на Паленого  запросил,  -  между
прочим и вроде бы ни к кому  не  обращаясь,  сказал  Махов.  -  Любопытная
деталь:  до  того,  как  его  сактировали  из-за  несчастного  случая   на
лесоповале, он некоторое время находился в одном лагере с Глотовым вашим.
     - Я об этом уже догадался, Леня. Сейчас не мешало бы другую справочку
получить. О том, кто из заключенных за  последние,  допустим,  десять  лет
умер в этом лагере.
     - Сегодня же запрошу. Где  техник,  дорогой  наш  смотритель?  Что  с
"Привалом" будем делать?
     - Здесь я,  -  откликнулся  техник,  сидевший  на  ступенях  входа  в
"Привал".
     - Скажи мне, техник, -  велел  ему  Смирнов,  -  есть  ли  поблизости
стройка, работающая круглосуточно?
     - Есть. Посольство тут неподалеку отстраивают. Очень, знать,  торопят
иностранцы.
     Смирнов отвел Махова в сторонку.
     - Кто у тебя из ребят пошустрее? - И кивнул на группу оперативников.
     - Сырцов, - без колебаний назвал кандидатуру Махов и тут же позвал: -
Сырцов!
     Подошел молодой веселый паренек:
     - Что, Леня?
     -  Сейчас  пойдешь  на  строительство  посольства,   узнаешь,   какой
цементный завод их обслуживает, а на заводе по путевкам определишь, кто из
водителей бензовозов  в  последнее  время  на  эту  стройку  возит  бетон.
Особенно в  вечернюю  и  ночную  смены.  Я  правильно  излагаю,  Александр
Иванович? - осведомился Махов у Смирнова.
     - Абсолютно. Только давай еще  более  конкретизируем  задание.  Отыщи
тех, кто работал в вечернюю двадцать первого и в ночь на двадцать  второе.
Особое  внимание   на   любое   отклонение   от   обычного,   даже   самое
незначительное. Диспетчеров найди, которые дежурили в это время, расспроси
ненавязчиво.
     - Тебе все ясно, Жора? - спросил Махов.
     - Все, - заверил Сырцов и поклянчил без надежды: - Машину дайте.
     - Не дам, бензина нет.
     - Ну, я пошел, - без энтузиазма сказал Сырцов и пошел.
     - На завтра дорожных рабочих  надо  вызвать  с  отбойными  молотками,
чтобы этот бетон расковыряли, - решил Махов.
     - А на сегодня нельзя? - с надеждой спросил Смирнов.
     - Совсем вы наши дела подзабыли, Александр Иванович. Знаете,  сколько
еще с бумажками бегать придется?
     - Да пошли кого-нибудь, пусть уже сейчас с бумажками бегают.
     - Демидов! - позвал Махов.  Демидов  подошел.  -  Демидов,  срочно  в
управление МКХ и сделай им срочную заявку  на  двух  рабочих  с  отбойными
молотками. Дави на то, что, мол, сегодня позарез надо,  может,  на  завтра
дадут.
     - Маловероятно, - лениво предположил Демидов.
     - А ты постарайся! - разозлился Махов. - Руки в ноги, и действуй.
     Ушел и Демидов.
     - Я поеду, - сказал Махов. - Если что,  буду  звонить  вам.  Вы  дома
будете?
     - Первую половину дня, а скорее до вечера дома. Звони.
     Кто-то понял Смирнова буквально и тотчас позвонил: в машине  раздался
тихий зуммер оперативного телефона. Махов кинулся к автомобилю.
     - Да, - сказал он в трубку, вытянутую из салона. - Да. Да. -  Положил
трубку и повернулся к Смирнову.
     -  Графиня  изменившимся  лицом  бежит  пруду,  -  отметил  некоторое
посерение личика у Махова Смирнов. И уже совсем серьезно: - Что случилось,
Леня?
     - Сам шеф на ковер вызывает.


