зачем-то забравшегося в горы, они не поленятся
послать сюда людей - и что он сможет сделать со своим пистолетом против их
винтовок? Вертолет, курсирующий вдоль склона, приближался, поднимаясь все
выше. Рев двигателя перемещался слева направо и обратно, то ослабевая, то
нарастая. В те короткие промежутки времени, когда вертолет появлялся в
поле зрения, Борн уже мог различить и блестящий под солнцем диск
маленького хвостового винта, и сверкающие лопасти несущего винта, и даже
двух человек в застекленной пилотской кабине: Он сидел и мучился мыслью о
том, что абсолютно ничего не может сделать.
  Он мог только ждать.
  Глубокие следы в подмерзшем снегу все равно не замаскировать.
  Борн бросил взгляд в сторону раскуроченной туши лошади. Полузасыпанная
снегом, она была отчетливо видна; с вертолета, ее обязательно заметят, но
что-либо предпринять уже не было времени - вертолет кружил неподалеку на
высоте менее ста ярдов, и звук мотора раздавался прямо над головой. Сара
сжалась в комок под боком. Борн достал пистолет и прицелился, прикидывая,
как низко тот должен спуститься, чтобы можно было попасть по кабине. Он
предпочел бы не делать этого, чтобы не обнаружить себя раньше времени, но,
похоже, выбора нет. Сверху обязательно увидят их следы, и единственное,
что ему остается, - постараться застать преследователей врасплох.
  Но тут же понял, что, даже если по счастливой случайности и удастся сбить
вертолет, он все равно выдаст себя с головой. Если машина не вернется, они
отправят на поиски другую и обнаружат обломки, не говоря уже о поваленных
деревьях. Спрятать следы аварии не удастся. Значит, стрелять нельзя.
Пускать пистолет в ход нужно только в самом крайнем случае. Борн терпеливо
ждал, чем все это закончится. Но вертолет не возвращался.
  Ожидание становилось мучительным; Борн даже решил, что у него проблемы со
слухом, потому что рокот двигателя доносился из одной точки, не изменяясь,
как будто вертолет завис на одном месте. Потом мотор взревел и звук стал
приближаться. Он подумал: "Ну вот и все, началось!" и взвел курок.
Вертолет, закладывая вираж, прошел прямо над ними и, набирая скорость,
устремился в долину. Борн в недоумении провожал его глазами, не понимая,
что произошло. Однако вскоре все объяснилось.
  Солнечный свет внезапно померк; все вокруг приобрело мрачный оттенок.
Выбравшись из-под сосны, он почувствовал, как поднимается ветер. А
разглядев то, что происходило на небе за спиной, ужаснулся. Весь горизонт,
насколько хватало глаз, затянули низкие темно-синие плотные тучи, передняя
кромка которых клубилась, стремительно приближаясь. Резко похолодало.
Первый порыв ветра бросил в лицо снежную крупу. Подхватив Сару, Борн
скатился к пещере. День превратился в ночь; за то время, пока они
добирались до своего убежища, замело так, что в пяти шагах уже ничего
нельзя было различить.


