Карл  не  назвал  его
имени ни Каммхубелю, ни Аннет, следовательно, тайна шифра известна  только
троим, а  все  остальное  не  должно  волновать  Гюнтера.  В  полиции  нет
основания задерживать его  -  завтра  он  съездит  в  Заген,  затем  сразу
вернется в Швейцарию, куда прибудут Шлихтинг и Пфердменгес. Все продумано,
все идет по плану: главное - спокойствие, не выдать  себя  ни  словом,  ни
жестом. Карл Хаген был другом Гюнтера Велленберга, его трагическая  гибель
не могла не потрясти друга - вот линия поведения...
     Гюнтер уже вошел в роль, ему и на  самом  деле  стало  жаль  Карла  и
Аннет, он любил их и мог сейчас поклясться в этом - белая роза на  зеленом
стебельке... Но почему вдруг задрожали мышцы  на  обожженном  лице  Карла?
Неужели он подмигивает?
     Это видение было таким зримым и реальным, что Гюнтер невольно схватил
инспектора за плечо, смотрел расширенными от  страха  глазами  и  бормотал
что-то невразумительное. Тот понимаюше пожал ему руку.
     -  Все  бывает,  -  попробовал  успокоить.  -  Но  вы  ведь  мужчина,
держитесь!
     Вместе с портье они поднялись на лифте на четвертый этаж, где их  уже
ждали вездесущие  репортеры.  Инспектор  приказал  освободить  коридор,  и
только после этого портье открыл дверь номера Карла.
     Возле шкафа стоял открытый, но уже упакованный чемодан. Кровать  была
аккуратно застелена. На вешалке -  плащ,  несколько  газет  на  журнальном
столике под торшером, рядом начатая коробка  конфет  и  недопитая  бутылка
вина.
     Инспектор посмотрел на все это, распорядился снять отпечатки пальцев.
Спросил Гюнтера:
     - Когда вы собирались уезжать?
     - Сегодня.
     - Так я и думал, - показал на чемодан. - Ваш спутник  был  аккуратным
человеком. Когда вы видели его в последний раз?
     Гюнтер посмотрел на часы.
     - Минут двадцать пять - тридцать назад. Он заходил ко мне.
     Инспектор остановился перед Гюнтером. Спросил  небрежно,  но  смотрел
внимательно.
     - О чем вы говорили?
     - Ну... о делах... об  отъезде...  Потом  он  предложил  проехать  по
городу.
     - И вы отказались? Почему? Наверно, раньше вы не оставляли его?
     Гюнтер ответил спокойно:
     - Бывают разные  ситуации.  Сегодня  я  почувствовал,  что  третий  -
лишний...
     Инспектор кивнул.
     - Фрейлейн Каммхубель? Давно они познакомились? Где?
     Гюнтер знал, что врать нельзя - все равно узнают.
     - Дней десять назад. В Загене. У  нас  были  дела  в  городе,  а  она
приезжала туда к родственникам.
     Инспектор стал рассматривать вещи в  чемодане.  Казалось,  он  совсем
потерял интерес к Гюнтеру. Даже спросил не оборачиваясь:
     - А вчера? Когда вы вернулись вчера вечером? Были вместе с Хагеном?
     Гюнтер  понял,  что  полиция  уже  поинтересовалась  у  служителя  на
стоянке, когда Карл поставил машину.
     - Нет, - ответил. - Карл  ездил  куда-то  вместе  с  Аннет.  А  мы  с
полковником  Пфердменгесом  гуляли  по  городу.  Полковник  развлекался  в
ресторане, но у него заболела голова и он  решил  проветриться.  Мы  взяли
такси, поездили, затем вернулись и опять сидели в ресторане,  в  "Короне".
Погодите, когда же мы приехали? По-моему,  около  десяти.  Но  точнее  вам
могут сказать  приятели  полковника.  Мы  вместе  ужинали,  правда,  мягко
говоря, они выпили лишнего и ночевали у нас. Один у меня на диване, второй
- у полковника.
     - Как их фамилии?
     - Не знаю, спросите у полковника. У меня ночевал Курт.
