ли
Шлихтинг свои две цифры? И сколько же на счету,  если  Карл  пообещал  ему
даже три миллиона?
     Три миллиона - и кому?  Какому-то  бывшему  нацисту.  А  он,  Гюнтер,
которого  чуть  не   расстреляли,   получит   только   миллион.   Где   же
справедливость?
     Аннет спросила:
     - Однако почему не насторожил тебя первый визит к Рудольфу  Зиксу?  И
дядя предупреждал тебя...
     - Почему же ты тогда не отговорила меня от поездки в Италию?
     - Твоя правда, - вздохнула Аннет, - но мне  так  хотелось  поехать  с
вами. С тобой...
     -  Мы  сядем  в  машину  и  поедем,  куда  только  ты   захочешь,   -
примирительно сказал Карл. - И не будем думать  ни  о  деньгах,  ни...  Но
захочешь ли ты поехать со мной?
     - Неужели ты действительно так думаешь, милый?
     - А знаешь, кем был мой отец?
     Гюнтер прикусил губы: надеясь отвернуть Аннет от Карла, он  рассказал
ей о Франце Ангеле, но девушка ответила  ему  тогда  так  же,  как  сейчас
Карлу.
     - Я знаю, кто ты! - Немного  помолчала.  -  Конечно,  тень  отца  еще
витает над тобой. Особенно когда сделаешь что-нибудь плохое.
     Карл засмеялся хрипло и нервно.
     - Ты на самом деле все знаешь и не отказываешься?
     Гюнтер представил эту сцену в комнате и сжал кулаки.
     А Карл все говорил:
     - ...И ничего не стоит между  нами,  любимая.  Завтра  мы  полетим  в
Цюрих, и я переведу двадцать миллионов польскому  посольству  с  условием,
чтобы на  эти  деньги  построили  больницу.  -  Засмеялся.  -  Шлихтинг  и
полковник словно договорились: назовут мне цифры только на  пороге  банка.
Тем больше разочаруются... - Карл умолк и продолжал после  паузы:  -  Жаль
Гюнтера. Но я уверен: он все поймет и одобрит наше решение.
     Гюнтер  еле  удержался,  чтобы  не  ворваться  в  комнату.  Он   что,
мальчишка? И какое они имеют право решать за него? Его миллион -  полякам?
Миллион, с которым он уже свыкся, который как бы стал его собственностью и
принес бы ему столько счастья, радостей и удовольствий?
     У Гюнтера заклокотало в горле, поднял руки и чуть  не  закричал,  как
человек, которого грабят. Он не слышал,  что  дальше  говорят  в  комнате,
утратил самоконтроль, шагнул к двери - сейчас он ворвется  к  ним,  он  им
покажет, заставит уважать его права; в конце концов,  неужели  полякам  не
хватит девятнадцати миллионов? Что для государства миллион, который  может
сделать его, Гюнтера, счастливым?
     Но перед кем унижаться?
     Эта мысль отрезвила его, привела в чувство, и он услыхал слова Аннет:
     - ...Дядя остановился на Шаттегештрассе, где живет наша родственница,
и я переночую там. Завтра утром он выезжает в Гамбург и хотел  бы  увидеть
тебя.
     О, уже и Каммхубель приперся в Ганновер - это окончательно  разозлило
Гюнтера.  Суют  нос  не  в  свои  дела,  тоже   философы,   интеллигенция,
раскудахтались: "Боже мой, как дурно пахнет от нацистских денег!" А ты  не
нюхай!
     - Тогда поспешим, - сказал Карл.
     Гюнтер осторожно вышел за дверь.  Пробежал  по  коридору,  оглянулся,
заворачивая за угол, и чуть ли не скатился по лестнице.
     ...За столиком Пфердменгеса сидели двое мужчин. Полковник танцевал  с
какой-то раскрашенной девицей. Сев  на  место,  жадно  выпил  шампанского,
указал Гюнтеру на мужчин:
     - Мои старые друзья. Этот рыжий  -  Ганс,  а  этот  -  бывший,  хотя,
правда, все мы бывшие... Курт, мой однополчанин.
