его  вину  и  который,
строго говоря, Мандзюк не должен был исключать, то здесь,  по  ее  мнению,
Алексей покривил душой. Не ей, Галине, он делал одолжение, а себе:  искать
потерпевшего, который не хочет, чтобы его нашли, - дело  хлопотное.  Здесь
безусловно, сказался "синдром  Мандзюка".  Хотя  с  другой  стороны,  если
потерпевший желает оставаться неизвестным, это  его  дело.  Очевидно,  его
рана не так уж серьезна - царапина, не более. Иначе бы он не стал думать о
том, как отреагирует жена на эту не очень приглядную, но отнюдь не роковую
историю: серьезно раненный человек в первую очередь подумает о себе, своей
ране. Инстинкт самосохранения - никуда не денешься! А он сел  в  машину  и
укатил. Значит, ничего страшного не произошло, и Мандзюк прав:  нет  нужды
проявлять этот эпизод.
     Однако о своем разговоре с Мандзюком  Галина  сочла  нужным  сообщить
Варваре Степановне Химченко, к которой зашла,  поднявшись  на  этаж  выше.
Варвара Степановна выслушала ее, но от комментариев воздержалась и  вскоре
перевела разговор на другое. Решив служебный вопрос, они еще минут  десять
поболтали о том, о сем (что ни говори  -  женщины),  и  Галина  поехала  в
Управление.
     Там ее ожидала убитая горем Тамара Зимовец. Не вдаваясь в подробности
и ни на кого не  ссылаясь,  Галина  сказала,  что  Анатолий  действительно
совершил хулиганский поступок, возмутительный  и  дерзкий,  за  что  будет
привлечен к уголовной ответственности. О том, чтобы дело не  передавать  в
суд - не может быть и речи: Анатолий - взрослый парень и  должен  отвечать
за  свои  поступки.  Однако,  увидев,  что  Тамара  совсем  поникла,   она
смягчилась и сказала, что  до  суда  Анатолия,  видимо,  освободят  из-под
стражи  и,  если  из  ПТУ  будет  положительная  характеристика,  то  суд,
безусловно, примет ее во внимание.
     - В тюрьму его не посадят? - заглянула ей в глаза Тамара.
     - Думаю, что мера наказания не будет связана с  лишением  свободы,  -
как можно сдержанней сказала Галина.
     Тамара немного успокоилась, вытерла слезы, передала ей характеристику
на Анатолия, которую  уже  успела  получить  в  ПТУ.  Характеристика,  как
следовало   ожидать,   была   положительной,   однако    не    формальной:
обстоятельной, написанной живым языком: "...Анатолий  Зимовец  -  отличник
учебы,  параллельно   с   основной   специальностью   овладел   профессией
реставратора... По характеру вспыльчив, но отходчив... Не  терпит  обмана,
несправедливости..."
     - Матвей Петрович называл его правдоборцем,  но  укорял  за  то,  что
Толик лезет на рожон, - следя за скользящими по  строчкам  глазам  Галины,
сказала Тамара.
     - Кто такой Матвей Петрович? - оторвалась от документа Галина.
     - Покойный профессор Яворский. Он нашего отца, можно сказать, с  того
света вытащил, а потом еще два года колдовал над  ним,  пока  на  ноги  не
поставил. Толик чуть ли не молился на него: что Матвей Петрович скажет, то
для Толика закон; когда Матвей Петрович давал  ему  переплетать  книги  из
своей  библиотеки,  Толик  над  ними  ночами   сидел,   каждую   страничку
ремонтировал.
     Галина вспомнила свой визит к  профессору  Яворскому,  его  самого  -
коренастого, пожилого, одутловатого, с выпуклым лбом, пристальными, но  не
строгими глазами. Это было год назад. Тогда она обратилась к нему в  связи
с Толиком Зимовцем. Яворский пригласил ее к себе, вышел навстречу,  провел
в свой кабинет, все стены которого были заставлены стеллажами  с  книгами,
посадил в вольтеровское кресло, угостил кофе, который сам  приготовил  тут
же в кабинете. Был внимателен: расспрашивал о работе ("Не  трудна  ли  для
женщины?"),  о  семейном  положении  ("Не  замужем?  Не  огорчайтесь,  эту
глупость вы  еще  успеете  сделать"),  показал  свою  библиотеку,  которой
гордился ("Здесь больше семи тысяч томов. А первую свою книгу я на башмаки
выменял. Пять лет мне было. Представляете?"). Об  Анатолии  сказал  только
то, что действительно подарил ему двухтомник Конрада. Но от характеристики
парня воздержался.
