ьги  на  ветер!),  не  удержавшись,  заказал  себе  еще   и   бутылку
"Будвайзера".
   В зале громко и навязчиво звучала музыка  в  исполнении  американской
кантри-группы "Маверикс", что. вовсе не способствовало спокойной беседе.
   - Поговорим о моих депутатских  делах?  -  предложил  Баранов,  запив
виски пивом и слегка захмелев. Наталья поморщилась:
   - Сегодня такой прекрасный вечер... Мне совсем не  хочется  думать  о
работе. Просто расскажите о себе.
   Баранову ее предложение понравилось -  Наталья  давно  заметила,  что
себя он любит больше всего на свете. Впрочем,  то  же  самое  она  могла
сказать о многих.
   - Что вам поведать на этот раз? - задумчиво произнес ее собеседник. -
Я и так уже многое рассказал.
   - Еще про Сибирь.
   - Вам не надоело?
   - Нисколечко. Наоборот, все больше интересно.
   - Действительно, об этом можно  рассказывать  до  бесконечности.  Мы,
сибиряки, люди особенные. Как и австралийцы,  мы  почти  все  -  потомки
каторжников. Вас это не пугает?
   - Ничуть, - отозвалась Наталья.
   - И  вы  совершенно  правы.  Посмотрите  на  Австралию.  Процветающая
страна, одно из самых развитых государств в мире. Вот  и  мы,  сибиряки,
имеем возможность и должны построить свое процветающее  государство.  Вы
поймите, ведь каторжане привыкли жить все вместе, в одном бараке. Вот  и
у нас единое, можно сказать, братство. В  Сибири  очень  высоко  ценится
дружба, взаимопомощь. Примеров - множество. Вот взять хотя бы меня. Я  -
политик, депутат Госдумы. - Баранов без малейшего намека  на  самоиронию
воздел вверх указательный палец.  -  А  кто  я  был  до  этого?  Простой
советский служащий. Мог бы я без помощи многих и многих  людей  добиться
такого высокого положения? Куда там! Вы представляете, - он хихикнул,  -
меня в Москву отправляли, можно  сказать,  всем  миром.  Как  раньше  из
деревни в город. Кто-то  давал  деньги  на  мою  предвыборную  кампанию,
кто-то занимался агитацией, другие предоставляли транспорт, чтобы я  мог
добраться до избирателей. Они, конечно  же,  делали  все  это  абсолютно
бескорыстно, из соображений все  той  же  взаимопомощи.  Да,  я  живу  в
Москве, но, честно вам признаюсь, Наташа, москвичом  себя  не  чувствую.
Продолжаю оставаться сибиряком.
   Ко мне очень часто приезжают в гости земляки,  и  я  помогаю  им  чем
могу: кого-то куда-то устроить, кому-то решить кое-какие дела...
   "Вот оно, начинается, - промелькнуло у Натальи в голове.  -  Это  уже
интересно. Надо тебе помочь разоткровенничаться". Она достала из сумочки
пачку французских сигарет "Шевиньон".
   Увидев у нее необычные для женщин сигареты,  Баранов  заинтересованно
протянул руку:
   - Позвольте взглянуть. Никогда таких не видел. - Он повертел в  руках
коричневую пачку с изображением летчика в кожаном шлеме и  воскликнул  с
детской непосредственностью:
   - Ой, какой самолетик! А можно мне попробовать?
   - Пожалуйста, сколько угодно, - снисходительно разрешила Наталья.
   Баранов извлек из пачки сигарету,  в  которой  к  табаку  была  густо
примешана марихуана, прикурил и глубоко затянулся.
   - Какой необычный вкус у этих сигарет, - подивился он. - И  вы  такие
курите? Обычно дамы предпочитают что-нибудь послабее.
   - Я, Сергей Тимофеевич,  люблю  все  стильное,  а  "Шевиньон",  можно
сказать,  культовые  сигареты.  Они  -  почти  литературный  герой,  как
"Голуаз" у Кортасара.