     - И когда он ушел?
     - С час назад. Жаловался, что опоздал на работу.
     Очевидно, инспектор остался доволен объяснениями, так как спросил:
     - Как вы думаете, кто мог это сделать?
     - Что? - прикинулся недогадливым Гюнтер.
     - Диверсию против вашего друга. Возможно, и против вас. Ведь вы могли
сесть в машину вместе...
     - Счастливый случай, что я остался жив! - Гюнтер опустился  в  кресло
возле журнального столика. Для чего-то переложил с места на место  газеты.
Сейчас самое время подбросить  полиции  версию,  которую  они  разработали
вчера вечером, ожидая такси.  Правда,  инспектор  может  отнестись  к  ней
скептически, но  если  узнают  журналисты...  Предмет  для  разговоров  по
крайней мере на неделю!
     Сказал, будто раздумывая и взвешивая:
     -  Видите,  дело  такое...  Мы  с  Карлом   Хагеном   и   полковником
Пфердменгесом только что вернулись из Африки. Вокруг  африканских  событий
ходит  столько  слухов...  Мы  хотели  обрисовать   объективную   картину,
встречались с партизанами и были  в  войсках,  поддерживающих  порядок.  И
пришли к  выводу,  что  слухи  о  зверствах  так  называемых  карателей  -
обыкновеннейшая выдумка. Саванну  заливают  кровью  бунтовщиков,  если  бы
увидели, инспектор, изуродованные трупы... - Задохнулся, будто и на  самом
деле трудно было продолжать, глотнул воды. - Думаю, красные, узнав о наших
намерениях - а мы приехали в Европу  с  полковником  Пфердменгесом,  чтобы
раскрыть зверства колониальных бунтовщиков, - устроили эту диверсию...
     - Ого! - Инспектор  оценил  версию.  -  Дело  приобретает  интересный
оборот. - Остановился в центре комнаты. -  Здесь  все...  Сейчас  осмотрим
ванну, а затем придется заглянуть в ваш номер.
     - Пожалуйста.
     Инспектор вышел. Гюнтер самодовольно усмехнулся, он,  кажется,  обвел
вокруг пальца этого полицейского болвана.  Потянулся  к  графину.  Наливая
воду, обратил внимание на газету, что лежала рядом. Что-то  заинтересовало
его в ней, еще не знал, что именно, но встревожился и чуть не пролил  воду
из стакана. Сделал глоток, ища те слова в газете, и нашел сразу - прочитал
только первые строчки и закрыл глаза:  так,  с  закрытыми  глазами,  допил
воду, не мог поверить, хотя знал, что это не галлюцинация...
     Прочитал еще раз - как хорошо, что инспектор вышел из комнаты. Гюнтер
наверняка выдал бы себя. Развернул газету, так и есть - загенский  листок,
его привез Каммхубель и вчера отдал Карлу. Почему же тот  не  сказал  ему?
Это бы спасло жизнь Карлу и Аннет...
     Прочитал еще раз:
     "Вчера скоропостижно скончался  известный  житель  нашего  города,  с
именем которого во  многом  связано  процветание  Загена,  доктор  Рудольф
Зикс..."
     Гюнтер воровато посмотрел, не вернулся ли инспектор, торопливо сложил
газету и спрятал в карман, словно  она  могла  выдать  его.  Не  было  сил
подняться с кресла, но это продолжалось  всего  несколько  секунд.  Увидев
инспектора в дверях, встал и вытащил ключ.
     - Пожалуйста... это от моего номера.
     Шел за полицейским, смотрел на его аккуратно подстриженный затылок  -
не  было  никаких  мыслей  и  желаний,  машинально  отвечал   на   вопросы
инспектора, когда тот осматривал номер.
     Стоял на том же месте, что и  утром,  смотрел  в  окно  -  толпа  уже
разошлась, полицейские убрали остатки "фольксвагена".  Почистят  и  вымоют
асфальт, и завтра ничто не напомнит о сегодняшней трагедии:  будет  стоять
какой-нибудь "ситроен" или "опель", только он,  Гюнтер,  запомнит  на  всю
жизнь, потому что совесть будет мучать его.
