спондент "Пари суар", -  отрекомендовался  он  и
добавил, что рад видеть  людей,  которые  еще  вчера  ходили  по  бернским
улицам: пожаловался на тоску, жару и отсутствие порядочного общества.
     - Ничего себе тоска, -  не  поверил  Карл.  Он  держал  свежий  номер
местной  газеты,  где  сообщалось  о  партизанском  движении  в  одной  из
провинций. - Война обостряется!
     - Тут всегда стреляют, - безразлично махнул рукой Леребур.
     - Очень интересно,  -  Карл  ткнул  пальцем  в  газету,  -  во  главе
восстания стал бывший министр просвещения и искусств. Если уж  такие  люди
берутся за оружие...
     Скажу вам откровенно, -  сказал  Леребур,  -  у  них  есть  основания
браться за оружие.  Впрочем,  увидите  сами.  Я  здесь  уже  три  года  и,
вероятно, смотрю на здешние события предубежденно.
     - Три года! - удивился Гюнтер. - Наверно, знаете здесь  все  вдоль  и
поперек?
     - Это не так просто, - снисходительно улыбнулся Леребур. - Территория
государства огромная.
     - Есть где воевать! - засмеялся Карл. - И за что...
     - Конечно,  -  подтвердил  Леребур.  -  Не  случайно  проклятые  янки
повадились сюда. Не люблю их.  Где  только  можно  поживиться,  непременно
сунут свой нос. Уран, кобальт, промышленные алмазы... Я уже  не  говорю  о
меди, такой богатой руды нет нигде.
     - Ясно, - отметил Гюнтер, - поэтому здесь и  неспокойно.  Кстати,  вы
должны  знать  всех  местных  знаменитостей,  не   встречалось   вам   имя
Пфердменгеса?
     - Полковник Людвиг Пфердменгес? - переспросил Леребур. -  Эта  фигура
довольно одиозная. Но откуда вы знаете его? И зачем он вам?
     - Пфердменгес - бывший штандартенфюрер СС, - объяснил Карл, - а  наша
газета изучает биографии некоторых эсэсовцев...
     - А-а... - неопределенно промычал Леребур. - Здесь  до  черта  всякой
дряни,  слетаются,  как  мотыльки  на  огонь.  -  Внезапно  завелся,  даже
завертелся на стуле. - А это  вы  здорово  придумали:  интервью  с  бывшим
штандартенфюрером,  ныне  полковником  наемников!  Прекрасная   параллель.
Находка для левой прессы...
     - Как нам увидеть этого Пфердменгеса? - спросил Карл.
     Леребур уставился на него, как на  заморское  чудо.  А  затем  весело
засмеялся.
     - Вы спрашиваете так, будто полковник Пфердменгес живет в двух  шагах
и вся сложность заключается в том, как представиться ему. Даже я не  знаю,
где он, а я, кажется, знаю здесь все.  Кроме  того,  если  так  вот  прямо
начать узнавать  о  местопребывании  полковника,  можно  получить  пулю  в
живот...
     - Вы не получите, - сказал Гюнтер уверенно.
     - Ну от этого никто не застрахован, - возразил Жорж, но  видно  было,
что сказал это только для проформы, потому что добавил  хвастливо:  -  Вот
что, коллеги, я присоединяюсь к вам и скажу откровенно: вам  повезло,  что
встретили меня. Что касается карателей  или  наемников  -  все  рты  сразу
закрывают. Вы слыхали о Момбе? - спросил вдруг.
     Гюнтер кивнул.
     - Пройдоха, старый лис! - Леребур  завертел  головой.  -  Я  попробую
устроить встречу с ним.
     - Зачем? - не понял Карл.
     Леребур посмотрел на него удивленно. Вдруг шлепнул  себя  ладонью  по
лбу.
     - Извините, я ведь  забыл  сказать,  что  Пфердменгес,  по  существу,
правая рука Момбе.
     Организация встречи журналистов с кандидатом в премьеры оказалась  не
таким уж тяжелым  делом:  Момбе  стремился  завоевать  популярность  и  не
пренебрегал никакими средствами. Интервью же с французским и  швейцарскими
журналистами было для него просто находкой.
     В  точно  назначенное  время  машина  Леребура   остановилась   возле
роскошного особняка за густо посаженными пальмами.
     Слуга в белом смокинге провел их в большую комнату с полузашторенными
окнами и вентиляторами под  потолком.  Кандидат  в  премьеры  заставил  их
немного подождать. Наконец слуга открыл двери, и в комнату зашел Момбе. Он
крепко пожал руки журналистам, пригласил к столу с бутылками.