   - Не читал, - пожал плечами Баранов.
   Вместо ответа Наталья едва заметно шевельнула бровями.
   Депутат докурил сигарету, потушил окурок  в  тарелке  из-под  салата,
чокнулся с Натальей рюмкой виски, залпом  осушил  ее  и  запил  "Бурбон"
пивом.
   Наталья  приметила  в  его  глазах  первый  лихорадочный  блеск.  "Не
стесняйся, сибиряк..." - мысленно подзадорила она.
   Словно услышав ее просьбу, Баранов оглянулся по сторонам, пригнулся к
столу и заговорил громким шепотом:
   - Да я их всех вот где держу... - Он показал плотно сжатый кулак. - У
меня все схвачено. Они думают, что  купили  меня,  синева  беспорточная,
думают, что теперь могут пользоваться мной, как шлюхой  в  борделе...  Э
нет! - Он хохотнул, резко откинулся на спинку стула,  но  тут  же  снова
пригнулся к столу. - Они все на крючке у агента Козыря!
   - Кого-кого? Козыря? - Наталья непонимающе посмотрела на собеседника.
   - А!.. - пьяно заулыбался Баранов, помахивая указательным  пальцем  у
нее перед носом. - Это - секрет. Это - мой большой секрет, -  пропел  он
на манер детской песенки. Тут же лицо его стало абсолютно  серьезным.  -
Но от вас, Наташа, у меня никаких секретов.  Я  вам  доверяю  целиком  и
полностью.
   Язык его заплетался все больше. Он без спроса вытряхнул из пачки  еще
одну сигарету, прикурил и стал жадно затягиваться наркотическим дымом.
   "Не много ли будет?" - Наталья посмотрела на него с опаской.
   - Козырь - это я! - с гордостью объявил Баранов.
   - Почему именно Козырь? - поинтересовалась Мазурова.
   - Как почему? - захихикал собеседник. - Ведь я депутат Госдумы.  Я  -
козырный.
   Виски с пивом в смеси  с  наркотиком  не  способствует  контролю  над
собой, а потому он перешел на свой нормальный язык.
   - Вот они только собираются ко мне завтра приехать, а кому надо -  об
этом уже знают. Сечешь поляну?
   - Кто  собирается  приехать?  -  как  бы  невзначай  поинтересовалась
Наталья.
   - Лепило и его кодла. И этого героинщика с собой тащат.  Он,  правда,
соскочил с иглы, но все равно -  паук,  псих  ненормальный.  У  него,  в
натуре, крыша давно съехала.
   У Натальи екнуло сердце. Когда-то ей  тоже  довелось  испробовать  на
себе действие героина и вовремя соскочить с  иглы,  но  сумасшедшей  при
этом она себя не считала.
   Баранов глубоко затянулся, и внезапно глаза его остекленели,  надолго
уставились в одну точку. Наталья, чтобы он не  обжег  пальцы,  осторожно
вынула у него из руки дымящийся окурок и погасила его.
   Ей стало ясно, что агент Козырь, он же депутат Госдумы и лидер  новой
фракции Сергей Тимофеевич Баранов, пришел в состояние полного ступора  и
сегодня вечером ей уже ничем полезен быть не сможет. Она сунула  руку  в
сумочку, висевшую у нее  на  плече,  остановила  включенный  миниатюрный
диктофон и выдернула штекер выносного микрофона, который был закреплен у
нее под платьем. После этого  она  отлепила  пластырь,  осторожно  сняла
микрофон, смотала провод и вместе с сигаретами спрятала в сумочку.
   Взмахом руки она подозвала  официанта  (счет  был  с  лихвой  оплачен
заранее) и попросила вызвать такси.
   Когда Наталья приехала домой, она чувствовала смертельную  усталость.
