бочных эффектов. Берите,  Маша,
спасибо мне скажете позже. И принимайте только один порошок на  ночь,  -
почти мурлыкала Флора. Как же она  любила  себя  в  благотворительности!
Очередная серая в синеву мышь пригрета на мягкой груди. Что ж,  доставим
ей это удовольствие.
   - Спасибо, мадам.
   Благодетельница замурлыкала еще отчетливей:
   - Пожалуйста, дорогая. - И без всякого перехода:
   - Феликс, укройте меня пледом и следите за комарами.
   Весь остальной день был  подчинен  привычному  распорядку.  И  только
роза, оставленная у порога  моей  комнаты,  делала  его  необычным.  "От
слишком навязчивого поклонника",  -  было  написано  на  листке  бумаги,
обернутом вокруг колючего стебля.
   Обиженный моей странной, непривычной  грубостью  Геннадий  пригвоздил
меня шипами розы к позорному столбу и исчез. Как в феврале,  до  апреля.
Обидчивый, как девушка, философ.
   Тамара Ивановна цвела букетом и пыталась выяснить, не связан  ли  мой
смурной вид с исчезновением ее главного врага,  и  пыталась  подлизаться
куриной кулебякой.
   Я отделывалась неопределенными жестами, но кулебяку съела.
   Уложив мальчиков на послеобеденный отдых, я прошла к себе и позвонила
домой.

***

   Голос Симочки звучал театрально беспечно.
   - У нас все в  порядке,  -  щебетала  сестра.  Из  трубки,  как  фон,
доносилось бряканье посуды и шум воды. -  Андрюша  готовит,  я  сижу  на
кухне и руковожу. Маша-младшая стучит ножками и передает тебе привет.
   - Сильно стучит? - обеспокоенно спросила я.
   - Нет, нет, все как всегда. Бузит, шалит.
   За спокойствие этой шалуньи я готова выть трубами Иерихона, развалить
все подмосковные профилактории или, как Тамара Ивановна,  взять  в  руки
топор и поработать им во славу семейства. Преданность всегда  была  моей
сильной  стороной.   Иногда   добродетельные   качества   лишают   людей
невинности, любовь и преданность из этого порядка.
   Подлого Дмитрия Максимовича  я  увидела  только  за  ужином.  Никаких
угрызений совести за ним не наблюдалось.
   Впрочем, бледность моего лица была им все же замечена.
   - Ешьте, Марь Пална, побольше мяса.
   Анемичность женщину не украшает. - Он  ядовито  стрельнул  глазами  в
свою жену и засунул в рот половину бифштекса.
   Вот и вся недолга. Прописали мне господа порошково-мясную  диету,  на
том и успокоились.
   Кстати, о порошках.  Мадам  Флора  хвалила  их  не  зря.  Под  мягким
гомеопатическим действием я засыпала без мучений  и  угрызений  совести,
просыпалась с трезвой головой и массой энергии. С остальным  было  хуже.
Несколько дней я провела в позе страуса - голова в песок,  на  ее  месте
то, чем не думают. Леонид не появлялся, не звонил.
   Гуляя с детьми  в  парке,  я  провожала  испуганным  взглядом  каждую
машину, следующую по поместью от ворот к крыльцу, и каждый раз  вздыхала
с облегчением - не он.
   А машин  прибывало  немало.  В  субботу  господин  Бурмистров  широко
отмечал   собственное    сорокалетие,    и    мадам    Флора,    оставив
благотворительность,   занималась   подготовкой    юбилея.    Расписание
праздника, меню, обязательный фейерверк, оркестр,  наем  рабсилы,  заказ
цветов и посуды и прочая, прочая, прочая. Все было на Флоре Анатольевне,
немного на Тамаре Ивановне и совсем чуть-чуть на Феликсе.
   Меня попросили лишь  проверить,  не  переросли  ли  детки  ботинки  и
смокинги и сумеют ли поразить гостей поздравительной  речовкой.  Спич  я
состряпала  легко.  Заменила  "Аркадий  Николаевич,  дорогой  папа"   на
"Дмитрий Максимович, дорогой папа" и перевела  количество  поздравляющих
из единственного числа во множественное.
   Не далее как три года назад один из прежних моих нанимателей  отмечал
подобный юбилей; текст был отработан и обкатан еще на двух юбилеях. Если
же среди гостей попадется кто-либо из знакомых прежних хозяев, не думаю,
что детский писк - это главное, что вынес гость с предыдущих юбилеев.
   Чад воспринимают как милую, необходимую докуку.
   Я была почти свободна и  ждала.  Надеялась,  что  Леонид  одумался  и
оставил гадкую затею и меня в  покое.  Поза  страуса  очень  удобна  для
подобных надежд.
   Клюнули меня в четверг. Достали мою голову из песка, отряхнули уши  и
влили в них очередную порцию страха.
   Во время послеобеденного отдыха детей, нисколько не стесняясь, Леонид
зашел в мою комнату, прикрыл за собой дверь  и,  словно  Командор  перед
донной Анной, застыл в центре.
   Я отложила книгу, вскочила на ноги, потом опять  села  на  кровать  и
приготовилась.
   Молча Леонид побродил по комнате, выглянул в  окно,  полистал  книгу.
Каждое его движение, как насос, закачивало в спальню напряжение и жуть.
   - Ну? - наконец произнес он. - Вы готовы?
   - К чему? - проглотив ком в горле, спросила я.
   - Какая у женщин короткая память, - вздохнул он и сел в кресло. - Как
мотыльки-однодневки...
   Ему нравился мой страх. Мой испуг возбуждал его и постепенно наполнял
яростью.
   Словно гончая по крови, он брал след раненого животного и окружал его
кольцом собственной силы. "Бедная Ольга", - почему-то подумала  я.  Этот
моральный  садист  получал  почти  физическое  удовольствие   от   чужих
страданий. Его ноздри  трепетали,  фильтруя  флюиды  ужаса,  источаемого
мной.
   Он пил воздух, отравленный страхом, как гурман пьет вино.
   - Ну? - повторил он. - Вы готовы?
   - Да. Говорите код.
   Леонид улыбнулся.
   - Он прост, как все дурацкое в этом  мире.  День  рождения  близнецов
плюс текущий день. - Леонид дал возможность жертве осмыслить сказанное и
продолжил:
   - Прощаюсь с вами до субботы. Ноутбук вы уничтожите в субботу,  после
шести. Украденная информация Диме понадобится на следующий день, так что
уж расстарайтесь, голубушка...
   После этих слов он встал, дошел  до  двери  и,  уже  дотронувшись  до
ручки, развернулся:
   -  Надеюсь,  вы  прониклись  серьезностью  положения  и  не   станете
проявлять строптивость.
   Я смогла только кивнуть.

