это  интересует  мало,
но... - задумался, не  сводя  внимательного  взгляда  с  Карла.  -  Однако
миллион - это, может быть, не так уж много? Я слыхал, что  на  шифрованные
счета меньше десяти миллионов не клали. Десять  процентов  -  справедливое
вознаграждение. Вы мне миллион, я вам - две цифры.
     - Ого, а у вас аппетит! К сожалению, я не имею права...
     - А я пошлю вас  к  чертовой  матери  со  всеми  вашими  паролями!  -
Полковник помахал  пальцем  перед  его  носом.  -  Забыл  цифры,  вас  это
устраивает?
     - Хорошо... - подумав, ответил Карл. - Но  миллион  вы  не  получите.
Четыреста тысяч марок.
     Глаза полковника потемнели. Шутя толкнул Карла в бок:
     - Ну, парень, мы же не на базаре.
     - Да, - согласился Карл, - поэтому  пятьсот  тысяч  -  мое  последнее
слово. И они свалятся на вас как манна небесная.
     - Договорились, - пошел на уступку Пфердменгес. - Пойдем скрепим нашу
сделку.
     - Цифры? - не тронулся с места Карл.
     Полковник улыбнулся и подморгнул.
     - Не выйдет! - помахал пальцем перед самым носом Карла. - Я  поеду  с
вами и назову цифры только на  пороге  банка,  чтобы  мои  полмиллиона  не
уплыли... Пароль - пожалуйста: "Хорошо весной в арденнском лесу". Тогда мы
еще не наступали в Арденнах и не бежали оттуда... Боже  мой,  будто  вчера
моя дивизия была в Арденнах. Нам бы открыть фронт,  а  мы  поперлись,  как
последние идиоты...
     Карл поморщился: перспектива совместной поездки не радовала. Еще  раз
попытался отвертеться:
     - Мы не имеем права терять время и  завтра  отправляемся  обратно.  Я
могу дать вам какие-нибудь гарантии...
     - Гарантии? - засмеялся Пфердменгес. - Я знаю, что  это  такое,  даже
самые солидные гарантии и разные там  джентльменские  соглашения.  Завтра,
говорите? Это меня устраивает,  послезавтра  мы  будем  в  Европе.  Вам  в
Европу?
     - Но Леребур одолжил машину у директора фирмы "Юнион миньер".
     - Пусть  эта  старая  развалина  не  беспокоит  вас.  Мои  "леопарды"
доставят ее назад. А мы выедем на рассвете. До  первого  аэропорта  триста
километров, оттуда  долетим  до  Найроби,  а  там  уже  линии  обслуживают
европейские  компании.  Современные   реактивные   лайнеры,   скорость   и
комфорт...
     Карл подумал: через два дня он увидит Аннет. Всего через два дня!  Из
сердца Африки, из саванн, где охотятся не на диких зверей, а на  людей,  в
европейский город!
     Черт с ним, с Пфердменгесом, не надо обращать на него внимания, можно
смотреть на него, как на надоедливую муху, - не больше.
     Полковник  пропустил  Карла  вперед:  сейчас   он   был   воплощением
вежливости:
     - Пожалуйста, коктейль перед ужином...
     Карл вспомнил  слова  полковника:  "Моя  профессия  -  убивать"  -  и
подумал, что коктейли и вежливость не сообразуются с  этими  словами,  что
последнее является ширмой,  и  Пфердменгес,  вернувшись  сюда  из  Европы,
станет еще более жестоким и убивать будут еще больше, ибо  за  полмиллиона
марок можно приобрести не одну плантацию, а  имения  необходимо  защищать.
Таким образом, он, Карл  Хаген,  станет  хотя  и  не  прямым,  но  все  же
виновником убийств. Содрогнулся - ко всем чертям полковника! -  но  Гюнтер
уже  протягивал  Карлу  фужер  с  коктейлем,  глядя  вопросительно,  и  он
машинально кивнул, давая знать, что дело с Пфердменгесом улажено.


     Йоахим Шлихтинг стоял за длинным  столом,  по  обе  стороны  которого
сидели его коллеги по партии.
     Карл пристроился в уголке, откуда хорошо  видел  Шлихтинга  и  других
руководителей нового фашистского движения в Западной Германии.  Он  твердо
знал - фашистского, хотя шло заседание руководящего центра партии, которая
называлась национал-демократической.
