в
мексиканских  сомбреро.  В  модных  латиноамериканских  ритмах   кружили
несколько  пар  и  приглашенные  профессионалы  румбы.  Веселье   только
начиналось.  Скоро  парк   укроет   темнота,   прочерченная   гирляндами
фонариков, и  бедных  охранников  останется  только  пожалеть.  Впрочем,
дохлая рыба на столе  не  повод  для  повального  обыска  и  высочайшего
нагоняя.
   Дети танцевали у самой  эстрады,  я  снимала  на  камеру  их  попытки
изобразить нечто среднее между самбой и борьбой  нанайских  мальчиков  и
уговаривала свои руки не дрожать. Переместив объектив левее, я  увидела,
как по дорожке двигается мадам в свите гостей. Ее лицо было тревожно,  а
глаза искали детей. Заметив макушки близнецов среди танцующих  пар,  она
заметно расслабилась и отвернулась.
   Я сидела за столиком, укрытая спинами веселящейся молодежи.
   Через какое-то время к мадам подошли Ольга, опекаемый ею Геннадий,  и
Тина, приплясывая на ходу, устремилась к маме.
   Близнецы побежали за ней и повисли на брате-философе.
   "Пора поработать", - решила я и встала.
   Дети раздражали своим писком и без того расстроенную мадам,  Геннадий
под их напором опасно раскачивался,  я  подошла  к  скульптурной  группе
"Горячая братская любовь" и произнесла заветное слово "брейк".
   Это слово детки  недавно  выудили  из  богатого  лексического  запаса
философа, оно их забавляло, и они тут же отлепились от Геннадия.
   Но положения это не спасло. Только ухудшило. Потерявшего  противовесы
Геннадия качнуло на мадам, и вино из ее  бокала  аккуратно  выплеснулось
мне на блузку.
   - Конфуз, - пробормотал философ и скрылся в кустах.
   Только что Флора Анатольевна сверкала на меня грозным  взором  и  уже
приоткрыла ротик, чтобы отчитать как следует, но, увидев  красное  пятно
на белом шелке моей груди, смутилась.
   Философ шуршал в кустах вне зоны досягаемости,  мадам  спустила  пары
сквозь ноздри и, немного подумав, предложила:
   - Сходите переоденьтесь, Мария Павловна. Мы с  Ольгой  присмотрим  за
детьми.
   Тина послушно взяла маму за руку, но  близнецы,  ощущавшие  за  собой
вину и предчувствовавшие нагоняй, уперлись.
   - Мы пойдем с Марией Павловной, - сказал Максим.
   Флора склонилась над детьми и четко произнесла:
   - Марии Павловне надо переодеться.
   И присутствие мужчин ей при этом не требуется.
   - А я писать хочу, - заявил Филипп.
   Я пожалела близнецов, обняла их за плечи и сказала:
   - Не расстраивайтесь, Флора Анатольевна, они мне не помешают. Кстати,
и руки помоют. Правда, мальчики?
   Мальчики дружно закивали, и мадам не  осталось  ничего  другого,  как
дать нам свободу.
   Стесняясь испачканной блузки, я обошла  гостей  стороной  и  пошла  к
гаражу, собираясь через него подняться в свою комнату. Но мало того, что
двери гаража  были  заперты,  рядом  с  ними  топтался  один  из  черных
пиджаков.
   - Вы куда? - строго спросил он.
   - Писать, - довольно нагло заявил Максим.
   - Не положено, - гаркнул секьюрити, глядя в другую сторону.
   - Чего не положено?! - возмутился Фил. - Писать?!
   - Тихо, мальчики, - вступила я. - Мы вежливо попросим этого господина
нас пропустить.
   Охранник внял голосу рассудка, снесся с кем-то по рации  и  отошел  в
сторону.
   - Проходите.
   Гараж был битком забит машинами. Кроме транспорта профилактория,  там
стояли "Мерседес" Леонида и почему-то "Вольво"
   Вохрина.
