иевич, наклоняя Ольгу  вперед  и  кладя
грудью на подоконник. - Слава богу, что не все... А то я и не знал  бы,  что
сейчас делать...
   - Из окон же увидят, - засмеялась Ольга.
   - Пусть видят!
   Гольцман медленно и мощно задвигал тазом.
   - Пусть видят и завидуют. Что у нас еще не все рефлексы, как у  маленьких
детей!

   - Как там твой Митя? - спросила Ольга, стоя под горячим душем.
   Гольцман растирал свое  совсем  еще  не  старое,  крепкое,  розовое  тело
жестким накрахмаленным полотенцем.
   - А что тебе Митя?
   -  Ревнуешь?  -  Стадникова  выключила  воду  и  посмотрела   на   Бориса
Дмитриевича. - Старый хрыч...
   Гольцман быстро взглянул на  себя  в  зеркало.  Втянул  живот,  расправил
плечи, переступил с ноги на ногу.
   - Ты чего? - усмехнулась Ольга.
   - Я? Ничего... А что такое?
   - Танцуешь так смешно...
   Борис Дмитриевич не удержался от еще одного взгляда в  зеркало.  На  этот
раз ему и впрямь показалось, что живот мог быть и поменьше, а бицепсы - чуть
более очерченными. Снова кольнуло в печени.
   - Да перестань ты на себя любоваться, - сказала Ольга. - Все равно лучше,
чем есть, уже не станешь...
   Гольцман резко повернулся и схватил Ольгу за грудь. Это получилось у него
неловко. Кажется, вместо того, чтобы изобразить небрежную, игривую ласку, он
причинил женщине боль.
   - Отстань! Ты что, Боря, совсем уже? Что за прихваты? Тебе мало, что  ли?
Я - все. Я больше уже не хочу... Завязывай, Боря.
   Борис Дмитриевич убрал руку.
   - Ладно,  как  скажешь.  Никто  тебя  насиловать  не  собирается.  Мы  же
интеллигентные люди, правда? Подождем до вечера. Хотя и трудно.
   - До вечера? А ты домой разве не собираешься?
   - Если будешь настаивать, я,  конечно,  поеду  домой.  А  если  разрешишь
остаться, то...
   - Разрешу, Боря, о чем ты? Только вот как жена твоя? Не будет скандалить?
   - Не будет. С женой у нас паритет.
   - В каком смысле?
   - Да разводимся мы, Оленька. Как говорили в дни моей  молодости,  "любовь
ушла, завяли помидоры".
   - Серьезно?
   Ольга поставила одну ногу на край ванны и замерла.
   - Вполне, - скромно ответил Гольцман. - У нее свои  пристрастия,  у  меня
свои. - Он положил руку на колено Стадниковой.
   - Хм... Ну, это мы еще обсудим, - сказала Ольга. - Конечно,  оставайся...
Мне одной, сам знаешь... Все не могу привыкнуть.
   - Ладно. Пошли по кофейку, что ли.
   Ольга  накинула  халат,  Гольцман  натянул  спортивный  костюм,   и   они
направились в кухню.
   Когда выпили по первой  чашке,  Стадникова  вопросительно  посмотрела  на
Бориса Дмитриевича.
   - Ты чего? - спросил Гольцман.
   - Мы о делах вроде собирались поговорить. Как  там  наши  финансы?  Каков
расклад?
   - Нормальный расклад, Оля. Я же тебе говорил про фонд.
   - Ну, говорил. Только я ничего не поняла.
   Гольцман встал и налил себе и Ольге по новой порции кофе.
   - Понимаешь, не  понимаешь  -  не  важно.  Я  предлагаю  тебе  стать  его
президентом.
   - Президентом чего?
   - Не валяй дурака. Президентом фонда "Город".
   - Зачем?
   - Затем, что мне нужен президент. Я не могу все  на  себя  взваливать.  А
кроме того, ты, как вдова Лекова...
   - О господи! Сколько можно!
   - Сколько нужно, столько и можно. Тебе деньги нужны?