     - Прошу, господа, без церемоний, -  сказал  Момбе,  широко  улыбаясь.
Налил всем, подчеркивая свою демократичность. - Я с  удовольствием  отвечу
на ваши вопросы, господа, но давайте вначале  выпьем  за  моих  несчастных
соотечественников.
     Он встал в театральную позу. Гюнтер улыбнулся: бездарный актер, все у
него рассчитано на внешний эффект.
     - Какие меры вы считаете необходимыми для  стабилизации  положения  в
стране? - спросил Леребур.
     Момбе сел  на  стул,  отхлебнул  из  стакана,  нахмурился  и  ответил
категорично:
     - Мы должны положить конец деятельности раскольников - я имею в  виду
разных "патриотов", которые мутят воду в провинциях,  отвлекают  народ  от
работы  разговорами  о  демократии.  С  этим   может   покончить   сильная
централизованная власть: разгромить бунтовщиков и установить мир в стране.
Необходимо обратиться за помощью к высокоразвитым государствам и  добиться
ритмичной работы промышленных предприятий.
     Момбе говорил, а Карл, глядя на  его  улыбающееся  лицо,  думал,  что
скрывается за этими  аккуратными  фразами,  -  он  зальет  страну  кровью,
вырежет  целые  поселения,  добиваясь  покорности,   продаст   иностранным
компаниям еще не проданное и будет улыбаться интервьюерам и фотографам:  в
его стране покой и тишина. Карлу захотелось подняться и уйти, но продолжал
сидеть со стаканом в руке, только нахмурился.
     - Природные условия востока страны, - между тем продолжал Момбе, - не
позволяют вести войну в ее, так сказать, классических образцах  и  диктуют
свою тактику...
     - Мы бы хотели познакомиться с этой тактикой, - вставил Гюнтер. - Нам
рекомендовали полковника Пфердменгеса.
     - Кто рекомендовал? - быстро обернулся к нему Момбе.
     - Господин Леребур, - кивнул Гюнтер на француза. -  Он  наслышался  о
его храбрости и решительности.
     - Безусловно, - согласился Момбе, - полковник Пфердменгес  -  человек
храбрый.
     - Мы бы просили вас помочь нам встретиться с полковником, - настаивал
Гюнтер. - Дело в том, что никто, кроме вас...
     - Да, война идет жестокая, - подтвердил Момбе, - и необходимо  строго
придерживаться военной тайны.
     Гюнтер понял его.
     - Мы не дети  и  понимаем,  что  специфика  условий  ведения  военных
действий в Африке вынуждает иногда идти на  кое-какие  крайности,  как  бы
сказать, требует  немалой  крови.  Но  вы  можете  быть  уверены  в  нашей
лояльности и нежелании раздувать негативные аспекты...
     Момбе закивал головой.
     - Да... Да... Именно это я и хотел сказать. Хорошо, что  у  нас  одна
точка зрения. Я дам вам письмо к полковнику, но должен  предупредить,  что
добраться туда будет трудно...
     Жорж Леребур оказался неоценимым компаньоном: кроме того, что но знал
Африку так, как Карл свой Бернский кантон, у него было  много  знакомых  в
самых разных кругах. В дирекции "Юнион миньер" Жорж договорился об  аренде
не очень  старого  "пежо";  им  предлагали  и  лучшие  марки,  но  Леребур
решительно отказался. "Может,  специально  для  нас  вы  откроете  и  пару
бензоколонок?" - спросил он, и никто ему не возразил. В  самом  деле,  они
должны были ехать по дороге, где  с  бензином  были  перебои;  вспоминался
случай, когда машины стояли по нескольку дней в  маленьких  провинциальных
городках, ожидая горючего. Жорж  знал  это  и  поэтому  решительно  выбрал
малолитражный "пежо", а не мощный "ягуар", который предложил  им  один  из
директоров "Юнион миньер".
     Сейчас, когда  позади  остались  города,  они  по-настоящему  оценили
прозорливость  Леребура:  все  равно  по   местным   дорогам   более   чем
пятьдесят-шестьдесят километров не сделаешь, на "ягуаре" им не хватило  бы
горючего и на половину  пути,  а  обшарпанный  "пежо",  гремя  железом  по
выбоинам, потихоньку на одном баке почти дотянул их до городка, где должен
был быть бензин.