   Грустный Боливар притулился в углу, и мальчики  сделали  крюк,  чтобы
приободрить автомобильчик.
   - Привет, дружище! - крикнул Максим. - На  ночь  дадим  тебе  овса..,
бензина то есть.
   - Ага, - поддержал брата Филипп, - и попонкой укроем.
   Зайдя в свою комнату, я прежде всего отправила мальчиков мыть руки, а
сама быстро выбрала светлую блузку и переоделась.
   Шумный вечер утомил  нас  всех.  Я  села  на  пуфик  перед  зеркалом,
мальчики  подошли  ближе,  и  Филипп,  внимательно  посмотрев  на  меня,
произнес:
   - У вас помада стерлась. Можно я вам ее подрисую?
   - Только аккуратно, - согласилась я.
   Маленький художник безошибочно выбрал нужный тон  и  мягкими  нежными
движениями скользнул по губам карандашом.
   Максим напряженно сопел над моим ухом  и,  открыв  рот,  наблюдал  за
братом.
   - Здорово-о-о, - протянул он, - а можно теперь я?!
   - Завтра, - пообещала я.
   Любуясь своим творением,  потенциальный  Пигмалион  сделал  последний
мазок и спросил очень серьезно:
   - Вы ведь никогда от нас не уйдете, Мария Павловна?
   Максим засопел над ухом еще отчетливей. Близнецы ждали ответа.
   - Я подумаю над этим вопросом, - довольно  растроганно  заявила  я  и
обняла мальчиков.
   - Ура-а-а! - завопил Максим и от избытка чувств треснул брата.
   Тот уронил помаду, отступил неловко  и  расплющил  тюбик  на  бежевом
ворсе ковра.
   - Ой, - огорченно пробормотали близнецы, - теперь пятно будет.
   - Ничего страшного, - успокоила их я.  -  Потом  ототру.  Отойдите  в
сторонку, я осколки соберу.
   Мальчики виновато отскочили к двери, я склонилась над  полом,  начала
собирать с ворса красный блин бывшей помады и заметила, как под шелковым
покрывалом кровати что-то блеснуло.
   Не вставая с колен, я приподняла полог свисающего покрывала и увидела
сначала мужскую руку с часами.., потом рукав черного смокинга.., и белое
лицо с остекленевшими глазами.
   Под моей кроватью лежал Дмитрий Максимович Бурмистров. Мертвый.
   Рядом с его головой я заметила статуэтку крылатой богини, с одного из
крыльев которой стекли на пол несколько капель крови. Кровь  уже  успела
потемнеть и начинала подсыхать.

Часть III

   - Не оттирается? - донеслось от двери.
   Я подняла голову над кроватью - меня и детей разделяло  четыре  метра
пространства - и сказала:
   - Стойте там. Я сейчас... -  Голос  мой  внезапно  осип,  я  поборола
отвращение и нащупала мужскую руку.
   Она была еще теплой. Но уже не живой.
   Я ни черта не понимаю в пульсе, но  температуру,  черт  побери,  пока
ощущаю! Хозяин был мертв и начал остывать.
   Еле разогнув сведенные судорогой ноги, я встала с колен  и  взглянула
на притихших малышей.
   - Мария Павловна, у меня есть деньги в копилке, - проговорил  Максим,
- мы вам новую помаду купим.
   - Две, - вставил Филипп, - одну поярче.
   - Да, да, конечно, - пробормотала я, с  трудом  понимая,  о  чем  они
говорят и что происходит. Ступор буквально придавливал  меня  к  полу...
Фантастические видения размывали контуры комнаты...
   И тут вместо испуга меня накрыла волна ярости.  Феликс!!  Хозяин  его
застукал, и секретарь с ним расправился! Мало  того,  спрятал  под  моей
кроватью!
   Выброс адреналина омыл мой мозг,  исправил  зрение  и  заставил  меня
рассуждать.
