, - тоже пытаются приобщиться к высокому, чтобы не  забывать
о душе?
   - Ну, может быть, - Кашинцев едва заметно шевельнул плечами. -  Но  я
мог бы поспорить с вами,  что,  выйдя  отсюда,  все  они  с  энтузиазмом
разбегутся по магазинам и на базары, мгновенно позабыв об  услышанном  и
увиденном здесь. Ну да ладно, что это мы все о других? Давайте о  нас  с
вами поговорим.
   - Давайте, - улыбнулась она, - именно поэтому я и позвонила.
   - А я уже устал ждать, думал, что вы так и не объявитесь.
   - Почему?
   Он вымученно рассмеялся:
   - Мне показалось, что я вас напугал.
   - Волков бояться - в лес не ходить.
   - Это я - волк?
   - Я имела в виду, конечно  же,  не  вас,  -  Наталья  сделала  легкий
реверанс в сторону Кашинцева, - а те неприятности, которые могут ожидать
меня на избранном поприще.
   - Что ж, мне импонирует ваша решительность, - сказал он, присаживаясь
на узкую музейную банкетку и приглашая сесть Наталью. - У вас  уже  есть
какие-то конкретные планы?
   - Разумеется, есть. Но, откровенно говоря, я еще пока не  разобралась
со всеми формальностями.
   - Я могу чем-то помочь? - с готовностью вызвался Кашинцев.
   - Пока, наверное, нет, но в ближайшее время я собираюсь  организовать
крупную рекламную сессию, и тогда ваше предложение  окажется  кстати.  -
Она вдруг часто заморгала и  осторожно  притронулась  пальцем  к  уголку
глаза.
   - Что-то случилось? - участливо спросил Кашинцев.
   - Кажется, мне ресница в глаз попала. - Наталья  раскрыла  сумочку  и
принялась искать носовой платок.
   Кашинцев  неожиданно  напрягся  и,  склонив  голову,  заглянул  ей  в
сумочку, - Вы что-то ищете? - озабоченно поинтересовался он.
   - Да, у меня здесь где-то платок...
   - Позвольте, я помогу. - Он сунул руку в ее сумочку  и  подозрительно
долго шарил в поисках носового платка. - Этот шелковый?  -  спросил  он,
доставая сложенный вчетверо маленький кусочек материи. - Какая прелесть!
Повернитесь ко мне, Наташа.
   Наталья широко раскрыла глаза, Кашинцев засуетился,  пытаясь  уголком
носового платка подцепить едва заметную  пылинку,  и  неожиданно  широко
улыбнулся.
   - Что такое? - спросила она.
   - Вы знаете наилучший способ достать соринку из глаза?
   - Не знаю.
   - Языком. Точнее, кончиком языка.
   - Не стоит, - напряженно проговорила Наталья.
   - Хорошо, хорошо, - смущенно согласился Кашинцев,  поддел  пылинку  и
вернул ей платок. - Все в порядке, ваш макияж не пострадал.
   Наталья смахнула кончиком мизинца выступившую в уголке глаза слезу и,
возвращая платок на место, заметила:
   - Это дорогая водостойкая тушь.
   - Я и не сомневался. Вы знаете,  у  меня  есть  предложение:  давайте
прогуляемся, можно пройтись по аллеям парка или по набережной,  посидеть
в каком-нибудь кафе. Годится?
   - Пожалуй, здесь душновато.
   - Ну, как все прошло? - Из телефонной  трубки  доносился  озабоченный
голос Федора Михайлюка. - Есть какие-нибудь зацепки?
   - Какие, к черту, зацепки?! - раздраженно бросила Наталья. - Он ведет
себя, как иностранный шпион, - подозрителен до паранойи.
   - С чего ты взяла?
   - Стоило мне раскрыть сумочку, как он тут  же  засунул  туда  руку  и
обшарил ее. То ли включенный диктофон искал, то ли гранату.
