ит  в  порту  за  аренду
складских помещений.
   - Ага... - Толик кивнул. - И на том спасибо.
   - Не за что, дорогой  вы  мой.  Если  будет  еще  что-нибудь  интересное,
звоните, всегда рад помочь.
   Толик  вернулся  в  Москву  через  неделю.  Роман,  услышав   историю   с
памятником, покачал головой.
   - Я могу взять у тебя фирму, - сказал он. - За долги.
   - Да забирай ты ее ради бога!
   Толик брезгливо пододвинул ему папку с документами и печатями.
   Роман полистал бумаги.
   - Ладно... Это мы быстренько переоформим... Есть у меня люди. Как  дальше
жить-то думаешь?
   - А хер его знает! - честно ответил Боян.
   - Что, никаких мыслей?
   - Да нет, мысли есть. Музыкой думаю заняться.
   - Музыкой? Это дело... Покурить хочешь?
   - Хочу...

   Толик вздрогнул и понял, что задремал в наступившей на  веранде  темноте.
Очнулся он от приближающихся голосов. Беззвучно отворилась  дверь,  сверкнул
узкий лучик электрического света из коридора, щелкнул  выключатель.  Люстра,
висевшая  под  потолком  в  центре  комнаты,   вспыхнула,   заставив   Бояна
зажмуриться.
   - Садись давай, - услышал он незнакомый голос. - И я тебе  последний  раз
говорю - чтобы такого больше не было. Или мы работаем с тобой, или - все!  Я
этого безобразия больше не потерплю! Третий раз уже тебя откачиваю. Как  это
понимать? Ты мужчина или кто, в конце концов?! - Голос был тихий,  но  очень
властный, с легким восточным акцентом.
   Толик открыл глаза  и  увидел,  что  в  одном  из  кресел  напротив  него
развалился Роман Кудрявцев - целый и  невредимый,  кажется  даже,  не  очень
пьяный. Глаза его странно блестели, левый рукав рубашки был закатан,  пиджак
он бросил на диван рядом с Толиком.
   По веранде, продолжая обращенный к Роману монолог,  расхаживал  невысокий
подтянутый человек с густыми, струящимися до самых плеч черными волосами,  в
которых поблескивала благородная седина.
   Человек был в черном костюме. Уютно поскрипывали лаковые  ботинки.  Жесты
длинноволосого господина  были  плавными  и  законченными,  как  у  хорошего
драматического актера.
   - Ты меня понял, Роман? Не слышу твоего ответа.
   - Понял, - тяжело вздыхая, произнес Кудрявцев. -  Что  вы  мне  выволочки
устраиваете, будто я маленький...
   - Ты хуже, - спокойно сказал длинноволосый. - Ты большой. А дела у нас  с
тобой недетские. Сам должен понимать.
   - Да я все понимаю.
   Толик смотрел на Кудрявцева, и в памяти все  яснее  и  яснее  проявлялись
недавние  события.  Лицо  валяющегося   на   асфальте   хулигана,   внезапно
покрывшееся красным, судорожные движения остальных,  когда  в  них  попадали
пули, беззвучно вылетавшие из длинных черных стволов.
   Боян согнулся, и его неожиданно вырвало прямо на толстый ковер.
   - А, очнулся, - спокойно констатировал длинноволосый. -  Ну-ка,  пойдемте
отсюда, а то сейчас  вонять  будет.  Роман,  бери  своего  пацана.  Прошу  в
кабинет.
   Толик не помнил, как Кудрявцев довел его до кабинета. Потянув  за  рукав,
Роман провел Бояна в туалетную комнату, сунул головой в раковину, включил на
полную мощность холодную воду и подержал несколько минут под струей.  Только
теперь Толик почувствовал, что окончательно протрезвел и пришел  в  себя.  И
главное, его больше не тошнило, не было этих  отвратительных,  всегда  таких
пугающих зеленых мушек в глазах.