     У Шлихтинга, казалось,  все  было  удлиненное:  высокий,  сухой,  как
кипарис,  человек  с  продолговатым  лицом  и  руками  шимпанзе,  которые,
казалось, свисали ниже коленей.  Длинный  красноватый  нос  и  подбородок,
сужающийся книзу, еще более сужали его.  Он  стоял,  опираясь  на  длинный
полированный стол - блестящая  поверхность  отражала  его  фигуру  и,  еще
удлинив,  делала  нереальной,  словно  не  человек  навис  над  столом,  а
изготовленный неудачником-мастером карикатурный манекен  или  кукла-гигант
для ярморочного балагана.
     - Мы переходим в наступление  на  всех  участках,  -  говорил  он,  -
конечная наша цель - иметь большинство в бундестаге  и  сформировать  свое
правительство, которое поведет Германию новым путем.
     Сегодня утром Карл позвонил Йоахиму Шлихтингу, отыскав номер телефона
имения "Берта" в  справочнике,  и  тот  назначил  ему  свидание  в  центре
Ганновера, в штаб-квартире наиболее перспективной, как  он  выразился,  из
немецких политических партий - НДП.
     Эта встреча состоялась перед  самым  заседанием  руководящего  центра
НДП. Услыхав, для чего назначил ему свидание Карл, Шлихтинг обрадовался  и
разволновался, даже расчувствовался. Он считал, что все уже  погибло  -  и
списки, и деньги, и пароль, - и надо же такое...
     Попросил  Карла  побыть  на  заседании  и  затем  отрекомендовал  его
партийным руководителям как представителя одного из зарубежных центров. Не
хотел  ни  на  секунду  расставаться  с  ним,  пока  они  не   договорятся
окончательно. Как понял Карл, Шлихтинг занимал в партии чуть ли  не  такое
же положение, как и официальный ее вождь фон Тадден,  -  он  был  мозговым
центром НДП, разрабатывал ее программу и направлял деятельность, а главным
образом, как бывший промышленник, осуществлял связи партии с промышленными
магнатами: без их финансовой поддержки на деятельности  неонацистов  сразу
можно было поставить крест.
     Карл несколько секунд наблюдал за красноречивыми жестами Шлихтинга  -
да, этот продумал все до конца, и его не собьешь с избранного пути. Где-то
в глубине души он знает, чем закончится их авантюра, но все же не верит  в
возможность позорного конца,  надеется  на  счастливый  лотерейный  билет,
пусть один из тысячи,  но  кому-то  он  все-таки  должен  выпасть!  Такому
наплевать, что погибнут миллионы, - лишь бы выжил он.
     Но о чем продолжает говорить Шлихтинг? Карл прислушался.
     - Одна из наших неотложных задач, - Шлихтинг  сел,  положив  руки  на
стол: они, казалось, жили отдельно от него, сами двигались  и  постукивали
ногтями по полированному дереву, - да,  одна  из  неотложных  наших  задач
заключается в укреплении союза партии с бундесвером.  Наше  военное  бюро,
господа, утверждает, что каждый четвертый  немецкий  военнослужащий  готов
поддерживать НДП. Два генерала и пять полковников вступили в  партию,  это
первый шаг, первый ручеек, который, надеюсь, станет полноводной рекой. Ибо
чего   может   достигнуть   настоящий   офицер   при   нынешнем   немецком
правительстве? Дослужиться  до  полковника,  получить  пенсию.  Настоящему
офицеру нужна война, мы начнем ее, и  офицеры  будут  стоять  перед  нашей
штаб-квартирой в очереди за фельдмаршальскими жезлами!
     - Будут стоять! - грохнул по столу кулаком один из присутствующих.  -
Но мы дадим их только достойным!
     - Браво, Радке! - Шлихтинг зааплодировал. -  Под  конец,  господа,  я
хочу проинформировать вас, что переговоры, проведенные нами  с  некоторыми
представителями финансовой  олигархии,  завершились  успешно.  Наша  касса
пополнилась новыми взносами, которые позволят нам не  скупиться  во  время
выборов в ландтаги, а в перспективе и в бундестаг.
     Карл вспомнил, как перед съездом Шлихтинг старался выведать  у  него,
какая сумма лежит на шифрованном счету, говорил, что их партия  продолжает
дело "третьего рейха", она законный наследник и имеет право на все деньги.
Но глаза его при этом бегали и ощупывали Карла: тот  понял  все  с  самого
начала, ухищрения Шлихтинга лишь смешили его,  и  он  положил  конец  этим
уловкам: спросив прямо:
     - На какую сумму рассчитываете вы лично?
     Шлихтинг  не  покраснел,  не  смутился,  не  оправдывался   насущными
интересами партии.
     - Не меньше трех миллионов марок! - ответил с достоинством.
