вафил какой-то!
     Потихоньку я стала отползать от Перчикова. Он не заметил моих маневров,
и все так же продолжал вдохновенно декламировать свою оду, поэму, чтоб глаза
мои ее не видали!
     Моя вылазка  закончилась  впустую.  Интересно,  как дела у  Суперфина с
Сергеем?
     А на следующее утро Мику Перчикова убили.

x x x
     Эту страшную новость мне сообщила Надя. Она ворвалась ко мне в половине
восьмого утра, когда я наливала себе первую большую чашку чая.
     - Валерия! Ты знаешь?
     - Надя, что такое? Ты словно на пожар бежишь!
     - Идем со мной, это в парке. Мику убили.
     -  Как? - поллитровая чашка  чая задрожала  у  меня в  руке, и  кипяток
выплеснулся прямо на голую коленку. - Ох! Откуда тебе это известно?
     - Помнишь Сусанну? Мы  к  ней  медитировать  ходили.  Так вот,  она  на
рассвете всегда в парк ходит, праной заряжается. А там энергетика хорошая, -
Надежда опять  принялась  за свое.  - Она по  парку ходила  и наткнулась  на
толпу. Подбежала поближе, а он задушенный лежит... Вот страсти-то! Наверное,
маньяк какой-нибудь  по парку бродит.  Ну,  кому  Мика  мешал?  Он  же такой
безвредный был... - она всхлипнула.
     - Надя, полиция приехала?
     - Сразу  же!  И скорая.  Погрузили  тело  и  увезли. Полицейские  потом
опрашивали свидетелей, но никто ничего не видел...
     - А Сусанна?
     - И она ничего. Так ты идешь?
     - Нет, Наденька, извини, - отказалась я. - Мне что-то не по себе.
     - Ладно, тогда я пойду. Мне все равно потом на рынок надо.
     Я ни на секунду  не сомневалась, что  маньяку  тут делать  нечего. Мику
убили из-за денег. Больших денег. Тех,  которые он якобы "достал". Наверное,
нашел тайник.  И  до того обрадовался,  что  начал  писать  стихи. А  хозяин
тайника обнаружил, что к деньгам кто-то прикасался и заподозрил Мику. Дальше
просто: Мика стал нежеланным свидетелем. Это была моя первая версия.
     Потом  мне  пришло  в голову,  что  Мику убили из-за того  разговора  в
полуразрушенной сторожке. Там, где  я нашла мундштук. Значит, на первый план
выходят  два  подозреваемых:  Горелов  и  Кристина.   Именно  они   выясняли
отношения, когда Мика их подслушал. А с Кристиной  вчера должен был говорить
Суперфин! Что  он ей  такого наговорил, что она  побежала  душить Мику?  Или
все-таки Горелов? Нет,  не могу.  Голова  как  чугунный  казан для плова.  И
крутится там что-то, вертится, а наружу вылезти не может.
     Чай я пила, как  героиня  Чехова  "безо  всякого  на то  удовольствия".
Поняв, что так  больше продолжаться не может, я  решила  сходить к Сусанне и
порасспросить ее. В  парке делать  было  нечего:  Мику увезли, вещи,  скорее
всего, забрали.
     Сусанна была в своем репертуаре. Браслеты на всех конечностях, точка на
лбу и душный запах благовоний.
     - Это ты? Проходи. Какими судьбами.
     Прямо с порога я бухнула:
     - Сусанна, Мику убили, следующей должна быть я. Мне страшно!
     - Выпить хочешь? - ничуть не удивилась она.
     - Нет, спасибо. Я пришла к тебе  просто так. Ничего не изменишь. У меня
существует идиотская привычка  вмешиваться в разные чужие неприятности. Меня
же потом бьют по голове...
     -   Это  карма...  -  понимающе  кивнула  головой.  -  Наложение  чужой
информации.
     - Вот-вот, -  подтвердила я, - эта чужая информация так крутится у меня
в мозгу, что  я,  наверное, с ума сойду.  Кто убил,  кому это надо, и, самое
главное, причем тут я?
     -  Садись,  -  решительно  сказала она и подтолкнула меня к  массивному
креслу. - Работать будем. Ауру чистить.
     -  Чистить так чистить,  - обреченно махнула я  рукой. Мне уже было все
равно что делать: чистить ауру, превращать инь в янь,  управлять плазмой или
кармой. Иди знай, что за терминология у этих экстрасенсов.
     - Расслабься, закрой глаза  и  ни  о чем не думай,  -  сказала Сусанна,
включая магнитофон с записью шороха дождя.