                                  Глава 9


  И сразу все стихло. Спрятавшись в тепле пещеры, они перевели дух. А за
спиной у входа бесновалась снежная буря. Борн взял седло и закрыл им узкий
лаз, а на седло еще накинул попону, перекрывая все щели, и только после
этого почувствовал себя в безопасности.
  - Подумаешь, обычный буран, - подбодрил он испуганно глядящую на него Сару.
  Впрочем, если быть честным, он никогда еще не видел ничего подобного. Снег
несло просто стеной, а ветер, который и в самом начале был не слабым,
превратился в настоящий ураган, наверху все выло и свистело.
  - Папочка, я боюсь.
  Я тоже, подумал он про себя, но виду не подал.
  - Все в порядке, поверь мне. Здесь нам ничего не грозит. Он привлек Сару к
себе и обнял, прислушиваясь к завыванию бури. Края попоны хлопали, седло
под ней ерзало будто живое. Потом шум ветра стал глуше, попона и седло
биться перестали.
  - Ну вот, вход завалило. - Его слова глухо прозвучали в тесноте пещеры. В
тот же момент дочка, которая чуть-чуть расслабилась у него на руках,
довольная тем, что буря до них не доберется, напряглась в тревоге.
  - Мы же не сможем дышать, - обеспокоенно произнесла она.
  - Сможем, не волнуйся. Воздух будет поступать через отверстие для
дымохода. Над ним такие густые ветки, что снег его не засыплет.
  Однако он понимал, что одного отверстия маловато. Поднимающийся теплый
воздух не позволит проникнуть вниз свежему. Костер уже начал гаснуть,
тускло мигая. Либо выбирать одно из двух - тепло или свежий воздух,
либо... Борн выбрал из кучи ветку подлиннее и начал пробивать еще одно
отверстие вдоль ствола, с противоположной от дымохода стороны.
Потребовалось немало усилий, прежде чем в лицо потянуло холодом. Наверху
было так темно, что он не заметил, как пробился наружу. Костер сразу
разгорелся ярче. Борн глубоко вздохнул. Наверное, гнетущее состояние
объяснялось просто нехваткой кислорода, а не страхом.
  С облегчением он вернулся к Саре.
  - Вот видишь, теперь все будет нормально.
  Конечно, нормально, если только потолок не рухнет под тяжестью снега.
Тогда им отсюда не выбраться. Они просто задохнутся и умрут. Представив
эту картину, Борн почувствовал, что снова стало трудно дышать.
  - Надо просто расслабиться и ждать, пока это кончится, - произнес он,
размышляя, достаточно ли прочна ледяная корка над головой. - Пожалуй, да,
- произнес он вслух, отвечая на собственные мысли.
  - Что ты сказал? - встрепенулась Сара.
  - Нет, ничего, это я так... лучше займемся обедом.
  Теперь еды у них было полно. Пока было тепло, он занялся разделкой туши;
отделил от костей все у что мог, разрезал на полоски и запрятал глубоко в
стенах пещеры, чтобы мясо не испортилось. Правда, перевернуть тушу не
удалось, и пришлось ограничиться тем, что было доступно. Сара помогала в
заготовке дров; в общем, им не о чем было беспокоиться.
  Над головой послышался треск. Он поднял глаза к куполу пещеры, со страхом
ожидая увидеть трещины, но ничего не обнаружил. К этому времени
поджарилось мясо, и он счел за благо переключить внимание дочери на еду.
Да и сам с удовольствием съел кусок. Желудки уже привыкли к этой пище, и
можно было ничего не опасаться. Потом поспела и вторая порция; губы у них
блестели от жира, а во рту ощущался приятный, хотя и странноватый вкус
мяса.
  Несколько дней у Борна болели глаза. Он решил было, что виной тому ветер,
но потом вспомнил, что так бывает на снегу от солнца. Пытаясь занять себя
хоть чем-нибудь, он вырезал из конской шкуры широкую полосу, на концах
сделал полоски поуже, чтобы их можно было завязать на затылке, потом
прорезал небольшие щелки для глаз - снежные очки были готовы. Потом сделал
такие же для Сары, предварительно сняв мерку...
  - Теперь мы с тобой настоящие разбойники, жаль только, что усов у тебя
нет, - пошутил он, пытаясь развеселить дочку.
  Вспомнив об усах, он подумал, что не мешало бы при помощи ножа подровнять
отросшую бороду, но потом решил, что усы и борода - неплохая защита от
ветра, и отказался от этой-идеи. Посмотрев на обветрившееся, с шелушащейся
кожей лицо Сары, он мысленно обругал себя за то, что был так глуп и не
помазал ее личико конским жиром перед тем, как выйти на солнце.
  В следующий раз он сделает это обязательно.
  И тут снова раздался этот треск. Сара его тоже услышала и вопросительно
посмотрела на него.
  - Не знаю, - ответил он, - может, и рухнет. Я стараюсь об этом не думать.
Все равно сделать ничего нельзя.
  Воздух в пещере стал спертым от дыхания, запаха жареного мяса, дыма
костра. Они по очереди подползали ко второму отверстию и дышали под ним.
Борн поддерживал огонь, немного опасаясь, что стены начнут подтаивать.
Сара заснула. Он почувствовал голод, поджарил себе еще мяса и тоже
задремал. Через какое-то время проснулся, полежал с открытыми глазами и
вновь погрузился в сон.
  Казалось, буря не утихнет никогда.


                                  Глава 10


  - Я никогда не видел его. Среди фотографий, которые мне показывала мама,
не было свадебных, вообще не было ни одной, где они были бы вместе.. Не
знаю, уничтожила она их или просто убрала подальше, чтобы никогда не
видеть... Но снимки, где он был изображен один, она хранила в альбоме и
иногда мне показывала. Совместные фотографии, наверное, причиняли ей боль,
но она считала, что сыну следует иметь хоть какое-то представление о том,
как выглядел его отец. Поэтому время от времени она доставала этот альбом
и всякий раз оставалась рядом, по нескольку минут разглядывая их вместе со
мной. А потом уходила заниматься каким-нибудь делом. Снимки были очень
похожи - всюду он был изображен во весь рост, только в разных местах: у
цветочной клумбы на фоне какого-то дома, у розового куста, посередине сада
с камнями... Однажды я спросил мать, в этом ли доме они жили после
св