ора с сестрой я почувствовала себя  еще  более  одинокой.
Побродив по комнате, я заперла ее на ключ и спустилась в гараж.
   Геннадий  напевал  что-то  русское   народное,   копался   в   моторе
"Запорожца"  и  не  заметил,  как  я  вошла.  Я  не  стала  ему  мешать,
облокотилась на капот и молча наблюдала за  его  уверенными  движениями.
Наконец он потянулся за какой-то железякой, увидел меня и вздрогнул.
   - Напугала? - спросила я.
   - Боливара, - отшутился он. - Как мальчики?
   - Спят.
   Геннадий усмехнулся:
   - Они полдня меня уговаривали написать имя лошади на бортах.
   - Напишете?
   - Думаю над этим.
   - Хотите, предложу вам компромисс? - Он кивнул. - Изобразите  скакуна
на капоте. Будет нарядно.
   Геннадий задумчиво наморщил лоб, оглядел машину и улыбнулся:
   - Годится. Я даже знаю, кто мне это сделает.
   -  Только  не  доверяйте  фантазии  Филиппа!  -  в  притворном  ужасе
воскликнула я.
   - Н-у-у-у... Так далеко я не захожу.
   Я погладила автомобильчик и спросила:
   - Зачем вам Боливар?
   Очень серьезно Гена ответил:
   - Это первая машина, которую я купил на  собственные  деньги.  Первую
мне подарили на восемнадцатилетие, на вторую добавили...  В  общем,  все
они были не мои.
   А этот, - он легонько стукнул черным кулаком по кузову, - только мой!
Я за четыре дня заработал на него деньги и купил его, можно сказать,  на
свалке.
   За разговорами незаметно текло время, до гаража почти  не  доносились
звуки подготовки к празднику. Чтобы сделать другу приятное,  я  посидела
за рулем Боливара и сказала, что  он  уютный.  Философ  пообещал  купить
Боливару подружку и назвать ее Фру-Фру, продолжая традицию  литературных
имен.
   В половине пятого я пожелала Геннадию успехов  и  отправилась  будить
мальчиков.
   Включив в спальне  тихую  музыку,  я  прошептала  "подъем"  и  начала
готовить для них выходные наряды.  Малыши  уныло  и  сонно  разглядывали
смокинги, бабочки, надраенные ботинки и прятались под одеялами.
   - Ничего  страшного,  -  уговаривала  я  их,  -  это  на  один  день,
как-нибудь потерпите.
   - А можно мы еще немного у себя поиграем? - спросил Филипп.
   Я посмотрела на часы и согласилась:
   - Хорошо. Но скоро приедет Тина, а вы такие растрепы.
   - А пусть она сюда придет, - вильнул Максим. - Здесь игрушки.
   - Договорились. Я сейчас схожу в свою комнату, принесу видеокамеру, и
мы начнем снимать кино.
   Пожалуй, с этого и следовало начинать.
   Малыши тут же подскочили и запрыгали на кровати.
   - Чур, я первый, - кричал Максим.
   - Ха-ха, - отвечал Фил. - Ты будешь снимать меня, и на пленке  первым
буду я!
   Близнецы едва не подрались. Унимая страсти,  я  сказала,  что  первая
снимаю я и только тогда, когда мальчики будут при полном параде.
   С этими словами я вышла из комнаты и направилась к себе.

***

   На кровати  лежал  приготовленный  для  праздника  костюм,  я  быстро
переоделась, поправила прическу и макияж и, прихватив  камеру,  вышла  в
коридор.
   Там я увидела Дмитрия Максимовича.
   Полностью готовый к приему гостей, нарядный и дородный,  он  стоял  у
двери в темную комнату и, по-моему, собирался двигаться в  мою  сторону,
но, увидев, что я иду ему навстречу, остановился.
   - Мария Павловна, добрый день, - поздоровался хозяин. - Вы мне нужны.