   Так. Сначала я уведу детей из этой комнаты, и уже  потом..,  после..,
но все ставится в прошедшее время, будущее не проецируется.., нет у меня
его...
   Да, прежде я навещу Феликса.
   Я вела за собой детей, неслась по коридору черным ангелом  мщения,  и
ярость плескалась вокруг меня, заволакивая сознание темной пеленой.
   - Мария Павловна, не спешите, - проскулил Максим.
   Я  опомнилась,  остановилась  и   склонилась   над   детьми.   Кровь,
подгоняемая сумасшедшими толчками сердца, рвалась из ушей, глаз, носа. Я
боялась, что голова моя лопнет под ее напором.
   - Сейчас мы пойдем  будить  Феликса.  -  Я  держала  детей  за  руки,
чувствуя, как мои ладони становятся мокрыми от выступившей по всему телу
испарины. - Скоро начнется фейерверк... Мы ведь не хотим,  чтобы  Феликс
проспал все на свете?
   От лестницы до темного  кабинета  прошел  охранник;  он  окинул  нашу
живописную группку подозрительным взглядом и замер у железной двери.  По
всей видимости, здесь  организовали  временный  пост,  и  черный  пиджак
оставил  его  лишь  на  минуту,  сходил  к  лестнице  и  посмотрел,  что
происходит внизу.
   Я распрямилась и повела детей дальше.

***

   У лестницы коридор делал  плавный  изгиб,  и,  едва  мы  скрылись  за
поворотом, исчезнув из поля зрения секьюрити, я остановила мальчиков  и,
указывая  на  Светлану  Александровну,  стоящую  у  подножия   лестницы,
сказала:
   - К Феликсу я пойду одна. Он болен и сейчас  спит,  я  осторожно  его
разбужу  и  спущусь  к  вам.  А  вы  пока   побеседуйте   со   Светланой
Александровной. По-моему, ей немного скучно.
   Близнецы бодро скатились вниз, я помахала рукой госпоже  Вохриной  и,
придерживаясь стены, не попадая под прицел взгляда охранника,  прошла  в
правое крыло дома.
   К комнате секретаря.
   На мой стук из спальни раздался томный голос изнеженного Эндимиона:
   - Кто там?
   - Мария Павловна, - шепотом произнесла я.
   Дверь открылась, и на пороге появился встревоженный Феликс.
   - Все в порядке?
   Вопрос - единственное, что он успел сказать нормальным тоном.  Дальше
он мог лишь скулить.
   Подгоняемая страхом, я ворвалась в комнату, захлопнула за собой дверь
и что есть  силы  врезала  мерзавцу  под  дых.  Феликс  только  крякнул.
Сгибаясь, он наткнулся скулой на мой второй  кулак  и  следующие  секунд
тридцать я помню плохо. Он лежал на полу, я лупила его по плечам, груди,
рукам, прикрывающим голову.
   Очнулась я на попытке удушения секретаря. Я сидела на нем  и  коленом
нажимала на горло поверженного Эндимиона.
   - Уничтожу, подлец. - Мы оба хрипели, я от ярости  и  страха,  он  от
страха и удушья. - Думаешь.., тебе все удалось?!
   - Стойте, - сипел Феликс, - подождите...
   - Думаешь, тебе удастся все свалить на меня?! Дудки!!
   - Да что происходи-и-ит?! -  взмолился  секретарь,  неразумно  открыл
лицо, и я врезала ему пощечину.
   - Тварь. Мерзкая, гнусная тварь. Вставай, милицию я уже вызвала.
   - Какую?!
   - Какую, какую? - передразнила его я. - Петровку, 38!
   - Зачем?! - Секретарь валялся на полу и  боялся  вставать.  Надеялся,
что лежачих все-таки не бьют. Сильно.
   Я сделала глубокий вздох и ответила вопросом:
   - Ты подложил мне труп Бурмистрова?
