но в данный момент к стадиону приближалась  на  четырех
"мерседесах" делегация Союза прогрессивных либералов,  заплатившая  за  свою
рекламу большие деньги... И даже не в деньгах, собственно, было дело, хотя и
в них тоже. Дело было гораздо более серьезное... Дело  было  в  политической
ситуации и в зависимости от нее бизнеса Гольцмана, да и  самого  физического
существования Бориса Дмитриевича.
   - Что ты сказал?
   - Что слышал. Снимай, говорю, концерт. Его все равно не будет.
   Гольцман сглотнул комок, подступивший к горлу, и потянулся  к  телефонной
трубке.
   - Спокойно! - тихо вскрикнул Игнат. Он одним прыжком вылетел  из  кресла,
оказался рядом с Гольцманом, вырвал из его руки трубку, положил на  аппарат,
вытащил из собственного кармана мобильник, набрал несколько цифр и  протянул
Борису Дмитриевичу - все это в какие-то секунды.
   - Кто там? - невпопад спросил Гольцман, машинально  беря  трубку  из  рук
бандита.
   - Там Моня. Твой администратор. Он сейчас на стадионе. Поговори с ним. Он
тебе доходчивей объяснит....
   - Что? При чем тут...
   Гольцман услышал в трубке голос Мони и махнул рукой на Игната - мол,  иди
ты куда подальше...
   - Игорь? Что там у тебя?
   - Борис Дмитриевич? Это вы?
   - Я, я... Говори, что там происходит? Тут у меня какие-то... Короче, что?
   - Труба, Борис Дмитриевич! Полный аллес! Все билеты арестованы!
   - Что это значит?
   Лицо  Гольцмана  стало  наливаться  революционным   багрянцем.   Он   был
профессионалом и уже понял, что сейчас услышит. Понял, но  только  до  самой
последней секунды не хотел в это верить.
   - Никого  не  пускают  на  стадион,  Борис  Дмитриевич.  Тут  ревизия  из
налоговой инспекции... Полиция, все  дела...  Короче,  все  билеты,  которые
куплены через кассы, - фальшивые...
   - Я сейчас приеду! - рявкнул Гольцман. - Сейчас все  решим.  Потом  будем
разбираться.
   - Тут еще, - начал Моня, и Гольцман понял, что самое страшное впереди.
   - Что? - спросил он тихо.
   - Артисты бастуют.
   - Как?!
   - Говорят, что это подстава. Для того чтобы мы... то есть  вы...  ну,  то
есть "Норд"... заработали денег... Что никакой это не  памятный  концерт,  а
кидалово... И что они на сцену не выйдут. Они уже уезжать собираются. Все. И
Рената, и даже "Совы" наши... Вообще все. Как сговорились.
   - Никого не выпускать! - заорал Гольцман, заметив, как усмехнулся  Игнат,
следивший за разговором. - Никого! Запереть! Я сейчас буду!
   Борис Дмитриевич швырнул трубку на пол. Игнат, ловко изогнувшись,  поймал
ее на лету и сунул в карман.
   - Вы бы осторожней  с  чужими-то  вещами,  Борис  Дмитриевич...  Ну  как,
проясняется что-нибудь?
   - Да, - ответил Гольцман. - Мне кажется, проясняется. Мне кажется,  милый
друг, что это наезд. Я правильно понимаю?
   - Что за выражения, Борис Дмитриевич! Что  за  жаргон!  Вы  же  уважаемый
человек, солидный бизнесмен...
   - Хватит мне лапшу вешать! Хватит! Что за номера?  Ты  знаешь,  что  я  с
тобой сделаю? Ты представляешь, мальчик, с кем связался?
   - А вот хамить не надо, Борис Дмитриевич. Не надо. Я, может, по сравнению
с тобой и мальчик, да только охрана  твоя  чего-то  мне  поперек  дороги  не
встала, и на стадионе тоже... Все тихо-набожно.