   - Здравствуйте, Дмитрий Максимович, поздравляю с днем рождения.
   Юбиляр лишь устало махнул рукой и пригласил меня в кабинет.
   - Я получил факс из Мюнхена. - Он протянул мне листок  бумаги.  -  Не
могли бы вы перевести эту фразу дословно?
   Я проследила за указательным пальцем Бурмистрова, выделила из  текста
предложение и задумалась.
   - Дмитрий Максимович, для абсолютной уверенности мне  надо  перевести
весь абзац...
   В кармане хозяина зазвонил  телефон,  чертыхаясь,  Бурмистров  достал
трубку и гаркнул:
   - Алло! - Пауза. - А я откуда знаю где?! - Пуаза,  Бурмистров  кипит,
словно древний самовар. - Сейчас подойду. Сумасшедший дом,  -  пробурчал
он, убирая трубку. - Мария Ивановна, я отлучусь  ненадолго,  вот  ручка,
вот бумага, переведите весь абзац.
   Ворча что-то о родне, у которой мозги набекрень, он вышел,  захлопнув
за собою дверь.
   Я стояла в тишине темного кабинета, смотрела  на  раскрытый  ноутбук,
стакан минеральной воды на столе и удивлялась прихотям судьбы.  О  таком
случае можно только мечтать.  Я  одна  в  кабинете,  времени  более  чем
достаточно, хозяин уже готов к приему, значит, работать не будет...
   Автоматически переведя абзац,  я  положила  подготовленный  текст  на
видное место  и  замерла  у  стола.  Уничтожить  компьютер  сейчас?  Или
оставить это для Феликса?
   Пусть все идет своим чередом, трусливо  решила  я  и  отвернулась  от
стакана, притягивавшего мои руки, как магнит железную  стружку.  А  если
Бурмистров собирается занести что-то в компьютер из мюнхенского факса?
   "Страус ты, Маша", - припечатала я себя и почти  обрадовалась,  когда
хозяин вошел в кабинет.
   - Перевели? - спросил он.
   - Да. Вот это слово, скорее всего, опечатка...
   - А-а-а, - протянул Дмитрий Максимович, просмотрел текст  и  довольно
закончил. - Тогда конечно... Тогда все в порядке.
   Спасибо, Мария Павловна.
   Из кабинета  мы  вышли  вместе,  дверь  за  нашими  спинами  чмокнула
автоматикой, и Бурмистров почти бегом кинулся к лестнице.
   Я шагала следом на дрожащих ногах  и  понимала,  что,  скорее  всего,
совершила глупость. У Феликса-Фаины может что-то сорваться, и я упустила
единственную реальную возможность сделать то, что мне ведено.
   Ну почему я такая трусиха?!
   Первый этаж дома  медленно  превращался  в  улей,  готовый  к  приему
трутней.
   Я склонилась над перилами, глянула вниз и увидела, как мадам и Тамара
Ивановна принимают парад официантов. Мужчины в ливреях будут обслуживать
гостей, гуляющих вокруг струнного квартета; девушки в  юбочках  и  топах
станут разносить напитки тем, кто соберется у  бассейна  под  цветочными
гирляндами.
   "Красиво", - вздохнула я и пошла к детям.
   В игровой комнате ползали по ковру Максим  и  Филипп  в  шортах,  над
ними, разглядывая железную дорогу и крошечные поезда,  склонилась  Тина.
На девочке  было  длинное  пышное  платье,  волосы  уложены  в  прическу
маленькой  принцессы,  и  вся  она  казалась   по-взрослому   важной   и
снисходительной.
   Равнодушные  к  нарядам  братья  запускали  локомотив   с   горки   и
переодеваться не торопились.
   - Здравствуйте, - присела в реверансе принцесса.
   - Здравствуй, Валенька, - ответила я  и  увидела,  что  девочка  ждет
реакции на пышные кружева своего платья. - Какая ты красивая, Тина!  Как
маленькая Барби.
