- Йоханан недоуменно посмотрел на следователя и добавил. -
У нас почти всегда молодые музыку заказывают.
     - Было что-то необычное в списке?
     -  Да  нет,   не   было.   Морис   оказался  любителем  джаза,   причем
классического,  старого.  А  для  нас  это  хорошо,  у  нас,  знаете,  какой
саксофонист классный Веня. Поэтому "Сент-луи-блюз" Армстронга и "Рапсодия  в
стиле блюз" Гершвина были заказаны дважды.
     - И в обоих сольная партия саксофона, - уточнила я.
     -  Можно,  конечно,  сыграть  и без  саксофона, -  заметил руководитель
ансамбля.  - У нас синтезатор есть,  выкрутились бы. Но эффект, конечно, был
бы уже не тот.
     -  А  почему  вы  не  использовали синтезатор  на  этот раз?  - спросил
Михаэль. - Кстати, на нем играет другой музыкант?
     - Да, - кивнул Йоханан, - но мы думали, что сыграем так...
     - Так куда же делся ваш Веня? Не кажется  ли это вам странным: уйти вот
так, посередине выступления, бросить инструмент?
     - Ему позвонили на сотовый телефон и сказали, что звонят из больницы  -
его мать срочно госпитализировали. Вот он и сорвался с места. Вы не думайте,
у нас такой случай из ряда вон выходящий. Просто он знал, что у  мамы плохое
здоровье и недавно оно ухудшилось.
     - В какой больнице ее госпитализировали?
     - В "Сороке".
     - Как ее фамилия?
     - Ее? Не знаю.  Но у  Вени фамилия не из частых. Додельзон.  Может, и у
мамы его такая же фамилия?
     -  Последний  вопрос: почему  Вениамин  не взял  свой  саксофон? Это же
дорогой инструмент.
     - Мы  всегда возим  инструменты  в нашем микроавтобусе.  Поэтому смысла
таскаться с ним не  было. А вот мундштук  он взял. Мундштук - это как соска.
Музыкант к нему привыкает и не может пользоваться чужим. Хороший саксофонист
это делает машинально.
     - Очень интересно...  - пробормотал Михаэль в  недоумении.  - А как  же
Руби играл без мундштука? Это возможно?
     -  Вы  что, смеетесь?  -  фыркнул  Йоханан.  - Вы  в машине  без  колес
когда-нибудь ездили?.
     - Значит, ваш Веня в спешке забыл мундштук на саксофоне.
     -  Нет, - категорически заявил Йоханан, - мы с ним знакомы пять лет. За
все это время он ни разу не расставался с мундштуком. Его же мыть надо после
выступления.
     - Как же, в  таком случае, играл вчера Руби? У него что - свой мундштук
был? - озадаченно  спросил Борнштейн.  -  Вы говорите: без мундштука  играть
невозможно.  Ваш  Веня уехал  вместе  с  мундштуком... Могу я  взглянуть  на
саксофон?
     Музыкант  отошел  от  нас,  чтобы принести  требуемое,  а  я  стояла  и
раздумывала, стоит говорить или нет... Наконец тихо произнесла:
     - Я видела мундштук
     - Как? Где? - спросили меня одновременно Михаэль и Йоханан, вернувшийся
с футляром.
     - Когда мы с Линой  стояли около  эстрады,  я загляделась на саксофон и
ясно помню, что мундштук на нем был. А потом Руби начал играть.
     - Валерия, вы точно помните? Это очень важно!
     - Да  что  я, ослепла что  ли? - обиженно  сказала я.  - Он  же черный,
заметный. Откройте футляр и убедитесь сами.
     Следователь встал, молча подошел  к  футляру, открыл  его и,  заглянув,
продемонстрировал мне содержимое. Мундштука на саксофоне не было...

x x x
     Михаэль  морочил мне голову еще около часа. Я горько пожалела, что Лина
избежала  этой участи.  Он выспрашивал,  не  видела  ли я, кто стоял рядом с
эстрадой за пять минут до  происшествия, за минуту, через минуту после того,
как закончил  Руби, и так  далее, без конца. Но я твердо стояла на  своем: у
эстрады в течение десяти минут, кроме нас с Линой, никого не было.
     Наконец,  Борнштейн  понял,  что  от меня больше ничего не добиться,  и
отстал. Он принялся расспрашивать  музыкантов, а я, от  нечего делать, пошла
бродить по  Оленьему парку. Ноги сами принесли  меня  в ту  сторожку,  около
которой намедни мы с Денисом отсиживались в кустах.