     - Легко сказать  "ни о  чем не думай",  - пробурчала  я,  - мысли-то не
спрячешь!
     -  У  тебя  все получится. Ты  получишь ответ  на свои вопросы.  К тебе
придет единственно правильная информация.
     Мне стало спокойно и приятно. Ноги-руки  налились непривычной тяжестью,
а голова стала  легкой и пустой. Я видела себя стоящей на  высоком берегу, а
внизу бушевал прибой. Волны бились о скалы и рассыпались мелкими сверкающими
искорками.
     А потом внутри меня зазвучали слова:
     "Я иду меж печальных надгробий,
     И в одном догорает свеча.
     Руби пал жертвой мерзких снадобий,
     Вместе с ним там рука палача."
     Что это  за бред  я  несу?  Надо мной склонилось  лицо с  точкой  между
бровей.
     - Проснулась? Вот и хорошо! Как ты себя чувствуешь?
     - Прекрасно, Сусанна. Что это было?
     - Убрала с тебя злое поле. Теперь ты защищена, и ничего дурного с тобой
не случится. Что тебе снилось?
     - Стихи... Странные такие.
     - Ты их помнишь?
     И я продекламировала:
     - Стоит статуя в лучах заката.... Ой, Сусанна, что-то я не то несу.
     - Сосредоточься. И вспомнишь. Это тебе ответ на твой вопрос к космосу.
     - Спасибо, дорогая, я должна бежать. У меня дела.
     Мы расцеловались, и  я  выскочила  из двери с надписью  "Центр работы с
паранормальными явлениями".
     Уже сидя в машине, я отчетливо вспомнила ту муть, которая мне снилась и
пришла к выводу, что если это ответ из космоса, то уж очень косноязычный.
     На  работе  не  было  ничего  нового. Звонили Сергей с Суперфином.  Они
разговаривали:  один  с Кристиной,  другой - с Беньямином  Тишлером.  Ничего
толкового.  Кристина вообще  ничего не помнила  или не хотела  вспоминать. А
Тишлер  торопился, уезжал  по делам в  эйлатский порт. Обещал приехать через
пару дней и поговорить. Остались еще Леон Ковалло с Гореловым, но  их решили
отложить на  завтра. Серега, как всегда, нескладно  пошутил, что Мику теперь
можно  выбросить  из  списка подозреваемых. Ничего себе метод  расследования
убийства. Как в шекспировских трагедиях: кто последний живой остался, тот  и
виноват.
     Но стишок,  приснившийся мне во время  медитации, не  отпускал  меня. В
голову лезли  всякие страшилки, знакомые с детских лет: "И тогда черная рука
оторвала пуговицу на пальто и сказала..." Как сладостно было бояться летними
сумерками на деревянной лестнице в доме моей бабушки.
     И  пользуясь  мудрым правилом: "Если хочешь избежать соблазна, поддайся
ему", я поехала на городское ашкелонское кладбище.
     Последние посетители, омывая руки  у  длинного  рукомойника, спешили  к
выходу. Они с удивлением смотрели на меня, бредущую в  потемках между могил,
но ничего не говорили. Кому охота влезать в чужие дела?
     Могилу Вольфа я нашла не сразу. Она  была  в  новом, еще  не заселенном
(тьфу, о  чем это  я?)  секторе и  выделялась черным гранитом  среди светлых
памятников  из  иерусалимского белого камня и серого с прожилками  турецкого
мрамора. На высокой стелле было  высечено: "Руби Вольфу от скорбящих  жены и
детей", и даты рождения и смерти.
     Обойдя памятник, я  наклонилась к отверстию для поминальной свечи. Дело
в  том, что во  всех памятниках в Израиле под изголовьем в мраморе прорезают
небольшую выемку  и закрывают ее  дверкой. Когда приходят родственники,  они
приносят  с собой толстую свечу  в  железном  стаканчике и ставят  ее  в это
отверстие. Такая свеча горит сутки и можно не бояться, что  ее задует ветер.
Поэтому я ничуть не удивилась фразе "и в одном догорает свеча". Свеча должна
быть внутри памятника, а не снаружи.
     В кромешной темноте я  нащупала  маленькую дверку и открыла ее. Внутри,
оказалась какая-то тряпка и больше ничего. Пошарив, как следует, я ничего не
обнаружила  и,  не  успев  как следует рассмотреть  находку,  затряслась  от
страшного  уханья,  раздавшегося  прямо  над  моей головой. Сова,  будь  она
неладна!
     Не  разбирая  дороги, я бежала  к выходу, перепрыгивая через надгробья.
Споткнулась, чуть не подвернула ногу, но крепко держала  в руках свою жалкую
добычу.