     "Чем важнее фигура, тем больше аппетит", - понял Карл. Действительно,
Пфердменгес запросил только миллион, а этот - втрое больше. Карл  не  стал
торговаться со Шлихтингом. Думал: черт с ними - с  Пфердменгесом,  который
со вчерашнего вечера засел  в  гостиничном  ресторане,  и  с  этим  нового
образца фашистом. Терпеть осталось  только  день:  завтра  они  вылетят  в
Цюрих, он бросит им в рожу деньги, только бы никогда больше не видеть,  не
слышать, не встречаться...
     Но сейчас, наблюдая, как прощается Шлихтинг со своими коллегами, Карл
сжимал руки так, что трещали пальцы в суставах; знал, что не простит  себе
этого, что Шлихтинг и Пфердменгес будут сниться ему,  точнее,  не  они,  а
расстрелянные негры и будущие жертвы новых немецких  концлагерей,  которые
непременно создадут неонацисты. Они бросили бы за колючую проволоку и его,
если бы узнали о мыслях Карла.
     Боже мой, какая ирония судьбы:  он  сын  коменданта  одной  из  самых
страшных фабрик смерти, сам ходил бы в полосатом халате, ожидая очереди  в
крематорий...
     В комнате остались они одни. Шлихтинг спросил:
     - Ну что, юноша, как вы относитесь к нашим идеям?
     Карл понял: Шлихтинг спросил просто так, для порядка.
     Еще минуты две-три назад Карл, возможно, и бросил бы  в  глаза  этому
долговязому пройдохе все, что думал о нем, но мысли об отце потрясли его и
лишили воли.
     Карл что-то пробормотал, хотя Шлихтинг и не требовал от него ответа.
     - Самолет завтра в четыре, - сообщил. - Я заказал билеты.
     - Пять?
     - Да, кстати, зачем вам пятый?
     - С нами полетит еще девушка.
     Шлихтинг не позволил  себе  никакой  фамильярности,  только  взглянул
исподлобья, но Карл не захотел ничего объяснять.
     Аннет встречала их в аэропорту. Не виделись немного больше недели,  а
Карл волновался  так,  словно  возвращался  из  многомесячной  тропической
экспедиции, и все это время не получал ни одной весточки  из  дома.  Когда
шли по площади, Аннет повисла у него  на  руке,  заглядывала  в  глаза,  и
ямочки на ее щеках двигались. Рассказывала, как ловко  вела  "фольксваген"
по горным дорогам, совсем не боялась, хотя впервые  ехала  по  серпантину.
Она заказала им номера в недорогом отеле "Корона" - три комнаты подряд  на
четвертом этаже, господин Пфердменгес может поселиться  в  комфортабельных
номерах бельэтажа (что он, кстати, и  сделал),  для  машины  есть  платная
стоянка, наискосок от отеля, метров за триста.
     Карл еще не говорил с Аннет о поездке в Цюрих, но знал,  что  девушка
захочет лететь с ним в Швейцарию, а еще больше хотел этого  он  -  кстати,
посмотрел на часы, уже почти восемь, и Аннет заждалась его.
     Шлихтинг понял его взгляд.
     - Где вы остановились? Отель  "Корона"?  Прекрасно,  нам  по  дороге.
Сегодня я остаюсь на городской квартире, шофер отвезет меня, а затем вас.
     У выхода Шлихтинга ждали два "ординарца" - вооруженные  молодчики  из
охраны. Один из них  сел  на  переднее  сиденье  машины.  Шлихтинг  поднял
стекло, отделявшее заднюю часть машины, приказал в переговорную трубку:
     - Домой! А затем отвезете господина в отель "Корона".
     Карл подумал, что Шлихтинг  мог  дать  этот  приказ  перед  тем,  как
поднять  стекло.  Правда,  тогда  осталась  бы  незамеченной  переговорная
трубка.
     Словно отвечая на его мысли, Шлихтинг произнес гордо:
     -  Мы  заказали  для  фон  Таддена  и  для  меня  два   бронированных
"мерседеса" с непробиваемыми шинами. Уникальные  машины,  фирма  выпустила
всего несколько таких.
     Карл вжался в угол машины. Да, этот тип,  если  дорвется  до  власти,
построит себе не только бункеры. Собственно, все разговоры о чести  нации,
интересах народа - ширма, которой они прикрывают свои желания.  Начинается
с  бронированного  "мерседеса",   а   заканчивается   имениями,   виллами,
картинными галереями. Геринг тоже хватал все подряд.
     Внезапно  Карл  представил  тушу  Геринга  на  виселице,  а  рядом  -
Шлихтинга: толстый и тонкий, но с одинаковыми аппетитами.