   - Славно, славно... А  что  от  меня-то  вам  нужно?  Зачем  ты  срываешь
концерт?
   - А кто сказал, что я тебе концерт сорву? Ничего похожего. Дам отмашку  -
будет концерт. Не дам - не будет. И заплатишь неустойку как миленький.  Я-то
знаю, кому тебе платить надо. Не знаю, правда, сколько, но, думаю, немало.
   - Все вы знаете, все умеете... Так какого хрена тебе от меня надо?
   - Как это - какого? Большого.
   - Ты не тяни, надо решать с концертом. Что я тут, шутки  с  тобой  шутить
буду?
   Игнат снова улыбнулся.
   - Ты все пытаешься поменяться со мной местами, Боря. Это  я  тебе  сейчас
условия ставлю, а не ты мне.
   - Так что тебе надо, Игнат? Что за байду вы тут замутили?
   Гольцман встал с кресла и  начал  быстрыми  шагами  ходить  по  кабинету.
Оказавшись у двери, Борис Дмитриевич резко поворачивался на сто  восемьдесят
градусов, а приблизившись к столу, на мгновение  замирал,  касался  пальцами
бумаг и только потом поворачивался и устремлялся обратно.
   - Так, может, кто-нибудь скажет, что там у вас происходит?
   - Это у вас происходит, Боря, - лениво ответил Игнат. -  У  нас  уже  все
произошло.
   - Поехали! - тихо сказал Гольцман. - Поехали на стадион.
   - Конечно. Машина внизу, - улыбнулся Игнат.

   Гольцман, Игнат и Моня сидели на диване в гримерке,  предназначенной  для
Ренаты.
   - Значит, ты, Боря, понял наши условия? - в очередной раз спросил Игнат.
   - Условия... - Гольцман с мрачным видом взирал на носок своего ботинка. -
Понял. Тебе что-то надо подписать?
   - Ничего не надо. Твое слово, Боря, сказанное лично мне, -  этого  вполне
достаточно. Ты же знаешь наши правила.
   - Знаю, знаю. Я за базар всегда отвечал.
   - Вот и чудно. Значит, вводишь Кропалева в правление  своего  фонда.  Все
права на публикации - диски, кассеты, видео - всех твоих артистов  передаешь
нам. И ты в доле. Всего-то делов!
   - Да... Всего делов.
   "Разберемся, - думал Гольцман. - Эти бандиты еще не представляют,  с  кем
связались. Мы еще повоюем. Посмотрим, чья возьмет".
   - Ну, где Рената-то? Будем концерт начинать,  или  как?  Я  твои  условия
принимаю, теперь давай выполняй мои.
   - Будет тебе Рената, все тебе будет.
   Игнат вытащил из кармана телефон и набрал номер.
   - Шурик? Зайди в гримерочку к Ренате, будь другом.
   Гольцман усмехнулся.
   - Ты чего? - спросил Игнат, отключив телефон.
   - Так, ничего. Интересно на его рожу блядскую посмотреть.
   - Зачем же так? Он, Боря, такой же, как ты. Человек дела, я имею в  виду.
Ты же понимаешь, что без нас вы бы все равно на настоящий уровень не вышли.
   - Это почему же?
   - А потому, что все производство в наших руках. Вы ни  хера  не  сделаете
сами. Мэрия, не мэрия, это все на бумаге хорошо. И на митингах. А заводы, на
которых диски штампуются, - заводы-то под нами стоят. Так  что  давайте  все
решим миром. Иначе просто в трубу вылетите.
   В гримерку вошел Шурик.
   - Добрый день, - сказал он Гольцману и, протягивая руку, шагнул к дивану,
на котором сидел его прежний начальник.
   Гольцман хотел было послать  предателя,  обматерить,  выпустить  пар,  но
вместо этого привстал и пожал протянутую ему ладонь.
   - Здорово, Шурик. Давно не виделись.
   - Да, Борис Дмитриевич, давно.
   - Вот как все славно, - заметил Игнат, растянув рот в широкой и искренней
улыбке. - Все просто замечательно. Друзья встречаются вновь.