     Только влетев  в  свою старенькую "Сузуки" и  захлопнув дверь, я смогла
отдышаться и, наконец, рассмотреть то, что было крепко зажато в руке.
     Это  была  длинная шелковая перчатка,  вся в  жирных  масляных  пятнах.
Понюхав перчатку, я поняла, что масло было машинным.
     Почему перчатка? Чья она? И как она попала в отверстие для  поминальной
свечи? Где я видала совсем недавно такую перчатку?
     И я вспомнила! Клара  и Эстер,  матери жениха и невесты были на свадьбе
точь-в-точь в таких же перчатках! Вот только чья она? Клары или Эстер? Я изо
всех  сил пыталась представить  себе двух дам, и тут перед глазами предстала
картинка: Денис целует Кларе руку.
     Вытащив мобильный телефон, я позвонила Денису тоже на сотовый.
     - Привет, это я! Слушай, у меня к тебе вопрос. Только не удивляйся...
     - Лера, дорогая, я с тобой уже давно ничему не удивляюсь. Что такое?
     - Денис,  когда мы уходили со свадьбы, ты  поцеловал Кларе Тишлер руку.
Ты помнишь?
     - Помню, ну и что? Ты решила устроить ей сцену ревности?
     - Перестань! Прошу тебя, сосредоточься и ответь: Клара была в перчатках
или без?
     - Ну,  конечно,  без! Подавать  для поцелуя руку  в  перчатке считается
дурным тоном. Ты этого не знала?
     - Знала, знала... - ничего я  не знала. Мне редко  приходилось подавать
руку мужчине,  тыльной стороной  ладони  вверх.  А жаль...  Ушли  в  прошлое
царственные  жесты, реверансы,  корсеты и  обмороки.  -  Ладно,  спасибо,  я
отключаюсь.
     Мой второй звонок был к Михаэлю Борнштейну:
     - Михаэль? Добрый вечер! Это Валерия.
     - Слушаю вас.
     -  Михаэль,  если  можно,  ответьте мне на один  вопрос: какова причина
дорожно-транспортного происшествия Додельзона.
     -   Повреждение  тормозного  шланга.  Он  был  порван,  и   в  колодках
практически не осталось тормозной жидкости. А почему вы спрашиваете?
     - Я была  у Додельзона в больнице. Он считает себя отличным водителем и
недоумевает, как его могло занести на повороте... Спасибо, всего хорошего.
     Так, теперь звонок Суперфину. Гостиничного телефона я не знала, поэтому
позвонила Элеоноре домой.
     - Элеонора, добрый вечер!  Это Валерия. Вы не скажете гостиничный номер
Эдварда?
     - Валерия, ты его там не найдешь. Он звонил недавно и сказал, что пошел
к Тишлерам. Он договорился встретиться с Кларой.
     -  Что?  -  заорала  я  и, спохватившись,  выключила  телефон,  оставив
Элеонору недоумевающей по поводу моей реакции.
     Суперфина надо было спасать! Он пошел к убийце!
     Мой последний звонок был Сергею:
     - Сережа, ты где?
     - В машине.
     - Где вилла Тишлеров, знаешь? Гони туда! Я скоро тоже там буду!
     - Чего спешим?
     - Эдвард у Клары Тишлер! А она убийца! Его надо спасать!
     - Понял, еду, - коротко ответил Сергей и отключился.
     Как меня в  тот  вечер не оштрафовали, уму непостижимо! Я  неслась, как
наскипидаренная, и только молила про себя: "Только бы успеть! Иначе Элеонора
мне  этого не  простит!"  Убийством Мики Клара показала,  что она загнана  в
угол, и огрызается, как крыса, убивая каждого, кто хоть что-то подозревает.
     Ведь наивный  Мика, найдя  перчатку,  сопоставил  все  обстоятельства и
вычислил убийцу так же, как  и я сейчас.  И пошел требовать деньги на святое
дело.  Рассказал Кларе  про  перчатку, про  масляные пятна  на  ней. А улику
спрятал в надежном месте.  Не  закапывать же вещественное доказательство под
палатку в парке. Но его  так распирало от сознания  собственной правоты, что
он не сдержался и стал писать  стихи. Плохие, надо сказать, но свое дело они
сделали, навели  меня  на тайник. А бедный Перчиков... Он думал, что получит
деньги на разработку своей идеи, а получил удавку.
     В тот момент, как я подлетела к дому Тишлеров, оттуда раздался выстрел.
Сломя голову  я бросилась к входной  двери.  Она,  на  удивление,  оказалась
незапертой.
