сосуды,  что  кровоточат   внутри,   и   красная   жидкость   перестанет
просачиваться туда, куда не надо. Внутреннее кровотечение остановится...
Может, начнется выздоровление...
   Я несколько часов пролежал, не шевелясь и выжидая. Мне  было  больно,
но я был жив. Я все больше верил, что буду жить.
   Если ничего жизненно важного не  повреждено,  то  уж  с  остальным  я
справлюсь. Привычное дело. Нудное, но известное.
   Я понятия не имел, сколько времени прошло. Не мог посмотреть на часы.
"Предположим, я смогу пошевелить рукой, - подумал  я.  -  Только  рукой.
Если осторожно, то я мог бы справиться с этим..."
   Это только казалось легким. Общая судорога не  повторилась,  но  рука
едва дернулась. Бред. Ничего не работает. Bсe схемы полетели.
   Спустя довольно долгое время я попробовал снова.  Перестарался.  Меня
опять скрутило, дыхание перехватило, боль зажала меня  в  клеши.  Теперь
больнее всего было в животе, руки болели не так  сильно,  но  приступ  -
пугающий, страшный, был слишком долгим.
   Я пролежал на полу всю ночь и изрядную часть  утра.  Лужа  крови  под
моей головой подсохла и стала липкой. Лицо у меня было  словно  подушка,
набитая комковатым песком. Внутри во рту были  ссадины,  они  горели,  и
языком я ощущал пеньки сломанных зубов.
   В конце концов я приподнял голову.
   Приступа не последовало.
   Я лежал в задней части  холла,  неподалеку  от  лестницы.  Жаль,  что
спальня наверху.  И  телефон  тоже.  Может,  я  вызвал  бы  какую-нибудь
помощь... если бы взобрался по лестнице.
   Я осторожно попытался пошевелиться, боясь того, что может  случиться.
Подвигал руками, ногами, попытался сесть. Не вышло. Собственная слабость
просто пугала. Руки-ноги дрожали. Я продвинулся  по  полу  на  несколько
дюймов, все еще полулежа. Добрался до лестницы. Я лежал - бедро на полу,
плечо на ступенях, голова тоже, руки бессильно  лежат...  опять  приступ
боли.
   "Господи, - подумал я, - сколько же еще?"
   В следующий час я заполз еще на три ступени, и снова  меня  скрутило.
"Уже далеко забрался, - тупо подумал  я.  -  Но  дальше  не  полезу.  На
лестнице гораздо удобнее лежать, чем на полу, если не шевелиться".
   Я и не шевелился. Мне было хорошо, я устал, мне было лень двигаться.
   Прошли века.
   В дверь позвонили.
   Кто бы это ни был, я никого не хотел видеть. Кто бы это  ни  был,  он
заставит меня двигаться. Я уже не хотел помощи, только покоя. Дайте  мне
только время и покой, и я оклемаюсь.
   Снова позвонили.
   "Пошел ты, - подумал я. - Мне и одному хорошо".
   Мне показалось, что мое желание исполнилось, но затем я услышал,  как
кто-то вошел через черный ход. Выломанная  дверь  открылась  от  слабого
толчка.
   "Только не ден Релган, - в жалком страхе подумал я. - Только  не  ден
Релган... только не он".
   Это, конечно же, был не он. Это был Джереми Фолк.
   Это был Джереми. Он осторожно вошел и позвал:
   - Эй... Филип?
   И так и застыл, войдя в холл.
   - Господи Иисусе, - бесцветно сказал он.
   - Привет, - ответил я.
   - Филип, - он наклонился ко мне. - Твое лицо...
   - Да.
   - Что я могу сделать?
   - Ничего, - ответил я. -  Посиди  тут...  на  лестнице.  -  Язык  еле
поворачивался во рту. "Прямо как у Мэри, - подумал я. - Как у Мэри".
   - Но что случилось-то? Ты на скачках упал, что ли?