     Алик, готовивший завтрак, крикнул из кухни:
     - От Ларионова звонили! Просил быть у него не позднее часу!
     Смирнов прошел к нему, уселся за стол, и, внимательно глядя, как Алик
сноровисто жарит свинину, слегка удивился вслух:
     - Сбор всех частей! Чевой-то Сережку разбирает? Махова срочно вызвал,
меня приглашает...
     - Поедешь?
     - Ничего не соображаю: очень жрать хочу. Поедим, тогда и решу.
     Пригасив огонь и прикрыв  скороварку  крышкой,  Алик  стал  накрывать
стол. Любил,  чтобы  как  в  больших  домах:  закусочка  в  малой  посуде,
вилочки-ножички в полном наборе, твердые салфетки пирамидой. Оглядел  дело
рук своих и предложил:
     - Приступим?
     Приступить не успели: долгим-долгим дребезжанием антикварного  звонка
Казарян требовал, чтобы его впустили. Его и  впустили.  Он,  твердо  зная,
куда надо идти, ворвался на кухню,  заиграл  ноздрями  чуткого  армянского
носа и определил:
     - Трефное мясо? - И решил для себя: - Пойдет!
     Уселись втроем и позавтракали основательно. За чаем  Смирнов  сообщил
Казаряну:
     - Твой бывший напарник, а ныне большой начальник Сережа Ларионов меня
к себе требует.
     - Пойдешь?
     - А куда деваться? Придется.
     - Я с тобой пойду.
     - А стоит? Я, Рома, один с ним разберусь.
     - Стоит, стоит. Давненько я не встречался со  своим  бывшим  дружком.
Вот и повидаемся.
     - Чего ты завелся? Может, он просто по-хорошему  поговорить  со  мной
хочет.
     - По-хорошему надо так: с бутылкой марочного коньяка и с букетом  роз
по вечерней прохладе, после работы - и в ноги  учителю  и  старому  другу:
"Прости, что на вокзале не встретил!" И нечего придуриваться, Саня. Ты сам
все понимаешь.
     - И я с вами поеду. В машине подожду, в "Эрмитаже" погуляю, -  сказал
Алик. - А в принципе не нравится мне этот вызов. Ни к чему он тебе сейчас,
Саня.


     Подъехали на Петровку к двенадцати. Смирнову пропуск был уже заказан,
а Казарян, сделав парочку звонков по  местному  телефону,  обеспечил  себя
пропуском на две минуты позже. Поднялись на положенный этаж.
     - Давай-ка Махова навестим сначала, - вдруг осенило Смирнова.
     Нашли комнатенку Махова. Он сидел за столом, горестно обхватив голову
руками.
     - Была клизма? - участливо осведомился Смирнов.
     - Нет еще. Выдерживает, садист, - доложил Махов. Вдруг опомнился: - А
вы-то что здесь делаете, Александр Иванович?
     - Тебя вызвал, а меня пригласил. Такие вот пироги. Ты сиди, жди, а мы
к нему пойдем.


     В приемной Смирнов сказал секретарше высокомерно:
     - Доложите. Смирнов ждет.
     Секретарша исчезла в дверях кабинета - в эдаком начальственном шкафу.
Вернулась и сказала, глядя только на Смирнова:
     - Он вас просит зайти.
     Смирнов открыл дверь и шагнул в кабинет. Казарян вошел  туда  же  без
спроса.
     -  Здравствуйте,  -  сказал,  не  выходя  из-за  стола,  генерал.   И
персонально Казаряну: - А я не просил вас, товарищ Казарян, меня навещать.
     - Зато у меня такое желание возникло, - грубо отпарировал  Казарян  и
решительно уселся на один из стульев, плотным рядом стоявших у  стены.  Во
избежание скандала генерал достойно смирился:
     - Ну что ж, коли так... И вы присаживайтесь,  Александр  Иванович.  -
Проследил взглядом за тем, как  усаживается  рядом  с  Казаряном  Смирнов,
затем добавил: - Прошу простить меня,  на  несколько  минут  отвлекусь  на
небольшое дельце. - Ткнул пальцем в кнопку и приказал в селектор: - Махова
ко мне!