   - Нужны.
   - Вот. А деньги, милая моя, надо зарабатывать. Они с неба ни на  кого  не
падают.
   - Это ясно.
   - А раз тебе ясно, говори - будешь в фонде работать?
   - Ха! Так я же ничего в этом не понимаю!
   - Тебе ничего и не надо понимать. Там вообще делать нечего. К тебе  будут
приходить люди, приносить разные проекты и  просить  под  них  денег.  А  ты
будешь рассматривать эти проекты. Вместе со мной, конечно. И мы вместе будем
решать, как и что делать.
   - А откуда у нас на все это деньги?
   - От инвесторов. Например, от западных фирм -  тех,  что  желают  принять
участие в судьбе нашего города, в подъеме культурной жизни северной столицы,
если выражаться пафосно. Местные инвесторы, кстати, тоже есть...
   - Бандиты, что ли?
   - Ну, бандиты. А что?
   - Да нет, мне по фигу. Только скажи, а не стремно с ними работать?
   - Оленька! Сейчас так все смешалось... Как сказал поэт, "смешались в кучу
кони, люди..." С ними работать не более стремно, как ты выражаешься,  чем  с
любым другим партнером. Потому что если партнеру что-то не нравится, он идет
к тем же бандитам за помощью. А мы с ними напрямую работаем. Понимаешь?  Это
намного безопасней. Потому что теперь уже они от нас будут зависеть.
   - То есть ты, Боря, крестный отец?
   - Оля! Не путай кино с жизнью. В жизни  все  буднично  и  скучновато.  За
исключением способов тратить деньги. А этой романтики, этих оленьих глаз Аль
Пачино и в помине нет.
   - Конечно. Стоит только муженька моего вспомнить.
   - Вот именно. Рок-герой. Кстати, давай и на эту тему поговорим.
   - А что, есть новости?
   - Есть темы. Надо обсудить.
   - Ну что же, обсуждай.
   - Смотри. Месяца через два можно провести Лековский фестиваль.
   - О боже...
   - Перестань, Оля. Дело хорошее. Народ-то  его  любил  и  любит.  Особенно
сейчас. У нас вообще любят покойников. Чтобы  тебя  по-настоящему  признали,
надо умереть.
   - Это точно, страна некрофилов. Еще Гоголь заметил.
   -    Вот!    А    фестиваль    можно    провести    шикарный.    Выпустим
видео-аудиопродукцию.  Сделаем  книгу  -  собрание  песен,   нот.   Плакаты,
футболки... Представляешь, что все это для нас значит?
   - Неплохие бабки, как я понимаю.
   - Правильно понимаешь. Кстати, о бабках...
   Гольцман вышел в прихожую, вернулся со своей сумкой и вынул из нее  пачку
бумаг.
   - Подпиши-ка мне вот тут...
   - Что это?
   - Расписка. В получении денег.  Я  тебе  плачу  наличными,  чтобы  ты  не
парилась с налогами.
   - А за что?
   - Ну, скажем, в рамках нашего с  тобой  первого  договора.  Мы  выпустили
компакт с ранними песнями твоего мужа. Продается уже. Компакт и кассета.
   Ольга посмотрела на лист бумаги, протянутый ей Гольцманом.
   - Ого! Две штуки?
   - Да.
   - А я слышала, компакты сейчас плохо продаются...
   - У кого  как.  Голь  на  выдумку  хитра,  -  таинственно  заметил  Борис
Дмитриевич. - Но это отдельный разговор.
   Оля поставила подпись. Борис Дмитриевич тут же  достал  из  сумки  тонкую
пачку зеленых купюр, перехваченную резинкой.
   - Держи.  А  насчет  фонда  подумай.  Но  я  бы  тебе  советовал  принять
предложение. Во-первых, трудовая книжка ляжет... У тебя она, вообще  говоря,
есть?
   - Где-то валяется.