     - На минутку, господин Пфердменгес, - позвал  его  Гюнтер,  -  важное
дело.
     - Называй меня просто полковником, - небрежно похлопал его  по  плечу
Пфердменгес. - Никаких дел, сегодня отдыхаем.
     Мужчины одобрительно закивали. Гюнтер наклонился к уху  Пфердменгеса,
зашептал:
     - Хотите потерять свои пятьсот тысяч?
     Гюнтер отозвал полковника в сторону, рассказал о  разговоре  Карла  с
Аннет.
     Полковник смотрел на него, не понимая. Наконец смысл сказанного дошел
до его сознания.
     - Я придушу этого Карла, как щенка! -  Поднял  кулаки.  -  Никто  еще
безнаказанно не обманывал Пфердменгеса!
     - Вам хмель ударил в голову, - оборвал его Гюнтер. - Возможно, вы  на
самом деле придушите его, но  ганноверская  полиция  уже  через  несколько
часов раскроет вас. И вместо пятисот тысяч - тюрьма.
     - Но нельзя же безнаказанно делать такие вещи! - горячился полковник.
     - Есть способ увеличить вашу долю в десять раз! - не дослушал его  до
конца Гюнтер.
     - Пять миллионов? - полковник побледнел.
     - Да, пять миллионов... Сейчас мы поедем... тут  недалеко...  Но  при
условии: будете выполнять все, что я скажу!
     - Согласен!
     Поймали такси, и через десять минут Гюнтер нажимал  кнопку  звонка  у
калитки, ведшей к дому Йоахима Шлихтинга.
     Вышел слуга в сопровождении овчарки. Издалека спросил:
     - Кто?
     - Полковник Пфердменгес и господин Велленберг. Очень важное и срочное
дело.
     Слуга скоро вернулся и загнал овчарку в помещение.
     - Прошу, господин Шлихтинг ждет вас.
     Йоахим Шлихтинг стоял в центре большого холла с ковром во весь пол, и
это делало его еще более высоким - будто червяк какой-то  умудрился  стать
на хвост и замереть. Молчал, разглядывая посетителей. Гюнтер не выдержал и
начал первый:
     - Сегодня вы встречались с человеком, который  выпытывал  у  вас  две
цифры шифра...
     Шлихтинг наклонился немного и так застыл, как Пизанская башня.  Затем
проскрипел недовольно:
     - Я не люблю шантажистов, господа. Если вы  пришли  только  за  этим,
считайте разговор исчерпанным.
     Гюнтер показал на полковника.
     - Это штандартенфюрер СС Людвиг Пфердменгес. Он назовет  вам  пароль,
который стал известен тому человеку... Ну, тому, кто был у вас сегодня.
     - Да, - заявил уверенно полковник.  -  "Хорошо  весной  в  арденнском
лесу". Разве вы никогда не ездили туда в эту пору года? - добавил от  себя
ехидно.
     Шлихтинг подумал немного и спросил:
     - Но почему создалась такая ситуация? Пожалуйста...  -  и  указал  на
кресла в углу холла.
     - Человек, с которым вы познакомились сегодня, - начал Гюнтер, -  сын
Франца Ангеля. Надеюсь, вам знакомо это имя?
     Какая-то искра вспыхнула в прозрачных глазах Йоахима Шлихтинга.
     - Конечно, знакомо, однако тот парень назвался Карлом Хагеном.
     - Карл Хаген - журналист, - заявил Гюнтер. - Его отец  скрывался  под
такой фамилией. Но дело не в этом. Просто я объясню, каким образом к Карлу
Хагену попал список тех, кто знает шифр. Я помогал ему  с  самого  начала,
если хотите, господа, не без корысти, у нас разговор идет начистоту,  и  я
не таюсь  перед  вами.  Карл  Хаген  обещал  мне  миллион,  пятьсот  тысяч
полковнику. На какой сумме сошлись вы, господин Шлихтинг?