   Кабинет оказался со вкусом  обставленной  комнатой  -  мебель  карельской
березы, несколько старинных картин на обтянутых зеленым шелком стенах (Толик
слабо разбирался в  классической  живописи  и  не  смог  с  первого  взгляда
определить авторов), тяжелая небольшая люстра.  Единственным  диссонансом  в
убранстве кабинета был хороший компьютер, стоявший на письменном столе.
   - Для тех, кто не знает,  меня  зовут  Георгием  Георгиевичем,  -  сказал
хозяин, не глядя на Толика, но, очевидно, обращаясь к нему, поскольку, кроме
Бояна, Кудрявцева и  этого  самого  Георгия  Георгиевича,  никого  больше  в
помещении не было.
   Тут Толик понял, кто перед ним находится. Он вспомнил и золотые кольца  к
свадьбе, и чудом провезенные в Москву и оформленные во время путча паспорта,
и мебель карельской березы, которую доставал кому-то Роман.
   - Ну, господа, что мне с вами делать? - Георгий Георгиевич по-прежнему не
смотрел на своих гостей. -  Это  уже  переходит  всякие  границы.  По  вашей
милости пришлось стрелять в людей. А ведь, между прочим, был выбор. Либо эти
деятели вас замочили бы, либо мои люди - их... Что же меня заставило сделать
этот выбор?
   Кудрявцев помотал головой, словно отгоняя назойливых насекомых.
   - Ну, к чему все это? И так понятно ведь...
   - Понятно ему... Распустил я тебя, Рома, распустил.
   - А я никогда вашим подчиненным не был, - холодно  ответил  Кудрявцев.  -
Так что попрошу без фамильярностей.
   - Верно. Верно говоришь. Только уважение надо бы иметь. После того, что я
для тебя сделал. И для него, кстати. Хотя нехорошо, не люблю я напоминать  о
добрых делах, но, видишь, приходится. Память у людей короткая. Что я могу  с
этим  поделать?  А  ничего  не  могу.  Вот  и  приходится  словесами  воздух
сотрясать. Но, кажется, все равно впустую...  Ты  подумал  над  тем,  что  я
просил? - резко спросил он у Кудрявцева. - Или,  пока  водку  жрал,  некогда
было о делах размышлять?
   Кудрявцев посмотрел на часы.
   - Подумал... У меня встреча с Артуром. Через час. А?
   Он вопросительно посмотрел на хозяина.
   - Перебьется твой Артур. Тебе только сейчас на встречи и ездить. Приди  в
себя, Рома, я тебя последний  раз  предупреждаю.  Последний.  Ты  мое  слово
знаешь.
   - Да уж знаю... - Кудрявцев  тяжело  вздохнул.  -  Я  подумал.  Тут  дело
тонкое. Можно, конечно, как вы любите...
   - Это как же, позволь спросить?
   - Да вот как сегодня...
   Георгий Георгиевич помолчал, покачиваясь всем корпусом с пяток на носки.
   - Борзеешь ты, Рома. Нехорошо. Очень мне это не по душе.
   - Я дело говорю, Георгий Георгиевич. Можно так. Можно иначе.
   - Как же это - иначе?
   - Тоньше. Правильнее. И действеннее. Запугать Вавилова - дело  непростое.
Даже, можно сказать, невозможное. Он сам кого хочешь запугает. Да и мне это,
честно говоря...
   - Что?
   - Не по душе. Я не бандит, извините за выражение.
   - Извиняю.
   Толик навострил уши. "Запугать Вавилова"! Что они  собираются  делать?  А
Кудрявцев-то - хорош гусь, оказывается! Непростой мужик, надо же!..
   - Так что ты предлагаешь? - спросил Георгий Георгиевич.
   - Надо по нашей  теме  их  подловить.  Вывести  на  официальный  уровень.
Шантажировать, одним словом. Только через официальные каналы.
   - Ну-ка поясни.
   - У них есть артисты, которые торчат со страшной силой. Вот и нужно этому
делу  придать  огласку,  дискредитировать  фирму.  Что,  мол,  поощряет  она
торчков, ну вы понимаете...