   - Вот сука! - выругался Михайлюк. - И что, ничего не говорил?
   - О делах - ни слова. Кормил меня баснями об искусстве и духовности.
   - Какая, бля, духовность? Вот мудила! Но ты хоть дала себя помацать?
   - Он сделал это, не спрашивая моего разрешения.
   - Ручонки небось у него подрагивали?
   - Как у всякого озабоченного мужика.
   - Хоть что-то, - выдохнул Михайлюк.
   "Обрадовался, - зло подумала Наталья. - Ну, дядя  Федор,  даром  тебе
это не пройдет. Я еще отыграюсь..."
   - Ладно, не будем тянуть кота  за  яйца,  -  грубо  сказал  Федор.  -
Забивай ему "стрелку" на субботу и тащи на нашу  хазу.  Устроим  клиенту
испытание постелью.
   - Еще слишком рано, - попробовала возразить Мазурова.
   - В самый раз. Конец связи.
   Времени до начала спектакля  оставалось  довольно  много,  и  Наталья
решила зайти в "Молодую гвардию". Это был ее любимый книжный  магазин  -
расположен в центре города, а народу не  так  много,  как  в  остальных.
Первым  делом  она  остановилась  возле   полки   с   путеводителями   и
географическими  справочниками.  С  мыслью  о  возможном   отпуске   она
полистала туристический  справочник  по  Испании  и,  отметив  для  себя
экзотические пейзажи Альмерии с  белоснежными  домиками  в  мавританском
стиле, нашла на карте этот небольшой южный городок.
   "Неплохое место, - подумала она. - Кажется, где-то там неподалеку,  в
горах, находится съемочная база, где Серджо Леоне снимал  свои  классные
вестерны с Клинтом Иствудом. Вот бы махнуть туда..."
   Поставив справочник на место, Наталья невесело вздохнула и  прошла  к
стеллажам с исторической литературой. Пробежав глазами по многочисленным
изданиям, на обложках которых были изображены двуглавые российские  орлы
и портреты Николая II,  она  обратила  внимание  на  крупный  фолиант  в
зеленой  обложке  -  книгу  академика  Фоменко  "Империя.  Русь.  Орда",
вызвавшую своим  появлением  в  свет  настоящий  скандал  и  пристальный
интерес широкой публики.
   - Интересуетесь новой хронологией? - раздался голос у нее за спиной.
   Обернувшись, Наталья увидела уже знакомого ей следователя Старостина.
   Глядя на него вполоборота, она подумала, что эта встреча едва ли была
случайной.
   - Следите за мной? - насмешливо спросила она.
   -  Хотите  верьте,  хотите  нет,  -  на  лице  Старостина   появилась
принужденная улыбка, - но я часто бываю  в  этом  магазине.  Увидев  вас
здесь, был, так сказать, слегка удивлен. Вот, решил подойти.
   - Вас удивляет, что я интересуюсь книгами?
   - Скорее  не  книгами  вообще,  а  подобной,  с  позволения  сказать,
литературой. - Он кивнул на книгу у нее в руках.
   - Я в этом слабо разбираюсь, - призналась Наталья. -  Просто  недавно
посмотрела передачу по НТВ, и услышанное меня заинтриговало.  Но  книга,
вижу, сложнее,  чем  я  думала.  Вряд  ли  осилю.  А  вы  считаете,  что
подвергать сомнению исторические догмы запрещено?
   - Признаюсь, я не  в  восторге  от  подобных  писаний.  Меня  смущают
утверждения   Фоменко   о   том,   что   библейские    сказания    имеют
непосредственное  отношение  к   истории   Древней   Руси.   Я   горжусь
достижениями древнерусской цивилизации, но не думаю, что  в  этом  свете
допустимо подвергать сомнению Святое Писание и всю историю человечества.
   - И все же это интересно. Послушав выступление одного из его  коллег,
я не сомневаюсь, что в чем-то Фоменко прав.