     Махов остановился посреди ковровой дорожки и доложил:
     - Капитан Махов прибыл по вашему указанию!
     - Кто позволил вам, капитан, нарушать служебные инструкции? - спросил
Ларионов.
     - Я, наверное, чего-то не понимаю, товарищ генерал, но  я  ничего  не
нарушал...
     -  По  какому  праву  вы  занимаетесь  делами,  не   относящимися   к
порученному  вам  расследованию?  -  тихо,  совсем  тихо  начал   генерал.
Постепенно его голос  обретал  оглушающую  мощь:  -  По  какому  праву  вы
посвящаете в ход розыска посторонних людей?!!
     - Виноват, товарищ генерал, - обреченно признался Махов.
     - Идите. На вас будет наложено  дисциплинарное  взыскание,  -  устало
закончил Ларионов и, подождав, пока выйдет Махов, обратился к Смирнову:  -
Как дела, Александр Иванович?
     - Дела как сажа бела, Сережа, - ответил Смирнов, а Казарян взъярился:
     - Спектакли нам устраиваешь, да?
     На  реплику  Казаряна  Ларионов  никак  не  отреагировал.  Он  делами
Смирнова был озабочен:
     - Да, дела неважнецкие! Вы что, частным сыском занялись?  Так  у  нас
это   законом   воспрещается.   Ваши   действия,    Александр    Иванович,
антиконституционны.  Сегодня,  в  период  кардинальных,   я   бы   сказал,
революционных перемен, нарушение  не  то  что  духа,  буквы  закона  будет
караться самым решительным  образом.  Я  не  собираюсь  вас  стращать,  но
запомните: никакие  старые  заслуги,  никакие  связи  не  дают  вам  права
попирать социалистическую законность.
     - Опомнись, Сережа, - попросил Смирнов. Но Ларионов не опомнился:
     - Вы, кажется, живете теперь в Москве? Где остановились? В гостинице?
     - Я живу у своего друга журналиста Спиридонова.
     - Там и прописаны?
     - Я не прописывался.
     -  Так  вот,  Александр  Иванович.  Еще  одно  противозаконное   ваше
действие, и вы будете высланы из Москвы. В двадцать четыре часа.
     Генерал встал за своим столом. Встал и Смирнов.
     - Будь здоров, Сережа, - попрощался он и направился к двери.
     - Советую не забывать, что я вам сказал, - в спину  Смирнову,  вдогон
напомнил генерал.
     Смирнов исчез за дверью. Казарян вдоль стола для заседаний  прошел  к
генеральскому письменному  и  через  него  схватил  Ларионова  за  лацканы
тужурки, притянул к себе:
     - Учти, генерал, если ты сделаешь какую-нибудь пакость Саньке, я тебя
под землей найду и размажу по первой  попавшейся  стенке,  -  и  оттолкнул
Ларионова так, чтобы тому  ничего  не  оставалось,  как  усесться  в  свое
служебное кресло.
     В дверях Казарян остановился и, умело копируя ларионовские интонации,
закончил:
     - Советую не забывать, что я вам сказал.
     Не принимая во внимание уши секретарши, Смирнов спросил:
     - Порезвился?
     - Самую малость.
     Они вышли из приемной и поспешили навестить Махова вторично. На  этот
раз Махов сидел барином, засунув руки в  карманы  брюк  и  далеко  вытянув
ноги.
     - Как насчет завтрашнего? - спросил Смирнов.
     - Только что звонил Демидов. Рабочие будут после обеда.
     - Ты, я вижу, своего генерала не боишься.
     - А я его никогда не боялся. Уважал - это было. А после сегодняшнего,
боюсь, перестану.