   - Думаешь, их это испугает? Про наркоту и так все знают.
   - Смотря как обставить. Можно так заделать, под  такую  статью  подвести,
что у них выхода не будет. У нас  вон  генеральных  прокуроров  с  должности
снимают, не то что там... А тут - фирму какую-то прищучить... Думаю, можно.
   - Хм... И что за артисты у тебя на примете?
   - А вот это вы у него спросите. - Кудрявцев махнул рукой в сторону Бояна.
- Толик лучше знает. Он с ними со всеми трется в клубах.
   - Да? - Георгий Георгиевич впился глазами в лицо Бояна. - Знаешь?
   - Чего?
   - Чего-чего? Ты же с Вавиловым сейчас начал дела вести, или я ошибаюсь?
   - Начал... А что вы хотите?
   - Мы хотим порядок навести. Мы хотим,  чтобы  наши  эстрадные  звезды  не
превращались в бомжей, в алкашей и наркоманов. Хотим, чтобы они были  похожи
на людей. Чтобы они зарабатывали нормальные деньги. И жили как люди. Вот ты,
к примеру... Сколько тебе Вавилов обещал за твой проект?
   Толик почесал в затылке. Ему нравился этот Георгий Георгиевич.  Серьезный
человек. Его окружала какая-то  аура  стабильности  и  крепкого,  настоящего
богатства.
   - Ну...
   - Ладно, можешь не отвечать. Гроши он тебе  обещал.  А  мы  вот  с  Ромой
думаем свою фирму открыть. Вернее, она уже открыта... Да, Рома?
   - Да, - неохотно сказал Кудрявцев.
   - Собственно, я уже давно в шоу-бизнесе, - продолжал Георгий  Георгиевич.
- Не новичок в этом деле... Ну так как, Анатолий? Что ты  можешь  сказать  о
своих знакомых артистах? Все они тебе нравятся? Мне очень важно это от  тебя
услышать. Почему - объясню чуть позже.
   - Нет, не все.
   - Так. Уже хорошо. А ты не удивлен, что сегодня вас отбили  мои  люди?  -
неожиданно сменил тему Георгий Георгиевич.
   - Спасибо, что отбили... Значит, у вас с  Романом,  я  понимаю,  какие-то
серьезные дела. И вы нас страховали... Зная, что... Ну, как бы это...
   - Что Роман ушел в беспредел. Правильно я говорю?
   - Правильно... В общих чертах, - кивнул Роман.
   - Ну вот. Хоть в общих чертах,  и  то  ладно  -  с  деланным  облегчением
произнес Георгий Георгиевич. -  Но  не  только  поэтому.  Не  только.  -  Он
внимательно посмотрел на Бояна. - А еще, и в  первую  очередь,  потому,  что
главное наше богатство - это что? Люди. Люди - главное наше богатство.  Если
мы будем разбрасываться умными людьми, то вообще... не то  что  зарабатывать
перестанем, а просто без штанов останемся... Я всю жизнь так строю дела, что
у меня на первом месте - люди, а потом уже все остальное. Будут  умные  люди
вокруг - все будет хорошо. Умные и богатые. Это еще один  мой  принцип.  Чем
больше вокруг тебя богатых и счастливых людей, тем тебе лучше  и  комфортней
живется. Надо давать зарабатывать тем, кто находится рядом. Это очень важно.
Я к чему такие слова говорю?
   Он сделал шаг к Бояну. Тот пожал плечами.
   - К тому, что и для тебя, Анатолий, у меня есть работа.
   - Какая? - спросил Боян.
   - Хорошая.  По  твоей  специальности.  Я  же  тебя  давно  знаю,  правда,
заочно...
   - Да, извините. Спасибо вам за кольца... Ну те, на свадьбу...