   - Возможно, - пожал плечами Старостин. - Но варианты разрешения  этой
проблемы лично меня не  устраивают.  Вольности,  которые  он  допускает,
позволяют поставить под сомнение не только прошлое, но и настоящее.  Так
и до полной анархии докатиться недолго. Россия сейчас на перепутье, даже
недавнее прошлое не служит примером для нынешних поколений. Я  же  верю,
что  Россия  должна   возродиться   на   основе   идеалов   христианской
цивилизации, а Фоменко и его последователи именно эти идеалы ставят  под
сомнение.
   - А вы не путаете христианские идеалы с сугубо политическими целями?
   - История, по-вашему, не наука, а политика? - удивился Старостин.
   - Конечно. Каждый трактует  события  прошлого  по-своему,  исходя  из
личной выгоды. Даже простой человек в зависимости от состояния в  каждый
момент видит свое прошлое по-разному.
   -  Может,  вы  и  правы,  -  неожиданно  для  самого  себя  признался
Старостин.
   - Но есть еще и факты. А факты - вещь неопровержимая.
   - Один и тот же факт можно рассматривать с разных точек зрения.
   - От таких рассуждений,  дорогуша,  недолго  до  вседозволенности.  А
уголовное преступление - факт, не  требующий  интерпретации.  Выводы  из
него однозначные: виновен - невиновен.
   - Вы рассуждаете, как Вышинский.
   - Если  вы  имеете  в  виду  Андрея  Януарьевича  Вышинского,  то  он
апеллировал не к фактам, а к признаниям. Надеюсь, вы помните: "Признание
- царица доказательств"?
   - Кажется, слыхала.
   - Я же говорю о фактах, а факты-вещь упрямая, с ними не поспоришь.
   - Учитывая ваш интерес к моей персоне, могу  сказать,  что  отдельные
факты в моей биографии можно оспорить в зависимости  от  того,  к  каким
выводам вы хотите прийти.
   Разговор становился для Натальи все более  и  более  неприятным.  Она
резко захлопнула книгу, поставила  ее  на  полку  и,  обернувшись,  сухо
заявила:
   - Мне пора.
   - Я тоже тороплюсь. В метро?
   Наталья промолчала.
   - Тогда нам по пути. У меня имеется к вам парочка вопросов...
   - Извините за  откровенность,  но  ваше  общество  мне  неприятно.  Я
никогда не любила людей, которые навязчиво интересуются моим прошлым.
   - Меня больше интересует ваше настоящее.
   - Это не имеет значения.
   "Надеюсь, ему о моем настоящем известно гораздо меньше,  чем  о  моем
прошлом,  -  подумала  Наталья,  решительно  направляясь  к  выходу   из
магазина. - А может, он просто давит мне на психику. В таком  случае  он
начинает делать первые успехи".
   Старостин следовал за ней на некотором отдалении, и Наталья, выйдя на
улицу, на мгновение остановилась. Следователь маячил в нескольких метрах
позади нее, делая вид, что разглядывает газеты, разложенные на  прилавке
киоска "Моспечати".
   "Если я пойду в метро, он наверняка  потащится  за  мной.  Блин,  это
просто маразм какой-то!"
   Но ей повезло:  у  тротуара  притормозил  серый  "жигуленок",  и,  не
заглушив двигателя, водитель вышел из  него.  Купив  пачку  сигарет,  он
направился назад к машине. Не успел закрыть за собой дверцу, как Наталья
вскочила на сиденье рядом с ним.
   - Поехали, - решительно сказала она.
   - Куда? - оторопело  уставился  на  нее  сидевший  за  рулем  мужчина
средних лет.
   -  Вперед!  -  сказала  Наталья,  посмотрев  на  владельца  "Жигулей"
огромными глазищами и одарив его одной из самых очаровательных улыбок.