     Шлихтинг втянул голову в плечи, сощурился иронично.
     -  Вы  много  себе  позволяете,  мой   дорогой   друг!   -   произнес
присвистывая.
     Гюнтер продолжал дальше, будто и не слышал ответа:
     - Все равно вы не получили бы и пфеннинга, поскольку Карл Хаген решил
подарить всю сумму, лежащую на счету, полякам на  строительство  больницы.
Во имя искупления так называемых  эсэсовских  грехов.  Только  что  я  был
свидетелем его разговора с одной особой, господин полковник  знает  ее.  -
Вдруг сорвался чуть ли не на крик: - Им, видите ли,  жалко  меня,  но  они
уверены, что я пойму этот жест и  с  радостью  отрекусь  от  своей  части!
Никогда в жизни!
     Шлихтинг спросил:
     - Вы знаете первую часть шифра?
     Гюнтер уже овладел собой.
     - Две цифры известны полковнику, а первые две знает  Карл  Хаген.  Он
узнал их...
     - У кого?
     - Э, нет... - засмеялся  Гюнтер.  -  Если  вы  узнаете,  у  кого,  то
исключите меня из игры.
     - Сколько лежит на счету?
     - Это уже деловой разговор. Я знал, что мы  придем  к  соглашению,  -
повеселел Гюнтер. - Двадцать миллионов марок.
     - Двадцать! - Шлихтинг так и замер в  кресле.  -  А  он  сказал  мне:
десять.
     - И вы сошлись?..
     - Какое это имеет значение? Двадцать миллионов!.. -  Шлихтинг  словно
все еще не верил. - Нас трое, и это выходит...
     Гюнтер предостерегающе поднял руку.
     - Человек, который знает первые две цифры, уверен, что эти  деньги  -
собственность "четвертого рейха". Карл Хаген обманул его.
     Шлихтинг положил  большие,  как  лопаты,  ладони  на  колени.  Сказал
безапелляционно:
     - Наша партия - вот кто создаст "четвертый рейх!" Тот человек  должен
знать это.  Вы  явитесь  к  нему  как  представитель  партии.  Ну  и...  -
задвигался в кресле, - думаю, мы и на самом деле некоторую сумму...
     - Каждому по пять миллионов, - заявил Гюнтер решительно. Нам по  пять
и пять на счет партии.
     Это представляется справедливым, - наконец подал голос полковник. - Я
за такой вариант!
     Шлихтинг согласился. Было жаль отдавать  десять  миллионов  какому-то
бурбонистому штандартенфюреру и юнцу, который не  представляет  настоящего
вкуса  денег  и  наверняка  сразу  же  растранжирит  их.  Но  не  мог   не
согласиться: каждый держал другого в руках, каждый зависел от другого.
     - Хорошо, господа, договорились, - сказал решительно. - Но  завтра  в
четыре часа мы вместе с Карлом Хагеном должны были вылететь в Цюрих. Вдруг
он заподозрит, что мы сговорились за его спиной?
     - Ну и что? - беспечно махнул рукой Пфердменгес.  -  Послать  его  ко
всем чертям, и только.
     - Не так все это просто, - поморщился Шлихтинг. - Он поднимет  шум  в
прессе, что мне и моей партии в канун выборов ни к  чему.  Наконец,  может
предупредить или шантажировать человека, который знает первые две цифры.
     Полковник встал.
     - Придется этого Карла Хагена убрать...  -  сказал  деловито,  словно
речь шла о чем-то обычном, скажем, о покупке пачки сигарет.
     - Может, все-таки договориться с ним? - спросил Шлихтинг.
     - Пустое дело, - возразил Гюнтер. - Я знаю его!
     Шлихтинг наклонился к полковнику. Спросил шепотом:
     - Ну убрать... Но как?