   - Брось, пустое... Хотя спасибо, что помнишь. Это приятно... Так  вот,  я
говорю, что давно тебя знаю. И работы твои видел. Дерьмо твои  работы,  если
честно. Но тем не менее ты молодец. Тему взял. Развел галерейщиков по полной
программе. Не хуже, чем у О.Генри...  Ладно,  это  все  лирика.  У  вас  был
трудный день... - Последнюю фразу Георгий  Георгиевич  произнес  подчеркнуто
язвительно. - Сейчас вас отвезут в город... Домой. А завтра  мы  увидимся  и
поговорим предметно, Анатолий, если у вас, конечно, возникнет такое желание.
Насиловать я вас не собираюсь. Мне нужны работники, которые сами  хотели  бы
работать. А гнать на службу из-под палки - пустой номер. Ничего хорошего  из
этого не получится... Все, господа, не смею вас больше задерживать.

   - Хочешь, ночуй у меня, - сказал Кудрявцев, когда "вэн", довезший  их  до
Кутузовского, остановился возле дома Романа.
   - Ага. Можно, - ответил Толик, которому ужасно хотелось расспросить друга
о таинственном и крутом Георгии Георгиевиче.
   - Тогда пошли, -  бросил  Кудрявцев.  -  Только  в  ночник  зайдем.  Надо
что-нибудь выпить взять...
   Толик покосился на шофера. Тот смотрел в сторону  и  делал  вид,  что  не
слышит, о чем беседуют его пассажиры.
   Боян вылез из машины и зашагал вслед за Романом по Кутузовскому.
   - Может, хватит? - спросил он осторожно на пороге ночного магазина.
   - Ты что, туда же? - Кудрявцев со странной гримасой покосился на  Толика.
Такого выражения на лице Романа Боян еще не видел.
   - Куда - туда же? Я говорю, может, не надо сегодня?
   - Нового учителя себе нашел? Очередного гуру?
   - Да брось ты, Рома, о чем ты?
   - Все о том! Что, Грек понравился? Вижу, пришелся он тебе по душе. Давай,
давай, поиграй с ним...
   - А чего мне с ним играть? И почему - Грек? Это кличка, что ли?
   - Кличка, кличка.
   - Да, понравился. Во всяком случае...
   Они уже стояли у прилавка, и  Роман,  слушая  Толика,  искал  в  шеренгах
разнокалиберных бутылок то, что отвечало его настроению.
   - Во всяком случае, он говорит правильные вещи. И потом, он ведь нас спас
сегодня. Ты что, забыл?
   - Спас? Ха-ха... Спас, конечно. Еще как!  А  насчет  правильных  вещей  -
смотри сам. Если  они  тебе  кажутся  правильными,  тогда,  конечно,  полный
вперед.
   - Кажутся. Все лучше, чем водяру жрать и  по  вонючим  пивным  болтаться.
Меня там чуть не вырвало, в этом твоем шалмане.
   - Тебя в шалмане "чуть" не вырвало, а у Грека натурально сблевал.
   - Так это другое...
   - Другое... А мне вот там откровенно блевать  хочется,  у  этого  Георгия
Георгиевича, суки драной... От  одного  его  вида  тошнит.  Падла...  Собака
бешеная...
   - Ладно, хватит тебе, - одернул Романа Толик.
   - А пошел ты! - неожиданно крикнул Кудрявцев. Охранник у входа в  магазин
не пошевелился, но как-то весь подобрался.
   - Да ради бога! Охота смотреть, как ты нажираешься.
   Толик повернулся и шагнул к выходу.
   - Попутный ветер тебе в...
   Кудрявцев не договорил, махнул рукой и снова повернулся к прилавку.
   - Мне "Смирнова", вон ту, литровую.


   "ВЕЧЕРНИЕ СОВЫ"
   (ГОНОРАР)

   1
   Хорошие новости не подняли Борису Дмитриевичу настроения.