   - Пусть она лучше в нашем отделе  кадров  валяется.  Знаешь,  ситуация  в
стране меняется. Неизвестно еще, может быть, эти трудовые  книжки  нам  всем
понадобятся. В любом случае вещь нужная. Даже сейчас. У  тебя  загранпаспорт
есть?
   - Ну есть. Только уже просрочен, наверное.
   - Вот видишь. Надо новый делать. А без  трудовой  книжки  ты  замучаешься
всякие справки собирать. Конечно, мы поможем, оформим без проблем, но все же
советую документами не разбрасываться. Пусть трудовая лежит в фонде, она  же
каши не просит.
   - Ну, если ты считаешь, что так лучше...
   - Лучше, лучше. Однозначно.
   - Хорошо. Что еще?
   - Еще? Зарплата. В фонде положим тебе штуку в месяц официально.
   - Баксов?
   - Нет, песо. Но повторяю: официально. Чтобы  ты  налоги  с  них  исправно
платила и чтобы не возникало никаких  вопросов.  Зарплата  по  нашим  меркам
приличная, налоги тоже не маленькие...  А  там  -  сколько  заработаем,  все
поделим. Внакладе не останешься.
   - Звучит заманчиво, - улыбнулась Оля.
   - Не просто заманчиво. Это не пустые слова, а реальные дела. Настоящие.
   - Хорошо. Если так,  то...  -  Оля  сдернула  резинку  с  пачки  купюр  и
пересчитала деньги. - Когда начинать?
   - Что?
   - Работать. Я имею в виду, в фонде.
   - Да считай, что ты уже начала. Учредительные документы на тебя  сделаны.
Только подпиши вот тут. - Гольцман протянул еще несколько листов.
   - Ого! Мои паспортные данные... Все у тебя есть.
   - Конечно, есть,  -  усмехнулся  Гольцман.  -  Мы  же  с  тобой  контракт
подписывали. Забыла?
   -  Нет.  Просто  тогда  такая  суета  была.  А  с  этими  похоронами,   с
развеиванием пепла у меня вообще крыша поехала.
   - Ничего. Ты теперь человек непьющий, с трезвым  умом  и  ясной  памятью.
Большие дела будем делать, Оля, попомни мои слова.
   - Хотелось бы.
   Оля взяла деньги и сунула их в карман халата.
   "А что, может, взять  да  и  жениться  на  этой  Стадниковой?  -  подумал
Гольцман. - Красавица. Теперь уже не пьет. И умная. Даже слишком  умная.  Ей
палец в рот не клади... Нет,  эту  идею  пока  нужно  оставить.  Не  бросать
совсем, не списывать в архив, но отложить.  Время  покажет,  как  выстроятся
наши отношения..."
   - Так что с фестивалем? - спросила Ольга.
   Гольцман закурил.
   - Фестиваль мы приурочим к празднику города. А праздник города  проводим,
в основном, тоже мы. Бюджетные средства  плюс  частные  инвестиции.  Деньги,
Оля, очень большие, и заработать на этом мы  можем  весьма  неплохо.  Весьма
неплохо, - повторил он, - даже если считать по московским меркам.  В  общем,
пора начинать серьезные дела. Вся эта питерская  мелочь,  знаешь,  утомляет.
Сил отнимает много, а выхлоп - мизерный.
   - Ну, не такой уж и мизерный, - улыбнулась Оля, нащупав в кармане деньги.
- Машинку-то себе ты все-таки поменял.
   - Ха! Машинку! Машинку я и раньше мог купить, давным-давно. Я  специально
не покупал. Чтобы не бросаться в глаза. Теперь-то - по рангу  положено.  Моя
бы воля, ездил бы всю жизнь на "Жигулях". Оно спокойнее.
   - Что, Боря, трусишь? Тебе ли бояться?
   - Я не трушу. Я реально смотрю на вещи.
   - Ладно, проехали. А какие планы на сегодня?
   - На сегодня? Одевайся. Поедем в фонд. Введу тебя в курс дела. Познакомлю
с подчиненными.