     Дверь была полуоткрыта. Ничто так  не стимулирует здоровое любопытство,
как незапертая дверь. Просто невозможно не войти. И я вошла.
     Внутри   стоял  запах  пыли.   В   углу   столбиком  были  нагромождены
пластмассовые садовые стулья. Валялись какие-то пакеты, картонные коробки. В
общем, кладовка для почти ненужных вещей.
     Пожалев, что вообще  сюда зашла, я  повернула было обратно, но тут  мое
внимание  привлекло  окно.  Мутное,  давно  не  мытое  стекло практически не
пропускало света. Но даже в при таком  слабом освещении  я заметила,  что на
грязном  подоконнике что-то  валяется. Подойдя  поближе,  я  пригляделась  и
протянула  руку, чтобы взять этот предмет.  Но тут же отдернула, так как  на
подоконнике   лежал  конусовидный  эбонитовый  наконечник  -  скорее  всего,
пропавший мундштук от саксофона. И у него был отломан кусочек с краю.
     Поспешив  выйти  из  домика,  я  бросилась было  бежать  к  Михаэлю, но
остановилась и задумалась. Пока я его  найду, пройдет пять минут или десять.
Все может случиться  за это время. Лучше не рисковать.  И я не нашла  ничего
лучшего, как позвонить ему по сотовому телефону.
     - Алло, Михаэль, это я, Валерия.
     - Где вы? И почему вы звоните?
     - Михаэль, я не могу отойти, лучше идите сюда.
     - Куда это сюда?
     - По  гранитной дорожке до  бассейна, а там между пальмами к маленькому
домику. Я жду вас.
     Телефон  отключился. Через  несколько  минут на поляне  перед сторожкой
показались обеспокоенные Михаэль и один из охранников зала торжеств.
     -  Валерия!  Как вы меня  напугали!  Я было подумал,  что вы  попали  в
капкан...
     - Посмотрите вот на это, только не трогайте руками, - и я завела его на
склад.
     - Ничего себе!.. - ахнул он. - Вам везет, как новичку в покер! Валерия,
вы ничего не трогали?
     - Нет, и вам не советую. Этот мундштук, вероятнее всего, отравлен.
     Следователь достал из кармана носовой платок, осторожно сбросил на него
пластмассовый наконечник, и мы вышли наружу.
     При свете дня эта штучка выглядела вполне безобидно. Вот только...
     - Валерия, посмотрите,  - Михаэль  поднес платок к моим глазам. - Вот и
жало...
     На черной гладкой поверхности виднелся маленький заусенец, но, несмотря
на свою величину, он казался весьма острым.
     - Нужно немедленно отдать в лабораторию, - сказал он и положил платок в
карман.
     - Что вас понесло туда, Валерия? - спросил меня Михаэль.
     - Вчера мы с  Денисом гуляли  здесь и оказались  случайными свидетелями
одного разговора.
     - Интересно... - Борнштейн подался вперед, как гончая,  почуявшая след.
- Продолжайте.
     -  Разговаривали двое,  причем  на  повышенных тонах.  Один не местный,
турист  из  России. Другой был  странно одет и вообще производил впечатление
бомжа, попавшего на светский раут.
     - Вы знаете имена, фамилии?
     - Постойте, дайте  вспомнить.  Лина  что-то мне рассказывала о туристе.
Нет, не  Лина,  - я потерла  лоб. -  Вспомнила! Леонид  Горелов.  Так второй
назвал иностранца. Он еще денег у него просил, а Горелов сердился и  кричал,
что евреи ему надоели.
     - Насильно мил не будешь, - усмехнулся Михаэль. - А как звали второго?
     - Мика  Перчиков.  Он одет  в джинсы и  футболку. Я еще  подумала,  что
наряд,  прямо скажем, не авантажный для такого приема. Мика еще  сказал, что
они втроем вместе учились в Москве, в институте геологии.
     - Неплохо для начала,  спасибо, - поблагодарил меня следователь, - Надо
будет тут тщательнее поискать... А сейчас давайте вернемся к музыкантам.
     Ансамбль  не репетировал, все  сидели  на краю  эстрады  и ждали нашего
возвращения. Подойдя к ним, Михаэль вытащил из кармана платок.
     -  Посмотрите,   пожалуйста,   -   сказал  он   ребятам,   разворачивая
вещественное доказательство, - можете ли вы сказать, что это такое?
     Йоханан  хотел  было   взять  мундштук,   но  Борнштейн  отвел  руку  и
предупредил  об  отпечатках  пальцев. Музыканты окружили  Михаэля  и  громко
переговаривались, обсуждая увиденное.