     Пфердменгес засмеялся:
     - Я знаю сто способов!
     Шлихтинг ужаснулся.
     - Но ведь на нас сразу падет подозрение...
     Полковник заходил по холлу, заложив руки за спину. Остановился  перед
Гюнтером.
     - У вас есть ключи от "фольксвагена"?
     Гюнтер вынул их из кармана.
     - Завтра утром ни в коем случае не садитесь в машину.
     - А-а... - понял все Шлихтинг. - Только бы не вышла на нас полиция.
     - А мы обеспечим себе алиби. Начнем с того, что сейчас поймаем  такси
и твердо запомним его номер...
     ...Пфердменгес сел рядом с шофером и всю дорогу разговаривал  с  ним.
Рассказывал, как охотятся на львов в  саванне.  Расплачиваясь,  спросил  у
водителя, который час. Тот ответил:
     - А мне показалось, что нет и девяти... - А  когда  машина  отъехала,
полковник сказал поучительно: -  Шофер  подтвердит,  что  без  трех  минут
десять мы приехали в "Корону".
     - "Фольксвагена" еще нет  на  стоянке,  -  заметил  Гюнтер.  -  Когда
проезжали, я обратил внимание.
     - Это отведет от нас все подозрения, - хрипло засмеялся  Пфердменгес.
- На стоянке зафиксируют время его возвращения, когда мы уже будем в отеле
и у нас будут свидетели.
     - Но как?
     Полковник приложил палец к губам.
     - Пошли, - подтолкнул Гюнтера, - все будет в порядке.
     Приятели Пфердменгеса все еще сидели за столом.  Полковник  незаметно
дал Гюнтеру таблетку.
     - Снотворное, - объяснил. - Сейчас мы накачаем их... Предложишь Курту
переночевать на диване в твоем  номере.  Таблетку  дашь  выпить  вместе  с
вином. Утром он будет клясться, что полночи вы с ним  болтали.  Спустишься
ко мне после двух часов ночи, только осторожно, чтобы никто не заметил.  Я
не закрою дверь.
     ...Окна номера Пфердменгеса выходили в переулок.  Ночью  здесь  редко
попадались  прохожие,  но  все  же  полковник,   приоткрыв   окно,   долго
прислушивался. Наконец отважился, скользнул в окно, держась  за  связанные
ремни от чемоданов, и Гюнтер осторожно опустил его  на  панель.  Как  было
оговорено, втянул ремни и закрыл окно.
     В дальнем углу  комнаты  посапывал  на  диване  Ганс.  Лежал,  свесив
волосатую ногу. Гюнтер  накрыл  его  -  о  Гансе  следовало  позаботиться,
как-никак основной свидетель. Сел рядом, прислушался. За окном тишина,  ни
одного прохожего. Вдруг стало страшно: а если полковника задержат на месте
преступления?  Отправив  Пфердменгеса  на   улицу,   он   уже   стал   его
соучастником. Это же тюрьма...
     А если сейчас выскочить в окно и  задержать  полковника?  Может,  еще
удастся уговорить Карла и тот рассчитается с ним по-честному?
     Пусть отдает остаток полякам, какое его, Гюнтера, дело? Но сейчас  ни
Пфердменгес, ни Шлихтинг не захотят иметь дело с Карлом: зачем  им  терять
деньги? Да и ему, Гюнтеру, зачем терять? Есть же разница между миллионом и
пятью, и нужно быть дураком, чтобы отдать свое!
     Под окном коротко свистнули. Гюнтер спустил ремни и помог  полковнику
взобраться...
     Тот зашел в ванну, смочил полотенце и  тщательно  протер  подоконник.
Снял туфли, вытер подметки. Протер и ремни.
     - Необходимо предусмотреть все, - объяснил полковник, - и я  не  хочу
давать полиции ни одного доказательства. Я  заложил  в  "фольксваген"  две
мины  -  от  него  останется  только  воспоминание!  Пистолет  выбросил  в
канализацию... Вероятно, все...