     Жорж тихо ругался, проклиная африканские  дороги,  поскольку  стрелка
бензометра дрожала уже у нуля. С гребня небольшого холма Жорж увидел дома,
но машина зачихала и  остановилась:  бензин  кончился.  В  канистрах  тоже
ничего не было, и Леребур предложил:
     -  Ждать  здесь  кого-либо,  чтобы  выпросить  галлон  бензина,  дело
мертвое. Я останусь в машине,  а  вы  идите  в  город.  Отсюда  три-четыре
километра, не больше. Возьмите велосипед на колонке,  и  пусть  кто-нибудь
привезет пару галлонов.
     Гюнтер и Карл были не против,  чтобы  размяться  после  долгой  езды.
Двинулись бодро к городу, держась в тени придорожных  деревьев.  Когда  до
околицы осталось совсем  немного,  на  шоссе  вышли  из  кустов  несколько
человек с автоматами.
     Карл и Гюнтер остановились. Вперед выдвинулся человек лет за сорок  с
морщинистым лицом, в военной рубашке, заправленной в обтрепанные брюки. На
животе у него висела кобура с пистолетом. Спросил властно:
     - Кто такие?
     - Журналисты. Мы швейцарские журналисты и едем по поручению газеты.
     - Не вижу, на чем вы едете... - засмеялся человек и протянул руку.  -
Документы!
     Гюнтер стал объяснять, что у них не хватило бензина и  пришлось  идти
до города пешком, документы остались в "пежо".
     Человек с пистолетом смотрел на  них,  упершись  руками  в  бока.  Не
дослушав, бросил пренебрежительно:
     - Хватит болтать! Кто подослал вас сюда и для чего?
     - Но ведь я говорю правду, вы можете  проверить,  у  нас  не  хватило
бензина, и мы оставили машину совсем недалеко.
     - Хорошая легенда, капитан, - вмешался совсем еще  молодой  парень  с
автоматом, стоящий рядом.  -  Могу  поклясться,  это  шпионы  из  соседней
провинции. И после того, как мы прибрали их самозванца президента...
     - Ты прав, - похвалил капитан. - Так вот, голубчики, будете  говорить
правду или помочь вам? Для чего вас подослали сюда?
     - Вы можете легко проверить, - быстро начал Карл, - наша машина...
     Удар в  челюсть  прервал  его  лепет.  Капитан  умел  бить,  у  Карла
закружилась голова, он чуть не упал.
     - Вы не имеете права! -  вдруг  закричал  Гюнтер.  -  Мы  иностранные
подданные, и вы будете отвечать!
     - У нас поручение к полковнику Пфердменгесу, - добавил Карл,  держась
за щеку - и я требую, чтобы вы...
     - Ты здесь ничего не можешь требовать, - ударил  его  носком  ботинка
капитан. Подумал и решил: - Ясно, шпионы... Расстрелять!
     Карл сказал как можно убедительнее:
     - Вы ошибаетесь, капитан, мы не шпионы, и я  вам  говорю:  это  легко
проверить.
     Капитан схватил его за воротник.
     - Кто назвал тебе имя полковника? Здесь ни одна душа не знает его.
     - У нас письмо к полковнику от самого Момбе.
     - Где оно? Нет? Я так  и  знал...  Довольно  трепаться!  -  оттолкнул
Карла. - Расстрелять!
     Солдаты схватили их, скрутили руки назад, связали. Парень с автоматом
подтолкнул Карла к обочине.
     - Давай... Нет времени...
     Карл хотел крикнуть капитану что-то, но  вдруг  понял:  чтобы  он  ни
говорил, этот человек не отменит своего решения и их судьба решена.
     Карла подтолкнули в бок автоматом, и он покорно пошел к кустам.
     Гюнтера  тоже  подтолкнули,  но  он  вывернулся  между  двух  солдат,
подбежал к капитану и упал на колени.
     - Даю вам слово чести, - начал в отчаянии, - мы журналисты, и  у  нас
есть  поручение  к  полковнику...  -  Солдаты  подхватили  его  под  руки,
потащили. - Умоляю, не убивайте! Пфердменгес не простит вам!
     Капитан обернулся, какая-то тень промелькнула  по  его  лицу,  словно
заколебался,  но  махнул  рукой  и  пошел  к  дереву,  под  которым  стоял
американский "джип".
     Гюнтер отбивался, что-то кричал,  но  солдаты  тащили  его  в  кусты.
Метрах в  пятидесяти  от  дороги,  на  полянке,  их  привязали  к  стволам
деревьев. Парень с автоматом отошел на несколько шагов, спросил  у  солдат
по-немецки:
     - Кто хочет?