   Феликс съежился в позу эмбриона и тупо уставился в стену:
   - Труп... - только и выдавил он.
   Я задумчиво смотрела на него и  начинала  догадываться,  что,  скорее
всего, две минуты назад избила единственного  своего  союзника.  Реакция
Феликса была столь безыскусна, что, пожалуй.., я погорячилась.
   В конце концов, алиби камерой обеспечил мне он.
   - Ты точно здесь ни при чем?
   Кряхтя, Феликс поднялся, подошел к зеркалу и оттуда взглянул на меня:
   - Мария Павловна, я даже не понимаю, о чем вы говорите.
   - Под моей кроватью лежит тело Бурмистрова.
   Запас  адреналина  я  израсходовала  на   трепку   "специалиста",   и
постепенно вместе с головной болью  и  дрожью  наступало  похмелье.  Оно
высасывало и силы, и мысли.
   -  Когда  приедет  милиция?   -   Пока   я   скудоумно   боролась   с
безнадежностью, секретарь сходил в ванную комнату, намочил  полотенце  и
теперь прикладывал его к опухшей щеке.
   - Никуда я не звонила, - устало произнесла я.
   - Та-а-ак, - протянул Феликс, - хозяин точно мертв?
   - Да. И убили его статуэткой Ники. Она тоже под кроватью.
   Секретарь заметался по комнате, словно ища выход.
   - Когда это произошло?
   Я вскипела остатками былых паров:
   - Вы меня об этом спрашиваете?! Я не была в доме с пяти часов!
   - Точно?
   - Феликс, я очень похожа на идиотку? - отчеканила  я.  -  Можете  мне
поверить, каждый свой шаг я фиксировала камерой. В  доме  я  не  была  с
пяти.., или с половины шестого. Но  тогда  Бурмистров  еще  гулял  среди
гостей. Я его не убивала. И у меня есть алиби.
   -  А  у  меня  его  нет,  -  испуганно  пробормотал  Феликс  и  вдруг
воскликнул, как заполошная торговка:
   - Боже, когда же его угрохали?!
   Мои  мысли  засновали  вслед  за  этим  восклицанием.  Действительно,
когда?! До этого момента у меня было непробиваемое алиби, но сейчас?!
   "Спокойно, Маша, спокойно, - уговаривала я себя. - В комнате ты  была
с  детьми,  потом  тебя  видели  охранник  и   Светлана   Александровна.
Вернуться, минуя их, ты не могла".
   - Феликс, я иду в парк, - заявила я и двинулась к двери.
   - Постойте, - взмолился секретарь, - подождите. А как же я?!
   Паника столь отчетливо исказила его лицо, что я сжалилась.
   - Одевайтесь, Феликс. Поговорим позже, внизу.
   - Маша, - секретарь остановил меня еще раз, - не  звоните  в  милицию
сейчас.
   Вы ведь не сделаете этого?
   Хотела бы я посмотреть на человека, с удовольствием дающего показания
про собственную глупость. Я не из их числа. Но ответила я Феликсу  более
здраво.
   - Судя по кинофильмам,  того,  кто  обнаружил  труп,  раскручивают  в
первую очередь. Так что.., подожду пока...
   - У вас есть какая-то  идея?  -  с  надеждой  спросил  специалист  по
улаживанию щекотливых ситуаций.
   Пожалуй, все-таки зря я так  сильно  его  отметелила.  Секретарь  был
полностью деморализован. Он растерялся.  Из  высокооплачиваемого  шалуна
Феликс превратился в подозреваемого  номер  один  в  убийстве  олигарха.
После обнаружения трупа Бурмистрова шум поднимется оглушительный,  и  за
розыски "Фаины" возьмутся все спецслужбы страны. Метаморфоза манекенщицы
в нашего секретаря недолго останется  тайной,  спецы  его  вычислят.  И,
пожалуй, Феликсу надо уносить ноги. Но  не  сегодня  и  не  сейчас.  Все
выезды перекрыты.