В Жулебине, где жил Баранов, ей пришлось  чуть  ли  не  на  себе  тащить
бедолагу, пребывавшего в состоянии  почти  полной  прострации.  Он  едва
передвигал ноги и периодически нес полную околесицу.
   Из его слов следовало, что все  сибирские  медведи  являются  членами
организованных преступных группировок, а "контора" ведет слежку за ними,
устанавливая подслушивающую аппаратуру в берлогах.  В  этой  героической
деятельности агент Козырь отводил себе ведущую роль - если бы не он, вся
Сибирь уже давно оказалась бы под тяжелой медвежьей пятой.
   Втолкнув  наконец  депутата-агента  в  его   скромную   двухкомнатную
квартирку, она еще час добиралась и попала домой, когда  на  дворе  была
глухая ночь.
   Наталья чувствовала  себя  словно  выжатый  лимон  -  была  полностью
опустошена. Приняла душ и уже  хотела  завалиться  спать,  как  раздался
долгий, настойчивый звонок в дверь. Она настолько устала, что, казалось,
у  нее  нет  сил  даже  шевельнуть  рукой,  но  звонки  продолжались   и
продолжались.
   Проклиная все на свете, она встала и поплелась в прихожую.  Припав  к
дверному "глазку", увидела  на  лестничной  площадке  Федора  Михайлюка.
Вероятно, он услышал шорох в квартире и  поэтому  уже  колотил  в  дверь
кулаком.
   - Хорошо-хорошо, -  с  тяжелым  вздохом  сказала  Мазурова,  открывая
замок.
   Михайлюк влетел в квартиру, едва не сбив ее с ног.
   - Что случилось, дядя Федор? Пожар? - демонстративно зевая,  спросила
она.
   - Я тебе не дядя Федор, и тут  не  Простоквашино,  сучка!  -  рявкнул
Михайлюк. - Свои шуточки можешь  засунуть  себе  в  задницу.  Ты  почему
службу заваливаешь?
   - Я к тебе, дядя Федор, на службу не нанималась. Если и делаю  что-то
вынужденно, - ледяным тоном заявила Наталья, - то это не дает тебе права
вытирать об меня ноги.
   - Где клиент, которого ты должна была привезти на хазу?  Мы  прождали
три часа, я чуть не опух без курева.
   - Клиент в  полной  отключке,  -  устало  произнесла  Наталья.  -  Он
наглотался "ерша", а потом пыхнул пару косяков, которые ты мне подсунул.
   - Твою мать! - выругался бывший сотрудник утро. - Леня, как всегда, с
"травой" переборщил. Я же говорил ему - много не  сыпать.  Да  и  Баран,
похоже, хлипким оказался.
   - А чего ты ждал от него?
   - Вы должны были лечь в постель, и уже завтра у нас был бы  компромат
на руках, а послезавтра мы бы пилили бабки. Ты своими  куриными  мозгами
должна была соображать, что делаешь. Зачем столько косяков подсунула?
   - Я не подсунула, он сам взял. Кто ж знал, что ему понравится.
   - Ладно, первый блин всегда комом, -  со  злостью  сплюнул  на  ковер
Михайлюк.
   - Можно не пачкать пол?
   - Короче, так, подследственная, завтра вызвонишь клиента  и  затащишь
его на хазу. Никакие "но" не принимаются.
   - А если у меня менструация? - поинтересовалась Наталья в  доходчивой
для него форме.
   - Исполнишь все в устной форме, - гоготнул Михайлюк.
   Наталью передернуло.
   - А теперь, дядя Федор, послушай меня, - сквозь  плотно  сжатые  губы
процедила она. - Планы меняются.
   Михайлюк вытаращил глаза:
   - Как это меняются? Да что ты несешь?
   - Не гони волну. - Наталья достала из сумочки  диктофон  и  протянула
его Михайлюку. - Вот, послушай.
   - Что это?
   - Компромат на твоего лоха. И компромат этот гораздо круче, чем  твоя
долбаная видеокассета с порнушкой.