   - Да, - сказал Гольцман, пристально глядя в глаза Шурика. - И, думаю,  мы
сработаемся.
   - Сработаемся, Борис  Дмитриевич,  -  ответил  Шурик  очень  серьезно.  -
Конечно, сработаемся. Где наша не пропадала?
   Тон Александра Михайловича сказал Гольцману очень много.  И  то,  что  он
прочитал в глазах Рябого, ему  очень  понравилось.  Не  собирался  сдаваться
Александр Михайлович. Не  собирался  под  бандитов  ложиться.  А  значит,  и
вправду поборются они еще, повоюют. Хорошо, что они с Рябым снова  оказались
в одной связке. Михалыч - мужик ушлый... Да и он, Гольцман, тоже не лопух.
   "Разберемся, - подумал Борис Дмитриевич. - Время все  расставит  на  свои
места".
   - Ну, зови Ренату свою, - заметил  Игнат,  обращаясь  к  Шурику.  -  Пора
начинать.
   - Ты с билетами разобрался? - спросил Рябой.
   - Все схвачено. Я команду дал, ревизия уехала. Заплатили уже  кому  надо.
Можно музыку играть. Давай, Шурик, не тяни, зрители ждут, волнуются.
   - А чего мне давать? - Шурик вытащил свой телефон. - Она уже на сцене.
   Он потыкал пальцем в кнопки, поднес трубку к уху:
   - Рената, деточка, можно начинать. Все улажено. С богом!
   Дверь гримерки снова открылась, и в комнату вошел Митя Матвеев.
   - О! Еще один старый  знакомый,  -  промычал  Гольцман.  -  Что  скажешь,
господин Матвеев? Ты  теперь  самостоятельный  продюсер  у  нас,  да?  Хотя,
кажется, твое присутствие здесь говорит об обратном...
   - Правильно говорит, - кивнул Игнат. - Правильно. Иди сюда Митя. Что  там
у тебя стряслось?
   Митя подошел к Игнату и сказал ему несколько слов на ухо.
   - Так... - Бандит покачал головой. - Давай после концерта своих  девчонок
ко мне. Они и отвезут.
   - Они? - Митя развел руки в стороны. - А это не...
   - Нормально. Все будет путем. Дуй на сцену. Начинаем.
   Зазвонил телефон Мони.
   - Да? - Администратор приник ухом к трубке. - Что? Как? Гоните ее на хуй!
Этого еще не хватало! Берите за шкирку и домой,  в  больницу,  куда  угодно!
Только чтобы здесь ее не было!
   Моня еще что-то злобно прошипел и отключил телефон.
   - Что такое? - спросил Гольцман, почуяв недоброе.
   - Да Стадникова заявилась. В хламину  пьяная.  Скандалить  начала,  денег
требовать. Орала, что концерт сорвет.
   - Пьяная? - Гольцман пристально посмотрел на Митю. - Она же закодирована.
Она... Ты, что ли, щенок, ее подбил? А? Говори, пацан! Ты ее спровоцировал?
   - Почему вы на меня-то? - смущенно  отводя  глаза  в  сторону,  попытался
отбиться Митя, но Гольцман вскочил, бросился  к  Матвееву,  схватил  его  за
отвороты пиджака.
   - Говори, падла! Твоя работа?
   - Подумаешь, выпили вчера...  Большое  дело!..  От  этого  еще  никто  не
умирал...
   - Ну, ты и гондон, - сказал Гольцман, убирая руки с пиджака  Матвеева.  -
Ну и гондон...
   - Боря, - тихо сказал Шурик, - ты успокойся. Может, оно и к лучшему?
   - Я вот тоже так подумал, - быстро, словно оправдываясь, сказал Митя. - А
то она лезет не в свое дело... Орет,  скандалит...  Дела  все  запутывает...
Пусть уж себе дома квасит по-тихому...