     - Стойте! - закричала я. - Остановитесь!
     Моему взгляду предстала такая  картина: на полу лежал Суперфин, держась
за окровавленное плечо, а посредине большой залы стояла Клара с пистолетом в
руках.
     Она отвела взгляд от Эдварда и с удивлением посмотрела на меня.
     - Тебя только тут не хватало, - с досадой в голосе, как мне показалось,
сказала она и направила пистолет на меня.
     - Нет, не надо! - закричала я.
     И тут раздался звон разбитого стекла. Клара инстинктивно  обернулась на
звук, я воспользовалась моментом и бросилась на нее.
     Из окна  навстречу нам метнулась фигура, и  мы, гигантским сэндвичем, с
Кларой посредине, покатились по полу.
     -  Лера, вызывай полицию и  скорую,  - крикнул мне  Сергей,  когда  мы,
наконец, расцепились и он привязывал Клару шнуром он портьеры к стулу.
     - Сволочи! Грабители! - бесновалась всегда бесстрастная жена Тишлера.
     -  Успокойтесь, госпожа Тишлер,  - неспешно произнес Сергей.  -  Сейчас
приедет полиция и во всем разберется...
     - Вы ворвались ко мне в дом! Я применила необходимую оборону!
     - А когда вы  Мику  убили, и свата вашего, Руби, и саксофонисту тормоза
испортили, это тоже была необходимая оборона?
     - Ты, дрянь, никогда не докажешь этого!
     - Почему же? - я  сидела  на полу возле Суперфина и осторожно снимала с
него пиджак. - Есть у меня доказательства...
     И я вытащила из кармана грязную шелковую перчатку.
     - Отдай! - хриплым шепотом произнесла она. - Где она была?
     У  Клары Тишлер произошла  невероятная физиологическая реакция. Сначала
она  резко  побелела так, что под глазами проступили темные  круги, а кончик
носа заострился. А потом  она посмотрела на перчатку,  и кровь  хлынула ей в
лицо.
     - Мика спрятал ее в памятник Вольфу. В отверстие для свечи.
     Пиджак с  Суперфина я  уже сняла  и теперь осматривала рану. Оказалось,
что это была царапина, пуля прошла по касательной.
     Сергей держал телефонную трубку и нерешительно поглядывал на меня.
     -  Валерия, - сказал он, -  вызови полицию  и скорую. Я же не говорю на
вашем языке.
     В тот момент, когда я уже набирала 100 - номер полиции, дверь без стука
распахнулась  и  в  комнату  вошел  Леон  Ковалло. Он  обалдело посмотрел по
сторонам, не понимая, что происходит.
     Первой опомнилась Клара:
     - Уходи! Немедленно уходи! - Леон не двигался. Он был в ступоре.
     - Ну, зачем вы так,  госпожа Тишлер, - укоризненно  заметил Сергей. - К
вам гость, а вы его гоните. Проходите, молодой человек, присаживайтесь?
     -  Ч-что тут происходит?  -  наконец, выдавил  из  себя  обескураженный
красавец. Это,  действительно, был великолепный экземпляр мужской особи гомо
сапиенсов. Даже идиотское выражение лица не портило его.
     - Вы можете ответить нам на несколько вопросов? - Суперфин уже пришел в
себя.
     - Не смей! - снова закричала Клара. - Не вздумай с ними разговаривать!
     Леон, похоже,  и  не собирался ни  с  кем  разговаривать.  Единственное
желание,  читавшееся на его лице,  выдавало  жгучее желание убраться  отсюда
поскорее.
     - А  вы кто? - спросил  он, осторожно  пятясь к двери. - Учтите,  я уже
вызвал полицию...
     - Идиот!.. - крикнула Клара. - Какую полицию?!
     Окончательно обескураженный красавец, словно ищя  поддержки,  посмотрел
на меня.
     - Не волнуйтесь, - успокаивающе сказала я. - Это не вы вызвали полицию,
это я ее вызвала.
     На улице  послышался  вой  сирен,  и в дом вбежали  полицейские. Увидев
привязанную  Клару  и  окровавленного  Суперфина, они, ни  слова  не говоря,
заломили  руки Сергею  и  Леону и вывели их  на  улицу.  Один из полицейских
крепко взял меня за руку, а другой принялся отвязывать Клару Тишлер.
     - Я ничего не буду говорить без моего адвоката! - заорала она.
     - Простите, госпожа Тишлер, при чем тут адвокат? Вы же потерпевшая!
     Тут Клара поняла, что сморозила глупость и замолчала.
     Приехавшие санитары увезли Суперфина в больницу.