   - Ну-ка, ну-ка... -  Михайлюк,  немного  успокоившись,  плюхнулся  на
диван.
   - Включай, я не знаю, где тут какие кнопки.
   Прослушав запись, он оттаял окончательно.
   - Ты, Мазурова, блин,  даешь,  -  расхохотался  он,  похлопывая  себя
ладонями по ляжкам. - Вот это разводка! Высший пилотаж! Нет,  брательник
мой все-таки молоток, правильную дозу травки запихал. Это ж какие  бабки
можно теперь с лоха стрясти! Да, эта кассетка ему дорого обойдется.  Тут
разговор короткий - кошелек или жизнь. Без вариантов...  Ну,  по  такому
поводу можно и расслабиться. Давай-ка, где там у тебя косячок?
   Наталья швырнула ему на колени всю пачку.
   -  Но-но,  ты  поласковей,  -  почти  добродушно  произнес  Михайлюк,
доставая сигарету. - А выпить у  тебя  есть  что-нибудь?  Косяк  неплохо
водочкой разбавить...
   - Я не пью без нужды, - облокачиваясь на  подоконник,  с  равнодушным
видом сказала Наталья. - И спиртного в доме не держу.
   - Это ты зря. Сейчас бы водочки накатить не помешало. - Сделав подряд
несколько глубоких затяжек, он  с  блаженным  видом  откинул  голову  на
спинку.
   Наталья продолжала стоять у  окна.  Пола  халата  отверулась,  слегка
обнажив  колено.  Михайлюк  вдруг  выпрямился  и  тяжелым,   неподвижным
взглядом уставился на нее. Наталья резко запахнула халат и отвернулась.
   - А ты ничего, Мазурова, - похотливо улыбаясь, произнес Михайлюк.
   Докурив сигарету, он поднялся и шагнул  к  ней.  Его  намерения  были
столь очевидны, что Наталья пожалела: эх, нет у нее в  руках  пистолета.
Сейчас она без колебаний бы нажала на спуск и  влепила  пулю  между  его
свинячьих глаз.
   - Не переживай, Мазурова, сорвалось  в  одном  месте  -  обломится  в
другом.
   Чего добру пропадать? - Он похабно засмеялся, протягивая к ней  руки.
- Давай перепихнемся.
   - Убери лапы, скотина! - с ненавистью прошипела она.
   - Но-но, не изображай из себя недотрогу. Я-то  знаю,  какой  ты  была
десять лет назад: со всеми наркоманами переспала в Калининграде.
   - Ублюдок! - крикнула Наталья и замахнулась, чтобы дать ему пощечину.
   Но Михайлюк ловко перехватил руку и, больно сжав запястье,  отвел  ее
вниз. Другой рукой он сорвал  с  ее  плеча  халат  и  неожиданно  замер,
уставившись остекленевшим взглядом на татуировку.
   - Завязала, что ли? - спросил он, увидев вытравленную паутину  вокруг
изображения паука.
   - А ты думал, я наркотиками интересуюсь?
   - А чего паучка-то не вывела,  Черная  вдова?  -  хохотнул  Михайлюк,
обдав ее ядовитым дыханием.
   - Не твое собачье дело!
   Последние его слова привели  ее  в  ярость.  Наталья  воспользовалась
заминкой и изо всех сил саданула ему коленом между ног.
   Михайлюк переломился пополам, схватился руками за причинное  место  и
завыл:
   - Сука!.. Да я тебя сейчас по стенке размажу!..
   - Не размажешь! - набравшись смелости, выкрикнула она. - Без меня  ты
никогда из дерьма не выберешься, так и будешь всю  жизнь  чужую  баранку
крутить и гнуть спину на богатого жлоба! А теперь слушай  дальше,  -  не
давая ему опомниться, продолжала Наталья. - Еще хоть  раз  пальцем  меня
коснешься - лучше в тюрьму пойду, чем буду работать на такую гниду,  как
ты. Понятно?