   Гольцман хотел сказать, какой Митя на самом деле подонок, какая он мразь,
что он его больше видеть не хочет и требует, чтобы тот убрался с глаз долой,
что все, кто его окружают, - мерзавцы и что он еще постоит за себя, но вдруг
в бок словно воткнулся невидимый раскаленный  металлический  штырь,  пронзил
Бориса  Дмитриевича  насквозь  и  стал  медленно  поворачиваться,   разрывая
внутренности, перемалывая кости и вытягивая из его тела последние силы.
   Лицо  Гольцмана  побелело,  колени  подогнулись,  и   Борис   Дмитриевич,
схватившись за бок, неловко повалился на ковер.

   Яша Куманский,  президент  акционерного  общества  "Объектив",  вышел  на
сцену. В  возглавляемое  им  общество  входили  десяток  самых  "желтых"  и,
соответственно,  самых  покупаемых  и  высокотиражных  петербургских  газет,
несколько журналов, видеостудия, а также несколько рекламных агентств.
   - Сегодняшний фестиваль, - сказал Яша, - это в какой-то степени  знаковое
событие. Все  вы  знаете,  что  он  посвящен  памяти  нашего  замечательного
земляка, Василия Лекова. И нам очень приятно, что в зале столько  юных  лиц,
столько молодых людей, воспитанных на прекрасной музыке этого  удивительного
артиста. Но это не все, друзья мои.  Сегодняшний  концерт,  как  вы  знаете,
благотворительный, и все ваши любимые артисты, в первую очередь, Рената...
   Рев толпы заглушил Куманского. Он выждал две минуты, чтобы стихли  свист,
крики и аплодисменты, и продолжил:
   - ...Рената,  московская  группа  "Муравьед",  наши  прекрасные  землячки
"Вечерние  Совы",  всеми  вами  любимая  группа  "Город  N"  и  ряд  молодых
коллективов  работают  совершенно  бесплатно.  Весь  доход  от  сегодняшнего
концерта пойдет в фонд Василия Лекова,  который  учрежден  для  того,  чтобы
помогать развитию современной музыки и вообще современного искусства в нашем
городе...
   Переждав новый взрыв криков и аплодисментов, Куманский опять  приблизился
к микрофону.
   - Сегодняшняя акция - первая, которую проводят новый  продюсерский  центр
"Гармония" и новая фирма-производитель  аудиопродукции  "Арт-плюс".  Сегодня
каждый их тех, кто присутствует на стадионе,  получит  бесплатно  кассету  с
записью песен Василия Лекова в исполнении самых любимых ваших артистов. Это,
в первую очередь, Рената...
   Рев толпы в очередной раз заставил Куманского замолчать.
   - ...Рената и множество других, не менее известных и любимых вами групп и
солистов, - закончил Яша, решив,  что  перекрикивать  разбушевавшуюся  толпу
ниже его достоинства. - А начинает наш концерт  группа  "Король",  Рената  и
ди-джей из Москвы, генеральный  директор  фирмы  "Арт-плюс"  Анатолий  Боян,
который и спродюсировал памятный альбом песен Лекова.
   Сказав это, Куманский словно растворился в воздухе.
   На сцене повалил густой дым, забухала драм-машина, включенная Бояном, и в
лучах прожекторов возникла хрупкая фигурка Ренаты.
   - Привет! - крикнула она. - Я снова с вами! Начнем,  ребята,  веселиться!
Давайте ближе сюда, ближе! Руки вверх! Поем вместе!

   Вавилов сидел в ресторане "Перспектива" за маленьким столиком "на двоих".
   Напротив него расположился Якунин, курящий  толстую  сигару  и,  судя  по
всему, пребывающий в отличном расположении духа, чего нельзя было сказать  о
президенте "ВВВ". Продюсерская  фирма  Вавилова  теперь  входила  в  концерн
"Гармония", и уже непонятно было, где кончались границы  владений  Владимира
Владимировича и начинались пастбища Грека.