   - Вперед так вперед,  -  кивнул  тот  и,  примирительно  улыбнувшись,
рванул с места.
   "Резвая стерва, - подумал Старостин,  провожая  взглядом  отъезжающую
машину, - крутит мужиками как хочет... Но ничего, со мной у  тебя  такой
номер не пройдет".
 
Глава 16 
 
   "Надо  отдать  Михайлюку  должное,  -  думала   Наталья,   глядя   на
обновленный интерьер квартиры, где  должна  была  состояться  встреча  с
очередным "карасем", - денег не пожалел и провернул все быстро".
   Порыжевшие обои на стенах сменились импортными, с глубоким тиснением,
потертая  колченогая  мебель  исчезла,  освободив   место   для   вполне
приличного мягкого уголка. Облезлые доски пола были  скрыты  под  мягким
ворсолиновым  покрытием,  а  на  кухне  появился  современный  мебельный
комплект   с   мойкой   из   нержавеющей   стали.   Снимая    обувь    в
свежеотремонтированной прихожей, Кашинцев заметил:
   - У вас вполне современно.
   - Обыкновенный косметический ремонт. Видели бы  вы,  Игорь,  что  тут
творилось две недели назад. Жить здесь было совершенно невозможно.
   - Могу себе представить. После того, к  чему  вы  привыкли  с  самого
детства...
   "Да уж... - подумала Наталья. - О том, к чему я привыкла  с  детства,
лучше не вспоминать".
   Войдя в большую комнату, Кашинцев первым делом направился к стоявшему
на подоконнике магнитофону и  с  любопытством  перебрал  лежавшие  рядом
кассеты.
   - Хм... Сплошная классика.
   - Попсы мне хватает на работе, - ответила  Наталья,  открывая  дверцу
маленького бара, занимавшего угол комнаты. - Что будем пить?
   - А что у вас есть?
   - Шампанское, водка, коньяк...
   - А  сухое  вино?  Я,  знаете  ли,  не  употребляю  крепких  спиртных
напитков.
   - Могу предложить сухой мартини. Правда, оливки недавно кончились,  а
новых я купить не  успела.  Но  со  льдом  это  будет  вполне  приличный
напиток. - Она взяла стакан для льда и направилась на кухню.
   Кашинцев, бросая на Наталью  подозрительные  взгляды,  последовал  за
нею.
   Проходя мимо закрытой двери, потрогал ручку.
   - Что тут? - Голос его прозвучал настороженно.
   - Да что-то вроде кладовки, - стараясь не  выдать  волнения,  бросила
через плечо Наталья. - Я свалила там всякую рухлядь и заперла, чтобы  не
разносить по квартире грязь, - времени не хватает, чтобы довести до  ума
вторую комнату и ванную.
   Кашинцев промолчал, но,  судя  по  всему,  не  вполне  удовлетворился
объяснением. Присев на подоконник, он с таким вниманием следил  за  тем,
как Наталья достает лед, будто она могла вытащить из морозильной  камеры
пистолет.
   - Вас что-то интересует? - с легкой язвительностью спросила Мазурова.
   - Нет-нет, просто любопытно, что такая женщина, как вы, может хранить
в холодильнике.
   - Даже если бы у меня были сбережения, я бы их здесь не хранила.
   - Ну что вы,  -  смутился  он.  -  Я  просто  так...  Можно  сказать,
врожденное любопытство.
   - Я тоже в детстве была очень любопытна, -  сказала  она  скорее  для
того, чтобы поддержать беседу.  -  Мне  многое  было  интересно,  многое
хотелось испытать, испробовать.
   - Кажется, я догадываюсь, о чем вы говорите. Мир шоу-бизнеса такой...
   Как бы это выразиться? Порочный.
   Наталья рассмеялась.
   - Неужели похоже. Что я погрязла в пороках?