   - Жду вас в парке, Феликс.
   Он тоскливо посмотрел на меня и медленно кивнул.
   Бедный козлик отпущения, во что ты вляпался?!
   Охрана встретила меня спинами, дети  мирно  беседовали  со  Светланой
Александровной,  я  посмотрела  в  зеркало  и  пришла  в  ужас.   Волосы
всклокочены, лицо в  красных  пятнах,  воротник  блузки  косо  висит  на
вздымающейся от бурного дыхания груди.
   Спрятавшись за кадкой с густой  пальмой,  я  быстро  привела  себя  в
порядок. И вовремя. По лестнице спускался начальник службы  безопасности
Анатолий Викторович Басков.  Пересчитав  своих  парней  применительно  к
местам, он выскочил из дома,  однако  я  была  уверена,  старый  служака
автоматически засек все погрешности ситуации.
   Но гувернантка уже мило улыбалась рядом с детьми и женой депутата.
   Стремительный бросок шефа безопасности  через  холл  напомнил  мне  о
недостатке информации. Шеф являлся основным ее носителем,  я  извинилась
перед мадам Вохриной и со словами: "Нам надо Тину поискать", - поскакала
вслед за Басковым.
   Ориентируясь по блестящей лысине, я проследила его путь, вывела детей
на лужайку вокруг фонтана и осторожными перебежками добралась  до  Флоры
Анатольевны.
   Анатолий Викторович стоял рядом с  ней  и  что-то  горячо  доказывал,
мадам болезненно морщилась и, подойдя почти вплотную к ним,  я  услышала
последние ее слова:
   - Извините, Анатолий, но я действительно не в курсе его передвижений!
- мадам злилась, ее доставали пустыми вопросами, а вокруг сновали  толпы
гостей, безответственной прислуги  и  готовых  напиться  оркестрантов  в
сомбреро. Порой мне казалось, что Флора Анатольевна спокойна лишь тогда,
когда держит под прицелом каждую особь на подконтрольной ей  территории.
Мужа она  относила  к  свободно  гуляющим  самцам.  В  основном.  -  Ему
позвонили на сотовый, он ответил и куда-то пошел.
   - Куда? - не унимался Басков. "
   - Я за ним не шпионю, - резко бросила хозяйка,  -  позвоните  ему,  в
конце концов!
   Кстати, - плотоядно ухмыльнувшись,  вдруг  произнесла  она,  -  здесь
какая-то фифа в разноцветном мелькала...
   Шеф понимающе кивнул, сочувственно напряг лысину, но спрашивать, кого
конкретно имеет в виду жена хозяина, не стал.
   Отвернулся от расстроенной женщины и нажал на своем  телефоне  кнопку
повторного набора номера.
   Я знала, где сейчас раздается мелодия  "Турецкого  марша".  Под  моей
кроватью,  в  кармане   пиджака   остывающего   тела.   Но   совершенная
звукоизоляция дома оставит мелодию в комнате.
   Меня затрясло в ознобе, и я отступила в толпу гостей.  Мимо  проходил
официант с подносом разнокалиберных фужеров, я  подхватила  коньячный  и
одним махом опрокинула в себя густую,  словно  масло,  жидкость.  Коньяк
медленно скатился в желудок и взорвался в его пустоте огненным шаром.
   "Надо успокоиться", - решила я и повела детей к столам с фуршетом.
   Мальчики придирчиво выбрали себе по пирожному, я попросила  официанта
принести нам горячего чаю, и мы сели за свободный  столик,  подальше  от
оркестра.
   Скрипки надрывались в плаче,  смычки  скользили  по  моим  обнаженным
нервам; на тарелке предо мной лежали тарталетки с  икрой  и  жаренные  в
меду восточные сладости - голове и нервам нужна подпитка.
   И, борясь с  тошнотой,  я  начала  пропихивать  в  себя  горючее  для
активной мозговой деятельности и глотать, почти не жуя.