   - Правда?! - обрадовалась девочка. - И мама сказала "как кукла"!
   Максим и  Филипп  ревниво  глянули  на  "Барби",  засопели  носами  и
побежали переодеваться.
   - Валенька, ты посиди, пожалуйста, в игровой,  -  попросила  я.  -  Я
помогу мальчикам переодеться, и мы все вместе спустимся к гостям.
   Первыми кадрами пленки был торжественный спуск детей  с  лестницы.  Я
попросила мальчиков взять Тину за руки, бегом спустилась вниз  и  сняла,
как два брата в смокингах и бабочках осторожно ведут маленькую  нарядную
сестрицу по покрытым ковром ступеням.
   Получилось так торжественно и мило, что в холле  на  секунду  смолкли
голоса, и все присутствующие, включая охрану, засмотрелись на детей.
   - Браво, - шепнул мне на ухо неизвестно откуда взявшийся Геннадий.  -
Спилберг сдохнет.
   Я развернулась к нему и  тут  же  нацелила  объектив  видеокамеры  на
отмытого  и  приодетого   философа.   Даже   очки   на   Геннадии   были
парадно-выходные.
   Он принял картинную позу рядом с вазоном, понюхал цветы, выдернул  из
букета крошечную маргаритку и вставил ее в петлицу.
   Все это он проделал так забавно, что заслужил аплодисменты Ольги.
   - Гена, ты сегодня наряден, как жених на венчанье, - засмеялась она.
   Студиозус тут же подхватил  меня  под  локоток,  передал  видеокамеру
Ольге и сказал:
   - Глянь в объектив, какая мы пара.
   Ольга сделала два шага назад, а я прошептала философу-недоучке:
   - Вы, Гена, скоморох.., все шутите...
   - Ну почему же, - в тон мне ответил  потомственный  Бурмистров,  -  в
каждой шутке есть доля правды.  Вот  напьюсь  сегодня,  стану  смелый  и
сделаю вам предложение.
   Последние слова потонули в шуме холла, и видеокамера их не уловила, с
нее достаточно и того, что я запылала маковым цветом.
   - Хотите, Мария Павловна, кину оркестрантам зеленую  сотню  и  закажу
марш Мендельсона?
   Я вырвала свою руку и, не оборачиваясь, пошла к детям,  беседующим  с
женой депутата Вохрина.
   Светлана Александровна Вохрина любое общение с малышами  использовала
как терапию. Своих  детей  у  нее  не  было,  она  перебирала  крошечные
пальчики Тины и с улыбкой слушала рассказ близнецов о Боливаре.
   - Добрый день, Светлана Александровна, - поздоровалась я.
   Красивая дама любезно кивнула:
   - Здравствуйте, Машенька.
   Не знаю почему, но от нее фамильярное обращение звучало органично. На
редкость приятная дама Светлана Александровна.
   И она представляла резкий контраст со своим политиком-мужем. Даже  из
холла  было  слышно,  как  Аркадий   Семенович   рокочет   у   лестницы.
Демократически настроенный депутат  объяснял  обступившим  его  мужчинам
что-то  о  последней  линии  правительства,  своем  к  ней  отношении  и
непосредственном участии в ее  проведении.  Складывалось  ощущение,  что
сегодня не день рождения Дмитрия Максимовича Бурмистрова, а предвыборная
кампания Аркадия Семеновича Вохрина.
   Гости организованно съезжались на праздник. Одно за другим у  крыльца
останавливались шикарные авто, из них выбирались увешанные  бриллиантами
дамы и  под  руку  с  сияющими  улыбками  кавалерами  подходили  к  чете
Бурмистровых.