     - Кончай их, сержант, - безразлично отозвался  кто-то.  Сержант  стал
поднимать автомат, черное дуло сверлило мозг, Карлом овладела  апатия,  он
все  видел  и  слышал,  но  не  мог  пошевелиться,   все   было   миражем,
нереальностью - и солдаты, и деревья, к которым  их  привязали,  и  желтая
трава под ногами, -  реальным  был  только  автоматный  ствол;  он  сейчас
вздрогнет, но Карл уже не увидит огня, пули долетят быстрее...
     Рядом Гюнтер закричал:
     - Не убивайте нас!
     Сержант повел автоматом, сейчас Карл видел только черное дуло  -  оно
увеличивалось и напоминало жерло орудия.
     И вдруг - нет черной бездны, сержант, опустив автомат, поворачивается
к ним боком...
     Что там, на краю обочины? Почему опять появился капитан и рядом с ним
Леребур?
     Уже убедившись, что пришло спасение, Карл никак не мог избавиться  от
чувства, что у него на груди обожжена кожа...
     - Я должен принести вам свои извинения, -  сказал  капитан,  пока  их
развязывали, но Карл плохо понимал его, апатия не отпускала, и под сердцем
жгло.
     - Дайте ему воды... - заметил состояние Карла Жорж Леребур.
     К его губам приложили баклажку, он машинально глотнул, виски  обожгло
горло, но сразу стало легче - закашлялся, слезы выступили  на  глазах,  но
боль под сердцем утихла, вернулась способность слышать и видеть.
     Гюнтер стоял рядом, опершись о дерево. Ему тоже дали глотнуть  виски,
он отпил чуть  ли  не  половину  баклажки.  Поднял  кулаки,  что-то  хотел
сказать, но, так и не произнеся ни одного слова, сел на траву.
     - Вас  заподозрили  в  шпионаже  в  пользу  бунтовщиков,  -  объяснил
Леребур.
     Гюнтер зло плюнул.
     - Я же объяснял ему, что у нас письмо!
     - Ну... ну... - примирительно  проворчал  Жорж.  -  К  счастью,  меня
догнал грузовик, и я разжился парой галлонов бензина.
     - А если бы не было грузовика? - не сдавался Гюнтер.
     - Пили бы вы сейчас шнапс на том свете! -  засмеялся  сержант.  -  Но
здесь по-другому нельзя.
     - Если бы вы знали местные условия... - подтвердил капитан. -  Хотите
еще? - протянул Карлу свою баклажку.
     Тот отрицательно покачал головой. Его тошнило.
     - Поехали... - предложил Карл. Эта поляна, где они чуть  не  остались
навечно, вызывала беспокойство и даже раздражение.
     - Да, поехали, - согласился Леребур. - Тем более, что осталось нам...
Полковник здесь, в городе.
     - Вот и хорошо! - обрадовался Гюнтер. - Конец нашим блужданиям.
     Он хлопнул Карла по плечу, но тот не разделял его энтузиазма.  Как-то
было все равно: полковник так полковник, есть - пусть будет, нет, то и  не
надо...
     В голове шумело, лицо капитана расплывалось. Знал: эта черная  точка,
что разрасталась в жерло,  теперь  будет  сниться  ему  и  сны  эти  будут
кошмарны...


     -  Моя  профессия  убивать,  и  я  не  стыжусь  ее!   -   так   начал
пресс-конференцию полковник Людвиг Пфердменгес.
     Они сидели на веранде большого одноэтажного  дома,  где  расположился
штаб батальона "Леопард". Только что полковнику доложили, что  карательная
экспедиция  против  бунтовщиков-партизан,  засевших  на  западном   берегу
большого озера, завершилась успешно,  и  он  пребывал  в  том  благодушном
настроении, когда все кажется лучше, чем на самом  деле,  и  поэтому  тебя
тянет на откровенность, язык развязывается, и начинаешь  рассказывать  то,
что при других обстоятельствах сам вспоминаешь неохотно.
     - Да, господа, я не стыжусь. Ибо какая же  другая  обязанность  может
быть у солдата, тем более здесь, где  дикость  и  первобытные  обычаи?  Не
убьешь ты - убьют тебя, поэтому мы и стараемся убивать как  можно  больше.
Левая пресса - иногда я читаю эти красные  листки,  господа,  -  кричит  о
нашей жестокости, о том, что партизаны ведут справедливую борьбу за  права
туземцев. Время, господа, покончить с пустой болтовней.  Все  это  выдумки
коммунистов, я убежден в этом. С нашей точки зрения, с точки зрения солдат
моего батальона "Леопард",  война,  которую  мы  ведем  против  черномазых
партизан, справедлива, мы защищаем свои интересы и интересы состоятельных,
а значит, самых культурных и самых прогрессивных  сил  страны.  А  кто  не
разделяет эти взгляды, пусть катится ко всем чертям! И мы с  удовольствием
поможем ему быстрее добраться туда!