***

   Едва он вышел, я метнулась к окну и распахнула  его  настежь.  Дышать
воздухом  комнаты,  пропитанным  его  одеколоном  и  моим  ужасом,  было
невозможно. Если б я могла, то выкинула бы вслед за  запахом  кресло,  в
котором он сидел, ковер, на котором он стоял, вытерла пыль, вымыла  полы
и повесилась в чистом.
   Я ненавижу, когда на меня давят.  С  детства  некрасивость  поставила
меня в оборонительную стойку и заставила  соображать  быстрее  красавиц,
сопротивляться успешнее милашек, отрезать  себя  от  насмешек  и  любого
проявления чужой воли.
   Я никогда никому не подчинялась. Как та пружина, на которую давят,  я
распрямлялась  и  откидывала  от  себя  неугодное  пропорционально  силе
нажима.
   Происходящее  сейчас  было  невозможным,  нереальным,  абсурдным.   И
безвыходным.

***

   Я заперла комнату на ключ, вышла в коридор и глазами  нашла  стальную
дверь в темный кабинет. Единственную  комнату  дома  без  окон.  В  этой
коробке  со  звукоизоляцией  был   рабочий   кабинет   сначала   Максима
Филипповича, потом Дмитрия Максимовича.  Несколько  раз  хозяин  получал
факсы на испанском языке, просил помочь ему  с  переводом,  и  я  хорошо
знала обстановку кабинета, забитого  оргтехникой  и  стеллажами  деловых
бумаг. Там стоял  мягкий  диван  для  отдыха,  кресло  для  посетителей,
журнальный  столик.  На  огромном  рабочем   столе   расположились   два
компьютера: один - подключенный к сети и Интернету,  другой  -  ноутбук,
работающий в  автономном  режиме.  Небольшой  плоский  чемоданчик  редко
покидал кабинет, Дмитрий Максимович хранил в его памяти  информацию  для
личного пользования.
   Рядом  с  темным  кабинетом  находилась  спальня  бывшего   покойного
хозяина.  После  смерти  отца  Дмитрий  Максимович  не  стал  устраивать
переезда и остался с семьей в правом крыле  дома.  А  левое  было  почти
пустым. Только моя комната,  кабинет  и  гостевые  спальни,  в  одну  из
которых перебирался хозяин после ссор с женой.
   Железная дверь магнитом притягивала меня к себе. Осторожно ступая  по
коврам, я подошла ближе и остановилась у косяка, украшенного  пультом  с
кнопками. "День рождения близнецов плюс текущий день",  -  вспомнила  я.
Мгновенно произведя вычисление, я набрала номер. В двери что-то  приятно
чмокнуло, и она начала открываться.
   Испуганно ударив по стали рукой, я прикрыла дверь и прижалась  к  ней
пылающим лбом.
   - Кхм, - раздалось за моей спиной.
   На  какое-то  мгновение  меня  окутала  предобморочная  пелена,  и  я
замерла, боясь повернуться.
   - А вы, Мария Павловна, любопытная девушка, оказывается.
   Это  был  голос  Феликса.  Я  посмотрела   назад.   Секретарь   мадам
разглядывал меня, словно забавное насекомое, щурил зеленые кошачьи глаза
и улыбался снисходительно и гадко.
   - Что ж вы так пугаетесь-то, дорогая?
   Любопытство не порок. Сам грешен.
   Он обволакивал меня мерно  текущей  речью,  без  акцентов  и  эмоций,
уничтожал и связывал. Мне хотелось ударить по холеной красивой роже,  но
руки словно вросли в дверь, о которую я опиралась, боясь упасть.
   -  Пойдемте,  милочка,  выпьем  чаю.  Или  вы  влюблены  в   железные
пластины?
   Я оторвалась  от  двери  и,  шатаясь,  побрела  за  ним.  Как  хозяин
положения, секретарь продолжал говорить, маршируя впереди, каждым  шагом
выравнивая мое дыхание. Когда мы закончили марш  у  чайного  столика  на
веранде, я была почти спокойна.
   Продолжая забавляться, Феликс пододвинул мне плетеное кресло, сам сел
напротив и проговорил:
   - Чай, кофе или коньячку принести, Мария Павловна?