   Он сел на нижней ступени, у моих ног, неуклюже  сложив  свои  длинные
ноги.
   - Но... кровь. Ты весь в крови... все лицо. Волосы. Везде.
   - Оставь, - сказал я. - Уже высохло.
   - Ты можешь смотреть? - спросил он. - У тебя глаза...  -  Он  осекся,
видимо, не желая говорить мне.
   - Одним глазом вижу, - сказал я. - Этого достаточно.
   Конечно же, он захотел сдвинуть меня, смыть  кровь,  привести  все  в
порядок. Я же хотел остаться  на  месте,  не  желая  при  этом  спорить.
Безнадежно. Я  убедил  его  оставить  меня  там,  где  я  лежал,  только
сославшись на судороги.
   Он еще сильнее перепугался.
   - Я вызову врача.
   - Просто заткнись, - сказал я. - Я в порядке.  Говори,  если  хочешь,
только ничего не делай.
   - Ладно, - сдался он. - Тебе принести чего-нибудь? Чаю или что?
   - Поищи шампанского. В буфете на кухне.
   Он посмотрел на меня так, будто я спятил. Но шампанское  было  лучшим
из известных мне  тоников  практически  при  всех  болезнях.  Я  услышал
хлопанье пробки, и он тут же вернулся с двумя  стаканами.  Поставил  мой
стакан с левой стороны, у моей головы.
   "Ладно,  -   подумал   я.   -   Разберемся.   Когда-нибудь   судороги
прекратятся". Я неуклюже пошевелил рукой и вцепился в  короткий  широкий
стакан, попытавшись подтянуть его ко рту. Мне удалось сделать по крайней
мере три солидных глотка, прежде чем меня снова скрутило.
   На сей раз испугался Джереми. Он подхватил выпавший у  меня  из  руки
стакан, его губы затряслись. А я просто сказал сквозь зубы:
   - Подожди.
   В конце концов судорога отпустила меня, и я подумал, что на  сей  раз
она была не такой долгой или не такой жестокой. Видать, и в самом деле я
пошел на поправку.
   Убедить людей оставить тебя в покое порой отнимает сил  куда  больше,
чем ты можешь позволить себе  на  это  потратить.  Добрые  друзья  могут
довести до изнеможения. Хотя я был благодарен Джереми за  компанию,  мне
хотелось бы, чтобы он прекратил суетиться и посидел тихо.
   В дверь снова позвонили, и, прежде чем я сказал ему не открывать,  он
пошел к двери. На душе у меня стало еще поганее. Слишком много гостей.
   Этим гостем оказалась Клэр - она пришла, потом что я ее пригласил.
   Она опустилась на колени рядом со мной и спросила:
   - Ты ведь не упал, правда? Кто-то избил тебя, да?
   - Хлебни шампанского, - сказал я.
   - Да. Все в порядке.
   Она встала и пошла за стаканом, обсуждая мое поведение с Джереми.
   - Если он хочет лежать на лестнице, пусть лежит. Он тысячи раз  падал
и ломался. Он знает, что лучше.
   "Господи, - подумал я. - Девушка, которая понимает. Невероятно".
   Они с Джереми засели на кухне и стали пить мое вино.  А  на  лестнице
дела пошли лучше. Я осторожно попробовал пошевелиться - спазмов не было.
Я выпил  немного  шампанского.  Рот  драло,  но  мне  стало  получше.  Я
почувствовал, что вскоре смогу сесть.
   Снова позвонили в дверь.
   Прямо поветрие какое-то.
   Клэр подошла отпереть дверь. Я был уверен, что она не впустит никого,
кто бы это ни был, но это оказалось невозможным. Девушка, позвонившая  в
дверь, не собиралась ждать на пороге.  Она  влетела  в  дверь,  снеся  в
сторону протестующую Клэр, и я услышал цокот каблучков - она  шла  через
холл ко мне.
   - Я должна видеть, - безумно кричала она. - Я должна  убедиться,  что
он жив!