   - Поехали. Все равно делать нечего. А потом я по магазинам прошвырнусь. -
Стадникова снова достала из кармана халата деньги.  -  Надо  прибарахлиться.
Если уж я теперь президент...
   -  На  одежду  денег  не  жалей.  Одежда   -   это   очень   важно.   Для
представительства. Возьми там чеки, мы проведем это как накладные расходы.
   - Ого! Просто коммунизм какой-то.
   - Почти. Коммунизм в отдельно взятой коммерческой структуре.

   Матвеев сидел в баре клуба "Астор" и ждал Моню. Бутылка коньяка,  которую
он заказал - ему, как своему человеку, позволялось ставить на стол  бутылку,
остальные  посетители  удовольствовались  порциями  в  рюмках,  -  была  уже
наполовину пуста.
   Последнее время Митя стал пить значительно чаще  и  больше,  чем  прежде.
Ситуация, которая складывалась на работе, переставала ему нравиться.
   С одной стороны, дела шли более  чем  успешно,  деньги  сами  сыпались  в
карманы со всех сторон, а с другой - жить стало очень  напряженно.  Митя  не
мог расслабиться ни на минуту, он все время  прокручивал  в  голове  сложные
схемы движения денег, все время размышлял, не допустил ли где-нибудь  ошибки
и не явятся ли к нему  завтра  обиженные  по  недосмотру  получатели,  чтобы
предъявить неоплаченный счет.
   Матвеев не боялся наездов и разборок, он знал, что в случае чего Гольцман
его прикроет, "крыша" у Бориса Дмитриевича сейчас не  чета  прежней,  просто
железобетонная "крыша". А вот чего  Митя  опасался  по-настоящему,  так  это
возни, бесконечных телефонных переговоров, выяснения отношений.  Получалось,
что теперь уже невозможно просто и безмятежно коротать досуг  за  бутылочкой
хорошего  коньяка  в   одиночестве   или   с   какой-нибудь   из   множества
легкодоступных барышень. Спокойствие ушло из  жизни.  Потому  и  приходилось
Мите увеличивать дозы -  теперь  желанное  умиротворение  приходило  к  нему
только после литра спиртного в водочном эквиваленте.

   Как-то  Митя  разоткровенничался  с  одной  из  любимых  им  проституток,
предпочитавшей, чтобы ее называли Гретой, и  та  сказала,  что  он  страдает
распространенным среди "новых русских" психическим заболеванием.
   - Понимаешь, милый, это у нас, совков, в порядке вещей. Мы же привыкли  к
нищете. Все привыкли. В том числе и те, что нынче стали  богатыми.  Вот  как
ты, например.
   - Ну,  какой  я  богатый!  Так,  погулять  просто  вышел,  -  ухмыльнулся
пьяненький Матвеев.
   - Все  равно.  Вспомни,  как  ты  раньше  жил.  Ты  кем  был  прежде?  До
перестройки?
   - В институте учился, - ответил Матвеев. - Комсоргом был...
   - Вот видишь.
   - Что - видишь? Да, комсоргом факультета... Потом  работал  в  молодежном
центре...  По  культуре...  Концерты  устраивал  всяким-разным...  Дискотеки
делали... На юг катались с дискотеками... Вот время было! Дикое  совершенно!
Это же представить себе надо - с дискотекой на  юг,  как  на  гастроли!  Уму
непостижимо!
   - Короче, все ясно. Был ты, Митенька, нормальным  совком.  И  денег  тебе
всегда не хватало. А теперь они на тебя рухнули.
   - Ну, прямо - "рухнули"! Можно подумать,  с  неба  упали.  Я  знаешь  как
горбатился? Чтобы хоть что-то себе  сделать.  Чтобы  хоть  какой-то  капитал
нажить. Минимальный. Да и то, весь мой  капитал,  по  сравнению  с  деньгами
хорошего, но среднего бандюка, - пыль...
   - Можешь не объяснять, - сказала  Грета.  -  Уж  я-то  знаю,  как  деньги
зарабатываются. На своей, извини, жопе знаю.