     - А ты давай в адвокатуру! - темпераментно предложил Казарян. -  Дело
по нынешним временам весьма и весьма  перспективное.  Могу  содействовать.
Руководство коллегии - все мои кореши по юридическому.
     - Есть над чем подумать, - Махов улыбнулся.  А  Смирнов  все  в  одну
дуду:
     - От Сырцова пока ничего?
     - Пока ничего. Вы домой езжайте, Александр Иванович. Отдохните,  вам,
я так понимаю, тоже было отпущено. Если что - я звоню.
     - Все-то ты сечешь, сыщик! - с одобрением заметил Казарян.
     У "восьмерки" маялся Алик.
     - Ну что там? - азартно полюбопытствовал он.
     - Там - ничего хорошего, - Казарян обошел  машину,  сел  за  руль.  -
Садись, поедем.
     - Куда? - обиженно спросил Алик.
     - К тебе! - заорал Казарян. - Садись, кому говорю!!!
     - Нервные все очень, -  ворчал  Алик.  -  Что  там  Ларионов,  можете
сказать?
     Они выехали к Пушкинской площади. У светофора остановились,  и  тогда
Казарян удостоил его ответом:
     - Скот твой Ларионов.
     - Ну, допустим, он не мой, а ваш...
     - Санька! - Казаряна вдруг осенило. - Не мог он так, ни с того  ни  с
сего! Может, откуда-нибудь надавили?
     - Все может быть, - вяло согласился Смирнов. И тут  Казаряна  осенило
еще раз:
     - Алик, а твоего однокашника Грекова Владлена за бока взять можно?
     - Владлена Грекова можно взять  за  бока,  -  подчеркнуто  официально
ответил Алик. - Только вот на какой предмет? Вы же не изволили мне  ничего
объяснить.
     - Приедем к тебе - объясним, - пообещал Казарян.


     Приехали и объяснили. Алик взялся за телефон. Помощник Грекова сказал
ему, что Владлен Андреевич проводит ответственное совещание, и, как только
он хоть ненамного освободится, то он - помощник - доложит ему.
     - А как скоро это может произойти?
     - Не ранее чем через час, - не порадовал Алика помощник. - Как только
это произойдет, я немедленно вам  позвоню.  Продиктуйте,  пожалуйста,  ваш
телефон. - Алик продиктовал и повесил трубку.
     - Он кто теперь? - спросил Смирнов.
     - Большой бугор. Куратор нашей бывшей конторы,  -  ответил  за  Алика
Казарян.
     - Начальники растут, как грибы, - непонятно, радуясь  или  огорчаясь,
отметил Смирнов.
     - Ни дня оперативной работы, и гляди-ка ты  -  знаток  сыскного  дела
номер один! - прямо-таки задыхаясь от восторга, воскликнул Казарян.
     - Да ладно, ребята, - попытался утихомирить их Алик.  -  Сами  же  на
прием к нему напрашиваемся и сами загодя обсираем.
     - А мы что?  А  мы  ничего,  -  ернически  обнародовал  их  общую  со
Смирновым лояльность Казарян.
     - Хуже нет - ждать да догонять,  -  зевнув,  заметил  Алик.  -  И  не
выспался.
     - Хуже - убегать, когда догоняют, - поправил его Смирнов и  решил  за
всех: - Будем ждать.
     - Вот так сидеть и ждать? - Алик вопросом хотел уточнить  их  будущее
времяпрепровождение.
     - Вот так и сидеть и ждать, - отрезал Смирнов.
     - Алик, а почему мы беспрекословно подчиняемся ему? - вдруг  прозрев,
изумился Казарян. - Кто он такой, по сути? Отставной старый хрен с  весьма
сомнительным высшим образованием!  А  мы,  интеллигенты,  интеллектуальная
элита,  к   мнению   которой   с   почтением   прислушивается   всесоюзная
общественность, покорно, не рассуждая, исполняем его капризы.