     - Об Анатолии у  меня  сложилось  определенное  мнение,  но  вам  его
высказывать не буду - боюсь подавить  своим  авторитетом.  Вам  необходимо
собственное мнение о нем составить. Я правильно понимаю вашу задачу?
     Галина согласилась с ним...
     Заверив Тамару,  что  характеристика  будет  передана  кому  следует,
Галина попрощалась с ней.
     До обеда занималась текущими делами, отодвинув на второй  план  мысли
об Анатолии Зимовце - после допроса все станет ясно. Без четверти  час  ей
позвонила Химченко:
     - Галочка, я забыла передать отчет о правовой пропаганде. После обеда
пришлю  с  нарочным.   Возможно,   подъедет   сержант   Бессараб.   Он   -
водитель-оперативник...  -  Варвара  Степановна  сделала   продолжительную
паузу, а затем сказала, почему-то понизив голос: - Бессараб  участвовал  в
задержании  Зимовца.  Поговори  с  ним.  Возможно,  он   чем-то   дополнит
полученную тобою информацию...
     Сержант  Бессараб  зашел  к  ней  в  половине  третьего.   Моложавый,
подтянутый,  он  показался  вначале  Галине  недавно  отслужившим  срочную
службу, но потом она заметила морщинки у висков, блестки седины в  светлых
волосах и поняла, что сержанту уже за тридцать.
     Разговорить его  оказалось  нетрудно.  Он  не  счел  нужным  что-либо
скрывать от младшего лейтенанта Юрко,  которая  была  не  просто  офицером
милиции, но и  сотрудником  городского  Управления  -  какое  ни  есть,  а
начальство! И вот он поведал.
     Вечером 28 июня сержант Бессараб и лейтенант Кленов патрулировали  на
служебном "Москвиче"  в  поселке  Октябрьском.  В  21:15  они  выехали  на
Окружную дорогу, как раз в  это  время  их  вызвал  по  радио  оперативный
дежурный и велел ехать к ресторану "Сосновый бор", где хулиганит  какой-то
парень. Через восемь минут они  были  на  месте  происшествия.  Как  потом
выяснилось, этот парень (фамилия его Зимовец) появился в  ресторане  около
двадцати одного часа. Был уже пьян. Играла музыка,  посетители  танцевали.
Зимовец начал приставать к танцующим, и  официант  Шерстюк  вывел  его  на
улицу. С Шерстюком Зимовец драться не стал: официант на голову выше его, а
комплекцией со старшего лейтенанта Мандзюка будет. С таким не  подерешься!
А вот с молодым мужчиной, который  вскоре  вышел  вслед  за  ним,  Зимовец
схватился.  Это  произошло  на  примыкающей  к  ресторану   бетонированной
площадке для паркования машин. В то время там  стояло  шесть  автомобилей.
Очевидцы рассказывают, будто Зимовец подошел к  одному  из  автомобилей  -
новенькой "Ладе",  стал  пинать  ее  ногой.  К  нему  подбежал  упомянутый
мужчина, оттолкнул, а потом ударил. Это видели туристы с турбазы  "Сокол":
двое мужчин и одна женщина. Турбаза расположена напротив ресторана, а вход
в нее - наискось, метрах в  семидесяти.  Очевидцы  стояли  у  ворот  базы,
разговаривали между собой и не сразу поняли, что происходит. Когда  парень
подошел к машине и стал пинать ее, туристы подумали,  что  он  ударяет  по
скатам - пробует, хорошо  ли  накачаны.  Но  потом  обратили  внимание  на
подбежавшего мужчину и на то, как он оттолкнул, а затем ударил Зимовца. От
удара парень упал, мужчина начал осматривать свою машину, но  тут  Зимовец
поднялся и бросился на него с ножом: полоснул по  правому  плечу  и  руке.
Мужчина левой рукой сумел перехватить руку противника, в которой был зажат
нож, но едва удерживал Зимовца; оно и понятно, что сделаешь одной, да  еще
левой рукой! Очевидцы сообразили, что дело  приняло  серьезный  оборот,  и
бросились выручать мужчину... Милицейский патруль подоспел, когда  Зимовца
уже  унимали  двое  туристов  и  выбежавший  на  крики  официант  Шерстюк.
Потерпевший стоял тут же и смотрел,  как  усмиряют  парня...  Нет,  он  не
вмешивался, раненному в такую возню лезть незачем...
     - Почему вы решили, что владелец "Лады" ранен? - перебила его Галина.
- Вы видели на нем кровь?