   - Конечно, нет, - торопливо ответил Кашинцев. - Вы произвели на  меня
впечатление человека сильного, целеустремленного. Хотя  и...  не  совсем
уверенного в себе.
   - Что есть,  то  есть,  -  признала  она,  возвращаясь  в  комнату  и
помешивая в бокалах мартини со льдом.
   Кашинцев погрузился  в  кресло  перед  журнальным  столиком,  Наталья
подошла к нему и протянула бокал:
   - Прошу.
   - Благодарю. - Он подержал бокал в  руке,  с  плохо  скрытой  опаской
посмотрел на жидкость, в которой плавали  кубики  льда,  и  поставил  на
столик перед собой.
   Наталья, едва  пригубив  мартини,  села  на  диван  и  с  недоумением
спросила:
   - Вы не пьете? Почему?
   - Я вот о чем подумал, - не ответив  на  вопрос,  встал  Кашинцев.  -
Впервые в моей жизни знакомство с женщиной проходит так гладко: одна-две
встречи - и мы у вас дома, вы угощаете меня дорогим вином. Я, откровенно
говоря, не привык к такому обращению.
   - К чему же вы привыкли?
   -  Как  бы  это  вам  объяснить,  Наташа?  Моя   работа   откладывает
определенный отпечаток на отношения с людьми, в особенности - со  слабым
полом. Мы живем в прагматичное время, все пытаются извлечь из знакомства
со мной определенную выгоду, бескорыстная дружба стала понятием, ушедшим
в далекое прошлое.
   - Вообще-то наше знакомство тоже начиналось как чисто деловое, но  вы
оказались близки мне своим отношением к искусству, жизни.
   - Да? -  Он  удивленно  вскинул  брови.  -  Это  на  самом  деле  вас
заинтересовало?
   -  Я  еще  не  совсем  избавилась  от  детского  любопытства.  Вы  не
возражаете, если я включу музыку?
   - Отнюдь.
   Наталья  встала  с  дивана,   пересекла   комнату,   остановилась   у
магнитофона и стала подбирать кассеты. Чуть повернув голову  назад,  она
успела  заметить,  как  ее  гость  поспешно  поменял   бокалы   местами.
"Клофелина боишься? - подумала. - Да у тебя в  бумажнике,  поди,  больше
ста рублей не будет. Ты же у нас осторожный, деньги с собой не носишь".
   Она  просто  кожей  чувствовала  пары   возбуждения,   исходящие   от
Кашинцева: он ерзал в кресле, вздыхал, делал вид, что пьет мартини.
   "Что же мне делать? Там, за стенкой, дядя  Федор  сопит,  прильнув  к
окуляру видеокамеры. Здесь клиент от сексуальной тоски изнывает. Неужели
придется по-настоящему доводить дело до постели? Ну уж нет!"
   Из динамиков магнитофона поплыла мягкая проникновенная музыка Шопена.
   - Расскажите мне о себе, Игорь, - повернувшись на каблуках, попросила
Наталья.
   - Что может рассказать  о  себе  скромный  служащий?  Жизнь  меня  не
баловала, а мой  холостяцкий  быт  слишком  тривиален  для  того,  чтобы
рассказом о нем заинтересовать такую эффектную даму, как вы.
   "Это уже кое-что", - заметила она.
   Вновь усаживаясь на диван, Наталья про себя отметила,  как  загорелся
взгляд Кашинцева в тот момент, когда он с  жадностью  припал  к  бокалу,
крупными глотками поглощая мартини.
   Наталья тоже выпила немного вина, чем успокоила спутника. "Боже,  как
его  разговорить,  вытянуть  из  него  хоть  что-нибудь?  -  думала  она
лихорадочно. - Как же им всем хочется окунуть меня в грязь!"