     Он выпустил Гюнтера, переоделся в пижаму и лег с  чувством  человека,
который имеет право на отдых после тяжелой работы.
     Гюнтер стоял за  шторой  и  выглядывал  украдкой,  словно  его  могли
заметить с улицы.
     Только что в номер заглянул Карл, они поговорили о делах, затем  Карл
предложил поездить по городу - Гюнтер знал, что сделал это  он  только  из
вежливости, а на самом деле хотел провести утро с Аннет. И  действительно,
Карл не уговаривал,  стоял  на  пороге  и  улыбался,  наверно,  не  совсем
искренне, поскольку скрывал от друга тайну и  завтра  огорчил  бы  его,  а
Гюнтер не мог отвести от него взгляда, так как смотрел на него в последний
раз; ему было трудно поверить в  это,  машина  с  минами  казалась  плодом
нездорового воображения, плохим анекдотом, детской  выдумкой  -  не  может
человек не чувствовать неотвратимого, а Карлу сейчас так хорошо, впереди у
него встреча с Аннет, ощущение ее близости. Он уверен, ничто  не  помешает
его встрече, верит, что так будет вечно, а жить Карлу  осталось  несколько
минут; ему не будет больно, он даже не поймет, что умирает, но  зачем  это
все, стоят ли эти миллионы (будь их в десять  раз  больше!)  жизни  друга,
который смотрит на тебя с любовью и откровенно симпатизирует тебе?
     Если бы Карл задержался в номере хотя бы еще минуту, Гюнтер, наверно,
не выдержал бы и сказал, что ждет его, по крайней мере,  под  каким-нибудь
предлогом не позволил бы сесть в "фольксваген". Но Карл спешил  -  он  уже
вышел из отеля и остановился возле светофора. Ожидая зеленый свет, помахал
кому-то рукой. Гюнтер посмотрел кому и... увидел Аннет.
     Она шла  по  самому  краю  панели  в  короткой  зеленой  юбке,  белой
кофточке, тоненькая и красивая, как белая роза на зеленом стебельке. Шла и
махала Карлу рукой.
     Карл побежал на желтый свет: вынырнул из-под машины, которая чуть  не
задела  его,  взял  Аннет  за  руку,  и  они  направились  к  стоянке,   к
канареечному "фольксвагену", начиненному взрывчаткой.
     Дрожащими руками Гюнтер потянул на себя оконную  раму.  Почему-то  не
поддавалась, а ведь он только что закрыл окно, - дергал  изо  всех  сил  и
только через несколько секунд сообразил, что надо поднять задвижку.
     Когда наконец перегнулся через подоконник, сообразил, что  все  равно
не услышат, не услышат даже те, кто значительно  ближе,  -  по  улице  уже
двигался утренний автомобильный поток, гудели моторы  и  шуршали  шины,  а
белая роза на зеленом стебельке плыла по  краешку  панели,  и  ее  бережно
придерживал за руку Карл.
     Вот они уж делают последние шаги, сейчас повернут на  стоянку  -  но,
может быть, полковник ошибся и что-нибудь не сработает, бывают же подобные
случаи, почему не случится такому сейчас?
     Гюнтер  стоял,  вцепившись  в  оконную  раму,  с  раскрытым  ртом   и
выпученными глазами и вдруг закричал. Только не крик, а какой-то  свист  с
клекотом вырвался из его груди,  он  зажал  рот  ладонью,  испугался,  что
кто-нибудь услышит его и посмотрит с улицы, отшатнулся  в  глубь  комнаты,
схватился за спинку стула и не сводил глаз с  тех,  кто  уже  стоял  возле
желтой машины.