     - Нет, - сказал Йоханан,  подводя итог, - это не Венин мундштук. У него
более  длинный и сделан из эбонитовой пластмассы. Веня  его из Союза привез,
такие здесь не делают.
     - А этот из чего сделан?
     -  Трудно сказать,  но,  по-моему,  из  обычного  пластика.  А Венин  -
потертый, массивный.
     -  Вениамин всегда  носил  мундштук с собой и  навряд  ли  дал  бы  ему
поломаться, - добавил толстый ударник.
     - А почему бы вам не спросить его самого? - Йоханан хмурился, ему давно
хотелось вернуться к репетиции, а тут такая докука в нашем лице.
     - Непременно, - ответил Михаэль и широко улыбнулся.  -  Надеюсь, у  вас
есть номер телефона вашего товарища?
     - Есть, звоните, - Йоханан протянул ему сотовый телефон с уже набранным
номером.
     Телефон не  отвечал. Михаэль  прослушал еще несколько  гудков и  вернул
мобильник хозяину.
     -  Надо  звонить  в  больницу.  Наверняка Вениамин там, а  сотовый  он,
по-видимому, отключил. Или в больнице помехи. Как вы сказали, его фамилия?
     - Додельзон.
     - Михаэль, давайте я позвоню в больницу, - предложила я.
     - Окажите любезность, - кивнул он.
     Дозвониться до "Сороки"  оказалось непросто. А несколько  раз  набирала
справочную   телефонной   компании,   потом   коммутатор   больницы,   потом
информационный центр. Наконец, мне ответили:
     - Информационный центр "Сорока", говорит Анат.
     - Добрый  день, Анат, скажите, к вам вчера поступила больная по фамилии
Додельзон. Имени, к сожалению я не знаю.
     - Ждите, проверяю, - я  услышала, как застучали по компьютеру проворные
пальцы.  И вдруг в нейтральном голосе телефонистки послышались металлические
нотки. - Кто вы ему?
     Без слов я протянула трубку Михаэлю.
     - Говорит старший следователь по  особо важным делам Михаэль Борнштейн.
У вас госпитализирована больная Додельзон?
     По мере  получения информации лицо Михаэля менялось.  Наконец, он нажал
кнопку "End".
     - Мне нужно срочно ехать в больницу!
     - Что случилось? - встревожилась  я. Музыканты подошли ближе и ожидающе
смотрели на него.
     -  Никакой больной  матери там нет, а вот Вениамин Додельзон в коме. Он
находится в реанимации. Дорожная катастрофа.

x x x
     Домой меня привезли на микроавтобусе ансамбля. Я  без сил опустилась на
диван и не могла пошевелиться. Сколько я  так просидела, не знаю. Опомнилась
лишь тогда, когда Даша вернулась со школы.
     - Мамуля, я сегодня рано!
     - Да? - сказала я, чтобы только среагировать как-нибудь. - А почему?
     - Нас возили в кибуц на подготовку к поездке в Лондон.
     - И как вас там готовили?
     - Сначала  была лекция о  международной  политике Израиля,  соглашениях
Осло и Уайт. Жутко нудная лекция. Даже училка заснула.
     - А зачем  вам в Лондоне политика Израиля? Я думала,  вам по английской
истории будут лекции читать. Чтобы не дай Бог, вы в королях не запутались...
     -  Это для того, чтобы мы смогли ответить. Если спросит  кто-нибудь. Мы
должны достойно представлять за границей нашу страну.
     Дежа вю! Кажется, мы это уже проходили... Интересно, такие исторические
параллели  с  совком  здесь потому,  что обе страны были  основаны  русскими
евреями? Или есть еще какой-то скрытый смысл во всем этом маразме?
     - А второй  урок  мне больше понравился, -  сообщила дочь, распаковывая
рюкзак.
     - Английский или компьютеры?
     -  Нас  привели  в  кибуцную  столовую,  накрыли  стол.  И  мы  учились
пользоваться вилками для рыбы и десертными ложками. И знаешь,  мама, я почти
все знала!
     Ну, это  уже получше, надо будет  поблагодарить Элеонору, мать  Дениса.
Она брала Дарью к себе,  когда мы с ее сыном уезжали за  границу.  И то, что
моя  дочь  может смело ехать в Англию и орудовать десертной ложкой в строгом
соответствии с этикетом - целиком ее заслуга.
     - Молодец! - похвалила я ее.  - Теперь не стыдно тебя хоть к английской
королеве на обед отпускать. Кстати, есть хочешь?