     - Комплекс поколения, - четко ответил Алик. - Мы исторически обречены
смотреть на них снизу вверх.
     - Это почему же? - всерьез заинтересовался Смирнов. - И кто это - вы?
     - Мы - поколение с четко определенными границами, - Алик основательно
усаживался на своего любимого конька. - Границы эти определила война. Мы -
это те, кто не воевал, но хорошо  помнит  войну.  Мы  -  люди  рождения  с
двадцать  восьмого  года  по  тридцать  седьмой.  Мы  твердо  знаем,   что
воевавшие, такие, как ты, Санька, спасли нас. И сознаем это не разумом, не
логическими построениями, а  звериным  ощущением  тех  лет.  Эмоциональной
памятью о пустом  желудке,  привычке  опасности  бомбардировок,  о  желтом
язычке коптилки, о сыпном тифе на вокзалах, о вокзалах, набитых  бабами  с
детьми, неизвестно куда едущими и когда уезжающими. Я помню,  Саня,  время
вашего возвращения. Именно тогда вошла в нас вина  за  то,  что  вернулись
немногие из вас. Разница между нами и вами от двух до десяти лет,  но  эта
граница решила все. Вы - мужчины, солдаты, мы - пацаны.  На  всю  жизнь  -
робость перед вами и вина.  И  это  -  беда  наша.  Мы  навсегда  остались
мальчишками, боявшимися, не  из-за  трусости,  нет,  из-за  беспредельного
благоговения   перед   вами,   сделать   самостоятельный   решающий   шаг,
определяющий историческую  значимость  того  или  иного  поколения.  И  не
сделавшие этого шага. Поэтому мы, по серьезному счету, взрослые, созревшие
для реальных действий люди, никаких действий не совершили,  проигрывая  по
очереди год пятьдесят третий, год пятьдесят шестой...
     - Выходит, мы во всем виноваты, - иронизируя, пробубнил Смирнов.
     - Не во всем, но виноваты. Скорее даже не вы, а война.  Она  приучила
вас к мысли, что приказ командира - закон для подчиненного. И вы  все  эти
годы ждали приказа. А мы глядели на вас и ждали, что сделаете вы.
     - Ты знаешь, Алька, почему самая  любимая  моя  картина  -  "Зеркало"
Тарковского? - перебил его Казарян. - Вот из-за этого  чувства  неизбывной
вины. Вины за все: за прошлое, за настоящее, за будущее всех людей. Вина и
боль за то, что нам не дано ничего исправить в  этой  жизни.  Ни  ему,  ни
тебе, ни мне.
     - Пытаемся,  Рома,  пытаемся.  Вы  заметили,  как  авангард,  яростно
бьющийся сегодня за перемены - люди  нашего  поколения.  Мы  еще  пытаемся
сделать тот не сделанный тридцать лет тому назад шаг.
     - Что же ты на днях орал, что вы выдохлись, что  на  пенсию  пора?  -
торжествующе уличил Алика Смирнов. - Тогда врал или сейчас врешь?
     - Не врал тогда, не вру и сейчас.  Конечно,  поздно  начинать  второй
раз, в одну и ту же реку не войдешь дважды. Но кому-то надо  начинать!  Вы
одряхлели, как воспитано следующее поколение и кем, мы знаем.
     - Вами, вами воспитанное! - уличил уязвленный замечанием о  дряхлости
Смирнов.
     - И нами тоже, - согласился Алик. - Еще одна наша вина...
     Зазвонил телефон. Алик снял трубку:
     - Тебя, Саня. Махов.
     Смирнов взял трубку, долго слушал. Потом сказал озабоченно:
     - Да, хреновато у нас  с  вами  получается.  Опаздываем.  Пусть  дома
спросит, по приятелям пройдется. - Опять стал слушать. - Ну,  тогда  пусть
по официальным каналам.
     Положил трубку, растер ладонями лицо.
     - Что там, Саня? - спросил Казарян.