   Я  узнал  ее  голос.  И  мне   незачем   было   смотреть,   как   это
безумно-прекрасное лицо при виде меня застыло от потрясения.
   Дана ден Релган.

ГЛАВА 17

   - О, Господи, - проговорила она.
   - Я, - ответил я распухшими губами, - жив.
   - Он сказал, что вас просто... приложат...
   - Мордой об пол, - добавил я.
   - Ему было все равно.  Он  словно  не  понимал...  если  бы  они  вас
убили... к чему бы это привело. Он просто сказал, что их никто не видел,
их никогда не возьмут, так чего же волноваться...
   - Значит, вы знаете, кто это сделал? - решительно спросила Клэр.
   Дана тревожно глянула на нее.
   - Мне надо поговорить с ним. Наедине. Понимаете?
   - Но он... - Клэр осеклась. - Филип?
   - Все в порядке.
   - Мы будем на кухне, - сказала Клэр. - Кричи, если что.
   Дана подождала, пока она уйдет, а затем  уселась  рядом  со  мной  на
лестнице полулежа, чтобы быть поближе ко мне. Я смотрел  на  нее  сквозь
щелочку меж век одним глазом. Вид у нее был безумный и встревоженный, но
я не  понимал,  почему.  Конечно,  она  волновалась  не  за  мою  жизнь,
поскольку теперь она видела, что я  жив.  И  не  из-за  моего  молчания,
поскольку самое ее присутствие было признанием, что дело могло  обернуть
для меня еще хуже. Золотистые волосы мягко падали вперед, словно  готовы
были коснуться меня. Аромат ее духов я ощущал даже своим разбитым носом.
Шелк ее блузки щекотал  мою  руку.  Этот  голос  с  каким-то  вселенским
акцентом... он умолял.
   - Пожалуйста, - сказала она, - прошу вас.
   - Пожалуйста... что?
   - Как мне упросить вас?
   "Она, - подумал я, - невероятно привлекательна даже в таком волнении.
Я только раз видел ее прежде, и не чувствовал  этого,  поскольку  раньше
она только мимоходом дарила меня пустой, ничего не значащей  улыбкой,  а
теперь она со всей мощностью переключилась на меня. Я уж  начал  думать,
что, если смогу, помогу ей".
   - Пожалуйста, отдайте, - горячо просила она, - отдайте  то...  что  я
написала для Джорджа Миллеса.
   Я  лежал  молча,  закрыв  подбитый  глаз.  Она  неверно  поняла   мое
бездействие и разразилась потоком пылких молений.
   - Я знаю, что вы будете думать... как я смею просить вас, когда  Ивор
так обошелся с вами... как я могу  ожидать  малейшего  одолжения...  или
милости... или доброты... - В голосе ее мешались стыд, гнев, отчаяние  и
вкрадчивость. Они накатывали волнами, сменяя друг друга. Просит  милости
для своего отца?.. мужа?.. любовника? Избить до полусмерти - не такое уж
легкое дело, но она весьма успешно  пользовалась  этим  в  разговоре.  -
Пожалуйста, умоляю вас, отдайте!
   - Он вам отец? - спросил я.
   - Нет. - Вздох, шепот, вздох.
   - Тогда кто?
   - Мы... у нас была связь.
   "Недоговариваешь", - холодно подумал я.
   - Пожалуйста, отдайте мне те сигареты, - сказала она.
   Что? Я не понимал, о чем она говорит.
   Стараясь не мямлить, стараясь, чтобы моя медленная речь звучала ясно,
я проговорил:
   - Расскажите мне... о ваших отношениях... с ден  Релганом...  и...  с
лордом Уайтом.
   - Если я вам расскажу, вы отдадите? Пожалуйста, пожалуйста, отдайте!
   Мое молчание она растолковала по крайней мере как возможную  надежду.