     Интересно, мелькнула внезапно мысль, а мучила бы, если б  он  все  же
заполучил пять  миллионов?  Наверно,  не  так,  ибо  знал  бы,  ради  чего
пожертвовал двумя жизнями, а так пусто, - все напрасно: и  их  поездки,  и
волнения, и, наконец, его измена.
     Завтра он вернется в Швейцарию, и начнется привычная жизнь - кофе  по
вечерам в клубе, репетиции и  спектакли,  споры  об  искусстве...  Среднее
существование полунищего от искусства. Но, подумал вдруг с испугом, он уже
не сможет примириться с такой жизнью, он уже почувствовал в руках  деньги,
много денег, он сроднился с ними, и соответственно изменились его  взгляды
и вкусы.Наверно, он напоминает  сейчас  обанкротившегося  миллионера.  Да,
обанкротившегося, поскольку денег у него еле хватит на билет до Берна.
     Гюнтер вынул платок,  вытер  потный  лоб.  Ощупал  газету,  вынул  из
кармана. Он один узнал о смерти Рудольфа Зикса, в  конечном  итоге,  какое
это имеет значение, только он знает, что группенфюрер унес в могилу  тайну
шифра -  Шлихтинг  и  Пфердменгес  не  догадываются  ни  о  чем,  и  будет
справедливо, если они финансируют его - скажем,  по  десять  тысяч  марок.
Больше вряд ли дадут, но и не дать не смогут: он объяснит, что эти  деньги
нужны ему для подкупа одного человека, без помощи  которого  трудно  будет
войти в доверие личности, знающего первые цифры шифра.
     Улыбка смягчила заостренные черты лица Гюнтера: двадцать тысяч не так
уж плохо, конечно, не миллион и не пять, но все-таки какой-то трамплин для
человека с умом. Ведь чего-чего, а ума у него хватит. Ума, настойчивости и
деловой прыти.
     Улыбнулся  еще  раз.  Можно  даже  написать  Шлихтингу  и  полковнику
расписки, но пусть только попробуют вернуть свои жалкие двадцать тысяч! Он
намекнет,  что  Гюнтеру   Велленбергу   -   люмпен-интеллигенту,   терять,
собственно говоря, нечего, а вот дорогим  господам...  Если  левые  газеты
начнут распутывать этот клубок...
     Гюнтер засмеялся. Инспектор удивленно посмотрел  на  него,  и  парень
сразу сделал постное лицо.
     Потом инспектор ушел. Гюнтер лег на диван  -  захотелось  спать,  сон
одолевал его...
     Он лежал с подложенной под щеку ладонью и вдруг увидел темно-звездное
небо - такое темное небо и такие яркие звезды можно видеть только во  сне.
Звезды мерцали, и Гюнтеру было  тревожно,  предчувствовал:  сейчас  что-то
случится, и не знал, что именно...
     Но вдруг луч, белый и тонкий, как лезвие, прорезал  звездное  небо  и
потерялся где-то в бесконечном просторе.
     Почти одновременно в луче возникли две фигуры - они шли, взявшись  за
руки, словно их мог кто-то разлучить, вначале нерешительно, будто  учились
ходить по канату, но постепенно их шаги становились увереннее, они  шли  и
не обращали внимания ни на звезды, ни на луч, смотрели друг на друга, и  в
этом безбрежном мире для них не существовало ничего, кроме них самих и  их
любви.
     Аннет улыбалась Карлу - белая роза на зеленом стебельке - и ямочка на
ее щеке двигалась, а глаза излучали синий свет...
     Они  шли,   разговаривая   о   чем-то,   молчали,   смеялись,   снова
разговаривали и снова молчали. И им было хорошо, потому что самое  главное
- найти друг друга, зная, что всегда будут радостными и  пожатие  руки,  и
улыбка, и поцелуй, и просто ненароком сказанное слово, а  они  знали,  что
так будет вечно, поскольку луч вел их в вечность  и  дорога  их  не  имела
конца.