   - Это ты меня извини, Греточка, что я об этом... Конечно, ты тоже  пашешь
как лось... Или как конь? Не важно. Так ты думаешь,  это  у  меня  просто  с
непривычки? Такой, типа, плебейский  синдром?  Подсознательный  страх  перед
ограблением?
   - Конечно, - ответила Грета. - У тебя еще в легкой форме. Я знаешь  каких
видела бизнесменов? Трясутся, как студень. Вроде  здоровые  мужики,  ладные,
возраст ломовой, самая жизнь - лет по тридцать пять,  бугаи  натуральные.  А
дрожат хуже баб. И бандиты  есть  -  тоже  с  проблемами.  Они,  правда,  не
трясутся, но на неврозе диком. Чуть что - за пушку хватаются, наркотой  себя
глушат до полного опупения. Так что ты, милый, не  одинок.  И,  повторяю,  у
тебя, Митенька, очень легкая стадия. Начальная. Ты  на  этом  не  зарубайся,
пусть все будет так, как будет. От судьбы не уйдешь.
   - Оптимистично, - усмехнулся Митя.
   После этого разговора он стал чувствовать себя немного спокойнее.  Однако
алкогольную дозу не снизил.

   В баре появился Моня. Он  шел  между  столиками,  пристально  вглядываясь
близорукими глазами в лица посетителей.
   - Моня! - крикнул Матвеев. - Иди сюда.
   - А, здорово!
   Моня опустился на стул напротив Матвеева и, взяв  пустую  рюмку,  плеснул
себе коньяка.
   - Ну? - спросил Митя, глядя на красное, потное лицо своего подчиненного.
   - Можно еще? - спросил Моня.
   - Давай. Чего это ты такой нервный?
   - Погоди.
   Моня одним глотком осушил еще одну рюмку  и  поморщился,  словно  пил  не
приличный напиток, а неведомо где и как изготовленную "ларечную" водку.
   "Однако пацан в бухле ни фига не понимает, - подумал  Митя.  -  Коньяк  -
сорок баксов за бутылку. А он жрет, как сивуху. Плебей".
   - Ну что, оклемался?
   - Фу, - выдохнул Моня. - Теперь отпустило.
   - Что с тобой стряслось? Ты с Эльвирой-то встретился?
   - Встретился. Знаешь, Митя, затрахала она меня по полной программе.
   - В каком смысле?
   - В фигуральном. Не волнуйся, только в фигуральном.  До  реального  траха
дело не дошло.
   - А чего так? Она телка ничего  себе.  Я  бы  ей  вдул.  С  большим  даже
удовольствием.
   - Так вдуй, -  ответил  Моня.  -  Пожалуйста.  Только  сначала  она  тебя
морально так затрахает, что, боюсь, у тебя ничего не получится.  Не  встанет
уже, после общения.
   - Так что же? Подписала она?
   - Подписала. Всю душу из меня вымотала.
   - Сколько ты ей дал?
   - Все три тонны.
   - Зря.
   - Ага. Ты бы с ней поговорил. Она тебя на всю десятку раскрутила бы. Я ей
уже говорю - все, три штуки. Хочешь - бери и подписывай договор, не хочешь -
до свидания. Взяла. И подписала.
   - Значит, все? Теперь ты их директор?
   - Да, директор. Только смотри, Митя, на твою ответственность.
   - Что? - Митя поднял глаза на новоиспеченного директора группы  "Вечерние
совы". - Что ты имеешь в виду?
   - Если москвичи наедут, сам будешь разбираться.
   - Какие еще москвичи?
   - Как это - какие? У них же с Вавиловым контракт заключен.
   - С Вавиловым? У Эльвиры?
   - Ну да. Я думал, ты знаешь.
   - А что за контракт?
   - На самом деле туфта. Купили у них альбом. О концертной деятельности там
ничего нет.
   - Альбом, значит...
   - Ну да. "ВВВ" сейчас все метет. У них денег много,  вот  они  и  скупают
группы на перспективу. Пусть лежат, типа. Для них тонна баксов - не деньги.