     - Как же ее было не видеть! Вся рубашка с правой стороны  окровавлена
была, хоть выжимай. Он без пиджака был, в  шерстяной  темно-серой  рубашке
навыпуск. А такая  рубашка  от  ножа  не  предохранит.  Мы  с  лейтенантом
Кленовым потому и не задержали его  для  объяснений,  что  ему  немедленно
медицинская помощь требовалась.
     На какое-то мгновение Галина потеряла дар речи. Вот тебе и  царапина!
Мелькнула мысль: а не присочиняет ли Бессараб? Однако подозрение не  имело
под собой почвы: какой смысл сержанту лгать? Но в таком случае получается,
что лгал Мандзюк. И она  вспомнила  дипломатическое  помалкивание  Варвары
Степановны,  а  потом  ее  неожиданный  звонок,  некоторую  неловкость   в
разговоре по телефону. Варвара Степановна - большой дипломат, она не хочет
ссориться с Мандзюком, но и грех на душу брать  не  желает.  Вот  и  нашла
выход - прислала с пакетом этого бравого сержанта.
     - Но как же он... Что же этот  мужчина...  -  Галина  по-прежнему  не
находила слов. Но потом собралась с мыслями,  спросила:  -  Как  же  он  -
тяжело раненный сел за руль?
     - Девушка, которая была с ним, за баранку села.
     - Девушка?!
     - Ну да. Я, сказать по правде, хорошо ее не разглядел,  уже  темнело,
да и впопыхах все произошло - мы только подъехали, а они почти  тут  же  и
уехали. Заметил только, что рослая, стройная, светловолосая. Лет двадцать,
не больше. В белых джинсах и  водолазке  была.  Но  я  на  мужчину  больше
внимание обращал. Вел он  себя  как-то  странно:  здоровой  рукой  раненую
придерживал, но на само ранение не реагировал, смотрел на  парня-хулигана.
Девушка уже за баранку села, волнуется, торопит, а он стоит и смотрит  как
Зимовца унимают. Я тоже сказал ему, что надо немедленно в медпункт ехать -
там неподалеку  в  доме  отдыха  "Заря"  круглосуточно  фельдшер  дежурит.
Объяснил: как туда добраться.
     - И что же он?
     - Поблагодарил. Спокойно так поблагодарил, будто не к спеху ему было.
И снова на Зимовца посмотрел,  внимательно  так  посмотрел.  Потом  сказал
лейтенанту Кленову, что парня надо показать врачу.
     - Зачем? - не поняла Галина.
     - Видно, считал, что тот рехнулся. Ну, а потом сел в машину  рядом  с
девушкой, и они уехали.
     - А Зимовец?
     - Похоже, что  он  действительно  был  не  в  себе:  рвался  из  рук,
брыкался... Мы почему на номер  машины  не  посмотрели?  Как  подъехали  и
увидели такую ситуацию,  Кленов  сразу  бросился  на  помощь  тем,  кто  с
правонарушителем  боролись,  а  я  около  потерпевшего   задержался.   Тем
временем, его девушка развернула машину, поставила ее к нам правым бортом,
я открыл дверцу, помог мужчине сесть  в  кабину.  Потом  оглянулся,  чтобы
посмотреть, как там сладили с хулиганом, а девушка, как  рванет  "Ладу"  с
места и сразу за поворот. Я не успел заметить номер. Очень уж  быстро  все
произошло. Да и подозрений в отношении этого  мужчины  не  было...  Я  так
понимаю, Галина Архиповна: что драка не случайно возникла.  Зимовец  искал
эту девушку в джинсах. Официант Шерстюк рассказывает: как  только  Зимовец
вошел в ресторан, так стал  подходить  к  танцующим,  заглядывать  в  лица
женщинам. Там темновато было, вот он и присматривался. Выходит,  на  почве
ревности это произошло - и хулиганство, и драка.
     Галина не знала, что и думать. Рассказ Бессараба  по-иному  очерчивал
столь небрежно  нарисованную  Мандзюком  картину  происшествия:  Анатолий,
безусловно, знал девицу в белых джинсах, очевидно, был увлечен, а,  может,
даже влюблен в нее.  Но  она  предпочла  другого:  преуспевающего  мужчину
средних лет, элегантного и самоуверенного, волевого и умелого в  обращении
с такими девицами. Ситуация в общем-то  банальная,  но,  при  определенном
стечении обстоятельств, взрывоопасная. Сейчас трудно гадать,  где  впервые
встретилась эта троица и как возникла ссора. Но  уже  ясно,  что  конфликт
начался не в ресторане. Скорее всего,  ссора  вспыхнула  где-то  в  другом
месте  и  была  усугублена   каким-то   оскорблением,   глубоко   задевшим
восемнадцатилетнего парня, с которым мужчина надеялся разделаться  погодя,
так сказать, одним щелчком. Но Анатолий Зимовец был не из  тех,  кто  дает
себя щелкать по носу. И мужчина, поняв это, счел за лучшее  отделаться  от
парня, благо под рукой была машина. Анатолий каким-то образом узнал,  куда
подался обидчик, и бросился следом. Перед тем, как появиться в  ресторане,
он выпил для храбрости. Гнев, замешанный на водке, породил  взрыв;  ярость
помрачила рассудок. Мужчина не ожидал такого накала  и  был  ошеломлен  не
столько своей раной, сколько неистовством восемнадцатилетнего парня.  Вряд
ли он думал в тот момент о своей жене, о том, как она прореагирует на  эту
историю: его собственная реакция не успела сформироваться:  мозг  пытался,
но еще не мог дать оценки происшедшему. А вот его спутница была  не  столь
впечатлительна,  она  меньше  всего  думала  о  причинах,   больше   -   о
последствиях и, едва появилась милиция, бросилась к машине, села за  руль.
Она сразу поняла, что ее приятель не сможет вести машину, и надо побыстрее
покинуть место происшествия. И не пострадавший, как это хотел  представить
Мандзюк, а девица в белых джинсах опасалась  скандала.  Есть  такие  ушлые
девицы, которые дома, на работе, в учебном заведении ведут себя  куда  как
благонравно, тщательно скрывая  порочность  своих  мыслей  и  устремлений,
равно как и свои отношения  с  щедрыми  на  угощение  и  подарки  женатыми
мужчинами, в чьих интересах (и ушлые девицы это учитывают) не  афишировать
такие отношения.  Хотя  могло  быть  и  другое.  В  интимные  ресторанчики
случается  приезжают  не  только  с  чужими  мужьями,  но  и   со   своими
начальниками. Бойкая, сообразительная, умеющая водить машину, девица могла
быть сослуживицей, или - что скорее всего - секретарем  этого  мужчины.  А
кто имеет личных секретарей? То-то и  оно!  Вот  где  замыкается  круг  не
только ее, Галины,  рассуждений,  но  и  рассуждений  старшего  лейтенанта
Мандзюка. Хотя надо полагать Мандзюк рассуждал  недолго  -  он  уже  вчера
наверняка знал, кто этот мужчина, и теперь думал  только  о  том,  как  бы
замять эту историю, представить ее пустяковой, не заслуживающей  внимания.
Но его уловка шита белыми нитками: установить личность пострадавшего проще
простого - достаточно  позвонить  в  медпункт  дома  отдыха  "Заря".  Даже
начинающий милиционер догадался бы.  А  сержант  Бессараб,  вероятно,  уже
навел соответствующую справку. Из профессионального любопытства должен был
поинтересоваться. Однако спрашивать его  напрямик  неудобно  -  зачем  ему
знать, что она думает о старшем лейтенанте Мандзюке...
     - Михаил Ильич, что говорит фельдшер  дома  отдыха  "Заря"?  У  этого
мужчины серьезное ранение?
     - Не обращался он в медпункт.
     - То есть как не обращался?!
     -  А  так:  не  заезжали  они  туда.  И  в  другие  медучреждения  не
обращались.
     Галина не поверила своим ушам: какая-то фантастика!
     - Откуда вам это известно?
     - Мы с лейтенантом Кленовым сегодня все городские больницы  объехали,
а в доме отдыха "Заря" и в войсковой части, что на Воздушной  -  там  есть
медсанчасть - еще вчера побывали. По регистрации за 28-ое  и  29-ое  числа
смотрели. Нигде такой случай не отмечен.
     - Ничего не понимаю! - Галина обхватила руками голову и так сидела  с
полминуты, потом посмотрела на Бессараба. - Михаил Ильич, а вы  что-нибудь
понимаете?
     - Нет... Да что я! Перед обедом, когда  мы  с  Кленовым  вернулись  в
райотдел ни с чем, старший лейтенант Мандзюк вот так же, как и вы  сейчас,
за голову взялся.
     - Мандзюк?! - едва не подскочила Галина.
     Это  нельзя  было  так   оставить.   Какими   бы   соображениями   не
руководствовался Алексей Мандзюк, он не имел  права  морочить  голову  ей,
инспектору городского Управления  милиции.  И  тасовать  факты  по  своему
усмотрению, вуалируя одни и выпячивая другие, тоже не имел права.  И  если
утром Галина еще раздумывала над тем,  жаловаться  или  не  жаловаться  на
него, то после разговора с Бессарабом, твердо решила доложить  руководству
отдела о более чем странном поведении старшего лейтенанта Мандзюка.


     Подполковник Билякевич был в Киеве на совещании, майор Уфимцев болел.
Из руководителей отдела на  месте  оставался  только  капитан  Ляшенко,  к
которому Галина обратилась не без колебаний. Она почти не сомневалась, что
он высмеет ее подозрения - ему только повод дай! - либо посчитает это дело
не заслуживающим внимания. К  тому  же  Ляшенко  был  давнишним  приятелем
Мандзюка и стоило крепко подумать, прежде чем обращаться к нему по  такому
поводу. Было еще одно обстоятельство, которое смущало Галину  всякий  раз,
когда приходилось обращаться по тому или иному вопросу к капитану Ляшенко.
     В свое время она была влюблена в Валентина Ляшенко, как влюблялась до
этого поочередно  в  киноактера  Олега  Янковского,  космонавта  Шаталова,
доцента кафедры  судебной  медицины  Сторожука.  К  счастью  (а  может,  к
сожалению), девичья влюбленность не долговечна и уже через год-полтора, за
которые старший лейтенант Ляшенко не удосужился раскрыть ее тайну  (сыщик,
называется!), Галина не то, чтобы разочаровалась, а как  бы  взглянула  на
него другими глазами. Она уже не розовела  от  ляшенковских  комплиментов,
любезностей (он расточал их не  только  ей!);  перестала  восхищаться  его
элегантностью (угрозыск - не  дом  моделей!);  не  спешила  умиляться  его
остроумным шуточкам (не всегда уместным и чаще всего небезобидным), а  его
покровительственно-фамильярное  отношение  к  ней  -   в   ту   пору   уже
студентке-заочнице, призеру областных соревнований по  легкой  атлетике  -
даже раздражало (с его легкой руки чуть ли не  все  сотрудники  городского
Управления называли ее не иначе как Галочкой). При этом, она отдавала  ему
должное: умен, находчив, умеет быть сдержанным, корректным (это  последнее
качество, по мнению Галины, Валентин заимствовал у начальника отдела). Тем
не менее, встречи с ним уже не волновали ее.
     Но потом случилось, что Ляшенко уехал в длительную  спецкомандировку,
и в отделе разом стало тихо, и как-то неуютно. Когда же он вернулся (уже в
звании капитана и ранге  начальника  отделения),  все  пошло  по-прежнему.
Впрочем, Валентин Георгиевич - отныне его надо было величать  так  -  стал
менее  категоричен  в  своих  суждениях,  оценках  и,  пожалуй,  мягче   в
отношениях с товарищами.
     А еще спустя год Галина  встретила  его  в  оперном  театре  с  очень
красивой,  но   высокомерной   женщиной,   которую   знала   как   ведущую
телевизионной передачи "Новости киноэкрана". Ляшенко растерялся, но  затем
любезно раскланялся с Галиной и даже представил ее теледаме. Но представил
так, что Галина едва не сгорела со стыда: "Это наша Галочка, о  которой  я
тебе рассказывал".
     Теледама  окинула  Галину  бесцеремонным  взглядом,   профессионально
улыбнулась, сказала снисходительно:
     - Милая  девочка.  Только  очень  худенькая.  Вам  надо  поправиться,
Галочка, килограмма на три, не больше.
     Галина тут же возненавидела и ее, и его. Но с теледамой  было  проще:
она  выключала  телевизор,  как  только   начиналась   передача   "Новости
телеэкрана",  а  вот  Ляшенко  выключить  не  могла  -  куда  денешься  от
сотрудника!
     Работа же, как известно, есть работа; и как-то случилось, что Ляшенко
оградил Галину  от  крупной  неприятности  (она  несвоевременно  отправила
подготовленный им важный документ); более того - получил  заработанный  ею
выговор. Когда же она, вдосталь  наревевшись,  собралась  духом,  пошла  к
начальнику отдела и покаялась,  подполковник  Билякевич  не  отменил  свое
решение: "Ему этот выговор полезнее, чем вам". Из чего  Галина  заключила,
что Ляшенко вовсе не любимчик шефа, как считала до  этого,  и  ему  видимо
попадает не меньше, чем другим сотрудникам.
     Она решила  взглянуть  на  Ляшенко  без  пред