     Посмотрел на Шлихтинга: не снится ли ему такой конец? Хорошо было  бы
сегодня  после  окончания  совещания  показать  им  фильм  о  Нюрнбергском
процессе.
     Хотя такие не образумятся.


     Когда Карл направился на розыски последнего из "тройки", Гюнтер через
ресторан  бросился   на   улицу,   смешался   с   толпой,   перебежал   на
противоположную сторону и, спрятавшись за газетным  киоском,  увидел,  как
Карл вышел из отеля и проследовал к стоянке такси. Слава богу, там не было
ни одной машины, и Гюнтер, стараясь не попадаться другу  на  глаза,  успел
добраться до автостоянки и залезть в "фольксваген". Оттуда  хорошо  видел,
как нетерпеливо переступал Карл с ноги на  ногу.  Наконец  подошло  такси,
Гюнтер врезался в транспортный поток сразу за ним - их разделяли всего две
или три машины. Таксист шел быстро, и Гюнтеру пришлось хорошо попотеть: не
зная города, трудно сразу сориентироваться, но все же Гюнтер не упустил из
виду такси.
     Карл вышел на  Кроненштрассе  и  направился  к  стеклянной  двери,  у
которой толпилось полтора десятка человек.
     Гюнтер втиснул "фольксваген"  между  мышиного  цвета  "мерседесом"  и
какой-то длинной современной машиной. Увидев, что Карл исчез за стеклянной
дверью, закурил и со скучающим видом подошел к молодчикам, толпившимся  на
панели. Его обогнал седой высокий мужчина - молодчики  расступились,  один
даже открыл двери.
     - Штандартенфюрер Готшальк, - сказал  кто-то  почтительно,  и  Гюнтер
понял, что за стеклянными дверями собираются либо  бывшие  эсэсовцы,  либо
члены какого-то землячества.
     Гюнтер занял место на краю панели и, выбрав  удобный  момент,  открыл
дверцу "опеля", помогая выйти из машины человеку в хорошо сшитом  костюме.
За ним выпрыгнула средних лет женщина, глянула на Гюнтера, тот  поклонился
вежливо и прошел с независимым видом рядом с этой парой  мимо  молодчиков,
которые услужливо расступились.
     Большой темноватый зал был заполнен на две трети - Гюнтер пристроился
в последнем ряду и внимательно осмотрелся,  но  не  заметил  Карла.  Почти
сразу присутствующие зааплодировали - на сцену вышел какой-то человек.
     - Шлихтинг, - прошептал  сосед  Гюнтера  в  волнении,  -  сам  Йоахим
Шлихтинг!
     Гюнтеру показалось: сейчас  Шлихтинг  поднимет  руку,  бросит  в  зал
"зиг!", и сотни присутствующих, как во  времена "третьего рейха",  заревут
"хайль!" Но дело ограничилось аплодисментами и отдельными выкриками.
     В это время в зале появился Карл. Он вышел из боковой узкой  двери  у
самой сцены и сел на свободный стул в первом ряду.
     Гюнтер не слушал Шлихтинга. Его всегда раздражали  речи  политиканов,
считал их всех демагогами, мог  сидеть  в  нескольких  шагах  от  оратора,
смотреть ему в глаза и не слушать - отключаться  полностью,  мог  в  такие
минуты даже повторять роль или придумывать меткие реплики.
     Гюнтер  уже  давно  понял,  что  последний  из  "тройки"  -  один  из
неонацистских бонз. Вряд ли Карл по собственной инициативе пошел бы на это
собрание и вряд ли его пропустили бы без разрешения в помещение  за  узкой
дверью, которую охраняют  два  здоровенных  молодчика.  Следовательно,  он
встретился уже с человеком, который знает две последние цифры,  и  завтра,
самое позднее послезавтра они вернутся в Швейцарию  и  станут  владельцами
банковского счета. Это же черт знает что такое, сегодня он бедняк,  нищий,
а завтра может открыть собственный театр!
     Шлихтинг закончил, его проводили бурными аплодисментами, он подошел к
краю сцены и подал какой-то знак (Гюнтер мог поклясться) Карлу,  поскольку
тот сразу подхватился и двинулся к узким дверям, которые  открыл  один  из
охранников.
     Гюнтер вышел на улицу. Поспешил к себе в "фольксваген". Из стеклянных
дверей стали выходить люди,  наконец,  появился  и  Карл  в  сопровождении
Йоахима Шлихтинга. Сел вместе с ним в длинную черную машину.