   Сегодня он с утра чувствовал свою печень. Она не болела,  не  тянула,  не
давила, он ее просто чувствовал, и это отравляло ему  существование.  Словно
Гольцман был не здоровым, богатым мужиком в самом расцвете  сил,  жестким  и
деятельным, способным мгновенно принимать важные  решения  и  держать  любой
удар, а нежной, болезненной и мнительной тургеневской барышней,  падающей  в
обморок от одного только воспоминания о пощечине, данной на  вчерашнем  балу
удалым поручиком карточному шулеру.
   Борис Дмитриевич привык быть здоровым. Ему нужно было быть  здоровым.  Он
не мог позволить себе болеть, ложиться на  обследование  в  больницу,  пусть
даже самую лучшую, не мог болтаться  по  поликлиникам  и  тратить  время  на
беседы с врачами и коллегами-больными в очереди перед кабинетом.
   Последние годы он все чаще смотрел на  себя  в  зеркало  -  в  ванной,  в
спальне, перед тем как лечь спать или проснувшись рано утром,  -  смотрел  и
тихо гордился, что  вот,  скоро  пятьдесят  уже,  столько  пережил,  столько
испытал, а еще очень даже в форме, еще может молодым дать пусть не  сто,  но
очень много очков вперед...
   И никогда ничего не болело. Да что там -  не  болело!  Он  не  чувствовал
своего сердца, не чувствовал почек, легких... Ни с  похмелья,  ни  во  время
скандалов с подчиненными и конкурентами - ни разу организм не дал  сбоя,  не
оплошал, не вывел его из строя.
   А сегодня вот обнаружилась печень.
   "Не болит, - думал Гольцман. - Пока не  болит.  А  ну  как  вступит?  Что
тогда?"
   В памяти живо всплывали истории, случавшиеся с его знакомыми.
   Игорь Мурашев. Рухнул без сознания в своем издательстве, и не где-нибудь,
а стоя перед кассой в ожидании получить гонорар  за  новую  книгу.  Сначала,
первые минуты, все думали - что-то с сердцем. А оказалось -  цирроз  печени.
Вот так и прихватило - средь бела дня. Потом, в больнице уже, Игорь говорил,
что никаких, дескать,  "звоночков"  не  было...  Ни  болей,  ничего...  Так,
чувствовал просто, что как будто растет она, печень-то... Вот и  выросла.  И
уехал мужик в больницу... А мог, говорят, и не доехать.
   Или Валька Гурвич. Прямо с улицы  в  больницу  увезли...  Инфаркт.  Слава
богу, люди помогли, посторонние совсем, а  могли  ведь  и  мимо  пройти.  Не
вызвали бы "неотложку" - все, кранты...
   Сколько таких историй было -  уму  непостижимо.  И  все  его,  Гольцмана,
ровесники. Возраст...
   Нет, нельзя сейчас сломаться. Никак нельзя. Всю жизнь горбатился, работал
дни и ночи без сна и отдыха. Вот наконец засветило что-то  впереди,  капитал
какой-никакой сколотил, так ведь нужно и пожить в свое удовольствие... Иначе
- что? В могилу деньги забирать? Так там они вряд ли понадобятся.
   Борис Дмитриевич посмотрел на  влетевшего  в  кабинет  Матвеева  с  плохо
скрытой злостью.
   "Молодой... Сволочь...  Меня  переживет,  гаденыш,  -  подумал  Гольцман,
испытывая непонятную, внезапную и острую ненависть  к  подчиненному.  -  Мое
ведь место займет. Как пить дать. Стоит мне чуть слабину дать - все, поминай
как звали. Приеду из больницы, а в моем кресле уже этот  красавец  сидит.  И
еще объяснит потом - мол, нельзя дело  останавливать,  процесс  должен  быть
непрерывным... Сам  научил,  сам  ему  первые  уроки  давал...  Нет,  нельзя
расслабляться, нельзя... Никаких болезней!"
   - Ну что, Митя, как все прошло?
   Борис  Дмитриевич  усилием  воли  отодвинул  черные  мысли  и  постарался
переключиться на приятные и привычные повседневные  дела.  Даже  нацепил  на
лицо совсем не обязательную для Матвеева улыбочку - дурацкую, слащавую, чуть
ли не отеческую.