   Злобное отвращение к  окружающему  миру  нахлынуло  на  нее.  Наталья
почувствовала, как у нее  сдавило  грудь,  стало  тяжело  дышать.  Перед
глазами возникло отвратительное  лицо  пьяной  тетки  с  взлохмаченными,
словно у ведьмы, волосами - видение, от которого она не могла отделаться
уже десять лет; наглая, ухмыляющаяся рожа Федора  Михайлюка;  слезящиеся
глазки  Руслана  Гатаулина;  тупая  морда   Рэма   Сердюкова;   циничная
самоуверенность Сергея Баранова...
   "Что со мной происходит? - с тоской подумала она. -  Почему  вся  эта
дрянь навалилась на меня вот так, сразу, что не продохнуть? Неужели  это
и есть расплата за прошлые грехи? Боже, как тяжело!.. Неужели я  еще  не
заплатила непомерно высокую плату?"
   Но омерзительнее всех был Кашинцев - его мышье лицо, бегающие глазки,
суетливые движения, влажные, потные руки,  то  и  дело  потиравшие  одна
другую.
   "Хоть ты выпрыгни из окна, - промелькнуло в голове,  но  она  тут  же
отвергла эту мысль. - Нет! Не дождетесь, свиньи. Так просто вам меня  не
взять... Скорее вы все от меня в окна попрыгаете!"
   Она с усилием изобразила вежливую улыбку, попыталась разжечь в глазах
веселый огонек и ринулась в отчаянную атаку. Как кошка, зажатая  в  угол
сворой лающих и истекающих слюной бешеных псов.
   - Мне кажется, - ничем не выдавая своих чувств, заговорила она, - что
вы себя, Игорь Петрович, недооцениваете. Я  сейчас  почему-то  вспомнила
французскую поговорку: нет некрасивых женщин, есть женщины,  которые  не
умеют себя преподнести. Вы хоть и не  женщина,  но  смысл  от  этого  не
меняется. Сидите нахмурившись и утверждаете, что жизнь у вас  скучная  и
неинтересная,  что  вам  совершенно  нечего  рассказать  о  себе.  Но  я
абсолютно  уверена,  что  это  -  не  правда.  Я  даже  наверняка  знаю.
Достаточно вспомнить, с каким энтузиазмом, с какой неподдельной  любовью
вы говорили об искусстве во время нашей встречи в ЦДХ.
   Было заметно, что Кашинцеву лесть пришлась по сердцу.
   - Ой, Наташа, - словно усталый  путник  после  долгой  дороги,  томно
произнес он, - искусство я действительно люблю, вы  правильно  заметили.
Это для меня настоящая отдушина после  рабочих  будней.  Я  очень  люблю
рассматривать картины и скульптуры,  часто  бываю  в  Пушкинском  музее,
Третьяковке, обожаю классическую живопись, полотна  старых  мастеров,  а
всей этой современной мазни терпеть не могу.
   - Я обратила внимание, - продолжала улыбаться  Наталья.  -  Тогда,  в
ЦДХ, в этом гигантском выставочном комплексе с десятками экспозиций,  мы
прошлись с вами лишь  по  небольшому  залу  с  иконами  Рублева,  а  все
остальное не вызвало у вас никакого интереса.
   - Да какой там может быть интерес? - отмахнулся Кашинцев.
   Наталья с удовлетворением отметила, что ее собеседник стал  несколько
спокойнее, расслабился. Спустя минуту  Кашинцев  вальяжно  откинулся  на
спинку кресла.
   - И все-таки вы меня не убедите, - ринулась она в атаку, - что  такой
ценитель прекрасного может относиться  к  своей  работе  как  к  чему-то
скучному и неинтересному. Как говорится, не  место  красит  человека,  а
человек место. Если вы - налоговый инспектор, значит, вам это  нравится,
значит, вы среди колонок цифр пребываете в  своей  стихии  так  же,  как
среди живописных полотен.
   Кашинцев удивленно повел плечами, словно подобная  мысль  никогда  не
приходила ему в голову.
   - Возможно, в чем-то вы правы, - задумчиво произнес он. -