   На скатерти лежала пачка сигарет мадам с ментолом, я  их  терпеть  не
могла, но, чтобы забить паузу, взяла тонкую длинную сигаретку и медленно
прикурила. Что и сколько видел Феликс, еще вопрос, а каяться  заранее  я
не собиралась. Я уже встала в оборонительную позицию и  приготовилась  к
отпору.
   А Феликс продолжал меня удивлять.
   Умело держа паузу, он молча прихлебывал чай и получал удовольствие от
хорошего напитка, хорошей погоды и самого себя, красивого.
   "Похоже, видел он немного", - решила я и, усмехнувшись, произнесла:
   - Вы так меня напугали,  Феликс.  Прохожу  мимо  кабинета,  смотрю  -
всегда запертая дверь приоткрыта. Прислушалась, не  случилось  ли  чего?
Только на дверь нажала, а тут вы.., неслышно так подкрались.  Кстати,  а
вам что в левом крыле понадобилось?
   Феликс пожал плечами:
   - Гулял.
   - Один. По дому, - недоверчиво ухмыльнулась я.
   - Именно. Люблю, знаете ли, по коврам бродить.
   Я затушила в пепельнице сигарету, встала из-за стола и пошла  в  дом.
Секретарь проводил меня насмешливым взглядом, но спина моя не  дрогнула,
нога не споткнулась, и голова держалась прямо.
   Словно мне на помощь, с лестницы на второй этаж  скатились  близнецы.
На мальчиках были плавки, панамки, а в руках  они  держали  полотенца  и
надувные игрушки.
   - Марь Пална, пойдемте купаться! - закричали  дети,  подхватили  меня
под руки и потащили к бассейну.
   Детский визг и плеск воды немного заглушили мои  страхи,  солнце  уже
цеплялось за верхушки деревьев парка,  тени  от  крон  протягивали  свои
щупальца к бассейну, выпуская из дневного плена полчища комаров.
   Я встала с шезлонга и отправилась в дом за  репеллентом.  По  дорожке
вихляющей  походкой  мне  навстречу  шел  Феликс.  Расслабленная  грация
движений секретаря нисколько  не  соответствовала  выражению  его  лица.
Напряженно сведенные к  переносице  брови,  нежный  овал  молодого  лица
обострился скулами, губы были  упрямо  стиснуты.  Нарочитая  беспечность
альфонса и лицо, напомнившее мне кошмары последних дней.
   Но,  подойдя  ближе,  Феликс  посмотрел  на  меня  глазами  человека,
обещавшего мне поддержку. Никакого намека на шантаж в них не было.
   Именно этот взгляд, а не слова, остановили меня.
   - Мария Павловна, по-моему, нам стоит поговорить. Мне кажется, у  вас
пожар. - Уловив во мне серьезное к себе отношение, он продолжил:
   - А у меня потоп. Возможно, мы будем друг другу полезны. - Он  вложил
мне в руку какую-то визитку и закончил:
   - Сегодня в девять буду ждать вас в этом кафе. Не бойтесь.
   - Мне нечего бояться.
   - Возможно. Но давайте встретимся.
   Оставив последнее слово за собой, Феликс обогнул меня с грацией кошки
и продолжил путь к бассейну.
   Не удержавшись, я посмотрела ему вслед. Удаляясь от меня, по  дорожке
порхал "тетушкин Эндимион".  Вскидывая  в  приветственном  жесте  тонкие
руки,  он  сюсюкал  что-то  близнецам  и  почти  вальсировал.  Привычные
метаморфозы этого дома. Только что рядом стоял мужчина,  куда  он  делся
через шаг?
   Уверенная в том, что Феликс  присмотрит  за  мальчиками,  я  медленно
брела по дому к своей комнате. Жесткий пластик вычурной визитки впивался
острыми краями в мою ладонь и требовал ответа. Ехать  в  кафе  или  нет?
Зачем мне Феликс? Чего он хочет?
   Помочь? Навряд ли. Немного раньше я бы выбросила визитку  и  мысли  о
Феликсе в мусорную корзину. Меня тревожили его глаза.
   Не обычная  зеленая  муть,  полуприкрытая  веками  в  неге,  а  глаза
человека, привыкшего к действию. Его взгляд теребил мои обнаженные нервы
и требовал от меня поступка.