     Что ж, все встало на свои  места.  Йоахим  Шлихтинг  -  последний  из
кальтенбруннеровской "тройки".
     Сейчас Гюнтер мог  ехать  домой,  но,  вспомнив  историю  со  "святым
отцом", двинулся за роскошным черным лимузином.
     Шлихтинг не спешил.  Вскоре  начались  тихие  фешенебельные  кварталы
Ганновера, и Гюнтер не боялся потерять из виду черный лимузин, шел  метров
за сто - уже совсем стемнело, и если бы Карл даже оглянулся, все равно  не
узнал бы свой желтый "фольксваген".
     Лимузин остановился возле  дома  за  чугунной  оградой,  Гюнтер  тоже
притормозил и увидел, как из  машины  вышел  Шлихтинг.  Лимузин  с  Карлом
двинулся в сторону центра. Попетляв немного, они  неожиданно  для  Гюнтера
вынырнули на улицу, где был их отель "Корона".
     Гюнтер поставил "фольксваген" на место  и  поднялся  лифтом  на  свой
этаж. Карла не было в номере, и Гюнтер постучал  в  дверь  комнаты  Аннет.
Никто не ответил. Гюнтер нажал на ручку, и дверь поддалась. Он  переступил
порог и хотел подать голос, но услышал такое, что заставило его скользнуть
в темную прихожую и тихонько прикрыть за собой дверь.
     Говорил Карл. Гюнтер четко слышал каждое  слово,  стоял,  держась  за
ручку, и смотрел на полоску света, падавшую из ярко освещенной  комнаты  в
прихожую через узкую щель приоткрытых дверей.
     - Если я возьму эти деньги, - говорил Карл, - я возненавижу  себя  на
всю жизнь, но нельзя же существовать, не уважая самого себя! Скажи, Аннет,
как мне поступить?
     Аннет ответила сразу:
     - Я знала, что ты придешь к такому выводу, потому что верила  в  твою
порядочность, милый, и мне было бы очень тяжело разочароваться.
     "Милый, - скривился Гюнтер, - уже милый..."
     Карл начал не совсем уверенно, словно раздумывая, но постепенно голос
его креп, даже появились какие-то металлические нотки.
     - Ты  видела  полковника  Пфердменгеса?  Хороший  человек  на  первый
взгляд, не так ли?  Пьет,  гуляет,  веселый...  Наверно,  сидит  сейчас  в
ресторане и ужинает с приятелями. Ты знаешь, зачем  он  приехал?  Получить
свои деньги - и айда назад, уничтожать черных! Он купит еще  плантацию  и,
чтобы охранять ее, много оружия - он будет стрелять, вешать, рубить... И в
этом помощник полковника я. Потому что я дал ему деньги, приобрел автоматы
и пули к ним!
     Гюнтер представил, как дергаются у Карла уголки губ. Что ж, по  сути,
Карл прав, но на земле почти каждый день кто-нибудь с кем-нибудь  воюет  и
кто-то кого-то убивает, а Африка далеко... Стоит  ли  забивать  себе  этим
голову?
     - Но дело не в полковнике, -  продолжал  дальше  Карл,  -  сегодня  я
отыскал третьего, знающего шифр. Он потребовал у меня сразу три  миллиона.
Потому что он умнее всех и знает, что и где можно хапануть. Я пообещал ему
их, а теперь решил не отдавать, потому что это  все  равно,  что  наточить
бритву врагу, который хочет тебя зарезать.
     - Кто он? - спросила Аннет.
     - Один из неонацистских  фюреров.  Я  читал  о  них,  но  не  обращал
внимания, да и все мы часто не обращаем внимания...
     - Кто все? - сердито оборвала Аннет. - Мы устраиваем  демонстрации  и
митинги протеста, мы боремся, хотя наше правительство, к сожалению...
     - Когда видишь все это собственными глазами, начинаешь  думать:  либо
ты сумасшедший, либо сумасшедшие вокруг.  Двадцать  лет  назад  коричневые
были еще у власти, потом все клялись, что никогда не допустят  возрождения
фашизма, сажали эсэсовцев за решетку и ставили  антифашистские  фильмы,  а
сейчас те же эсэсовцы красуются в мундирах, а фашисты под  охраной  закона
произносят речи и выдвигают требования, которым бы позавидовал сам Гитлер!
     В комнате установилась тишина.
     Гюнтер прислонился плечом к стене. Его не  взволновали  слова  Карла,
ибо в глубине души он безразлично относился и к фашистам, и к антифашистам
- верил только  себе  и  своему  умению  устраиваться.  Думал:  назвал