     Полковник  расстегнул  пуговицу  на  рубашке   и   выпил   полстакана
газированной воды. Далее продолжал сдержаннее:
     - В свое время меня причислили к эсэсовским преступникам, и я  должен
был эмигрировать в эти паршивые джунгли. За что, спрашиваю вас? Меня  -  к
преступникам? Я командовал полком,  потом  дивизией  СС,  мы  воевали  как
могли, ну, уничтожали партизан в России, но и они  уничтожали  нас.  Война
шла без правил! Опыт русской кампании научил меня,  сейчас  мы  используем
его: лучше убить десяток партизан, чем оставить  одного  раненого.  Потому
что и раненые кусаются.
     - А что вы им дадите, если победите?  Ваша  позитивная  программа?  -
спросил Леребур.
     - Пусть с программами выступают другие, - отмахнулся  Пфердменгес.  -
Момбе или кто другой. Они мастера  затуманивать  головы,  их  профессия  -
болтать, а наша  -  устанавливать  твердую  власть.  Моя  программа  очень
простая: негры должны работать.
     Полковник остановился, глотнул воды и продолжал дальше с нажимом:
     - Заставляя негров работать,  мы  делаем  великое,  благородное  дело
прежде всего для них самих, для развития нации, господа, если  хотите.  Мы
совершаем великую цивилизаторскую миссию, пробуждаем, я  убежден  в  этом,
Черную Африку от вековой спячки.
     - У вас есть плантации в этой стране? - спросил полковника Гюнтер.
     - Наивный вопрос, - засмеялся полковник.  -  Эти  джунгли  и  саванны
оказались не  такими  уж  и  дикими.  Плантации  кофе,  хлопка,  масличных
пальм... При умелом землепользовании это дает неплохой доход. У меня  есть
управляющие и надсмотрщики.
     Этот самоуверенный убийца давно уже надоел  Карлу.  Вспоминал  черный
ствол автомата, наведенный на него, и злоба душила его.
     Наверно, у  полковника  давно  уже  атрофировались  все  человеческие
чувства, и он ничем не отличался от горилл, живущих в здешних лесах,  даже
хуже - горилла убивает, защищаясь, а этот подвел под убийства  филосовскую
базу: никогда еще Карл не слыхал  такого  откровенно  оголтелого  цинизма.
Переглянулся с Гюнтером. Видно, тот ощущал то же самое и понял Карла,  так
как встал, положив конец беседе.
     - Я отвлеку внимание француза, - прошептал  Карлу  на  ухо,  -  а  ты
поговори с полковником Пфердменгесом.
     Карл смотрел на Пфердменгеса. Почему-то вспомнил отца  Людвига.  Нет,
кузены совсем непохожи - жизнь в  джунглях  и  военные  невзгоды  закалили
полковника: подтянутый, загорелый и живой, несмотря на  свои  пятьдесят  с
лишним лет. У монаха, правда, глаза поумнее, а у этого мутные, воловьи.
     Гюнтер потянул Леребура к бутылкам в соседнюю комнату. Карл  задержал
Пфердменгеса.
     - Минутку, полковник, два слова...
     Пфердменгес остановился, нетерпеливо переступая с  ноги  на  ногу,  и
посмотрел недовольно. Карл подошел к нему вплотную.
     - Видели ли вы черный тюльпан?
     У полковника забегали глаза.
     - Вас послали ко мне?
     - Да.
     - Кто?
     - Я не имею права разглашать тайну. Вам необходимо назвать две  цифры
и не расспрашивать меня ни о чем.
     - Эх... - вздохнул Пфердменгес не то с сожалением, не то  облегченно.
- Прошли те времена, когда я не расспрашивал...
     Карл сказал твердо:
     - Но вы обязаны сделать это.
     - Я сам  знаю,  в  чем  заключаются  мои  обязанности,  -  огрызнулся
Пфердменгес. - Лично я не имею намерения возвращаться в фатерлянд.  Мне  и
здесь неплохо. Мой рейх - моя хлопковая плантация, я завоевал  ее  сам,  а
рейх обещал мне имение на  Украине,  но  где  оно?  Рейх,  юноша,  еще  не
расплатился со мной, и я считаю, будет справедливо рассчитаться сейчас. Из
той суммы, которую вы получите... Сколько лежит на  шифрованном  счету?  И
где?
     Карл неуверенно пожал плечами.
     - Ну хорошо, - не настаивал полковник, - меня