     Вызволять  меня  приехал  Денис. Полицейские  отобрали у  меня  сотовый
телефон, а в полиции разрешили сделать только один звонок. Вот я и позвонила
на  свою голову. Лучше бы я  до утра осталась в  предвариловке.  Денис ругал
меня всю ночь! Вообще-то  я  назвала бы это действие "пилил", потому, что он
не  кричал  и даже  не поднимал  голос,  а  только нудно перечислял мне  мои
прегрешения.  Но  сочетание  слов "пилил"  и "всю ночь" выглядит  более, чем
двусмысленно.
     Суперфин  появился   у  Элеоноры  на   следующий  день  около  четырех.
Оказалось,  что весь день  он  активно сотрудничал со  старшим  следователем
Михаилом  Борнштейном,  помогая  восстановить недостающие факты.  Это  потом
только, спустя много времени, Суперфин рассказал мне в подробностях, как все
произошло. И вот как это было.
     Вольфа  убила Клара.  Она подготовила всю  операцию сама,  не привлекая
никого. Это она звонила Вениамину Додельзону  и предлагала ему деньги за то,
чтобы он ушел  со  свадьбы.  А когда ей  не удалось  добиться желаемого, она
испортила его машину,  и сообщила  ему о болезни  матери. Ей  не  нужен  был
лишний свидетель. Но когда она возилась с машиной, то перемазала маслом свои
перчатки и, сняв их, спрятала в сумочку.
     Мундштук для  саксофона Клара  приготовила заранее и  смазала его ядом,
привезенным из Кении. Это сильный  растительный алкалоид, в который охотники
племени масау окунают свои копья.  Увидев,  что в  сторожку  пошли Горелов с
Кристиной,  она  пробралась  туда  после их  ухода  и  оставила мундштук  на
подоконнике,  чтобы  подставить  их. Яд потом  обнаружили в тайнике  в  доме
Тишлеров.
     Клара убила Вольфа  на свадьбе по простой причине: ей очень нужны  были
деньги. А деньги стекались к Вольфу. Клара  была зла на Руби за то, что, как
ей  казалось, он обманул  их, устроив открытый конкурс. Но Вольф  и не думал
отказывать Тишлеру в подряде на яхт-клуб, пристань и гостиницу. Это была его
обычная популистская штучка в политиканском духе. Супруга подрядчика об этом
не  знала. Поэтому, решив перевести деньги со  счета Вольфа на свой тайный в
Швейцарии, Клара Тишлер  считала так:  если деньги не будут принадлежать  ее
мужу, так лучше  они будут ее  и ее любовника.  Прекрасная жена! И настоящая
женщина...
     Она  до  умоисступления влюбилась  в  молодого певца  Льва  Коновалова,
выступавшего под  сценическим  псевдонимом Леон Ковалло, а  того  можно было
удержать возле себя только деньгами.
     Клара  воспользовалась доверенностью и  перевела деньги,  пришедшие  из
Москвы и из Брюсселя, на свой цифровой  счет за границей. На эти  деньги она
собиралась начать с Леоном новую жизнь.
     Сумочку с перчатками Клара спрятала на яхте. Странно, что она их вообще
не  выкинула  и  не  сожгла.  Когда  я спустилась  вниз  и  наклонилась  над
документами, это было именно в том месте, где лежали  злополучные  перчатки.
Поэтому  она стукнула  меня по голове и  сбросила в воду. Клара  уже была на
грани отчаяния. Ее шаткое счастье скрипело и разваливалось на глазах.
     Мика принял  участие вместе  со  всеми  в моих  поисках  и раньше Клары
заглянул  в  каюту на  нижней  палубе. Там он нашел  сумочку и  вытащил одну
перчатку. Потом он увидел,  как Клара, оглядываясь,  зашла  в каюту, достала
сумочку и, не открывая ее, выкинула в море.  Откуда она могла знать, что там
лежала только одна перчатка?
     Перчиков  сопоставил все факты  и понял, что  из  Клары можно  вытянуть
немного денег на изыскания в Национальном парке. Так  как он жил в палатке и
не мог в ней спрятать драгоценную улику, то,  придя на  кладбище  вместе  со
всеми, дождался, пока останется один, и спрятал перчатку в тайник.
     Клара пообещала ему деньги,  и он ушел, окрыленный надеждой.  Ему жутко
хотелось рассказать об осуществлении своей мечты. Но так как это был шантаж,
а  Мика  считал  себя порядочным  человеком, то  он  не мог  рассказать  все
подробности.  Поэтому он  и  стал мне в парке  читать стихи, в  которых  его
подсознание крутилось вокруг этих денег.