***

   "Но каков артист?!" -  внезапно  восхитилась  я.  И  это  восклицание
поставило все на свои места. Феликс исполняет свою партию.  И  ведет  ее
блестяще.
   Что-то ему нужно в этом доме. И если у него потоп, а у меня пожар,  -
то остается объединить усилия и не завязнуть в мокром пепле,  оставшемся
на месте пожарища. Если не  ошибаюсь,  именно  об  этом  и  говорил  его
взгляд.
   Заряженная чужой решительностью, я нашла мадам  и  сообщила  ей,  что
сегодня мне необходимо съездить в Москву к сестре.
   Она не любила внезапных отъездов  прислуги  и  уже  наморщила  лобик,
выдумывая причину для отказа, но неожиданно мне на помощь пришла  Тамара
Ивановна. После исчезновения Геннадия экономка вновь прониклась  ко  мне
нежными чувствами и, что бывало очень редко, твердо сказала племяннице:
   - Пусть едет. За мальчиками я присмотрю.
   - Но у нас...
   - Ничего неотложного, - закончила Тамара Ивановна.
   Флора не терпела открытых конфликтов, ее  стиль  -  шлепок  когтистой
лапой в  момент  наивысшего  торжества  противника.  От  остального  она
уходила, брезгливо морщась.
   С этим выражением на лице она меня и отпустила.

***

   Феликс умудрился улизнуть еще раньше,  и  остаток  дня  я  провела  с
мальчиками  в  парке  и  у  бассейна.  Энтузиазм  по  поводу   обретения
возможного союзника постепенно угасал, и его  место  занимала  привычная
осторожность. А не попаду ли я из огня да в полымя?  Если  Феликс  ведет
свою партию, то вполне может, использовав временный союз, разорвать пакт
о ненападении и первым ударить меня в спину.  "Оно  мне  надо?  -  уныло
размышляла я. - Чертов дом полон сюрпризов, куда ты, Маша?! Исполняй  на
цыпочках свою роль, и в кусты!"
   Но, в конце концов, свидание с Феликсом ни к чему меня не  обязывает,
и хотя бы поговорить с ним стоит.
   Выбирая наряд для посещения кафе под  странным  названием  "Соль",  я
жалела, что не спросила у секретаря, какой народ там собирается.  Почему
"Соль"? Откуда она взялась? Выделяться в толпе я не любила.
   Ехать в заведение для  рокеров  на  шпильках  так  же  глупо,  как  и
являться в джинсах в ресторанчик со свечами и вышитыми салфетками.
   Остановилась я на нейтральном брючном костюме, слегка подкрасилась  и
собрала волосы в пучок. Вместе с пудреницей и губной помадой я  положила
в сумочку диктофон с чистой кассетой, предварительно  проверив,  как  он
пишет, и, слегка нервничая, выехала из поместья.
   Заведение располагалось в многоэтажном спальном районе сразу за  МКАД
и, несмотря на  многообещающее  название,  было  безликим,  по-семейному
свойским, и каждый новичок у стойки бара выделялся, как прыщ в декольте.
   Я заказала кофе и мороженое, получила порцию  невнимательных  мужских
взглядов и устроилась за свободным столиком в углу.
   Рассчитывая время, я неразумно добавила пятнадцать  минут  на  поиски
"Соли" и приехала  раньше  Феликса.  Мороженое  таяло,  мужские  взгляды
теплели, я ерзала на кожаном диванчике и понимала, что скоро меня начнут
добиваться. Самый пьяный из посетителей уже сделал две неверные  попытки
оторвать зад от табурета, но идти к даме с  полным  бокалом  пива  и  не
упасть оказалось для него слишком  сложным.  Он  подарил  мне  смущенный
взгляд и робкий кивок головой, мол, иди уж сама, дорогуша.
   Я достала из сумочки очки, нацепила их  на  нос  и  изобразила  лицом
мадам. Смесь из оскорбленной невинности и явного  негодования  с  каплей
высокомерия. Действует безотказно. Мужичонка фыркнул, пробубнил  что-то,
но перегруппировался в другую сторону.
   Очень хотелось курить, но сидеть одиноко в углу  с  папироской  я  не
посмела. В ситуации более глупой и  двусмысленной  я,  пожалуй,  еще  не
бывала. Торчать в полутемном занюханном кабаке,  посматривать  на  часы,
показывая окружающим, что кого-то жду, - дичь несусветная. Пардон, я  не
девочка уже.
   Феликс опаздывал на две минуты,  мороженого  я  больше  не  хотела  и
собиралась послать союзника к далекой бабушке.
   В сумочке тихонько пропиликал телефон. Я достала мобильник и  гневно,
четко выговорила:
   - Алло!
   Как и ожидалось, ответил мне секретарь мадам.
   - Мария Павловна, это я. Колесо спустило, меняю,  буду  через  десять
минут...
   - Я...
   - Обязательно меня дождитесь, это важно.
   И дал отбой.