   -  Чего  ты  радуешься?  -  спросил  Вавилов,  заметив  улыбку  на   лице
финансового директора.
   - Как - чего? Видишь, вон там деваха сидит? За дальним столиком?
   - Ну?
   - Это питерская певица. Из группы "Вечерние Совы".
   - И что теперь?
   - Знаешь, что она только что сделала?
   - Откуда мне знать?
   -  Передала  посылку  с  "кислотой"  для  нового  хозяина  этого  чудного
заведения.
   - Для Лехи, что ли, Портнова?
   - Ну да.
   - А ты откуда такие вещи знаешь? Этак можно запросто головы лишиться.
   - Ничего со мной не сделается. Равно как и с вами. Грек,  он  тоже  пургу
гонит. Что он без нас? А радуюсь я от того, что если  он  начинает  вот  так
внаглую работать по наркоте, то недолго  продержится.  А  мы  все  его  дела
возьмем под себя. Пусть набирает обороты. Пусть все производство гребет  под
себя.  Проколется  на  мелочи,  попомните  мое   слово.   А   мы,   Владимир
Владимирович, мы-то останемся. Мы ведь по мелочам не работаем. Верно?
   - Будем надеться, что так, - согласился Вавилов.
   - Надеяться нечего, - сказал Якунин. - Надо работать,  вы  же  сами  меня
всегда этому учили.
   - Да. Верно. А помнишь, кстати, того чучельника?
   - В Африке?
   - Ну да.
   - И что же? Помню, конечно. Мудрый старик был.
   - Мудрый. Только почему - был? Звонил мне вчера.
   - Ага. И что сказал?
   - Сказал, что есть у него ко мне разговор. Пригласил в Питер.  Что-то  он
там с Куцинером затевает. Кажется, хочет свою фирму открыть. Ну и  меня  как
бы отдохнуть зовет. Поохотиться, туда-сюда... Я давно  не  отдыхал,  съезжу,
проветрюсь...
   - А про наши дела с Греком они знают?
   - Конечно. И, знаешь, что он еще сказал?
   - Ну?
   - Дескать, то,  что  сейчас  происходит,  гораздо  проще  той  истории  с
носорогом. И что мы из  нашего  нового  партнера  по  бизнесу  скоро  чучело
набьем.
   - Так и сказал?
   - Так и сказал. Прямым текстом.
   - Ну что же. Я - "за".
   Вавилов еще раз посмотрел на дальний столик. Он не  все  сказал  Якунину.
Есть такие вещи, в которые лучше не посвящать даже самых близких  партнеров,
даже тех, в ком уверен на  все  сто  процентов.  Так  безопасней.  В  первую
очередь, для них самих...
   Девушка,  которая,  по  словам  Якунина,  только  что  передала  Портнову
посылочку из Питера, тянущую, как минимум, на семь  лет  тюрьмы,  сидела  со
скучающим видом, поднимала глаза к потолку, потом опускала голову,  обводила
посетителей  ресторана  сонным  взглядом,  лениво  прихлебывала  из   бокала
шампанское.
   - Сниму-ка я эту телку, - сказал Вавилов. - Тряхну стариной.
   - Правильно, - согласился Якунин. - Артисточка... Что еще с ними  делать?
Только на это и годны... Для тех, кто понимает, конечно.

   Машина Игната мягко катила по Пулковскому шоссе.
   - Отдохнули, Георгий Георгиевич? - спросил Игнат шефа.
   - Да  что  ты...  Какой  тут  отдых?  Все  с  этим  телевидением  местным
разбирался. Такие они здесь тупые, знаешь... А Гольцмана жаль, -  по  своему
обыкновению перескочил на другую тему Грек.
   - Что с ним такое? Он ведь жив, насколько я понимаю?
   - Жив-то он жив, конечно... Только ему две операции сейчас будут  делать.
Митька Матвеев был у него в больнице, говорит, совсем сломался мужик. Лет на
пятнадцать постарел... Энергии ноль.