   Михайлюк отступил на шаг и, болезненно корчась, выговорил:
   - Чтоб ты сдохла, падла...
   - Если я сдохну, ты окажешься под забором, как последний бомж.
   Федор не ожидал такого яростного отпора и растерялся.
   - А теперь - пошел вон! - дрожащим от возбуждения  голосом  приказала
она.
   Михайлюк поплелся к двери, как побитая собака. На пороге он оглянулся
и бросил на нее полный ненависти взгляд, после чего  харкнул  на  пол  и
вышел на лестничную площадку, громко хлопнув дверью.
   - Кобель вонючий... - процедила Наталья ему вслед.
   Оставшись одна, она медленно сползла по стене на пол, зажмурилась  и,
больше  не  в  силах  сдержаться,  сдавленно   застонала.   Воспоминания
обжигающей  волной  затуманили  ее  взор.  Наталья  прижала   колени   к
подбородку, обхватила плечи  руками  и,  яростно  сжав  зубы,  беззвучно
зарыдала...
   В тот давний роковой день после инцидента с Лялей  Наталья  домой  не
вернулась.  А  через  пару  недель  она  оказалась  в  Риге  в  компании
немолодого уже, длинноволосого и бородатого  хиппи  по  имени  Юра.  Это
именно он пристрастил ее к наркотикам и ввел в  местную  психоделическую
тусовку. Там Наталью уважали: всего семнадцать  лет,  а  уже  умудрилась
тетку грохнуть! Тогда на лице у нее и появилась "мушка" - наколка в виде
маленького крестика, знак киллерской "доблести". Впрочем,  обстоятельств
этого Наталья толком не помнила и даже не знала, кто выколол татуировку.
Затем появилась  еще  одна  -  паучиха  в  паутине,  отличительный  знак
наркомана. Жизнь ее тогда была одним сплошным кайфом: чьи-то квартиры  и
дачи, маковая соломка, гашиш, дискотеки, бары и  подвалы,  беспорядочный
секс, музыка Джимми Хендрикса, "Дорз" и "Нирваны", а также ночи в жарких
безветренных дюнах на берегу холодного моря.
   Михайлюк узнал о том, что она  попала  в  притон  наркоманов,  только
когда Наташа исчезла из Калининграда, от задержанного по другому делу.
   В одну из таких ночей она познакомилась возле костра с Модрисом.
   Он был сыном большой шишки  из  транспортного  порта.  Жили  шикарно:
кроме роскошной квартиры в центре Риги, имели загородний дом  в  Вецаки,
на берегу взморья - довоенный немецкий особняк, доставшийся в наследство
от деда, офицера НКВД, потомственного латышского стрелка. У Модриса было
все, чтобы стать типичным, как тогда называли,  мажором,  но  он  выбрал
другой  путь...  Возможно,  из-за   генов   матери-художницы,   носившей
скандинавское имя Инга. Инга работала с янтарем, кожей, медью и дорогими
породами дерева, была известна в республике и материально не зависела от
богатого мужа.
   Наталья и Модрис  полюбили  друг  друга.  Год,  который  они  провели
вместе, стал для Натальи самым светлым временем ее юности. Но чувства их
все же оказались слабей страсти к наркотикам.
   Они жили как муж и жена. Даже Инга  была  против  этого.  Она  жалела
Наталью, но считала, что сыну нужна "девушка из приличной  семьи".  Отец
же Модриса просто презирал ее. Самоуверенный и хамоватый чинуша, дома он
почти не появлялся, делами семейными не  интересовался,  считая,  что  с
лихвой покрывает этот недостаток большими деньгами, которые зарабатывал.
Он даже не подозревал,  что  его  сын  -  наркоман.  Наталью  он  только
оскорблял и выгонял из дому, поэтому ей  с  Модрисом  приходилось  часто
сбегать к кому-нибудь из друзей. А однажды, неожиданно появившись  средь
бела  дня,  когда  Наталья  случайно  оказалась  дома   одна,   он   так
рассвирепел, что набросился на нее, избил  и  изнасиловал.  И  вышвырнул
после этого из квартиры...