И поспешила объяснить. Речь ее то  и  дело  сбивалась,  затем  наступало
неверное молчание. И  во  всей  ее  речи,  покаянной  и  оправдательной,
звучало одно - бедная я, маленькая, мной воспользовались, я ни в чем  не
виновата.
   Я открыл распухший глаз и посмотрел на нее.
   - Я жила с ним два года... мы не были женаты, все было не  так...  не
как семья... "Просто секс", - подумал я.
   - Вы говорите как он, - сказал я.
   - Я актриса. - Она слегка вызывающе помолчала,  ожидая,  что  я  буду
спорить, но я не собирался. - Очень хорошая актриса, смею вам заметить.
   "Он что,  ее  по  каталогу  "Эквити"  ("Эквити"  -  профсоюз  актеров
Великобритании.)  искал?"  -  язвительно  подумал  я,  но  спросить   не
удосужился.
   - Прошлым летом, - сказала она, - Ивор пришел  прямо-таки  сияя,  его
осенила блестящая идея. Он был так собой доволен... сказал,  если  бы  я
помогла ему, то он меня не обидел бы... в смысле, он хотел сказать...  -
Она осеклась, но было понятно, что он  имел  в  виду.  Не  обидел  бы  в
финансовом смысле. Эвфемизм для жирной взятки.
   -  Он  сказал,  что  на  скачках  есть  человек,   с   которым   надо
пофлиртовать. До тех пор он обычно не брал меня на скачки. Но он сказал,
чтобы я пошла с ним и назвалась его дочерью, чтобы посмотреть, может  ли
этот человек клюнуть на меня. Понимаете ли, это было как бы в шутку.  Он
сказал, что у него репутация холодного, как снег,  человека,  и  что  он
хочет подшутить над ним... Вот  так  он  сказал.  Он  сказал,  что  этот
человек всем видом показывает, что готов на  сексуальные  приключения...
по-особому поглядывает на хорошеньких девушек, похлопывает их по руке...
вы понимаете.
   Я подумал, как это, должно быть, странно быть  хорошенькой  девушкой,
если считаешь, что для человека в годах  вполне  нормально  искать  себе
сексуального партнера, и ждешь, что тебя похлопают по ручке.
   - И вы пошли, - сказал я.
   Она кивнула.
   - Он такой  лапочке...  этот  Джон  Уайт.  Это  оказалось  просто.  В
смысле... он нравился мне. Я  просто  улыбнулась...  и  он  мне  тут  же
понравился... и я ему... словом, Ивор сказал  правду,  он  действительно
подыскивал девушку. И вот я подвернулась.
   "Вот она и подвернулась, - подумал я, - красивая и не слишком глупая,
и попыталась поймать его". Бедняга лорд Уайт заглотил крючок потому, что
сам этого хотел. Его годы и ностальгия по юности обманули его.
   - Конечно же, Ивор намеревался использовать Джона.  Я  видала  это...
это было так ясно, но я в этом не видела  никакого  вреда.  В  смысле...
почему бы и нет? Все было прекрасно, пока мы с Ивором не отправились  на
неделю  в  Сен-Тропез.   -   Прелестное   личико   затуманилось   гневом
воспоминаний. - И этот чертов фотограф написал Ивору... сказал  оставить
в покое лорда Уайта, или иначе он покажет ему те наши снимки...  меня  с
Ивором... Ивор просто побагровел,  я  никогда  не  видела  его  в  такой
ярости... только на этой неделе.
   Как я понял, нам одновременно пришла в  голову  мысль,  что  на  этой
неделе мы оба стали свидетелями того, как взбеленился ден Релган.
   - Он знает, что вы здесь? - спросил я.
   - Господи, нет! - Вид у нее был перепуганный. -  Он  не  знает...  он
ненавидит наркотики... мы только об этом и скандалили...  Джордж  Миллес
заставил меня написать этот список... сказал, что покажет снимки  Джону,
если я откажусь... я  ненавидела  Джорджа  Миллеса...  Но  вы...  вы  же
отдадите их  мне,  правда?  Пожалуйста...  пожалуйста...  вы  же  должны
понять... это же уничтожит и меня, и  всех,  кто  замешан...  Я  заплачу
вам... если вы отдадите его мне.