   - Понятно. Откуда же энергия  в  таком  состоянии?  Выйдет  из  больницы,
оклемается.
   - Думаю, уже не оклемается. Подкосило его  серьезно.  Сломался.  А  жаль.
Деловой был человек. Многое мог.
   - Незаменимых нет, Георгий Георгиевич...
   Грек покосился на своего подчиненного:
   - Ты так считаешь?
   Игнат, сообразив, что сказал двусмысленность, пожал плечами.
   - Когда у нас самолет-то?
   - Через час. Все нормально, с запасом едем.
   - Слушай, а как ты думаешь, не переборщил ты с этим Буровым?
   - Нет. Все тихо. Я справки наводил через своих людей  в  прокуратуре.  На
тормозах спускают.
   - Славно... И по Кудрявцеву тоже? Кстати, ты мне так и не рассказал,  как
ты их свел. Ну, Ромку с этими наркоманами.
   - Как свел, как свел... Сказал этой Катьке,  что  у  Романа  дури  всегда
полны карманы. Что он щедрый человек, бесплатно раздает.
   - Конечно, - ехидно заметил Грек. - Чужое-то - чего же не раздавать?
   - Ну вот, она и стала ему  названивать.  Я  только  телефон  их  домашний
слушал, элементарно.
   - Просто все решается, - покачал головой  Грек.  -  Так  просто.  А  люди
головы себе ломают - как бы раскрутиться, как бы то да как  бы  се...  А  на
самом деле - нужно просто  действовать...  Дак  ведь  никто  в  этой  стране
действовать не умеет. Решения принимать...
   Двое молодых парней в камуфляже расположились  по  обе  стороны  шоссе  в
километре от поворота к  аэропорту  "Пулково".  Здесь  тянулись  бесконечные
теплицы фирмы "Лето", на обочинах торчали редкие кустики, серые, как и трава
на плоских, скучных полях севера Ленинградской области.
   Первый выстрел из гранатомета "Муха", достигший цели, заставил "Мерседес"
Игната развернуться на девяносто градусов и встать поперек  дороги.  Тяжелая
машина  не  перевернулась,  но  в  нее  тут  же  врезался  несущийся  следом
автомобиль сопровождения - черный джип, в котором, кроме охраны,  ехал  Митя
Матвеев,  вытребованный  Бояном  в  Москву  для  заключения  контрактов   по
"Арт-плюс".
   Вторым выстрелом был взорван бензобак "Мерседеса". Две длинные автоматные
очереди, выпущенные с противоположных обочин, нашпиговали свинцом  ту  часть
огненного шара, где должен  был  находиться  салон  игнатовской  машины.  И,
словно завершая трескотню автоматов жирной убедительной точкой, раздался еще
один взрыв - на этот раз чуть позади, взрыв, который разнес джип  на  куски.
Густые клубы черного дыма окутали участок шоссе с горящими машинами и  кусты
на обочинах - словно занавес,  опустившийся  на  время  перемены  декораций,
спрятал актеров от зрителя, с тем чтобы на их место в следующей сцене встали
другие.
   7
   Вавилов сидел на веранде своей дачи на Николиной Горе с газетой в руках.
   - Читал, Анатолий  Анатольевич?  -  спросил  он,  покосившись  на  гостя,
который вертел в руках толстую сигару, разглядывая ее, нюхая и пробуя языком
туго скрученные табачные листья.
   - Американская... Я не курил американских сигар. Кубинские  люблю,  самые
лучшие... А эта... Вирджиния...  Не  знаю.  Кажется,  не  очень-то  она,  а,
Владимир Владимирович?
   - Ты попробуй, Анатолий Анатольевич, потом скажешь - понравилось или нет.
   - Попробую, конечно, куда она денется?..
   - Я говорю - читал газету-то?
   - Читал, - равнодушно  ответил  Анатолий  Анатольевич,  шестидесятилетний
грузный седой человек в широких джинсах и тонкой кожаной куртке.  Он  достал
из нагрудного кармана маленькие ножнички, отст