   Или коньяк, или закуска,  но  что-то  подействовало  на  меня  вполне
благотворно.
   Руки перестали дрожать, пульс застучал в висках в ритме вопроса "кто,
кто, кто?".
   Кто мог свободно гулять по дому? Кто позвонил хозяину, после чего  он
исчез из поля зрения всех? Кто заманил его сначала в дом,  потом  в  мою
комнату? Или перетащил тяжелое тело...
   Бог ты мой! Да конечно, Леонид!!
   Я вскочила со стула и принялась озираться в поисках  главного  врага.
Леонид знал, что я должна войти в темный  кабинет,  и  надеялся  свалить
убийство на подозрительную гувернантку. Его  слово  против  моего.  Кому
поверят? Очень хотелось ответить "мне". В отличие от Леонида, у меня нет
мотива. Стоп. Под удивленными взглядами близнецов я опустилась на стул и
задумалась. Никакой уверенности в том, что Леонид не подготовил для меня
какую-то очередную пакость, у меня не было.
   Я слепо таращилась на перепачканного  кремом  Максима,  автоматически
достала из кармана жилета салфетку и оттерла лицо мальчика.
   - А я еще пирожное хочу, - заявил Филипп, - такое же, как у Макса. Вы
меня потом тоже ототрете?
   - Обязательно, - пообещала я, и малыши наперегонки бросились к  вазам
с пирожными.
   По всей видимости, процедура умывания  салфеткой  им  понравилась,  и
следующие минут десять мы посвятили данному  действу.  Пока  у  меня  не
закончились салфетки.
   - Посидите немного здесь, - попросила я мальчиков.
   "Пора подложить Лене свинью", - с этой мыслью я встала и  направилась
к мадам Флоре.
   Но нужна мне была не она, а стоящая за ее спиной Тамара Ивановна.
   - На ковре в моей комнате мальчики раздавили помаду.  Пока  пятно  не
засохло, попросите,  пожалуйста,  Тамара  Ивановна,  кого-нибудь  отмыть
ковер. Я бы и сама могла, но не знаю чем.
   Горничная, отправившаяся на уборку, должна будет обнаружить  труп.  У
меня нет сил на лицедейство. Я не смогу изображать шок,  сильные  эмоции
под соусом из неубедительного вранья; я  даже  в  обморок  не  грохнусь.
Оставим это удовольствие уборщице.
   - Вы о блузке, Мария Павловна? - к нам развернулась хозяйка.
   - Нет. О ковре в моей комнате. На нем дети помаду раздавили.
   - Пустяки, - махнула рукой Флора Анатольевна. -  Ох,  как  я  сегодня
устала!
   Томочка, проследи, пожалуйста, вон за тем  господином.  Пепел  с  его
сигары второй раз засыпает тарелку соседки. Если у него уже  не  хватает
сил донести сигару хотя бы до края  стола  и  травы,  попроси  официанта
поставить пепельницу ему под нос.
   У Флоры Анатольевны вторая пара ушей на  затылке  и  глаза  по  всему
телу.  Она  ничего  никогда  не  упускает.  Тамара  Ивановна  остановила
пробегающего официанта,  передала  ему  распоряжение,  а  мадам  тут  же
заметила еще одно недоразумение и указала пальчиком на бредущего в толпе
Феликса.
   - Мария Павловна, пригласите, пожалуйста, моего секретаря ко мне.
   Ну всем работу найдет! А как же ковер?!
   По-моему, о нем все забыли.
   Я отправилась за секретарем.  Бедняга  Феликс  прикрывал  левую  щеку
шелковым платком, она распухла, и бедолаге  ничего  не  оставалось,  как
муссировать зубную тему.
   - Феликс, - позвала я, - вас требует мадам. - Потом быстро оглянулась
и прошептала:
   - Когда началась суматоха, вы успели добраться до своей комнаты?
   - Да. Ко мн