   В числе последних прибыл мой прежний наниматель Василий  Федорович  с
сынком Алексом. Оболтус был непривычно собран и  трезв,  лицо  сурово  и
несло мысль. На лацкан смокинга он пришпилил круглый значок  с  лозунгом
партии крайне правого толка  и,  едва  поздоровавшись  с  Бурмистровыми,
ввинтился в группу мужчин предвыборной кампании.
   До меня доносились слухи о превращении загульного пьяницы в  идейного
трезвенника со сдвигом в политику (надо же где-то расслабляться,  почему
бы не на митингах?!). Но столь разительной перемены я не  ожидала.  Весь
последующий вечер показал, что, к  сожалению,  Алекс  относится  к  тому
мерзкому типу завязавших алкашей, которые мнят себя образцом добродетели
и брызжут негодованием в сторону официанта, предложившего ему рюмку.
   Меня  он  игнорировал  первые  полчаса,  торчал  манекеном  в   толпе
политиков, иногда  позволял  себе  снисходительно  кивнуть  в  ответ  на
реплику и очень напоминал ворону в павлиньих перьях.
   Позже Алекс случайно, походя бросил мне "привет" и поскакал вслед  за
Вохриным.
   Праздник набирал обороты с каждым тостом, здравицы сыпались  одна  за
другой, комплименты юбиляру  источались  с  завидной  регулярностью,  но
пьяных не было.
   Новые "новые русские" не едят икру  ложками,  не  отдыхают  лицами  в
салатах и не лезут дирижировать струнным квартетом.
   Это не комильфо.  Все  было  чинно,  благородно.  Скрипочки  пиликают
Вивальди, дамы грызут канапе, мужчины пьют виски со льдом или  коньяк  с
лимоном.
   Один из гостей привез народный цыганский ансамбль,  ромалы  исполнили
"К нам приехал, к нам приехал", получили поднос долларов и шумною толпою
отбыли в столицу.
   В общем, было весело.

***

   Помимо Вохрина, в толпе выделялся  господин  из  Амстердама.  Дмитрий
Максимович уводил голландца пошушукаться в темный  кабинет  и,  судя  по
подслушанному мною случайно обещанию продолжить разговор завтра,  именно
с Ван Голленом и состоится рандеву, на котором компьютер  присутствовать
не должен.
   Голландца сопровождал секретарь азиат.
   Грациозный раскосый  парень  безудержно  возбуждал  любопытство  моих
воспитанников. Они предлагали метнуть в него не самый острый  предмет  и
проверить реакцию.
   По их просвещенному американскими боевиками мнению,  секретарь  имеет
отношение к братству Шао Линя, и черных поясов у него немерено.
   В чем-то они были, безусловно, правы.
   Азиат профессионально шерстил глазами  пестрое  сборище  и  мгновенно
отсекал  от  охраняемого  объекта  любой  физический  контакт.  А  когда
голландец случайно промахнулся мимо  стула,  подхватил  его  так  ловко,
словно в дяде было не восемьдесят  килограммов,  а  всего  лишь  русский
пудик.
   Занятный парень. И, по-моему, понимал язык принимающей стороны.
   На появление в толпе Фаины азиат среагировал странно.  Каменное  лицо
раскосого идола на мгновение сморщилось, глаза-рентгены  заскользили  по
"манекенщице",  и  он  автоматически  предплечьем  поправил  кобуру  под
мышкой. Словно опасность почуял.
   "Неужели догадался?!" - испугалась я.
   Но предупредить Феликса не получится. Он приковывал  к  себе  мужские
взгляды и все время находился где-то неподалеку от эпицентра.
   Положение спас юбиляр.  Интимно  шепча  что-то  на  ухо  Феликсу,  он
приобнял его... ее, азиат расслабился и  потерял  к  манекенщице  всякий
интерес. Гетеросексуал-хозяин не может иметь любовника трансвестита.
   А уж в трансвеститах изощренные  амстердамцы  толк  знали.  "Ошибочка
вышла", - изобразил лицом азиат и отвернулся.