   - Класс, Борис Дмитриевич! Вот так бы каждый месяц, просто супер!  Работа
- не бей лежачего. Сказка, одно слово.
   - Согласен. Только, видишь, к  сожалению,  эта  вещь  одноразовая.  Может
быть, года через два повторим. Каждый месяц - нереально. Даже два раза в год
- нереально. Раз в год - с большим напрягом. Народ не пойдет. Проверено.
   - Да, черт возьми. Все хорошее быстро кончается.
   - Деньги сняли с касс?
   - Сняли. Можно делить.
   - А чего делить? Все наше. Десять процентов фирме, десятку - москвичам, и
хорош. Сколько остается?
   Митя положил на диван свой кейс, открыл его и начал выкладывать на черную
кожу сиденья пачки денег, перетянутые тонкими зелеными резинками.
   - Так сколько там должно получиться?
   - Аншлаг был, Борис Дмитриевич.
   - Ого! Поздравляю!
   - Значит, если в бакинских - пятьдесят штук. Минус зал...
   - Так ведь мы за зал вперед заплатили.
   - Ну, я имею в виду мелочь всякую. Пожарники, билетерши, гардероб...
   - А, ты в этом смысле...
   - Ну да. Значит, чистыми у нас - с уплаченной арендой, со всеми  вычетами
по мелочи - сорок семь.
   - Не балуешь ты билетерш.
   - Да ладно. Три штуки как сквозь пальцы утекли.  Столько  там  шакалов  в
этом зале образовалось! Все тетеньки-администраторши в очередь выстроились.
   - Ну-ну. Давай цифры.
   - Короче, пять штук кладем  на  фирму.  Десятку  -  в  сторону.  Остается
тридцать две. По тонне ребятам. Двадцать девять.  Блядь,  деньги  просто  на
глазах исчезают. Ну вот, двадцать девять...
   - Помнишь фильм "Место встречи"?
   - Ну?
   - Так с почином вас, Глеб Егорыч.
   - Спасибо, Борис Дмитриевич. Значит, двадцать девять...
   - Ну что ты телишься? Делим пополам, и все. Тебе что, деньги не нужны?
   - Как же-с, как же-с... Еще как нужны.
   - Вот и все. Давай считай деревянные и езжай менять на  биржу.  Сейчас  я
позвоню, тебя встретят наши  парни.  А,  черт...  Им-то  ведь  тоже  надо...
Короче, списывай с нас трешку в пополаме. Отдашь ее тем, кто встретит.
   - Крыша, что ли?
   - Нет, мать твою, подпол. Крыша, кто  же  еще?  Игнат  подойдет,  ты  его
знаешь.
   - На чем ехать?
   - На своей и поезжай. Коля сядет с тобой в кабину, а там, у биржи,  Игнат
все будет держать под контролем. Посчитал?
   - Да. Вроде все верно.
   Митя сложил деньги обратно в кейс, кивнул Гольцману и вышел из офиса.
   Оглянувшись, он посмотрел на свежеотремонтированный подъезд и железную, с
кодовым замком, дверь парадного.
   Как это Гольцман  умудряется,  когда  ему  нужно,  делать  ремонт  такими
темпами?
   Да и не только ремонт.
   Продажу-покупку квартиры Стадниковой они  оформили  в  рекордно  короткие
сроки. Вся процедура заняла примерно неделю.  Еще  прах  рок-звезды  не  был
развеян по ветру,  а  в  его  бывшей  квартире  уже  начался  ремонт.  Да  и
принадлежала она теперь не вдове героя андеграунда, а фирме "Норд".
   Всего за месяц  был  снят  документальный  фильм  о  жизни  и  творчестве
Василька, включающий многочисленные  интервью,  воспоминания  современников,
панорамы мест, где жил и бывал Леков, фрагменты из его концертов разных  лет
и торжественные кадры развеивания пепла над Петропавловской крепостью.
   Гольцман настоял на концептуальном р