     - Не-а, я же говорю, в кибуце кормили...
     И моя дочь уселась за компьютер.
     Мне вдруг жутко захотелось  пройтись и  привести  в порядок свои мысли.
Надев удобные туфли, я сказала Дарье, что пошла на море, и вышла из дома. До
Национального парка пешком около двадцати минут, а там и до моря недалеко.
     Люблю бродить одна, когда собеседниками являются лишь шум волн  и крики
чаек. Люблю вдыхать терпкий соленый воздух  с запахом йода и собирать  витые
ракушки,  похожие на  спиральные морковки. Такие прогулки  прочищают мозги и
легкие, а небольшая физическая усталость от ходьбы только помогает заснуть.
     На зеленых лужайках под  пальмами и платанами были разбиты  палатки. Со
всех сторон доносился  запах жареного  мяса  и крики  детей,  гоняющихся  за
мячом.  Я  шла  к  морю,  увертываясь  от пластмассовых летающих  тарелок, в
изобилии носящихся в воздухе. Эти  игрушки,  в  качестве  рекламы, раздавала
фирма по производству йогуртов, поэтому  разноцветные тарелки были  шлягером
этого купального сезона.
     Мое внимание  привлек  человек, бредущий по  траве. Он шел  впереди,  и
поэтому лицо его я не видела. Человек держал в руках какой-то прутик, иногда
внезапно останавливался и махал им. За ним бежали дети, но он не  обращал на
них никакого внимания.
     Люди  с  "тараканами  в голове"  всегда  обращают на  себя  пристальное
внимание. Многие  из  них, скорее всего, больны. Но  и здоровые  чудаки чаще
всего вызывают опасения и подвергаются насмешкам. К большому миру нормальных
людей у них только одна просьба: чтобы не мешали им жить в своем придуманном
идеальном  мире,  где   они  чувствуют  себя  намного  лучше,  нежели  среди
правильных мнений и жестких обычаев реальности.
     Вот  и  сейчас,  вне  всякого сомнения,  вихрастый  худой  человек  был
поглощен   чем-то  нужным   и  главным   для   него,   а   мальчишки  мешали
сосредоточиться.
     Решив, что я дошла до цели и теперь могу присесть и немного позагорать,
я мгновенно забыла о чудаке с прутиком и поискала подходящее место.
     За спиной у меня был складной шезлонг, состоящий из шести гнутых трубок
и прямоугольного  куска желтой  парусины. Это  пляжное кресло  я  купила  на
весенней распродаже, оно обошлось мне в копейки, и я жаждала его обновить.
     Усевшись  под  пальмой,  дававшей  редкую  тень,  я  принялась собирать
складной  стульчик,  пользуясь инструкцией,  вложенной  в мешок с  трубками.
Естественно,  шезлонг складываться в форму,  удобную для сидения  на нем, не
желал. Я крутила трубки и так, и эдак, пока чертово кресло не стало походить
на ощетинившегося осьминога, и вдруг сзади услышала:
     - Что это вы делаете? Давайте, помогу...
     Обернувшись, я  увидела Мику Перчикова.  В руках  он  держал  изогнутый
прутик.
     - А-а! - невольно произнесла я. - Это вы?
     - Да, - кивнул он, ничуть не удивляясь, - это я.
     - Кажется, вас зовут Мика...
     - Вы меня знаете? После той публикации меня каждая собака знает...
     - Какой публикации? - удивилась я.
     -  В  местной  бесплатной  газетенке.  Они сфотографировали  меня возле
палатки и написали, что мне негде жить и я бродяжничаю в парке.  Ко мне даже
социальная работница приходила, уговаривала.
     - Зачем?
     - Снять жилье, переселиться в  дом, - рассказывая это, он  ловко собрал
мой шезлонг, изготовленный китайскими умельцами, и усадил меня в него. А сам
пристроился рядом, на траве.
     - А вы, конечно, не хотите...
     - Зачем? - он вопросительно посмотрел на меня. - Я в геологоразведочных
партиях  по  полгода  жил  в  худших условиях, в холоде, сырости, и  ничего,
привык. А тут красота: тепло, вон туалет недалеко, кран с пресной водой.
     - Может, у вас денег нет? - спросила я и тут же мысленно себя обругала,
чего это я задаю такие вопросы.
     - Есть, - серьезно сказал он,  - пособие платят как репатрианту.  А мне
много и не  надо. Ем мало, покупаю каждый день, чтобы свежее было, купаюсь в
море. И что они от меня хотят, не понимаю...