   Когда   гостей   немного   прогрело   спиртное,   дети   отбарабанили
поздравительную речовку и получили  в  награду  дружные  аплодисменты  и
множественные поцелуи. Еле я их потом от помады оттерла. А ведь говорят,
она не пачкается. Врет реклама,  я  свидетель.  Еще  как  пачкается,  но
оттирается действительно плохо.
   Во время  выступления  близнецов  Тина  сидела  на  коленях  Светланы
Александровны и болтала ножкой. "Где же Ольга?" - удивилась я.
   Ольга стояла под липами рядом с Геннадием, и, судя по  понурому  виду
последнего, тетушка племянника отчитывала. Студиозус  выполнял  обещание
напиться, но не думаю, что причиной этого была я.
   Леонид опаздывал. Не заметить его среди гостей я не могла. Я бы кожей
почувствовала его присутствие. "Может, по дороге в аварию  попал",  -  с
надеждой подумала я.
   Оказалось, нетушки, жив враг. На мое  счастье,  по  прибытии  в  него
клещом впился трезвый  Алекс  и  начал  требовать  какого-то  ответа  на
какой-то вопрос. Леня морщился, отдирал руки неофита  правого  толка  от
лацканов своего пиджака и, судя по  артикуляции  губ,  говорил:  "Потом,
потом".  Неофит  не  отставал  от  лацканов  и  начал  уже   потряхивать
оппонента.
   Беседа происходила в укромном уголке парка, никого,  кроме  меня,  не
интересовала и закончилась полной  победой  идейного  трезвенника.  Леня
кивнул, ребята пожали друг другу руки и разошлись. Алекс гордо,  Леня  с
видом пациента, которому дантист удалил коренной зуб без наркоза.
   У меня руки чесались от желания заснять  конфликт  сторон,  но  я  не
посмела. Гувернантка должна снимать нарядных  деток,  а  не  разборки  в
кустах.
   Душу я отвела на  дамах.  Дорогие  наряды,  иногда  вычурные,  иногда
смелые, но чаще изысканно простые, поражали не столько  мужчин,  сколько
самих дам. Женщины одеваются для себя  и  подобных  себе.  Мужчинам  все
равно, их платья не интересуют.
   Феликс маскировался  крайне  умело  и  заслужил  одобрительный  кивок
известной дамы-модельера. Их наряды в чем-то  были  даже  похожи.  Яркие
струящиеся щелка, цепочки с брелоками на щиколотках, звенящие  браслеты,
под которыми Феликс маскировал  широковатые  для  женщины  запястья.  Не
удивлюсь, если наряд "Фаина" покупала в бутике Инессы Игоревны Шнок.
   Мадам Инесса одевала половину столичного демимонда, четверть богемы и
процент сливок. Она умела подчеркнуть достоинства и  скрыть  недостатки,
прежде всего свои.
   Даже  округлый  второй  подбородок  смотрелся   у   нее   благородно.
По-царски. И если бы "Фаина" пожелала, то контракт на осеннее  дефиле  в
салоне "Шнок" она подписала бы, не отходя от праздничного фуршета.
   Но Фаина не желала. Инесса Игоревна наперечет знала всех  продвинутых
манекенщиц страны, и Феликс скрывался от нее в толпе мужчин.

***

   - Как вам наши Елисейские Поля? - сзади ко мне подошел Геннадий.
   - Имеете в виду загробный мир? - не оборачиваясь, спросила я.
   - "Где ни метелей, ни ливней, ни хладов  зимы  не  бывает..."  Гомер.
Снимите для меня вон тот нарядец. Над Боливаром в гараже пятно,  они  по
форме как раз совпадают. -  Я  не  ответила.  -  Обиделись,  -  вздохнул
Геннадий. - И правильно... Я хам, дурак,  мерзавец...  Никогда  не  умел
ухаживать.
   Мимо нас поступью Дуче промаршировал Алекс.