     - Водила, который, вероятнее всего,  залил  из  бетоновоза  подвал  в
"Привале",  пропал.  В  журнале  диспетчера   значится,   что   он   из-за
испорченного мотора в ночь с двадцать первого на двадцать второе  вынужден
был слить бетон на свалке. С ним бы задушевно про эту свалку поговорить, а
он пропал.
     - Думаешь, они? - осторожно поинтересовался Казарян.
     - А кто же еще! - раздраженно ответил Смирнов.
     - Тогда вряд ли найдут.
     - Вот именно! - Смирнов встал и вышел на балкон. "Привалом"  еще  раз
полюбовался. Опять зазвонил телефон.
     - У меня зазвонил телефон. Кто говорит? Слон. Откуда? От верблюда,  -
обратился к Чуковскому Казарян. Алик снял трубку и скорчил лицо: заткнись,
мол, Казарян.
     - Да. Да. Да. Спасибо вам большое, - и положил трубку.
     - Ну и что тебе сообщили от верблюда?
     - Сообщили, что верблюд ждет нас в шесть часов. Санька, иди  сюда!  -
позвал Алик. Смирнов вернулся с балкона. - Греков приглашает нас к шести.
     Смирнов глянул на часы и взвыл:
     - Господи, еще три часа!
     - Как раз неторопливо успеем пожрать.
     - У меня жрать нечего, - предупредил Алик. - Вообще-то на рынок  и  в
магазин надо смотаться.
     - Рынок,  магазин  отменяется.  Все,  как  один,  в  "Узбекистан",  -
возгласил Алик и поднялся.
     - Лагманчика бы неплохо, - помечтал Алик, - но там очередь всегда.
     - Это смотря для кого, - срезал Казарян. -  Вперед,  бойцы!  И  бойцы
двинулись вперед.


     На обширной стоянке у тоскливого квадратного здания они выбрались  из
казаряновской "восьмерки". Было без десяти шесть.
     - А ты что делать будешь? - спросил Алик у Казаряна.
     - Я-то? Вас подожду.
     В это важное здание Смирнов и Алик проникли без  пропуска:  от  самых
входных  дверей  их  уважительно  сопровождал   молодой   предупредительно
вежливый помощник Грекова.
     Поднялись каким-то особым лифтом  и  прошли  в  отдельную  коридорную
загогулину, в которой находился кабинет Грекова.
     Все-таки   жидковат    современный    интерьер:    светлое    дерево,
долженствующее придавать помещению легкость и праздничность, выглядело как
покрашенная картонка, которой поспешно и  на  короткий  срок  перегородили
необъятный нежилой сарай.
     Греков, ожидая их  в  приемной,  вяло  перебрехивался  с  хорошенькой
секретаршей.
     - Ну, здравствуйте, - сказал он, обнял Алика и Смирнова  за  плечи  и
повел их в кабинет.
     Как  был  одет  Владлен  Греков!   Светлый,   почти   белый   костюм,
ярко-голубая крахмальная рубашка без  галстука,  голубой  замши  легчайшие
мокасины - все, как влитое, сидело на ладном, ловком теле. Греков за  свой
стол не сел. Все трое устроились в углу на креслах, у журнального столика.
     - Так что же у вас там, братцы мои, произошло?
     Братцы рассказали, что произошло. Точнее, один братец - Смирнов.
     - Да... Как говорится, формально - прав, а по сути -  издевательство.
Особенно эти угрозы насчет  двадцати  четырех  часов.  -  Греков  встал  с
кресла, подошел к столу, сказал  в  селектор  секретарше:  -  Светочка,  с
Ларионовым соедини... Если он, конечно, на работе.
     Ларионов на работе был.
     - Греков.  Ты  что  ж,   Сергей   Валентинович,   заслуженных   людей
обижаешь?.. Я Смирнова, Смирнова имею в виду... Так ведь боевой  конь  при
звуке тру