   "Решающий момент", - подумал я.
   - Что я должен... отдать вам? - спросил я.
   - Да ту обертку от сигарет, конечно же. С записями.
   - Да... почему же вы писали на сигаретной обертке?
   - Я написала на обертке красным фломастером...  Джордж  Миллес  велел
мне написать список, и я сказала - ни за что, а он велел написать список
красным фломастером на целлофановой сигаретной обертке,  и  что  я  могу
после этого говорить, что это не я  сделала,  -  кто  воспримет  всерьез
какие-то  каракули  на  обертке...  -  Внезапно  она   замолчала   и   с
проснувшимся подозрением спросила:
   - Ведь она у вас,  да?  Джордж  Миллес  отдал  ее  вам...  вместе  со
снимками... разве не так?
   - Что вы написали... в этом списке?
   - Господи? - сказала она. - У вас его нет! А я-то пришла...  все  вам
рассказала... и все зря! У вас его нет... - Она резко встала.  Бешенство
стерло красоту с ее лица. - Ты, дерьмо! Жаль,  что  Ивор  не  пристрелил
тебя. Надо было добить наверняка. Надеюсь, что тебе больно!
   "Ну и надейся себе, - спокойно подумал  я.  Меня  на  удивление  мало
заботила релганова расплата. Я  поломал  ему  жизнь,  он  переломал  мне
кости. - В целом переживу, - подумал я. - Мои-то беды пройдут".
   - Скажите спасибо, - сказал я.
   Однако она была слишком взбешена тем, что ей пришлось все выдать. Она
пролетела через холл в своих шелках и облаке духов  и  хлопнула  дверью.
Воздух после нее весь дрожал от  ее  бабской  злости.  "Хорошо  хоть,  -
подумал я, - что весь мир не забит Данами ден Релган".
   Клэр и Джереми высунулись из кухни.
   - Чего ей было надо? - спросила Клэр.
   - Того... чего у меня нет.
   Они начали  расспрашивать  меня,  что  тут  вообще  произошло,  но  я
ответил:
   - Завтра... завтра расскажу.
   И они отстали от меня. Клэр села возле меня  на  лестнице  и  провела
пальцем по моему лбу.
   - Худо тебе? - спросила она.
   Я не хотел отвечать "да". Я просто спросил:
   - Который час?
   - Половина четвертого... четвертый час. - Она посмотрела на  часы.  -
Двадцать минут четвертого.
   - Перекусите, - сказал я, - вместе с Джереми.
   - Тебе чего-нибудь принести?
   - Нет.
   Они разогрели суп  и  хлеб  и  подкрепились.  "Единственный  день,  -
проползла в голове глупая мысль, - который я провалялся на лестнице".  Я
чуял запах пыли в ковре. У  меня  болело  все,  болело  без  конца,  все
затекло, боль была мучительной, жгучей, но все же  это  было  лучше  тех
приступов. "Скоро, - подумал я, - я просто не смогу  не  двигаться.  Это
знак, что все приходит в порядок..." Мне страшно необходимо было пойти в
туалет.
   Я сел, привалившись к стене.
   Не так плохо. Не так плохо. Судорог нет.
   Значительное улучшение в работе всех мышц. Память о былой силе уже не
была такой отдаленной. Я подумал, что, если попытаюсь, то встану.
   Клэр и Джереми вынырнули из кухни и вопросительно воззрились на меня.
Я безо всякой гордости принял их протянутые руки, чтобы опереться на них
и выпрямиться.
   Меня шатало, но я стоял.
   И никаких судорог.
   - И что теперь? - спросила Клэр.
   - Пи-пи.