   - Не понял. Они что, купили альбом за тонну?
   - Да. Причем Эльвира еще даже не получила денег.  Там,  в  Москве,  сидит
такая Вика - их первый директор. Первый директор "Сов", я имею в виду. Сидит
и ждет, когда ей "ВВВ" тысячу долларов отсыплет.
   - Ясно... А что Эльвира?
   - Я ей говорю - посылай на хуй это "ВВВ", работай с нами. Мы тебе и денег
дадим вперед, и концерты устроим.
   - А она?
   - А она полночи меня пытала, сколько я ей денег дам и за  что.  В  общем,
договор подписала. Я ей объяснил  так:  сегодня  играют  концерт  -  гонорар
пятьсот баксов. За то, что она пошлет  к  черту  "ВВВ",  -  тонну.  И  тонна
пятьсот - аванс за предстоящие концерты, которые мы им устроим. Все права на
группу, на название они передают "Норду" в лице продюсера Дмитрия Матвеева и
старшего администратора Игоря Монина. То есть тебя и меня.
   - Еще что?
   - Остальное я ей на  словах  наобещал.  Клип,  раскрутка,  радио,  видео,
шмидео. В общем, все как обычно. Полный набор.
   - Ладно. С "ВВВ" я сам разберусь. Мастер-тейп альбома где?
   - В Москве. Но копия есть у Эльвиры.
   - Не забрал?
   - Нет.
   - Забери. Сами выпустим. Пусть срочно звонит в Москву  и  говорит,  чтобы
эта Вика никаких денег там не брала и немедленно  ехала  в  Питер.  Контракт
контрактом, но пока они денег не получили, еще можно задний ход дать.
   - А если уже получили?
   - Пусть отдаст назад. Чем быстрее, тем лучше.
   - Ладно, сделаю.
   - И последнее. Не дай сегодня слабину на концерте.
   - В каком смысле?
   - Увидишь. Говорю тебе - не дай слабину. Стой на том, что ты директор,  и
точка. Все дела пусть ведут с тобой.
   - Я не понял, Митя, какие дела? Что там, на этом концерте, наезды  будут,
что ли?
   - Моня, у тебя есть возможность показать себя как профессионала. Я в тебя
верю. Поезжай на концерт и ничего не бойся. Понял? Вообще ничего. Если  что,
мы тебя прикроем.
   - Хорошие дела...
   - Не ссы, Моня. Прорвемся. Ты меня понял?
   - Надеюсь, что понял. Ладно, пока. Завтра позвоню.

   Про две с половиной тысячи  долларов  Эльвира  решила  пока  не  говорить
подругам. Она взяла с собой пятьсот, решив честно поделить их на три  части.
Участие в "Совах" Вики, которая все еще сидела в Москве и, по предположениям
Эльвиры,  трахалась  там  с  работниками  "ВВВ",  было  теперь  под  большим
вопросом. Моня наобещал золотые горы и, главное, брал на себя абсолютно  все
административные функции, так что Вика  и  вправду,  кажется,  была  уже  не
нужна. Ну, подруга, положим, она хорошая, однако хороший человек  -  это  не
профессия. А как администратор Моня на порядок круче, да и деньги живые дает
сразу.
   - Девчонки, сегодня у нас ответственный день, - сказала  Эльвира  Люде  и
Нинке, когда они паковали костюмы и инструменты. - Есть у  меня  думка,  что
аудитория будет очень специальная. Не обращайте внимания.  Играем  спокойно.
Артист должен работать одинаково ответственно для любой публики.
   - Ты меня учишь, как артист должен работать? - спросила Людка. - Я знаешь
сколько  концертов  отпахала  на  всяких  полевых  станах?  С  институтскими
халтурами - где только не играли. Один раз даже в горячем цеху, в  обеденный
перерыв.
   - Денежку-то платят? - спросила более прагматичная Нинка.
   - Ха! - Эльвира открыла ящик письменного  стола,  достала  приготовленные
день