     Аннет обошла "фольксваген", сейчас Гюнтер не видел ее,  на  мгновение
ему стало легче - вдруг он не заметил и она отошла? Карл отомкнул  дверцу,
открыл  противоположную,  наверно,  протянул  руку  Аннет  -  сам   Гюнтер
непременно сделал бы то же, чтобы лишний раз ощутить тепло девичьей руки и
легкое благодарное пожатие, - они там сейчас улыбаются друг другу, - боже,
зачем он вчера послушался полковника?
     Карл прикрыл  дверцу,  и  в  тот  же  миг  "фольксваген"  подбросило,
полыхнул огонь, и Гюнтер почувствовал, будто его больно толкнуло в грудь -
выпустил спинку стула, зашатался и в  изнеможении  сел  на  пол.  Прижался
щекой  к  холодным  паркетинам,  от  которых  противно   пахло   мастикой,
всхлипывал и дрожал в нервном возбуждении.
     В двери застучали, но не было сил подняться...
     - Гюнтер! - раздался голос полковника. - Откройте, Гюнтер!
     Только тогда Гюнтер  оторвал  щеку  от  пола  и  с  трудом  поднялся,
непослушными пальцами повернул ключ.
     За  спиной  полковника   стояла   встревоженная   горничная.   Гюнтер
почувствовал, что горничная может кое-что прочитать на  его  лице,  сделал
над собой усилие, улыбнулся и спросил:
     - Что случилось? Вы стучите, словно пожар. Я был в ванной...
     - Несчастье! -  воскликнул  Пфердменгес.  Гюнтер  удивился,  с  какой
естественностью полковник разыгрывает свою роль. - Взорвался "фольксваген"
Карла!
     - Как взорвался? - Гюнтер изобразил удивление. - Когда  взорвался?  А
где Карл?
     - Вы ничего не слышали? - удивилась горничная.  -  Я  думала,  что  в
окнах повылетают стекла.
     - Я был в ванной... Карл только что  заходил  ко  мне...  Он  куда-то
собирался... Подождите, вы ничего не напутали?
     - Я завтракал, когда услышал взрыв, - объяснил Пфердменгес. - Выбежал
на улицу - возле стоянки толпа... Бегут полицейские... Я - туда  и  увидел
изуродованный  "фольксваген"  Карла.  Ну,  дым,  огонь,  служитель   тащит
огнетушитель... По-моему, в машине кто-то был...
     Гюнтер закрыл лицо руками.
     - Карл... Карл...
     ...Стоянку уже окружили полицейские. Гюнтер протиснулся к инспектору.
Сказал встревоженно:
     - На этом "фольксвагене" мы прибыли из Швейцарии.  Что  случилось?  И
что с Карлом?
     - Вы хотите сказать, что знаете владельца этой машины?
     Инспектор ощупал Гюнтера внимательным взглядом.
     - Да, мы вместе приехали из Швейцарии.
     Инспектор подтолкнул его к брезенту, которым  было  прикрыто  что-то,
поднял край. Гюнтер знал, кого ему покажут, и готовился к  этому,  но  то,
что увидел, заставило его отшатнуться и заслонить лицо руками.
     - Они... - У Гюнтера вытянулось лицо, глаза налились  кровью.  Почему
ему показали это?
     - Кто они? - уже дважды спрашивал инспектор.
     Гюнтер смотрел, моргал глазами, и ноги у него подкашивались.  Наконец
понял, что требует полицейский.
     - Карл Хаген, - с усилием  выдавил.  -  Швейцарский  журналист.  Карл
Хаген из Берна.
     - А женщина?
     - Аннет Каммхубель... студентка... Франкфуртский университет...
     - Жили в "Короне"?
     - Да.
     - Пройдемте с нами.
     Они вышли за цепь полицейских и сразу попали под  перекрестный  огонь
репортеров. Гюнтер шел, опустив голову, и старался не слушать их вопросов.
Думал: хорошо, что старый Каммхубель уехал в Гамбург. Пока полиция  выйдет
на учителя и все поймет, он успеет побывать у Рудольфа Зикса и  вытянет  у
него две цифры. О Шлихтинге никто ничего не  знает.