   С тех пор Наталья ненавидела богатых папиков.
   Модрис был в шоке. Он  даже  собирался  убить  отца,  и  Наталье  еле
удалось отговорить его.
   Они сбежали в Вецаки и остались там. Стояла холодная дождливая осень.
В один из  промозглых  штормовых  вечеров,  сидя  перед  дымящим  сырыми
дровами камином, Модрис с Натальей впервые попробовали героин...
   Роковой укол она сделала ему сама. В тот день Модриса сильно  ломало.
Он то бился в истерике, то ненадолго забывался в ознобе, но даже в бреду
умолял о  помощи.  Наталья  собрала  последние  силы  и  отправилась  на
электричке в Ригу. Она простояла полтора часа в телефонной  будке,  пока
ей удалось договориться взять денег в долг  и  встретиться  с  торговцам
наркотой. Вернулась она чуть живая  -  у  самой  начинался  абстинентный
кризис. Сначала она ввела наркотик Модрису, потом укололась сама.
   То ли дилер не успел разбавить чистый  героин,  то  ли  наркотик  был
"лучше" обычного, то ли в лихорадке Наталья что-то перепутала,  но  доза
оказалась слишком велика...
   Инга обнаружила их совершенно случайно. Вызвала "Скорую". Так Наталья
очутилась в больнице.
   Модриса спасти не удалось.
   Пожилой врач-нарколог проявил к Наталье почти  отеческую  заботу.  Он
выслушал ее исповедь и объяснил, что бог  ей  дал,  возможно,  последний
шанс.
   Посоветовал уехать куда-нибудь подальше, в незнакомый город, и начать
новую жизнь, наложив на наркотики полное табу. Он  же  дал  и  денег  на
билет.
   Именно смерть Модриса явилась тем шоком,  который  вывел  Наталью  из
наркотического угара, заставил завязать. Отцу покойного  скандал  вокруг
собственной персоны был ни к чему, и он решил не  поднимать  шумиху,  не
вмешивать  милицию.  Так  Наталья  без  особых  трудностей  оказалась  в
Москве...
   "Черная вдова!"  -  прошептала  Мазурова,  выходя  из  оцепенения,  и
болезненная самоуничижительная улыбка искривила ее губы.
 
Глава 12 
 
   Сергей  Тимофеевич  Баранов  проснулся  от  того,   что   в   комнате
одновременно звонили два телефона: аппарат, стоявший рядом с кроватью на
тумбочке, и сотовый во внутреннем кармане пиджака, валявшегося на  полу.
Казалось, в квартире звонят даже стены.
   Он вздрогнул и, протирая глаза, ошарашенно  подскочил.  Водя  чумовым
взглядом по комнате, обнаружил, что  спал  на  неразобранной  постели  в
измятых брюках и рубашке, на  правой  ноге  красовался  башмак,  другой,
вместе с носком, валялся под батареей.
   Какое-то время Баранова не покидало ощущение, что  под  его  черепной
коробкой сыплет искрами раскаленный провод, от чего  буквально  закипают
мозги.
   - Какого черта? - выругался он.  -  Приспичило  же  кому-то  в  такую
рань...
   Глянув на стрелки будильника, звучно простонал: был уже  одиннадцатый
час. Телефоны звонили не переставая.
   - Мать вашу! Что же это вчера со мною произошло?
   Баранов потянулся к валявшемуся рядом с  кроватью  пиджаку,  не  смог
удержаться и упал на пол. Кое-как  встав  на  четвереньки,  он  принялся
шарить по карманам,  достал  наконец  тренькающий  сотовый  и  нажал  на
кнопку.
   - Алло... - еле слышно произнес он.
   В трубке раздался недовольный голос советника: