вает, а голос даже пугает. Притом, чем мягче  стараюсь  говорить,
тем больше они настораживаются. Так что лучше поручите мне Бокова: с ним я
найду подходящий тон и тему разговора.
     -  Валентин  Георгиевич,  по-моему,  и  вы  уже  не  горите  желанием
встретиться с Ларисой, - обратился Билякевич к Ляшенко.
     - Нет, почему же! Если надо... Но мне  кажется,  что  с  учетом  всех
обстоятельств, с Ларисой должна говорить женщина.
     - А если поручить это Юрко? - предложил Мандзюк.
     - Лучшей кандидатуры не подберешь! - поддержал его Ляшенко. - Галочка
сумеет.
     - Сумеет, если вы поможете, - резюмировал Билякевич, - Юрко  придется
коснуться неприятных для девушки тем: смерти отца,  отношений  с  мачехой,
тем же Боковым. Тут надо быть  предельно  деликатной  и,  по  возможности,
отсечь все, что не имеет прямого отношения к конфликту на автостоянке.  Но
чтобы отсечь несущественное для дела, мы должны определить, что  отсекать.
Поэтому следует получить как можно более  полную  информацию  о  Ларисе  и
окружающих ее людях...
     В  этом  смысле  беседа  с   Инной   Антоновной   Билан   -   старшим
преподавателем кафедры  неврологии  и  ординатором  областной  клинической
больницы - имела немаловажное значение. Но надо было учитывать,  что  Инна
Антоновна не очень охотно согласилась на встречу  с  сотрудником  милиции.
Акопян характеризовал ее как прямодушного, не способного на ложь человека.
Однако Ляшенко усомнился в этом после того, как выяснил, что первого  июля
Инна Антоновна не была  со  своими  австрийскими  коллегами,  а  вчера  не
принимала никаких экзаменов. Несомненно, у нее  были  причины  не  спешить
знакомиться с капитаном милиции Ляшенко.
     Валентин рассчитывал, что выяснит  эти  причины  в  ходе  предстоящей
беседы, примерный план которой заранее  обдумал.  Однако  ошибся  в  своих
расчетах: Инна Антоновна оказалась весьма проницательным человеком, что  в
полной мере он оценил не сразу...


     Она встретила Ляшенко сдержанно,  но  вежливо,  не  подчеркивая,  что
воспринимает его только как  официальное  лицо,  но  вместе  с  тем  давая
понять, что готова к серьезной беседе, о содержании которой догадывается.
     Пригласила в комнату, где он мог убедиться,  что  даже  дома  хозяйка
работает, не покладая рук - в глаза сразу  бросились:  пишущая  машинка  с
заложенным в нее листом бумаги, стопка уже отпечатанных листов на  большом
столе, там же пирамида медицинских  книг,  журналов  с  торчащими  во  все
стороны закладками. На  машинописном  столике  -  пепельница  с  дымящейся
сигаретой,  очки  в  позолоченной  оправе,  недопитый  кофе  в  фарфоровой
чашечке. Шкаф был забит книгами. И только с верхней  незастекленной  полки
неприятно скалился лобастый белый череп. На хозяйке было нарядное платье -
расклешенное, в меру  декольтированное,  с  замысловатой  брошью,  что  не
вязалось с рабочей обстановкой комнаты.
     - Это я к вашему приходу  принарядилась,  -  перехватив  его  взгляд,
сказала Инна Антоновна. -  Ценю  вашу  любезность:  вы  пришли  лично,  не
передоверили этот визит  своим  подчиненным.  К  тому  же,  польщена,  как
женщина: такая любезность оказана мне самым элегантным офицером  городской
милиции... Прошу присаживаться.
     В ее тоне проскользнули иронические нотки.
     - Вы готовились к моему визиту два дня, пожертвовав даже  встречей  с
австрийскими коллегами? - решил сразу контратаковать Валентин.
     Хозяйка не смутилась и на этот раз:
     - Боже, какой вы недобрый! Так  безжалостно  уличать  во  лжи  бедную
женщину. Вы уже все узнали обо мне.
     - Как я догадываюсь, вы тоже успели навести соответствующие справки.
     Она удивленно вскинула брови, подошла к машинописному столику, надела
очки, через них посмотрела на Ляшенко:
     - У вас плохая память, Валентин... простите, не знаю отчества. В свое
время нас познакомили.  Правда,  тогда  вы  были  поглощены  другой.  Надо
признать: у вас недурственный вкус - Регина красивая женщина. Но уже тогда
я поняла, что ваш роман недолговечен: Регина из тех особ, которые  требуют
к себе постоянного и безраздельного  внимания,  а  вы,  как  мне  кажется,
человек общительный и свободолюбивый. Рабство не для вас.
     - Вы правы, - натянуто улыбнулся Валентин.
     Он был сбит с толку столь неожиданным началом и уже не думал  о  том,
как перехватить инициативу, а лишь пытался  вспомнить,  где  встречал  эту
по-девичьи стройную женщину с ироническим прищуром слегка  раскосых  глаз.
Попытался представить ее без очков, в  джинсах,  с  другой  прической.  Не
вспомнил. Не  помогло  даже  упоминание  о  Регине.  То,  что  они  где-то
встречались, - несомненно. Но где?
     - Плохо, товарищ капитан! У вас должна быть профессиональная  память,
- уже не иронически - мягко улыбнулась хозяйка. Она сняла  очки,  заложила
ногу за ногу. - Ну так и быть, помогу: нас познакомил Павел прошлой  зимой
на горнолыжной базе. Я была там с другой, до ужаса скучной компанией, а за
вашим столом было весело, и я попросила Павла ввести меня, так сказать,  в
ваш круг. Это было в баре. Неужто не помните?
     - Помню, - неуверенно сказал Ляшенко.
     Он вспомнил, что тогда, действительно, Павел пригласил за  их  столик
какую-то женщину в меховой шубке,  наброшенной  поверх  вечернего  платья,
которая  оказалась  знакомой  Регины  и  доктора  Года.  Но   тогда   ему,
признаться, было  не  до  нее:  капризы  Регины,  экстравагантные  выходки
потрясающей Клары и коньяк Гаррика Майсурадзе уже сделали свое дело...
     - Мир тесен, - усаживаясь  напротив,  сказала  Инна  Антоновна.  -  Я
понимаю: неловко допрашивать знакомых, так же как неловко  их  лечить,  но
порой приходится это делать: мы приезжаем  на  работу  не  из  космоса  и,
надевая белый халат или милицейский  мундир,  не  перестаем  быть  кому-то
родственниками, друзьями, знакомыми.
     - У меня нет мундира, - почему-то счел нужным признаться Ляшенко.
     - Вы, очевидно, хотели сказать другое - что не  считаете  меня  своей
знакомой.
     - Нет, почему же! Мы знакомы, у нас много общих друзей.
     - Это уже вопрос?
     - Не понял?
     - Об общих друзьях. Да вы не смущайтесь, спрашивайте, о чем хотите. Я
- врач и сама нередко задаю бесцеремонные вопросы пациентам.
     - И вы ответите на любой?
     Она внимательно посмотрела на него, потом сказала неторопливо, словно
задумываясь над тем, что говорит:
     - Если  сочту  возможным.  Как  догадываюсь,  наш  разговор  коснется
щекотливых тем. Лично я не боюсь щекотки, но учитываю реакцию других -  не
безразличных мне людей. Так что прошу правильно понять меня в дальнейшем.
     - Постараюсь.
     - Несколько слов о себе, чтобы вам сразу стало ясно:  что  и  почему.
Мне тридцать семь.  Это  уже  много.  Но  в  трамваях  меня  еще  называют
девушкой,  и  я  не  отчаиваюсь.  Я  врач  и,   говорят,   неплохой.   Как
преподаватель,  пожалуй,  либеральна:  дебилам  и  патологическим  лентяям
ставлю положительные оценки, каждый раз убеждая себя, что  это  у  них  от
Бога. Была замужем. Развелась из-за полной непригодности к семейной  жизни
- не могла и не научилась рожать, готовить флотский  борщ,  разбираться  в
футболе, мириться с маниакальным вниманием к телевизору  и  невниманием  к
моей особе. Кандидат меднаук. Диссертацию  сделала  и  защитила  благодаря
Матвею Петровичу Яворскому, которого считаю своим учителем. Но  думаю  вас
интересует не это. Я часто бывала в доме  Матвея  Петровича.  Это  были  в
основном  деловые  и  отчасти  верноподданические  визиты,  хотя   кое-кто
усматривал в них большее.  Меня  это  не  задевало  по  двум  причинам:  я
преклонялась перед Матвеем Петровичем, как преклоняются  перед  богами,  и
считала лестным для себя такое мнение.
     - А вторая причина? - напомнил Валентин, поскольку хозяйка замолчала.
     - Мой жизненный и врачебный  опыт  позволили  сделать  парадоксальный
вывод: мнение гораздо точнее характеризует того, кто его высказывает,  чем
тех, кому оно адресуется. А проще говоря, люди судят о других в меру своей
испорченности... Ну вот о себе в основном все. Теперь  об  общих  друзьях,
если не возражаете...
     - Не возражаю, - невольно улыбнулся Валентин.
     Ему нравилась эта женщина, хотя он уже понимал: она не  скажет  того,
что он хотел бы услышать.
     - С Региной я давно знакома, но стараюсь принимать ее в малых дозах -
при всей ее эрудиции она  слишком  категорична,  безапелляционна,  а  это,
знаете ли, раздражает. Доктора Года считаю своим наставником:  он  никогда
не отказывает мне в советах, терпеливо выслушивает мои излияния по  любому
поводу. Павла люблю, он - чудесный парень и, когда бы не разница в годах -
я старше почти на десять лет - ей-богу, женила бы его  на  себе!  Конечно,
шучу. Я не терплю принуждения в какой бы форме оно  не  выражалось,  да  и
жена из меня - никакая.
     Она бросила быстрый взгляд на Ляшенко, и  он  подумал,  что  хозяйка,
должно быть, не случайно завела этот ничего не значащий  разговор,  скорее
всего она испытывала его терпение. Но он не хотел перехватывать инициативу
- пусть говорит.
     Инна Антоновна неопределенно улыбнулась:
     - Валентин... простите, вы так и не назвали своего отчества.
     - Георгиевич.
     - Валентин Георгиевич, я понимаю, вы пришли по делу, а я  болтаю  бог
знает что. Поэтому давайте, наконец, определим круг интересующих вас  лиц,
и я не буду понапрасну судачить о других людях.
     Валентин насторожился: ему  показалось,  что  в  предложении  хозяйки
кроется  какой-то  подвох.  Но,  поразмыслив  так  и  эдак,  он  не  нашел
каких-либо подводных камней в предлагаемом русле беседы.
     -  Меня  интересует  Лариса,  ее  мачеха,  ассистент  Боков,  молодой
человек, который столь бесцеремонно  заглянул  вам  в  лицо  в  ресторане,
доктор Новицкий.
     - Доктор Новицкий?
     - Полагаю, вы знаете его?
     Инна Антоновна недоуменно посмотрела на Валентина:
     - Разумеется. -  Она  ненадолго  умолкла,  словно  подыскивая  нужную
фразу, потом улыбнулась  каким-то  своим  мыслям.  -  Я  ответила  слишком
категорично. Мы не всегда можем разобраться в себе.  Чего  уж  говорить  о
других: о тех, с кем мы встречаемся в  силу  необходимости,  или  по  воле
случая. Ведь мы детерминируем свое  поведение,  заранее  настраиваемся  на
определенную волну. Так же поступают те, с кем мы общаемся.
     - Но все-таки мы составляем мнение об  этих  людях,  -  Ляшенко  счел
нужным поддержать это несколько вольное и,  надо  полагать,  не  случайное
отступление от темы разговора.
     - И часто ошибаемся. Конечно, дурака сразу видно, и умного с  ним  не
спутаешь; пошляка выдает язык, сластолюбца - взгляд.  А  если  человек  не
дурак, но и не гений, не мерзавец, но и не святой,  можно  ли  утверждать,
что он хороший?
     - Человека судят по делам.
     - Я плохо разбираюсь в праве, но мне кажется, что судят не по  делам,
а за дело, - усмехнулась хозяйка. - Так вот имейте в виду, я - не судья. К
тому же, как большинство женщин, субъективна в своих оценках.
     - Я это учту.
     - Прекрасно. Так с кого начинать?
     Вопрос был задан неспроста: она  ожидала,  что  он  пойдет  напрямик,
спросит о том, кто его больше интересует, и таким образом раскроется перед
ней. Невропатолог, педагог - она  неплохо  знала  психологию.  Но  Ляшенко
учитывал это.
     - Мы говорили о Ларисе.
     - Это вы говорили, я еще не приступала.  -  Она  помедлила,  очевидно
оценивая его маневр. - Что сказать о Ларисе? Современная девушка. Неглупа,
но бывает вздорной:  если  что-то  взбредет  в  голову,  пойдет  напролом.
Общительна, хотя подчас замыкается, уходит в себя. Не прочь  флиртануть  -
это ее выражение, но, как мне  кажется,  в  своих  увлечениях  не  заходит
далеко - она достаточно самолюбива. Воспитанна,  вежлива,  но  маменькиной
дочкой ее не назовешь, что не удивительно, она выросла без  матери.  Очень
любила отца. Одно время люто ревновала его к мачехе. Но  потом  они  нашли
общий язык, чему во многом способствовал Новицкий.
     Она не то, чтобы оборвала, а как-то скомкала конец последней фразы, и
это не укрылось от Валентина.
     - Вы знаете парня, который хулиганил в ресторане?
     - Видела два или три раза у Яворских. Он переплетал книги:  у  Матвея
Петровича была обширная библиотека. Мне он тоже как-то  сделал  одолжение:
переплел диссертацию. Но непосредственно с ним я не общалась:  диссертацию
передала через Новицкого, они в одном доме - на Харьковской - живут.
     Ляшенко едва сдержал готовую вырваться реплику: "Вот как?"
     - Кажется, его зовут Толиком, - продолжала Инна Антоновна.
     - Звали.
     Она растерянно посмотрела на него, ткнула сигарету мимо пепельницы:
     - Он умер?
     - Сегодня утром.
     - Какой ужас!
     Она  потянулась  за  новой  сигаретой.  Кажется,  ее  огорчение  было
искренним.
     - Спасибо, что сказали, не то бы  я  наболтала  всякую  чушь.  -  Она
прикурила, окуталась дымом.
     - Что вы подразумеваете под чушью?
     - Чушь! Но если вас интересует и это, извольте. Одно время Толик  был
влюблен  в  Ларису.  По-мальчишески,   конечно:   краснел-бледнел   в   ее
присутствии, что Лариса, разумеется, замечала, что  отнюдь  не  шокировало
ее. А вот Надежда Семеновна на этот счет  рассуждала  иначе.  Она  не  раз
выговаривала падчерице за то, что слишком снисходительна к этому парню. То
ли за нравственность ее опасалась, то ли считала, что он  неровня  Ларисе.
Скорее - последнее.
     - Лариса послушала мачеху?
     - Этот флирт был несерьезен с самого начала.
     - На этой почве раньше возникали конфликты?
     - Мне об этом неизвестно.
     - Чем увлекается Лариса?
     - Всем понемногу: отдает дань моде, любит потанцевать,  не  гнушается
барами, вечерними кафе. Но вместе с  тем  занимается  спортом:  велосипед,
плавание, лыжи. Собирает книги по киноискусству.
     - Хотела стать киноактрисой?
     - Кто из девчонок не мечтает об этом!
     - В мединститут пошла по призванию?
     - Вероятно. У нее было с кого взять пример.
     - У Ларисы есть автомашина. Как часто она пользуется ею?
     - В основном на ней ездит... - Инна Антоновна замялась, но  поскольку
фраза была уже начата, закончила принужденно:  -  ...бывший  шофер  Матвея
Петровича и Новицкий.
     - Ездить может один человек, двое, очевидно - ездят.
     В неладах с грамматикой Инну Антоновну упрекнуть было нельзя. Значит,
кто-то из этих двух был добавлен  уже  в  начатую  фразу.  И  добавлен  не
случайно...
     - Лариса ладит с Новицким? -  сделав  паузу,  чтобы  не  подчеркивать
связь вопроса с предыдущим, спросил Ляшенко.
     - Она любит его, считает братом. Названым, разумеется, родство тут ни
один ЗАГС не установит, - на какое-то мгновение быстрее,  чем  можно  было
ожидать, ответила Инна Антоновна.
     - И он так считает?
     - Мне кажется, да. В свое время он уделял ей много внимания: приобщил
к  спорту,  туристским  походам,  научил  водить  ту  же  машину,  помогал
готовиться к вступительным экзаменам.
     - А сейчас?
     - Лариса стала взрослой, и это породило определенные проблемы.
     - Он стал смотреть на нее по-иному?
     - Не думаю. Лариса приехала сюда тринадцатилетней девчонкой, а он уже
был студентом-старшекурсником и смотрел на нее,  как  на  девчонку.  Такой
взгляд редко меняется.
     - И взгляд Ларисы не изменился?
     - Я уже сказала: в их  отношениях  появились  определенные  проблемы.
По-моему, она ревнует Пашу к его поклонницам.
     - Новицкий - нравственный человек?
     - Не знаю, что вы вкладываете в это во многом  субъективное  понятие.
Он честен, правдив -  порой  даже  чересчур,  что  не  всегда  и  не  всем
нравится.  Однако  в  чужие  дела  не  вмешивается  без  особого   на   то
приглашения. Аккуратен, пунктуален. Любит свою профессию: готов дневать  и
ночевать в операционной. Но вместе с тем, подвержен депрессиям - это я как
специалист отмечаю, - бывает ни с того ни с сего бросает все, в том  числе
работу, и исчезает на день-два неизвестно куда. Потом появляется как ни  в
чем не бывало. Его уже разбирали на месткоме, членом которого я имею честь
быть; так что говорю об этом не понаслышке. Что еще? Нравится  женщинам  и
порой уступает их домогательствам, хотя сердцеедом его не назовешь.  Может
выпить и даже напиться, я наблюдала один такой случай. Не курит, поскольку
всерьез занимается спортом...
     Ответ был чересчур многословен - Инна Антоновна  умела  давать  более
сжатые характеристики. Некоторая  доля  иронии  не  меняла  положения.  Но
акцентировать внимание на этом, пожалуй не стоило.
     - Как он смотрит на то, что Лариса встречается с Боковым?
     - Искоса смотрел, и Лариса перестала встречаться с Донатом.
     - Новицкий имеет на нее такое влияние?
     - Лариса сама не очень серьезно относилась к поползновениям Дона. Она
девушка неглупая и понимала, что для Доната ухаживание за ней не самоцель,
но средство.
     - Средство для чего?
     - Ну хотя бы для того, чтобы стать зятем профессора Яворского.
     - А как относилась к этому Надежда Семеновна?
     - По-разному. Когда Матвей Петрович  был  здоров,  она  считала,  что
Ларисе не следует торопиться с замужеством. Но едва он слег,  как  Надежда
Семеновна воспылала к Донату почти материнской нежностью.  Она  -  женщина
трезвая и понимала, что рискует потерять не только мужа, но и поставщика.
     - Поставщика чего?
     - В  основном,  дефицитных  промтоваров.  Надежда  Семеновна  большая
модница и не допускает мысли, что в  осенне-зимнем  сезоне  останется  без
югославской дубленки, или, допустим, итальянских сапожек.
     - Лариса тоже пользовалась услугами Бокова?
     - А чем она хуже мачехи! Мне кажется, это лишний вопрос.
     - Простите, по своей наивности я подумал, что интеллигентным женщинам
не пристало прибегать к услугам фарцовщика, - усмехнулся Ляшенко.
     - Ну что вы! Разве так можно говорить о человеке с хорошими манерами,
который был принят в доме Надежды Семеновны? О нем следует  говорить:  наш
друг Донат.
     - Кажется, вы не очень любите Надежду Семеновну?
     - Это у нас взаимно!
     - Тем не менее, бываете у нее.
     - И она порой заглядывает ко мне. Мы мило улыбаемся друг другу и  так
же мило говорим друг другу гадости. А куда денешься! У нас  слишком  много
общего: профессия, институт, приятели, память...
     - Что за человек Боков?
     -  Неотразимый  мужчина  -  это  его   основная   специальность.   По
совместительству врач, по призванию великий комбинатор. Но при  всем  том,
ужасно респектабельный: носит кольцо с печаткой, бреется два раза в  день,
говорит на трех языках, посещает секцию йогов.
     - Матвея Петровича удовлетворяли эти качества?
     - Я уже  сказала,  что  Боков  -  великий  комбинатор,  а  на  каждой
практической кафедре всегда чего-то  не  хватает,  на  что-то  не  достает
денег. В этом смысле Боков не  заменим.  Матвей  Петрович  не  вдавался  в
детали, довольствовался результатом. Кроме того, их связывали книги: Донат
снабжал Матвея Петровича всеми новинками. - Профессор, увы, не  был  лишен
человеческих слабостей!
     - Какова судьба библиотеки Матвея Петровича?
     - Часть книг Новицкий передал нашему институту.
     - Так завещал Матвей Петрович?
     - Очевидно.
     - Оставшимися книгами распоряжается Новицкий?
     - И Лариса. Но, на мой  взгляд,  они  делают  это  не  очень  удачно:
некоторые книги, как в воду канули.
     - Что за книги?
     -  Обо  всех  не  скажу,  но  недавно  я  попросила  две   книги   по
средневековой медицине - они мне понадобились для работы. Покойный  Матвей
Петрович берег их, как зеницу ока, даже мне давал их просматривать  только
в своем кабинете.
     - Редкие книги?
     - Уникальные!  Лечебники  двенадцатого  века.  Язык  универсальный  -
латинский. Но содержание более широкое -  многие  сведения  почерпнуты  из
практики современн