   Они рассмеялись. Клэр пошла на кухню, Джереми взял меня  под  руку  и
повел через холл, пробормотав что-то насчет того, что надо  бы  смыть  с
пола подсохшую кровь.
   - Не беспокойся, - сказал я.
   - Не проблема, - ответил он.
   В ванной я уцепился за вешалку для полотенца и  заглянул  в  зеркало,
чтобы посмотреть, что у меня с лицом.  Распухшая,  уродливая  морда.  Не
узнаешь. Местами ободранная. Местами  темно-красная.  Вся  в  запекшейся
крови - волосы из-за этого торчат во все стороны. Один глаз  заплыл,  от
другого осталась щелочка. Разбитый багровый рот.  Два  выбитых  передних
зуба.
   "Придется подождать недельку, - со вздохом подумал я.  -  У  боксеров
такое все время, причем добровольно. Тупые гориллы".
   Опорожняя мочевой пузырь, я не только  остро  почувствовал,  что  мне
изрядно повредили брюшную полость, но еще и успокоился. Крови в моче  не
было. Наверное, кишкам досталось, но ни разу ни ботинок,  ни  копыто  не
попало со всей силой прямо по почкам. Мне повезло.  Невероятно  повезло.
Слава тебе, Господи.
   Я налил в раковину немного теплой воды и смыл губкой  часть  засохшей
крови. В целом это вряд ли помогло делу - ни физиономия, ни состояние от
этого лучше не стали.  Под  кровью  были  другие  ссадины  и  порезы.  Я
осторожно промокнул вымытые участки полотенцем. "Остальное подождет",  -
подумал я.
   Где-то в холле что-то рухнуло.
   Я распахнул дверь и увидел Клэр, с встревоженным видом выбежавшую  из
кухни.
   - С тобой все в порядке? - спросил я. - Ты не упала?
   - Нет... наверное, Джереми.
   Мы неторопливо пошли к парадной двери, чтобы посмотреть, что  он  там
уронил... и обнаружили самого Джереми, лежавшего лицом на полу на пороге
проявочной. Тазик, что был у него в руках, выплеснулся и залил водой все
вокруг. И еще запах... сильный запах тухлых яиц. Я  знал  этот  запах...
Я...
   - Что... - начала было Клэр.
   "Иисусе", - подумал я, и это  была  молитва,  а  не  богохульство.  Я
вцепился в руку Клэр и поволок ее к парадной двери. Распахнул ее.
   - Стой тут, - приказал я. - Стой тут. Это газ.
   Я набрал полные легкие темного холодного воздуха и бросился назад.  Я
чувствовал себя  таким  слабым...  такое  отчаяние...  Я  склонился  над
Джереми, схватил его  за  оба  запястья  и  поволок  по  белому  кафелю,
чувствуя смертельную дрожь в ослабевших руках и ногах. Я вытащил его  из
проявочной, проволок через холл к парадной  двери.  Недалеко.  Не  более
десяти футов. Мои собственные легкие жаждали воздуха... но не  такого...
не запаха тухлых яиц.
   Клэр схватила Джереми за руку и потащила его вместе со мной, и так мы
выволокли его бесчувственное тело на улицу. Я захлопнул за собой дверь и
опустился на колени на  холодную  дорогу.  Меня  тошнило,  я  задыхался,
чувствуя себя абсолютно беспомощным.
   Клэр уже колотила в соседнюю дверь. Она  вернулась  вместе  с  жившим
рядом учителем.
   - Дышите... в него... - проговорил я.
   - Изо рта в рот?
   Я кивнул.
   - Ладно.
   Он опустился на колени рядом с Джереми и без вопросов стал делать ему
искусственное дыхание. Это  он  умел.  Клэр  исчезла,  но  через  минуту
вернулась.
   - Я вызвала неотложку, - сказала она, - но они хотят  знать,  что  за
газ. Они говорят, в Ламборне газа нету. Они хотят знать... что привезти.
   - Респиратор. - У меня у