   - Тоже.., фрукт, - пробурчал потомственный Бурмистров.
   - Вы знакомы? - по-прежнему стоя спиной к нему, спросила я.
   - Учились в  МГУ  вместе.  Я  пытался  получить  второе,  он  первое.
Потом... Сашку с журфака выперли за пьянку. А зря. В нем  издох  великий
папарацци.
   - Неужели?! - от удивления я даже развернулась.
   - Ей-же-ей, писал вполне талантливо.
   С тараканами, не спорю, куда ж без них. Но талантливо. А  уж  второго
счастья в нем навалом.
   - Это вы, Гена, о нахальстве? - уточнила я.
   - Пер, как танк, - кивнул Геннадий.
   И вдруг:
   - О, а это что за жертва общественного темперамента?!
   По дорожке к дому, струясь  шелками,  двигался  Феликс.  Я  незаметно
посмотрела на часы. 20:04. Как и обещал, однако.
   Тем не менее следовало реагировать, я пожала плечами и ответила:
   - Гостья юбиляра.
   - Везет же  некоторым,  -  вздохнул  наследник  некоторого  состояния
Геннадий Викторович  Бурмистров.  Но  потом  заметил  мое  недоумение  и
оправдался:
   - Шучу, шучу. Как говорил кто-то из кутюрье, идеальная фигура женщины
- это палка. А я, пардон, не дровосек.
   Выдвижение авангардных сил в лице Феликса заставило меня  нервничать,
нетрезвый треп недоучившегося философа начинал раздражать, и я  ответила
довольно грубо:
   - Вам надо закусить, Гена.
   - Надо есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть.
   - Что-то вы, любезный, сегодня за цитатками прячетесь.  Своих  мыслей
уже не осталось?
   Не позволяя студиозусу втянуть себя в дискуссию, я отошла к  детям  и
поправила , на Тине выскочившую из волос заколку.
   Скоро, совсем скоро в доме начнется  суматоха.  По  дорожкам  побегут
охранники,  и  я  хотела  бы  стать  первой,  кто  увидит,  как  схватят
секретаря. В выполнение безумного плана я не верила. Скептический взгляд
на вещи научил меня не доверять надеждам, у меня  они  редко  сбываются.
Может быть, у Феликса иные отношения с фортуной?
   Сквозь нарядную толпу заскользили черные  пиджаки  охраны.  Азиат  из
Амстердама проводил взглядом собратьев, дернулся было вслед, но  устоял,
прикрывая собой Ван Голлена. Потом приблизился к нему вплотную и  быстро
прошептал шефу пару фраз.
   Мадам внимательно проследила за взглядом  европейца,  заметила  поток
черных пиджаков, несущийся к  крыльцу,  и,  извинившись  перед  гостями,
заспешила к дому. На ходу она оглядывалась и искала кого-то глазами.
   Я заняла удобную наблюдательную позицию и видела  каждое  действующее
лицо.
   А посмотреть было на  что.  Вокруг  дома  стягивалось  кольцо  черных
пиджаков, и если Феликс не уложился в отведенные  четыре  минуты,  скоро
оно распадется. Охранники вернутся на свои  места,  оставив  "Фаину"  на
растерзание хозяевам.
   Кольцо не распадалось. Жаль, что я не могу видеть ворота поместья, но
думаю, все выходы уже перекрыты.
   Взяв детей за руки, я пошла к  бассейну,  подальше  от  дома,  черных
пиджаков, с камерой  на  изготовку.  Как  ни  удивительно,  но,  похоже,
секретарю  удалось  ускользнуть  -  в  толпе  замелькали  темные   спины
охранников, разыскивающих пестрый наряд Фаины. А это значит, что  камера
гаража зафиксировала выход неприятеля из дома в парк, и теперь дом почти
свободен.
   На эстраде у бассейна,  сменив  гавайские  гитары,  играл  оркестр