***

   Ну уж, дудки! Я бросила телефон в сумку, достала помаду  и  пудреницу
(мороженое я всегда ем неловко) и, поправив макияж, собралась уходить.
   Но в этот момент в бар зашла еще одна дама  без  прикрытия.  Шикарная
длинноногая блондинка как вихрь ворвалась в кабак, мгновенно приковав  к
себе мужские взгляды.
   Пожалуй, у меня появилась возможность спокойно отсидеться в уголке.
   Блондинка бойко заказала себе мартини, но огорчила мужчин следующим -
не присаживаясь у стойки, она  обвела  глазами  зал,  вычислила  одиноко
сидящую даму и направилась ко мне. По-моему,  я  уловила  ветер  вздохов
сожаления.
   Подойдя к угловому столику, блондинка спросила:
   - Не возражаете? - И, не дожидаясь ответа, опустилась на диванчик.  -
Ненавижу липкие взгляды и потные лапы,  -  призналась  она.  -  Отдышусь
немного рядом с вами. Можно?
   Я пожала плечами и достала сигарету.
   Девушка расправила широкие складки шелковых брюк, одернула  пиджак  и
расслабленно откинулась на спинку.  Под  пристальным  взглядом  огромных
карих глаз соседки я поежилась и тут же  пожалела,  что  не  успела-таки
удрать. Для полноты ощущений мне только шикарной агрессивной лесбиянки и
не хватало.
   Но обижать людей по одному подозрению не стоит. Я сделала вид, что не
замечаю  взгляда  в  упор  и,  сосредоточенно   насупившись,   принялась
разыскивать в сумочке под столешницей сотовый телефон.
   Выудив его из вороха носовых платков, записных книжек и косметики,  я
аккуратно набрала номер Феликса  и  приготовилась  интимно  проворковать
"алло, дорогой, куда ты пропал, на фиг".
   Мобильник запищал гудками связи,  я  ерзала  под  ироничным  взглядом
соседки и  слушала,  как  пищит  моя  трубка,  а  невдалеке,  в  унисон,
раздается мелодия другого телефона. Только секунд через тридцать до меня
дошло, что менуэт Баха звучит из сумочки моей соседки.
   Не веря глазам  своим,  я  наблюдала,  как  девушка  достает  сотовый
телефон и отвечает мне голосом Феликса:
   - Алло, Мария Павловна, я уже здесь.

Часть II

   - Что за маскарад, Феликс?! - почему-то по телефону спросила я.
   - Марь Пална, сложите трубочку-то.
   Экономьте деньги, - улыбаясь, проговорила девушка Феликс.
   Я убрала телефон, склонилась к секретарю через стол и зашипела:
   - Вы что?! С ума сошли?! На кой бес вам этот маскарад?!
   - Все имеет свои причины, - произнес Феликс, поднял  руку  и  щелкнул
пальцами:
   - Гарсон, два мартини.
   Это он сказал иным голо