     Возразить  было  нечего.  Человек  был  доволен своей  жизнью, которая,
кстати говоря,  была  для  него  привычна и  любима. Но это  шло  вразрез  с
устоями, и поэтому было нежелательным. Я вспомнила, что  однажды прочитала в
газете о мальчике из Норильска, которому все время было жарко, даже зимой. И
он при нашей  зимней температуре плюс десять приходил в школу в майке, когда
все остальные  натягивали на себя куртки и свитера. Так социальные работники
чуть  не лишили его мать родительских  прав из-за  того,  что она, якобы, не
смотрит за ребенком.
     - Что это у вас? - я показала на прутик.
     - Лоза, - сказал он и протянул мне ее.
     Я повертела прутик в руках. Ничего особенного, только изогнут круто.
     - А для чего он вам?
     - Воду  ищу, -  Мика  посмотрел на  меня прозрачными  голубыми глазами,
которые  ярко  выделялись  на его загорелом, испещренном  морщинами  лице, и
добавил: - И найду, обязательно найду. Она покажет...
     Когда-то я читала о  лозоходцах - как они спасали караваны в пустынях и
открывали подземные реки, - но никогда не могла представить себе,  что увижу
одного из них собственными глазами.
     - Покажите, - попросила я его.
     -  Он неохотно взял прутик в руки, видимо, не желая  тратить  волшебные
свойства по пустякам, и повертел им. Лоза качнулась и застыла. Мика проделал
это упражнение еще раз, и лоза показала уже другое направление.
     - У  вас  в сумке бутылка  с водой, а там  -  кран, - он махнул рукой в
сторону, куда показывала лоза.
     Этот  эксперимент  меня  абсолютно  не  убедил, хотя  бутылка  с  водой
действительно лежала у меня в сумке. Мика заметил мой скепсис.
     - Вон там,  - с жаром  сказал он и показал в  сторону  моря, - огромный
откос. Морская вода  тысячелетиями вымывала породу.  И до пласта воды совсем
недалеко.  Только нужно найти самую близкую  к поверхности  земли  точку.  А
площадь - несколько десятков квадратных километров! Мне и за год не осилить.
     - Может, не надо?.. - я попыталась осторожно возразить.
     - Как -  не  надо?  - Мика вскочил и принялся размахивать прутиком.  Вы
что, историю города не знаете?! Здесь же были термы! Римские горячие бани. А
воду они где грели? Деревьев никаких нет - все поздние посадки. Значит, были
горячие  источники!  Между  прочим,  в  сорока  километрах  от  Ашкелона,  в
Хамей-Йоав, есть геотермальные воды...
     - Вы думаете, что и здесь можно отыскать?
     - Уверен! - заключил он. - А для туризма эти воды какое подспорье! Нет,
я чувствую, здешний бассейн намного больше того, в Хамей-Йоав.
     Он замолчал и уставился в одну  точку. Я смотрела на него и соображала,
как перевести разговор на Руби Вольфа  и беседу в сторожке. То, что Перчиков
меня  не узнал, было ясно: тогда мы разговаривали в полумраке,  и на мне был
яркий макияж. А сейчас -  шифоновые штаны, чтобы не стеснять движений, майка
и хвостик на затылке.
     Но он помог мне сам. Помолчав, Мика неожиданно произнес:
     - А денег он давать не хочет!
     - Кто? - заинтересовалась я.
     - Робка. Да и Ленька хорош...
     - При чем тут он? - я решила не скрывать, что мне знакомы его друзья. -
Он же турист. Приехал, уехал и все.
     -  Я им  обоим говорил  -  и ему,  и  Рубику: дайте денег на изыскания,
сторицей обернется. А они... Эх! - Перчиков устало махнул рукой.
     Обычная  история.  Чудаку,  нелепому  человеку не доверяли и не  хотели
принять во  внимание его слова,  хотя знали его  много лет. Когда поступками
управляет капитал, тут уж не до старой дружбы.
     -  А почему вы тогда, на свадьбе, пошли в сторожку? - прямо спросила я,
надеясь, что Мика не испугается и не начнет переспрашивать, откуда я знаю.
     - Да не в сторожку, а за нее, - смутился он. - Туалеты, знаете, далеко,
а я пива напился.
     - И там встретились с Леней?
     Скорее всего, я перегнула палку, так как  Перчиков  отступил  на шаг  и
исподлобья посмотрел на меня.
     - Собственно говоря, кто вы такая? Выспрашиваете, высматрив